Конкурсные работы на «Творческий конкурс "Истории для души"»

...Сменившись, я нашел ее в дальнем углу зала. Она примостилась на краю скамейки среди чьих-то огромных баулов. Когда я подошел, Наталья улыбнулась, это было хорошим знаком, значит, отчаяние мы победили.
- Пойдем на улицу, - предложил я. – Если что, найдут.
От здания аэропорта шла широкая аллея, на ней мы нашли свободную скамейку. Ветер шевелил листья огромных тополей, и они серебрили кроны своей изнанкой. Моя попутчица, запрокинув голову, щурилась на послеполуденное солнце своими кошачьими глазами. Они стали еще зеленее.
Я никак не мог произнести фразу «Меня зовут Андрей», это все больше казалась мне глупостью – из-за ощущения, что мы знакомы с Натальей сто лет. В нашей прогулке не было ни грамма скованности.
- Странно, - сказала она, глядя на верхушки тополей.
- Что странно?
- Деревья, - улыбнулась она, - Они такие большие. А осенью с них падают листья, да?
- Ты живешь в Каракумах? – спросил я.
- Нет. На Командорских островах, - она опять улыбнулась. – Правда. До этого лета я никогда не видела деревьев вживую. Не веришь?
- Верю. Я, например, никогда не видел море.
- Приезжай, - сказала она, - я тебе покажу.
- Обязательно.
- Родители прожили там всю жизнь, - продолжала она. – Папа – метеоролог, мама – учительница…
Она вытянула загорелые ноги, приподняла и покачала ими, разглядывая коричневые босоножки на низком каблуке.
- А ты? – спросил я.
- Здесь поступила в пед. А в Хабаровске у меня тетка.
- Там ведь тоже есть пед.
Она пожала плечами.
- Захотелось сюда. Я могла выбирать, у меня золотая медаль.
- С золотой медалью в пед?
- Что тут такого? Мне нравится.
- Ничего.
- Вообще, я не была уверена, что поступлю и не брала с собой теплые вещи, все оставила у тети. Вот, приходится лететь.
- Понятно.
- А вы все в Москву?
- Сначала – да, потом – кто куда…
На самом деле, в эту минуту мне не хотелось никуда лететь. Это было то самое ощущение спокойной радости, вполне достойное называться счастьем, которое часто сваливается совершенно нежданно, и которое хочется продлевать до бесконечности. Все, что предшествовало этому, череда беспокойных дней: сессия, ожидание отпускных, моя дурацкая самоволка, поставившая отпуск на грань пропасти, отчаянная спасательная операция, предпринятая по этому поводу Семеном, наконец, муторное топтание у окна диспетчера – развеялось в шелесте тополиных листьев, растаяло в воздухе, пронизанном солнечным светом…
Мы услышали свист и разом посмотрели направо. На дорожке со стороны аэропорта Семен размахивал фуражкой.
- Федор! Я тебя убью… Нашли время гулять… Бегом… Регистрация…
Наталья обернулась ко мне:
- А почему тебя Семен Федором называет?
- А-а… Да он тоже не Семен.
Мой товарищ поймал меня за локоть и прошипел в ухо:
- Из-за твоих баб мы точно домой не попадем…
- Она не моя баба, - шепотом ответил я.
- Рассказывай… Бегом!

Через полчаса «Ан», гудя винтами, уже выруливал на взлет. Оказалось, дали дополнительный рейс. Едва самолет набрал высоту, Наталья уснула. Она спала, поджав ноги и поеживаясь, в салоне гуляли сквозняки. Я укрыл ее своим кителем и всю дорогу разглядывал блестящие на солнце облака.

