Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Дом, в котором | +29 |
Пирамида | +18 |
Собрание сочинений в 6-ти томах. Том 5 | +9 |
Складень | +7 |
S.N.U.F.F. | +5 |
Леонид Леонов. Пирамида
Великий - по своей недоступности, осложнению для чтения - и большой - по объёму, и по количеству буковок на страницу
- русский роман.
Роман, где даже диалог выражается в многостраничные монологи, где плутовская авантюра, по цирковому - "Андерманир штук!" - превращается в философскую штудию ....
"Ручная сборка". Кортасар невнятней , но проще. Роман о том, о чём ещё писать столетия: о Сталине, как это ни много и не мало. О Времени, с большой буквы....
Великий - по своей недоступности, осложнению для чтения - и большой - по объёму, и по количеству буковок на страницу
- русский роман.
Роман, где даже диалог выражается в многостраничные монологи, где плутовская авантюра, по цирковому - "Андерманир штук!" - превращается в философскую штудию ....
"Ручная сборка". Кортасар невнятней , но проще. Роман о том, о чём ещё писать столетия: о Сталине, как это ни много и не мало. О Времени, с большой буквы.
Такого объёма перечитывается только один роман: "Братья Карамазовы" - пусть раз в десять лет, пусть раз в двадцать пять лет, пусть - украдём у Дмитрия Горчева - " каждые одиннадцать лет, но один раз в жизни"...
О, да - они были знакомы: Леонид Леонов и Михаил Булгаков: Крым, Коктебель, Волошин (вот уж действительно "демон" ранней советский литературы: поставь хаштег и вывалится такое созвездие имён: на оба полушария ночного неба... ). И уйма параллелий, хотя и лукавил Леонид Леонов, что не читал "закатного романа" ....
Но вот история какая: ведь оба романа об одном, о Времени, да только вот Булгаков свой писал "во время", а Леонова "после" - когда из "пирамиды" был вынесен "герой".
В "награду" у Булгакова - Гоголя могильная Голгофа, а у Леонова (отнюдь не за "Пирамиду") звезда злотая Героя Соцтруда...
Да вот и роман свой Леонид Леонов "закончил" (да просто скомкал, скомпоновал тот текст, что неизбывен, бесконечен (да как и Булгаков) перед смертью... Ему было что сказать: жаль, что не всё: он просто не успел.
Он видел "всё": марш похоронный, оттепели наледь...
Вот именно, что наледь: как гениально всё "уконтропупил"
Сергей Иванов Чудаков:" Что такое Болдинская осень /Я не знаю - в Болдино зима"...
Ни прибавить, ни убавить.
Конечно, будучи врачём, как минимум от Бога (перечитайте "'Морфий" и рассказы рядом), Булгаков знал что умирал: так и писал, "как раз в последний": искристо, звонко, как "одессит": прожженный был фильетонист? - нет-нет: писатель и, наверняка от Бога.... И был он своевремен, но навечно. Бывает так.
А Леонид Леонов писал как ветеран, как "инвалид эпохи": был очень зряч и вдумчив: за сорок пять лет, что отданы роману, прошло в державе нашей просто всё: и вынос маршала из мавзолея (из лабрадора или как там пирамиды), и то: - "Поехали!" с гагаринский улыбкой, и Перестройки раскардаш, и криминальные братки...
Написано (здесь бы Булгаков усмехнулся), сильно написано и, как в Одессе говорят: "... Это больно..."
Роман о Великой Магистральной Линии, заменившей, заменявшей и заменяющей национальную идею, - какая есть совсем не парадокс, а закон, присущий самой идее государственного обустройства, собирающий, сбивающий народ, населяющий эти территории в историческую общность – «орду», с её «ясаком», в Родину…
Советско-социалистическая ментальность?... – но, поскреби любой народ, даже «очень цивилизованной национальности», и тебя ослепит мощным прожектором локомотива и оглушит сумасшедшим грохотом...
Советско-социалистическая ментальность?... – но, поскреби любой народ, даже «очень цивилизованной национальности», и тебя ослепит мощным прожектором локомотива и оглушит сумасшедшим грохотом сотня опломбированных вагонов, ожесточенно лупцующих своими круглыми бесконечными пятками колес о бесчисленные стыки магистральной Линии. Несётся «нулевой»…
Роман не только о жизни - (секс, насилие, любовь) - Ивана Ардабьева (прозванного Дон Домино не только за отчаянное вколачивание костяшек домино в столешницу, но и за …), не только о жизни Родины (вернее о любви Родины, которая любит странно: жестокий и насильственный «секс», размазанный по табуированному пространству и времени, и о любви к Родине6 сквозь, вернее вопреки, «капустный» запах и женщин, и самой Родины…), но и роман о Девятой Станции. И совсем не странно, что «Роман о Девятой Станции» так чудно рифмуется теорией Льва Гумилева о рождении, расцвете и гибели стран и цивилизаций (со всеми их ксениями ,химерами, сломами и «достоевскими» надрывами) – как срисованная калька. Это отличительная черта прозы Юрия Буйды, у которого даже сквозь текст короткого рассказа проступает эпос (текст уже вне времени и пространства, вернее не вне, а применимый к уже любому времени и пространству).
Это «Роман о Родине», нашей Родине и её «винтиках», о нашей Родине, которая (если кощунственно перефразировать, переврать Андрея Платонова) «без КАЖДОГО винтика неполна…»
А Андрея Платонова и Юрия Буйду связывает не только «паровозная тема» (которая совсем не дань стим-панку, а нечто более глубинное, по-чеховски «степное»: когда дрога-просто-направление перековывается в направление железное), но и отношение – только свое, узнаваемое и сугубо личное – к языку. Свой стиль . Среди массы, тьмы легионов, нынешних безликих текстов, текст Юрия Буйды узнаваем, также узнаваем, как сразу узнаем текст Андрея Платонова.
Роман, как и вся проза Юрия Буйды, для многократного прочтения.
Это цикл рассказов, объединенных общностью места и персонажей. Жунгли, Жукова гора, Кандаурово,тяготеющие не столько к Москве (в которую Жунгли, - под официальным названием Вторая Типография, - и входят территориально), сколько к Чудову (маленький городок километрах в пяти к югу от Жунглей). Город Чудов - он же Город Палачей (так был назван роман Юрий Буйды, ставший, после публикации в журнале «Знамя» в 2003, не только одним из самых ярких литературных событий года, до и пожалуй «эталоном»...
Вот уже третье десятилетие Юрий Буйда «сшивает» свои великолепные тексты, а, по преимуществу, рассказы (по моему мнению, он на сегодня лучший рассказчик в современной русской литературе), в основном в два цикла (а каждый цикл это единое и постоянно пополняемое, живое пространство, с всеми метаморфозами и перерождениями «живого» организма) - «прусский цикл» (сборник «Прусская невеста» ,возросший до сборника «Все проплывающие», роман «Кенигсберг», автобиографическая фантазия «Вор, убийца, шпион», ....) и «чудовский цикл»(«ещё» роман «Город Палачей», «вылупившийся» из текста 1989 года «Птичье дерево» ( вернее из структуры мифопостроения, структурной матрицы), сборник «Жунгли», роман «Синяя кровь», повесть «Яд и мёд» (продолжающий фантастическую магию рассказа «Аталия» - чертовски завораживающего текста) и россыпь рассказов в журналах последних лет, например «Мерзавр» и подборка «Йолотистое моё йолото» и пр....)
Принято (тренд вот такой сейчас) говорить о «мирах» различных авторов - мир того, мир сего.... Но, вот в чём штука, - мир не может крутиться вокруг одного героя и, притянутых к нему событиями, остальных персонажей, - это далеко не мир.... Ведь любой мир зиждется на мифе и, по «гамбургскому счету», по целостности и непротиворечивости «мирообразующего» мифа,по силе эпичности любого рассказа Юрия Буйды, в сегодняшней большой русской литературе, - а Юрий Буйда это «очень большая» (выверенный и безукоризненный стиль, и невероятный объём мыслящей и непротиворечивой, - в своих координатах, - «миросозерцательности») и «очень русская» (мало кто из нынешнего поколения писателей унаследовал «такое» великолепие русского языка) литература, - можно, без всяких оговорок, говорить только о Мирах Юрия Буйды: где и Прусский Мир и Чудовский Мир, и Мир Нечто (вспомним хотя бы феноменальный текст роман «ое животное»).