Когда открывалось окно с надписью «Диспетчер по транзиту», народ тут же сбивался возле него в плотную кучку. Сразу несколько рук просовывали паспорта. Равнодушная тетка в аэрофлотовской форме брала наугад несколько, возвращала со вложенными талонами и, ни слова не говоря, захлопывала крашеную белой краской створку. Счастливцы бежали к кассе, а остальные, тоскливо посматривая на часы, опять принимались ждать. Люди не ругались, не скандалили, а просто, не глядя друг на друга, старались протиснуться ближе к окошку, чтобы получить хоть какой-нибудь шанс. Если на сорок желающих улететь выпадают два-три места, становиться в очередь бессмысленно.
Мы, трое курсантов Благовещенского танкового училища, выбирались в отпуск, на Запад, в европейскую часть Союза. Единственный московский рейс ушел, оставались несколько местных до Хабаровска, и мы надеялись улететь в столицу оттуда. Тратить даже сутки драгоценного отпуска на поезд казалось нам кощунством.
Через некоторое время после того, как закрывалось окно, толпа редела - люди разбредались по залу, туда, где можно присесть, облокотиться или хотя бы свободно вздохнуть. На месте оставались только первые ряды. Нам было проще – по военной привычке мы сразу составили трехсменный «караульный» график: один «на посту», у окошка, с военными билетами в руке, второй на подхвате, чтобы помочь «постовому», если того попытаются спихнуть, а третий предоставлен самому себе. Правда, в отличие от караула, мы переходили «на пост» из «бодрствующей» смены – чтобы быть в курсе обстановки.

Невысокую стройную девушку в голубой кофточке и коричневой юбке с воланами я заметил давно. Она, так же как и мы, третий час подряд, упорно выстаивала надежду на заветный талон. Почти все это время в просвете между плечами я видел только хвостик ее темно-русых волос.
К очередной «смене караула» народу рядом с окном осталось негусто. Серега Малый забрал у Семена документы, занял его место, и тот ушел отдыхать. Я занял обеспечивающую позицию. Девушка стояла в первых рядах, спиной ко мне, и я начал бессовестно разглядывать ее хвостик, шею, поискал глазами под тонкой материей застежку лифчика, прошелся взглядом по обтянутому тканью стану и залюбовался точеными загорелыми лодыжками.
Время тянулось медленно и тоскливо. Циферблат круглых аэропортовских часов как будто залили глицерином. Толпа у окошка все больше рассасывалась. Девушка еще немного постояла на опустевшем завоеванном рубеже, оглянулась по сторонам и тихо отошла в сторону, к закрытым кассам. Она положила руки на поручень, улеглась щекой на сомкнутые ладони и прикрыла глаза. Русый хвост скользнул по изящной шее и рассыпался по плечу. Она напоминала измученную охотой кошку, которая, притворяясь спящей, сторожит мышь у норки. Глаза у нее и, правда, были кошачьи – большие, серо-зеленые, переходящие в уголках в узкие щелки.

До заступления «на пост» мне оставалось двенадцать минут, когда окно открылось и мгновенно, как магнит железные опилки, притянуло к себе разбредшихся по углам пассажиров. В проем рванулись руки с паспортами. Мы были первыми, но диспетчерша резко выкрикнула: «Одно место», и Серега убрал наши военные билеты. Посмотрел на меня через головы – «Правильно?», я махнул рукой. Окно захлопнулось. Люди, как обычно, сразу не расходились, продолжали стоять плотной толпой. Девушка с кошачьими глазами, конечно, не успела, пока подхватывала сумку, уже вырос непробиваемый забор из тяжелых спин. Она беспомощно уткнулась в него и стояла с какой-то беспросветной покорностью к судьбе, несправедливости, жаре и вообще всему миру. Если бы я не видел, сколько времени она упорно пробивалась к заветному окну, наверное, ничего в душе не шевельнулось – всем надо лететь, ничего не поделаешь. Но сейчас ощущение ее обиды как будто прошило меня током.
Я тронул ее за плечо, сказал: «Давай паспорт» и протянул руку. Даже не знаю, почему мне не пришло в голову обратиться к ней на «вы». Она растерянно посмотрела на меня и молча отдала документ. Я передал над головами Сереге, тот сначала удивился, потом сделал неодобрительную мину, но, все же, засунул его в самый низ стопки. Спрашивать имя девушки в этой ситуации мне казалось неудобным; она тоже, видно, не зная, что делать, молча стояла рядом, только придвинулась ближе.
Потом наступило время моей смены. Я сказал: «Иди посиди где-нибудь, не бойся, мы позовем» и стал протискиваться на пост. Первым делом я, конечно, открыл ее паспорт. Нашу нечаянную спутницу звали Наталья...