Но вернемся в «Жунгли» - если в Городе Палачей это скопление пыльных одноэтажных домиков, где издревле селились палачи и их потомки, отделенные от Африки (Африка? что за Африка? - для снятия подобных вопросов, настоятельно рекомендую изучить «матчасть», а, именно - приглашаю на страницы романа «Город Палачей») рекой, то в «Жунглях», Жунгли и город Чудов уже «разъехались» на пять километров, - но на то и магия «животворящего» мифа и приличествующей ему магии магического реализма. 17 рассказов - и, если, на первый взгляд, - только на первый взгляд, - первые два рассказа, «Лета» и «Казанский вокзал», как бы «выламываются» из тела сборника, - то это ощущение очень обманчиво: надо просто , ну, не совсем просто, а медленно и вдумчиво их перечитать, будучи уже «отягощенными» содержанием всего сборника. И окажется, что эти два рассказа это два входа из внешнего мира в «Чудовский Мир», а соответственно и выхода, для, скажем так, «вершков» и «корешков» Мира Города Палачей.
Магия Юрий Буйды заключается и в том, что любой его текст предназначен не столько для прочтения, сколько для бесчетного перечитывания - для «вживления» в этот чудесный и страшный (как любая реальность) мир.
текст с большой буквы - Текст - потому как рождает мысли:
1. прислушаемся к автору, вынесшего в подзаголовок слово утопия, - то есть фантазия на тему того лучшего, что ожидает наш мир и нашу цивилизацию..., прочитано: да, не совсем оптимистично - для нас, "читающих оптимистов", вскормленных на сказках о светлом будущем, - но вполне в свете Эдуарда Гиббона (профессиональный историк, который излагал исторические факты, правда, с "наездами" на религию - "История упадка и...
1. прислушаемся к автору, вынесшего в подзаголовок слово утопия, - то есть фантазия на тему того лучшего, что ожидает наш мир и нашу цивилизацию..., прочитано: да, не совсем оптимистично - для нас, "читающих оптимистов", вскормленных на сказках о светлом будущем, - но вполне в свете Эдуарда Гиббона (профессиональный историк, который излагал исторические факты, правда, с "наездами" на религию - "История упадка и разрушения Римской империи" в 8 томах), Освальда Шпенглера (морфолог всемирной истории, см. духтомный "Закат Европы"), Арнольд Тойнби (разработчик теории развития (и гибели :)) цивилизаций - 12 томов "Постижения Истории"), да и Лев Гумилев (основоположник пассионарной теории этногенеза - о закономерностях исторического процесса: как рождаются и умирают этносы: но, если закон работает, то он должен быть применим и ко всей человеческой цивилизации - не так ли?)
2. о смыслах - любой настоящий и стоящий прочтения художественный текст пишется "от балды" - из одной фразы, или из одного слова (а любой образ, ощущение, впечатление - то же слово...), вдруг всплывающих из Ничто, превращаясь в Нечто - вот в этот текст... А текст, в который автором насильно вталкивается окостеневший скелет обговоренного (пускай даже с самим собой) смысла - либо заказной пасквиль, либо лизоода-восхваление, ну или воспитательная методичка, списанная с лекал кодекса "Общества Чистых Тарелок". А уж поиск смысла текста или его смыслов, и расслаивание текста на слои, и их классификация - крест читателя: "...обречены сознанием на смыслы..."
3. "о балде" - почему бы и не якобы ленинское, правда в устной передаче Луночарского (было - не было, так или эдак - дающее право на любые домыслы): "...важнейшим из всех искусств для нас является кино...", и почему бы не тот, но домысленный по тогдашней фактической ситуации вариант: "...когда пролетариат повсеместно безграмотен, важнейшими для нас искусствами являются кино и цирк..." Почему? - ведь исторически неоспорим факт проведенной компании "ликбеза"...
4. о тексте - представим зеркало, что отражает "здесь и сейчас" (буквально всё: все наши правды и неправды, все замыслы и домыслы, фантазии и черные пустоты, где их нет, и все экраны - и кино, и теле, и мониторы всех "компов": военных, невоенных, персональных) - и грохнем, хорошенько размахнувшись, об пол...; затем, особо не заботясь о соблюдении единой базы (хотя бы параллельность отражающего слоя), собираем "зеркальный витраж", обрамляя каждый осколок неуклюжим свинцовым багетом и спаиваем их все вместе в нечто единое и неповторимое, пренебрегая при этом мелкими фрагментами разбитого зеркала и стеклянной крошкой, не взирая на отслоившуюся или отбитую местами амальгаму - и снова вглядываемся в мир: S.N.A.F.F.
5. о Маниту: включаю, выводя на монитор, Pink Floyd...
6. о романе: Большой...
7. о Пелевине: ПЕЛЕВИН.
ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ
Не в торосах льды, а в рыцарских телах,
Что навеки присягнули Королеве Снежной…
Полынья зияет страшным профилем креста –
Ледяной пергамент затянул уж эту неизбежность….
Вновь прикрылся веком омута зрачок,
Что взглянуть рискнул: «…а что же там творится? –
Чьи подковы на копытах, словно каблучок,
Что за свора в танце буйном кружится и мчится?»
И, как будто бы обглоданный тевтонский крест,
В глыбу лезвие вморожено двуручного меча.
Что бы выдернуть его, не нужен...
Не в торосах льды, а в рыцарских телах,
Что навеки присягнули Королеве Снежной…
Полынья зияет страшным профилем креста –
Ледяной пергамент затянул уж эту неизбежность….
Вновь прикрылся веком омута зрачок,
Что взглянуть рискнул: «…а что же там творится? –
Чьи подковы на копытах, словно каблучок,
Что за свора в танце буйном кружится и мчится?»
И, как будто бы обглоданный тевтонский крест,
В глыбу лезвие вморожено двуручного меча.
Что бы выдернуть его, не нужен королевский жест –
Солнца вешнего достаточно луча….
ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
Калитки, что во двор церковный, скрип,
Не будоражит псов чувствительные души –
Сегодня настежь. Грязи только всхлип –
Дорога не просохла – хлябь…. На то они и суши,
Дороги, что, плутая, в храм ведут:
И вербной ветки принимают очищенье…
Не зная, ветер гнул, ломая, этот прут…
Но тоже получил, за то, от всех, прощенье.
И разбегаются по волнам облака –
И льдины их теснят, спеша уверенно с потоком…
И вербам, с мест подтопленных, уже ничья рука
Не в силах...
Калитки, что во двор церковный, скрип,
Не будоражит псов чувствительные души –
Сегодня настежь. Грязи только всхлип –
Дорога не просохла – хлябь…. На то они и суши,
Дороги, что, плутая, в храм ведут:
И вербной ветки принимают очищенье…
Не зная, ветер гнул, ломая, этот прут…
Но тоже получил, за то, от всех, прощенье.
И разбегаются по волнам облака –
И льдины их теснят, спеша уверенно с потоком…
И вербам, с мест подтопленных, уже ничья рука
Не в силах нанести ущерб …. Быть может, только этим строкам
И позволительно внести их в просветлённый храм:
Ведь куполом церковным обернулся купол неба
И как молитва вешний этот шум и гам.
Лежит земля, как освящённая краюха хлеба…
12 апреля
Нам не хватало праздников в апреле:
Был день рождения - Великий Ленин,
Субботник был и с горном пионеры,
И: "Пятилетку - за три года!" - на фанере...
Нам не хватало праздников в апреле:
В День дурака, дурели как хотели,
Второго же - от смеха похмелялись:
По-идиотски все в газеты ухмылялись....