Трансформация

«Как же всё осточертело — эта грязь на улицах, свалка мусора, куда ни пойдёшь, а всё мимо неё, любопытные взгляды, просверливающие насквозь, отвратительное нытьё в груди слева. Недалёкий кардиолог утверждает, что это - не сердце, но мне-то ни вздохнуть, ни выдохнуть, как в тисках. Собака облаяла, зарплату насчитали на 5 дней проживания, очередь в аптеке, мрачное небо, холодные капли на голову, вечерний ворчливый муж, уроки. Софи хвасталась путешествием по Испании, а мне и похвастать нечем, только завистью. Хотя, вот же, мои новейшие высоченные шпильки...», - думала Натали, с угрюмым видом опаздывала на работу, потом опаздывала домой и так каждый день. Недовольство миром нарастало в километровой прогрессии, сильно отражалось на лице. «Не хочу сегодня задерживаться», - только Натали подумала, зазвонил телефон, босса на повышенных тонах заявила:
- Сегодня же сдай проект, завтра заказчик приедет!
« Ну, прощай вечерний урок сальсы, только собралась собой заняться...»
Но есть же на свете весёлые, довольные люди. Среди хмурых, разрезанных морщинами лиц встречаются росинки улыбчивых, приветливых, лёгких людей. Почему? «Почему так?», - мучила она себя одним и тем же вопросом.
«Какой сегодня прекрасный рассвет, голубое небо с розовыми облаками, кажется, сейчас солнце встанет из-за гор. Пусть небо нахмурилось, а у меня на душе птички поют. Я всегда и везде успеваю. Летаю как птичка. Мне всегда легко. Босса сегодня работой нагрузит. Я быстро и отлично справляюсь. Я радуюсь, я так нужна работе, она растворяется, снежный ком куда-то исчезает. У меня отличное здоровье. Нет колкостей в теле. У меня много времени. Я уже прекрасно танцую сальсу. Я улыбаюсь миру, а мир улыбается мне в ответ», - Натали натренировала свои мысли и они стали реальностью.

ПРИНОСЯЩИЙ УДАЧУ.
(новелла)

К тридцати пяти годам у Галины, в прошлом Галочки, многое уже было позади: первая да и вторая любовь, выбор профессии и попытка замужества – и многие другие начинания. Как ни странно, поскриптум пришло успокоение. Наличие дочери накладывало неограниченные обязательства, в том числе и и обязательство стабильности. Жизнь пошла, как заведённый механизм. Утром Галя готовила дочь, словно в большое плаванье. Ей целый день придётся самой о себе заботиться: без напоминаний переодеваться после школы, разогревать еду, готовить яичницу. Галю одолевало ежедневное беспокойство, ведь дочери шёл всего седьмой год. Повесив верёвочку с ключом на шею, она наказывала: «Квартиру открытой не бросай, детей
не приводи». И всё исполнялось с точностью – наоборот.
Вот так, слегка взвинченная, она выбегала из дома и частенько опаздывала на автобус, подвозивший её к работе. Но, к счастью, на трассе всегда находились джентльмены , готовые безвозмездно «подбросить» милую женщину, сэкономив время
в пути за счёт увеличения скорости. Среди них был и Гриша. Он, водитель автобазы, серьёзный с утра человек, увидев её, расплывался в улыбке и с пониманием распахивал дверцу грузовика. Галину тоже искренне радовала встреча с ним. Садилась в автомобиль и забывала о напряжении утра, и вообще о напряжении жизни. Происходил необременительный разговор в пути, который оставлял радостное, умиротворённое настроение на весь день. Так она и сказала ему однажды: «Ты, как солнышко в моей жизни». Он удивлённо поднял брови, только и сказав : «Да?» Их общение не преступало никаких моральных рамок, хотя и имело оттенок некоего тайного знакомства, и поэтому след в душе оставался светлый на многие года. Встречаясь случайно в городе, они так же обменивались улыбками, а порой и несколькими фразами. Галя уже знала, что у него дома четыре женщины, три из них – дочери, о которых ему надо заботиться. И иногда он казался усталым. Но неизменно после встречи с ним день у Гали оказывался удачным.
Так пролетело, видимо, немало лет. Однажды они встретились в городе. Виски его уже слегка подбила проседь, улыбка не казалась такой щедрой, как раньше, а, скорее, вымученной. Посмотрев продолжительным, испытывающим взглядом, он сказал: «Послушай, я, кажется, созрел, чтоб ты пригласила меня в гости». Галя глядела на него с мучительным сожалением. И ей самой непонятно было, о чём более сожалела она…
По-прежнему, замечая его в толпе, Галя уже не испытывала положительного влияния этих встреч. День не становился солнечней и редкие удачи никак не связывались больше с их встречами.