Нам не хватало праздников в апреле:
Что б радость, словно визг на карусели,
Что б дух хватало, как на колесе от чёрта,
Что б в флейту превращалася аорта!
Нам...
Нам не хватало праздников в апреле:
Был день рождения - Великий Ленин,
Субботник был и с горном пионеры,
И: "Пятилетку - за три года!" - на фанере...
Нам не хватало праздников в апреле:
В День дурака, дурели как хотели,
Второго же - от смеха похмелялись:
По-идиотски все в газеты ухмылялись....
Нам не хватало праздников в апреле:
Что б радость, словно визг на карусели,
Что б дух хватало, как на колесе от чёрта,
Что б в флейту превращалася аорта!
Нам не хватало праздников в апреле:
Дождались, а потом офанарели:
"Поехали!" - по-русски так, Гагарин -
И обогнул на шарике наш Шарик!
Нам не хватало праздников в апреле:
И ледоходом площади вскипели!
Майор стоял, для мира целого награда,
А час назад был старшим лейтенантом!
Нам не хватало праздников в апреле:
Обратным счётом всю Вселенную согрели -
Оранжевый скафандр, как настроенье:
На космос мы расширили хотенье!
26.03.2011
Гоголиада
Литература начинается с вешалки
быть может Гоголь,
но, скорее всего, о нём
Шинель в прихожей. Литераторы подходят
И примеряют повесть, иль роман,
К рассказу как бобровый мех подходит...
А сами, нырк, украдкою, в карман:
А ну как Гоголь там рецепт оставил,
А сжечь забыл - хватило "Мёртвых душ" -
Простейший свод легчайших правил:
И удостоен будешь ты лавровых кущ....
В гостиной чёрт уж щиплет пухлую Солоху,
Вакула на него цыганский глаз косит
И чёрт...
Литература начинается с вешалки
быть может Гоголь,
но, скорее всего, о нём
Шинель в прихожей. Литераторы подходят
И примеряют повесть, иль роман,
К рассказу как бобровый мех подходит...
А сами, нырк, украдкою, в карман:
А ну как Гоголь там рецепт оставил,
А сжечь забыл - хватило "Мёртвых душ" -
Простейший свод легчайших правил:
И удостоен будешь ты лавровых кущ....
В гостиной чёрт уж щиплет пухлую Солоху,
Вакула на него цыганский глаз косит
И чёрт боится - будет очень-очень плохо,
Но хвост крысиный страстно так дрожит!
Под ручку Вий с Хомой неспешно ходят:
Бесед ещё им вечности на три...,
От красоты такой аж скулы сводит -
На паночку ты только посмотри!
Оксана в царских, сплошь расшитых, черевичках,
Казаки перед нею треплют гопака...,
На тонких ножках Нос - он гость столичный...,
Стока, строка, ещё одна строка....
26.03.2011
1 апреля
"С днём дурака!" - задорно начинает
Петрушка в балагане свой доклад,
А смех, то падает, то снова нарастает -
Достойный делает Петрушка в праздник вклад:
"Был Пётр, царь который, - пьяница и бабник -
Устав от государев, скажем правду, дел:
Штоф опрокинув, был такой охальник -
У всех придворных дам он изучил строенье стройных тел!
Не стройных тел он тоже, - даже очень! - не гнушался:
Вон, в Эрмитаж набил какие, - Рубенс плачет! - телеса:
Тем...
"С днём дурака!" - задорно начинает
Петрушка в балагане свой доклад,
А смех, то падает, то снова нарастает -
Достойный делает Петрушка в праздник вклад:
"Был Пётр, царь который, - пьяница и бабник -
Устав от государев, скажем правду, дел:
Штоф опрокинув, был такой охальник -
У всех придворных дам он изучил строенье стройных тел!
Не стройных тел он тоже, - даже очень! - не гнушался:
Вон, в Эрмитаж набил какие, - Рубенс плачет! - телеса:
Тем укрепить, духовно, генофонд он постарался -
Не всё же в лики тёмные смотреть, на образа:
Ведь сказано с небес, - ещё когда! - "Плодитесь!"