И вот начинается наш день, обычный как восемьсот тридцать первая серия Санта-Барбары.

Я: встаю, плетусь на зарядку - пресс работает как вол в разгар сбора урожая. Умываюсь, причесываюсь, собираюсь, готовлю завтрак, кричу «радость моя, пора вставать уже давно»
Моя половина: тянется, ноет, оправдывается, «ну щааас», отнекивается хоть уже и не спит, но не спешит сползать с кровати.

Я: кричу что тосты уже холодеют на столе и уезжаю в офис.
Моя половина: ходит в сонном непонимании по квартире нерешительно оценивая что сделать первым делом – посетить место для утренних процедур или умять холодное какао с холодным уже бутербродом.

Я: орбайтен, орбайтен и трижды орбайтен
Моя половина: орбайтен, немного блогов, орбайтен, немного новостей и так далее сокращая продолжительность первого и увеличивая интервалы для второго.

Я: домой, через химчистку, магазин, а кстати надо еще привертеть отвалившуюся полку.
Половина: «что будешь делать? Может в кино?» отмокает на безбрежных просторах кровати, вяло посерфливая в интернете.

И иногда я задумываюсь – правильно ли я предложила своей половине пожениться? Может надо было сразу усыновлять?

Шум, хлопанье, штормовой ветер, какой-то треск и полное ощущение того, что конец света наперекор всем киношным представлениям обрушился не на Америку, а на побережье Азовского моря. Уже второй час лежал я в палатке, наблюдая за стихией изнутри своего временного жилища, и проклинал каждого из друзей до третьего колена. За все. За то, что уговорили ехать на море после бессонной ночной смены, за то, что привезли на этот морской берег больше напоминающий полигон для ядерных испытаний. За то, в конце концов, что из всех удобств тут только деревянный туалет "деревня эдишн" и спасательная вышка, которая видела человека рядом с собой только, когда в нее вбивали последний гвоздь. В общем, ни усталость, ни алкоголь не могли побороть злость и бессонницу, а мысль о том, что этот отдых еще долго будет видеться мне в кошмарах, начинала выводить из себя. Для полноты ощущений не хватало только проливного дождя, молний и криков о помощи. И, кто бы мог подумать, крик случился! С улицы донеслось женское сдавленное: "Мама!" Запутываясь в пледе и москитной сетке, вылез я наружу и расхохотался. Рядом с нашим лагерем лежала одноместная палатка, из которой безуспешно пыталась выбраться девушка. После проведения спасательной операции по извлечению перепуганного тела из брезентового плена, выяснилось, что барышню вместе с палаткой просто сорвало ураганом с места, а крепкий сон не дал организму вовремя сориентироваться. Так и просидели мы всю ночь под звездами и чудовищной силы морским "бризом", перебирая в бесконечном разговоре все слова, которые знали. На утро мы, казалось, стали героями самого пошлого и бездарного любовного романа, ибо все было так прекрасно, что даже «тошно». Купались в мутном море, отбивая друг друга от медуз, отвоевывали ее у гигантского слизня, который для всех притворялся невинной маленькой рыбкой, вытряхивали ракушки из плавок и, о боже, маленькую креветку. Загорали под одеялом на палках, доедали засохшие консервы, запивая их божественно-теплым соком. И это были сутки счастья, и лучшегочтомоглослучиться. Это был незабываемый отдых. А как такое забудешь, когда девушка из той палатки уже второй год ходит по моей квартире и называется женой.