Но, скучно, если только водка, да постель -
День Дурака придумал Пётр: "Веселитесь!"
Шутить напропалую повелев: "Апрель!"
В указе прописал, мол: "Первого не верить -
Ни государю и ни мужу, ни жене,
Ни канцлеру, решившему отмерить
Вам из казны, не верьте вы вдвойне:
Слуга он просто государев - плоско шутит..."
И скалит зубы, корчит рожи скоморох,
День Дурака он продолжает, мутит, мутит,
Слова бросая в нашу стену, как горох!
26.03.2011
Эта книга из разряда - "продолжения никогда не будет"..., независимо от точки или многоточия эпилога. Автор уже и ни причём: плавание началось, и плавание не каботажное, в прибрежных и мелководных водах, а кругосветное плавание вокруг этих 900 станиц, превратившихся в один большой глобус Мира Дома.... Будут, будут у этого Мира и Колумбы, и Магелланы, и корсарские рейды Дрейка.... На то он и Мир.
Или украдём у Кортасара: "на 900 станицах вокруг Мира".
Для такой книги...
Или украдём у Кортасара: "на 900 станицах вокруг Мира".
Для такой книги написать продолжение - это убить и всю магию и очарование "канонического" текста грубым вскрытием (эксгумация - есть такой патологоанатомической термин в судебно-следственной практике: сиквел - патология незрелой прозы...).
Всякая магия строится на "некоторой" необъяснимости, практической мифологии и забытых и навсегда потерянных крупицах главной тайны: ведь жёсткие цепочки причинно-следственных связей необратимо и навсегда убивают всяческую магию, тем более непоправимо реальную.
Это очень большая проза - можно поздравить и русскую литературу и нас, читателей: на фоне неудержимо плодовитых словоРублев, это событие. Такое и миру "предъявить" не зазорно, как и Стругацких или Пелевина.
Книга писалась долго и для себя, как в стол, а значит с трепетом и любовью: так Шакал Табаки (плут и авантюрист, трикстер, Локи этого мифа) собирал, подбирал и множил свою коллекцию (и не только неопознанных вещей, не только: вчитайтесь ещё раз в последнюю главку эпилога).
Параллелей, при чтении, возникает множество, но все они сходятся, при этом рождая свой слой, свой уровень, достигнув "горизонта" - в "Дом, в котором..." Здесь и Голдинг ("Повелитель мух"), здесь и Кен Кизи ("Пролетая над гнездом кукушки"), здесь и братья Стругацкие ("Пикник на обочине") и примыкающий к "пикнику" Киплинг ("Сталки и компания"). А, и сама атмосфера Дома, и - "гениальный Пиросмани" Дома, Леопард, -отсылают к Ягуару Варгоса Льосы ("Город и псы"). Самая первая, конечно, параллель - "Дом, который построил Джек" (быть может это он и есть - Яхве этого Мира, и это его чёрная широкополая шляпа с ожерельем крысиных черепов вместо ленточки на тулье?)
Читать эту Книгу - большое удовольствие. Это как вступить, поселиться в "Зоне" Пикника, делая смертельно опасные вылазки (прыжки, улёты) в Наружность. Это погрузиться в совершенно особый Мир Дома, с его многоуровневой системой мифов, с мифологией, где прописаны, нашептаны (это как намолены) и свои боги, и топография, и табу, и законы: "библейский" фольклор Ночей Сказок, информационные поля расписанных, разрисованных стен. И касты-племена: стаи, соплеменники, и всё, что порождает любое расслаивание и разделение: мы все социально близки и во вражде и в распрях, доходящих до войн, и в дружбе и в состоянии вялотекущего нейтралитета, и в ожидании Исхода.... Но это уже совершенно другая и тема и история...
Книгу надо читать: Сфинкс, Курильщик, Слепой, Лорд, Шакал Табаки и многие другие ждут нас и за порогом своего Дома, и в Лесу...
Книга издана превосходно - отдельное спасибо за оформление обложки Студии Артемия Троицкого: тактично в стиле приглушенного гранжа - как открытая дверь в Мир Дома!
Шрифт очень читабелен и располагает к вдумчивому и комфортному чтению. Белая бумага и чёткий шрифт допускают и настенное бра!
Неоценим вклад города Киева, матери городов русских, в русскую словесность ХХ века, да и не только: на века все остальные. Вот только три имени, - и каких! - прописавшихся из киевской квадратуры и кубатуры в вечность:
1. Булгаков ("...На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк..." - сам о себе, когда затравили...);
2. Ахматова ("Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью..." - это Гумилев о жене...);
3....
1. Булгаков ("...На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк..." - сам о себе, когда затравили...);
2. Ахматова ("Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью..." - это Гумилев о жене...);
3. Сигизмунд Доминикович Кржижановский....
Сигизмунд Кржижановский - писатель без рукописей и без могилы..., и, если посмертным "даром" малороссийца Гоголя малороссийцу Булгакову стал хотя бы могильный камень, то малороссийца Кржижановского он же просто "одарил" безвестными семью пядями кладбищенской московской земли.... Так и покоится их прах под общим покрывалом московского дёрна, как в братской могиле..., вот только Кржижановскому выпало лежать тем неизвестным и безымянным, - осталась лишь самоэпитафия из "Записных тетрадей" (которые тоже прописались в этом томе): "Когда умру, не мешайте крапиве разрастаться надо мной: пусть и она жалит".... Замело, беспросветно замело Сигизмунда Доминиковича красным снегом....
Да, о красном снеге: "Красный снег", несомненно, главная находка-сокровище в затерявшемся на десятилетия "киевском архиве" писателя, но: "...рукописи не горят...", хотя у Кржижановского это машинописи. Нашелся архив - и превратил 5-томник в 6-томник.
"Красный снег" текст фантастический, - самая совершенная и по композиции, и по стилистике и языку, и по смыслам, вещь Кржижановского, самая глубоко задвинутая автором "в стол". Самая смертельно опасная и для автора и для всего его творчества - всплыви он в конце тридцатых, когда свирепствовала эпидемия "...щина" - и ни автора, ни текстов, ни тем более архивов и ближнего круга: в пепел....
Концентрированная суть Кржижановского, как писателя и мыслителя: до того, как стать писателем, Кржижановский 30 лет был философом и долго боролся перед выбором: кем быть? - писателем, философом дальше.... Но философский след - на всё творчество - совершенно новая литература, которой до него не было и которую мы "прозевали", и время задвинуло и автора и его тексты поглубже, в глубь беспамятства: а, был ли мальчик?
Да, можно сравнивать Кржижановского и с Кафкой, и с Борхесом, и с ..., но - он другой и, "откройся" он раньше, то и Кафку, и Борхеса, и ..., сравнивали бы с ним.
Что это - "философский реализм", "смысловой реализм" или "миросозерцательный"?
Не знаю, несомненно одно - "Красный снег" это ещё одна недостижимая для остального литературного мира русская планка в литературе, как "Братья Карамазовы" в большом романе, как "Мастер и Маргарита" в мистике.
Кроме "Красного снега", в томе V "сокровище" - "Записные тетради". Вот их точно, нельзя комментировать - как, скажите комментировать, например, "Непричёсанные мысли" Станислава Ежи Лец?
Если «прогуляться» по тому V, то обязательно наткнетесь на тематическую заявку Кржижановского «История ненаписанной литературы», где Сигизмунд Доминикович «застолбил» поразительную мысль: «Вся наша литература — генеологическое древо пушкинских сюжетов, многообразно ветвящихся и дающих сложные сочетания». И предлагает привести перспективу примеров.