Еду к морю.
Автобус вывозит из Каснодара и дальше всё настолько привычно, и как-и-везде-на-трассе, что я начинаю дремать. Потом, вдруг, просыпаюсь. Но ещё только Горячий ключ. Солнце уже повисает в горизонтальной плоскости, и уже можно отдернуть штору.
Пейзаж пока еще напоминает любую долинную местность ли. Степь ли. Пахотные возделы ли. Не суть.
Закрываю глаза, включаю плеер. Pink Floyd. В общем - очень даже подходящий почтисюр.
НО!
Начинаются горы.
И это не те горы, какие я видел.
Это - не Урал. Не Алтай. Это такое особенное и заколдованное пространство, где дорога своими скруглениями, может за каждым поворотом просто бросить тебе в лицо МОРЕ. И я начинаю напрягаться. Я не знаю эту дорогу. Я не знаю, когда оно появится. В любой момент. Ррррррррр!
Попутно просто чудесно выплывают из пейзажа яблоневые сады, и ковровое покрытие винограда.
Речки с сухим щебнем дна. Всего две пасущиеся лошади. Правда, порода какая-то необычная, крепкая.
Вокзал прибытия.
Обратных билетов нет.
Нет :-)
- Приходите на посадку, может, будет чего...
Иду заселяться. Всё очень добро. Спросите меня - дам контакты. Сразу вопрос: где здесь море?! Улыбка. Идите по асфальту.
Покупаю вино. Вокруг растет виноград. Просто растет, он - растение. Я разговариваю, протягиваю руку вверх, срываю с грозди ягодку и кладу в рот. Продолжаю говорить, а она ОЧЕНЬ ВКУСНАЯ! ПРЯМО МЕДОВАЯ! И это - ЕСТЕСТВЕННО!
Сибиряк экстатирует.
Иду. Буду купаться, пока не посинею, потом вылезу, согреюсь вином и вновь...
Трепетное ожидание того, что за каждым поворотом может раскрыться море, напоминает выискивание в толпе девушки, в которую влюблен, когда ты пришел на свидание чуть раньше...вот - ОНА?! замирает...нет...выдыхаешь...а двери открываются и отсекают...мелькнут волосы того цвета...да? да? ДА?...нет...не она...стук...и так - каждый поворот дороги. Я прекасно ориентруюсь географически, где берег, но по факту масштаб другой...
А перед самым РАСКРЫТИЕМ мне навстречу выбегает девочка, лет трех, распахнув руки и глазища, и просто вопит от восторга и просто бежит вперед. На меня, получается...
Это никому нельзя сыграть. Это - чистый поток.
Мои щёки аж хрустят))...

Большое.
Огромное.
Даже не воспринимается реальным объектом.
Просто - ХЕРАКС!! - и теперь только оно. Из края в край.
Солнца уже нет.
Прикосновение - сначала вздрог, мурашки...под ногами - галька, камни...потом, вдруг, песок и вот тут ныряешь!
Солёное! )))
Как и в прошлый раз (4 года назад), и раньше! - в детстве (и вот, мне уже 7 лет...).
Море неизменно.
Теплое.
Плотное.
И пахнет солью, и...закатом!
Чайки чирикают и вьются.
И плеск...

ЗДРАВСТВУЙ!!

Как вы думаете, в чем измеряется счастье?
У всего есть свои единицы измерения, а у счастья?
Наверное, чаще всего счастье измеряется в днях…У каждого из нас есть дни, брызжущие счастьем, кажется, оно прямо струится рядом, делая все окружающее плотным, краски – яркими, события- значимыми. Мы влюбляемся – и все счастье: ходить с любимым под дождем, писать ему смс-ки, выбирать подарки для него, даже ждать.
Или так. Уезжаешь в отпуск. Далеко. И телефон отключаешь. Где-то на третий-четвертый день расслабляешься, дни наполняются счастливой негой. Просыпаешься так утром, по привычке, как по будильнику, рано, вспоминаешь, что ты в отпуске – вот оно счастье, такое ощутимое вокруг, что аж застонешь от удовольствия. Знакомо?
Хотя, иногда и секунд достаточно, чтобы ощутить невыразимое счастье. Летишь с парашютом и считаешь: пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три… И еще есть невыразимо длинный миг до того, как откроется купол и тебя дернет на стропах счастье. Такое бешеное, восторженное, секундное счастье!!!!! Или когда на сплаве садишься на катамаран, отталкиваешься от берега веслом, и кричишь от восторга – счастье!
А бывает такое тихое многолетнее счастье. Живешь, как поешь, где эта неспешная бытовая счастливая песня – тот поток, в котором течет жизнь…Ночью уткнешься в плечо мужа – а он, сонный, «на автопилоте» поцелует – засыпаешь с ощущением безграничного счастья.
Но может, все проще? Например, мой сын считает, что счастье измеряется в шоколадках. (Правда, иногда мне кажется, что муж тоже так думает) А еще - в поцелуях. И тут я с ним могу согласиться. В поцелуях очень приятно мерить свое счастье! Главное – если вдруг кажется, что счастья маловато, всегда можно его количество увеличить. Или даже качество: тоже ведь не очень сложно.
Возможно, счастье измеряется количеством друзей. Я когда-то считала своих друзей так: к скольким людям я могу без предупреждения пойти переночевать. Был такой забавный критерий. Сейчас так определенно по поводу друг - не друг - не совсем еще друг сказать не могу. Но приглашаешь людей на день рождения, говорят они приятные слова о том, какая я хорошая и вся такая умница – и чувствую, что много в жизни моей счастья! А потом приезжает еще один друг нежданно-негаданно из другого города на часик, чтобы просто поздравить, и понимаешь – очень много счастья! Или количеством близких… Закашлял ребенок в третий раз за месяц – позвонишь маме, а она и посочувствует, и травки лекарственные посоветует, и сама примчится с ребенком посидеть – счастье, правда же?
Еще бывает вот что. Зайдешь в магазин просто так, и вдруг увидишь кулончик, о котором – вот точно-точно чувствуешь- давно мечтала давняя подруга. И ведь подходит, и подруга в восторге. Счастье…
А еще, конечно, счастье измеряется в событиях. В событиях и во впечатлениях. Они, зримые и ощутимые впечатления, - альбомы фотографий, где наши улыбки, смешные гримасы, нелепые позы и счастье-счастье-счастье. Воспоминания, приносящие то счастливый смех, то смущенное сморщивание носа, то задумчивые взгляды. Памятные билеты и открытки, магнитики на холодильник и футболки с надписями. Письма, которые никогда не перечитываешь, но бережно хранишь. Дневники с записями полудетским почерком. Первые (и, в общем-то, последние) стихи, написанные в период, как тогда казалось, единственной и неповторимой влюбленности. И даже памятные вещи: в той блузке я была, когда мы с ним танцевали, это мое счастливое платье, а это - костюм, который одевала на защиту диплома...
Хотя, наверное, все еще банальнее. Счастье измеряется в килограммах! Мое счастье весило 3,540 кг. И орало! Но при этом, когда оно улыбнулось мне на второй день своего существования (улыбнулось-улыбнулось, можете мне поверить) – я поняла, что большего в жизни счастья у меня еще не было.
Думаете, это мало, 3 килограмма и 540 граммов счастья? Просто вы еще ничего не знаете о СЧАСТЬЕ!

очень трогательная история

"Язык жестов"


Бывает в жизни такой момент, что из головы не выходят мрачные мысли, обычные серые будни становятся угнетающими, а всё происходящее кажется пустым и бессмысленным. Думаешь, что это конец, и нет смысла жить дальше. Я тоже так думала.
Совсем недавно, буквально месяц назад я была обычной молодой девчонкой, которая радовалась жизни, но из моей жизни ушёл единственный и любимый мужчина - мой отец. Он умер. С раннего детства мы жили вдвоём, мама ушла от нас, и всю жизнь у меня не было человека роднее и ближе, и естественно его смерть изменила мою жизнь. После его ухода, я погрузилась в глубокое уныние, перестала обращать внимание на то, что происходило вокруг меня. Моя единственная подруга родила ребёнка и совсем меня позабыла. Так же начались проблемы на работе, грозились увольнением, но меня это мало интересовало. Единственное что меня интересовало в то время, это были книги, я читала много, т.к. чтение хотя бы на время избавляло меня от дурных мыслей. Наша семейная библиотека, была не богата, поэтому книги я заказывала в интернет-магазине.
В один сентябрьский вечер, курьер привёз очередную партию книг, за большое количество заказов мне полагался подарок-сюрприз. Когда я открыла коробку, то поняла, что подарком являлась книга: «Язык жестов». Я сочла её не нужной мне и поставила её на дальнюю полку. Как оказалось позднее, я ошибалась.
Вечер. Я возвращалась с работы домой. Перекрёсток, вроде бы ничего особенного, но когда я посмотрела сквозь потом проезжающих машин на другую сторону дороги ,то увидела парня, он молча стоял и смотрел в телефон, но его лицо, его взгляд переполняли эмоциями казалось, что его терзает что-то изнутри и ему дико больно. Зелёный свет ,мы идём друг- другу на встречу, так получилось мы встретились взглядом, в этот момент словно всё моё тело пропустили электрический заряд. Он «якобы» незаметно подбросил свой телефон мне в карман и ускорился. Я бросилась за ним, но так и не смогла найти его в толпе. Но одно я поняла точно: его глаза цвета горького шоколада я не забуду никогда. По приходу домой, не раздевшись, я принялась рассматривать телефон в надежде найти зацепку, чтобы всё-таки вернуть его. При разблокировке клавиатуры на экране сразу появилась заметка: «Привет. Я Саша. Хотелось бы увидеть тебя снова, жаль, что не получится беседы - ведь я немой». Я была, мягко говоря, поражена, сию секунду я бросилась к книжной полке, отыскав «язык жестов», я всю ночь напролёт читала, учила, пробовала. Не знаю зачем, ведь я ясно осознавала, что наша встреча практически невозможна.