«Тронуто — пойдено!» (это уже «Из архива Пруткова-внука») — привожу пример: Кржижановский, пьеса «Тот Третий». Канва — Александр Сергеевич, незаконченные «Египетские ночи», «наполнение и дополнение: Шекспир «Антоний и Клеопатра» и Бернард Шоу «Цезарь и Клеопатра». Кстати, в театральном» IV томе Шекспиру отведено 230 стр., Пушкину — 82 стр. и Шоу — 95 стр. Текст пьесы «вырос» из текста фрагментов пяти пробных глав, так и ненаписанного романа «Тот Третий»:
В большую гавань Александрии, на корабле из Рима, приплывает Третий — «тощий юноша, с цыплячьими лопатками, закутанный в дырявую тогу с красной каемкой у края...», он — поэт, которого преследует и гложет мысль: «...а вдруг я имени векам не передам?»
И, вечером того же дня, Клеопатра, царица Египта, во время пир во дворце устраивает свой аукцион: «...Блаженство можно вам купить. Свою любовь я... продаю. ...Ценою жизни ночь моя».
Три лота, превращенных в смертный жребий, «покупают»: воин Флавий, его друг философ Критон и поэт, тот, Третий....
Текст пьесы восхитителен: тут и юмор, и ирония, и смысл приправленные неподражаемой афористичностью автора. Надо читать!
А, по большому счету, пьеса, — ни больше, ни меньше, — об истории возникновения политического сыска.... Так что о сцене и котурнах — забыть....
Публикуется впервые.
Под занавес, Октавиан будущий император Август, бросает в вечность (предваряя и пародирую Блеза Паскаля:)): «Да, Клеопатра, будь твой нос на полпальца длиннее, лицо земли имело бы совсем другой вид.»
Оглянувшись и осмотревшись, скажем: «...не спорим...»
А в томе есть ещё много чего.
Книга издана прекрасно: БСГ и "Симпозиум" марки не роняют: бумага, блоки, шрифт, "супра". Великолепные комментарии Вадима Перельмутера. А цена вообще - сказочная!
"Взрослый Сапгир", которого помним ещё по целому созвездию, если не сказать галактике по имени "Генрих Сапгир" в детской литературе: стихи, стихи послужившие "оживлению картинки" - мультфильм (хотя, слово мультипликация (размножение) более "взросло", чем анимация (оживление) :)), "анимашка", в исполнении нашей "советской школы". Вспомнить хотя бы "Принцессу и людоеда", в одном из выпусков "Весёлой карусели", с...
И, "взрослый" Сапгир: стихи, которые невозможно себе представить в издательстве советском. "Полнейший андеграунд" - вы заметили, что вот это самое слово "андеграунд" сейчас очень уж полюбилось российскому новому купечеству, в огромных количествах осваивающих полуподвальные и подвальные помещения - и, на вывеску, - безнаказанный выпендрёж....
"Взрослый Сапгир", это конечно же "Псалмы" (это в 1966, когда тысячи и тысячи тракторов заканчивали допахивать распахивание целинных и залежных земель..., а он о Боге, о Боге в человеке: не запереть бы в "дурке"?); это, конечно же, "Элегии" (1967-1970: в года славных юбилеев: 50-летие Великой Октябрьской и 100-летие Владимира Ильича - а он верлибром да по темам: "полуденное безумие", "похмельная поэма", "о смерти", "акт",..., "дохлая кошка", ..., - совершенно "социально не близок"); это, конечно же, и "Московские мифы" (1970-1974: "Иду. А навстречу идут идиоты..." - здесь вообще, без комментариев)...
"Взрослый Сапгир" - как же без его "Сонетах на рубашках" и ещё, ещё, ещё....
Сапгира надо читать и "детского" и "взрослого"! Это не два разных удовольствия, а одно восхищение большим талантом (уйдя в андеграунд, он не закапывал талант :)).
Книга издана великолепно: чисто поэтической формат листов, белая и плотная бумага, прошитые блоки, обложкой и приятной тяжестью (это не тяжесть бумаги, а смыслы, смыслы..., :)) так и проситься в руки, под приглушенной бра - и книга в руках, как белая птица.... Поэзия!
Как же всё же по разному перемешиваются слова из словаря родного языка в наших головах....
Не знаете, что почитать?