С того момента прошло несколько недель, и я вечером возвращалась с работы и как всегда пошла через парк, обычно там было много людей, особенно влюблённые парочки любили кормить голубей или просто наслаждаться красотой осеннего вечера, но тем вечером, на моё удивление, было безлюдно. Я шла по пустой аллее, наслаждалась тишиной и, присмотревшись вдаль, я увидела эти глаза, пристально смотревшие на меня. Я кинулась бежать к нему, сама не понимания зачем, ведь как ни крути язык жестов, я освоила не идеально. А он так и остался, неподвижно сидеть на лавочке. Мы сидели и молчали, но молчание, как, ни странно не тяготило меня. Я осмелилась всё-таки начать. Мои порой неуклюжие жесты вызывали на его лице улыбку, меня это не обижало, а наоборот радовало. Сами того не заметив, настала ночь пришлось разойтись, но казалось это было не возможно, ведь так много ещё было не сказано. Но зато он рассказал, мне что он и его родители попали в автокатастрофу, они погибли, а он лишился возможности говорить. Я единственная кому он рассказал об этом, а я была глубоко поражена этим.

Каждый вечер мы встречались в парке, общались-дискутировали, иногда даже ругались. Стояла оживлённая беседа, а со стороны- всего лишь 2е сидят и размахивают руками. Все так же мы расходились глубокой ночи, но времени всегда нахватало. И лично для меня расставание было тяжёлым.
Спустя несколько месяцев я поняла, что у меня снова появился интерес к жизни. Я с радостью бежала на работу, начальство хвалило, последовало повышение, коллеги говорили, что я расцветаю на глазах, но никто не мог понять, что этому способствовало. Ведь никто не знал, что после работы я «на крыльях любви» бегу в парк, где ждал меня Саша. Мир в моих глазах словно перевернулся. И осознание того, что я люблю, придавало мне силы. И я до сих пор не могу поверить, что сейчас я стою в простой зале, в белоснежном платье и показываю ему: « Я согласна».
Наша жизнь полна событий, порой совсем не красочных. Но для того, чтобы почувствовать себя счастливым, надо пережить состояние истинной несчастливости.

Вынужденные меры



Понедельник - день, как известно,тяжелый. Но этот понедельник начался вполне миролюбиво.Выходя утром из дома, я даже посмеивалась втихомолку.
Дело в том, что накануне я получила предложение поработать в "Изюминке"- модном дамском журнале, который любительницы красивой жизни и светских сплетен ни за что не пропустят.
Удачно вписавшись в поток машин, я ехала на встречу с главным редактором "Изюминки",которым был - кто бы вы думали? - сам Жан Раевский! Правда, раньше его звали чуточку иначе - Иваном Райковым. Однако, будучи неравнодушным к внешним эффектам, Ванюша решил, что гламурный "Жан" будет уместнее. Что ж, следует признать - он всегда умел
произвести впечатление! Ванька был совершенно неотразим, неважно,Раевский или Райков.
Именно ему были посвящены мои первые стихи и первые сладковато-горькие (а может быть,горьковато-сладкие?) слезы. В Райкова я была отчаянно влюблена всю свою школьную, бесшабашную юность. Это не было оригинально - перед обаятельным, остроумным Ванькой никто не мог устоять!
Вероятно, он не забыл свою первую любовь. Иначе с какой стати ему приглашать меня на работу к себе в редакцию? Мало, что ли, журналистов
хороших? Интересно, как мы теперь встретимся, после стольких лет?
Я помню, как прыгало сердце, когда при встрече (разумеется, совершенно случайной!) каждый раз ждала, что он, наконец, заговорит со мной! Увы. Ванька предпочитал выражать свои чувства исключительно в письменной форме. Он буквально забрасывал меня любовными посланиями,самыми восхительными в истории человечества, но ... так и не произнес ни слова. Кроме писем ничего не было. Зато какие это были письма! В каждой строчке его посланий сквозили юношеское обожание, пылкий восторг и страстная влюбленность! Затем были робкие упреки, а там и чудовищная ревность!.. Эх, да что теперь вспоминать! Все оборвалось так внезапно... Больше никто никогда не писал мне таких писем. Кто знает, что могло бы из этого
получиться? Но... ничего не получилось. Если бы не Маринка Короткова... Как же я ненавидела тогда эту смазливую, до отвращения уверенную в себе девицу! Просто до одури ненавидела!
Впрочем, что это я? Время воспоминаний подошло к концу. Теперь я взрослая,самодостаточная женщина и хороший журналист. Все у меня замечательно, черт побери! Буду работать с Ванькой - неудивительно, что с таким главным редактором "Изюминка" стала популярной! А там посмотрим... Маринка наверняка кусала бы локти от злости! Что-то с ней теперь сталось...
Да вот и редакция! Я и не заметила, как подъехала. Припарковавшись,я сидела, переводя дух. Что же творится со мной? Почему я нервничаю, как
девчонка? Это отнюдь не из-за работы в журнале... Надо взять себя в руки. Все уж давно прошло и быльем поросло... Хотя... Я-то все помню. А он?
Помнит ли? Конечно, помнит... Как такое можно забыть? Ах, если бы не Маринка, мы могли бы...
Стоп. Беру себя в руки. Интересно, как я выгляжу? Прекрасно. Все как надо - правильная
блузка, вырез точь-в-точь такой, как нужно, не больше, но и не меньше,отличные туфли, стильная, очень дорогая сумочка и роскошные духи.
Вот и приемная. Пожалуй, тут даже чересчур шикарно. Уж не изменил ли Ивану его превосходный вкус? Секретарша, во всяком случае хорошенькая...
тоже чересчур. Что она спрашивает? Ах, да... Конечно, мне назначено. Да, меня ждут.
- Проходите, пожалуйста.
Я вошла в кабинет и ... остолбенела. За столом, превосходным столом из какого-то неизвестного науке дерева сидела Маринка!
- Ты? - я не могла прийти в себя от изумления.
Марина поднялась.
- Здравствуй, Таня. Проходи, будь как дома. Это я пригласила тебя. Нам нужны хорошие специалисты. Если не ошибаюсь, ты окончила журфак? И опыт работы имеется - почти десять лет. У тебя еще в школе был острый язычок!
- Но почему ты? Я полагала, меня пригласил Раевский. Разве не он главный редактор?
- Как тебе сказать? Конечно, он главный редактор... Формально. Так сказать, "де-юре". Но фактически всем заниматься приходится мне.
Маринка притворно вздохнула.
- Что тебе объяснять... Это ж вынужденные меры. Ты ведь помнишь, Ванька никогда двух слов не мог связать.
- Зато у Ивана прекрасный слог, - горячо возразила я, - да он... он писал мне такие...
Я осеклась.
Марина как-то странно смотрела на меня.
Внезапно она расхохоталась.
- Писал тебе? Неужели ты до сих пор ничего не поняла? Иван никогда не писал тебе. Он вообще не мастер писать... Те письма писала тебе я!
Я оторопело смотрела на нее.
Господи! Те письма, прекрасные письма, воспоминания о которых так бередили душу - эти письма писала она?!
- Вот как! - выдавила я из себя. - И зачем же, позволь спросить?
- Ну... понимаешь, это были вынужденные меры. Ты его преследовала. Нельзя же было допустить, чтобы ты добилась своего. А так, думая, что он влюблен, ты должна была ждать от него первого шага, разве нет? Конечно, это был рискованный план, но, зная тебя, я понимала - ты первой не заговоришь с ним! А Ванька даже не подозревал, что он влюблен, ты всегда была ему безразлична!
Маринка усмехнулась.
- Ну, этого ты не можешь знать наверняка.
Она победно взглянула на меня.
- Как же мне не знать? Он мой муж и я знаю о нем все. Мы женаты десять лет.
- Да? - я широко улыбнулась ей.
Значит, уже десять лет? Долговато... Ну, что ж, теперь я начинаю понимать, что иногда действительно приходится принять именно вынужденные меры.
Я взглянула ей в глаза и произнесла:
- Ты, кажется, хотела пригласить меня на работу? Я пришла сюда с этой целью.
Скоро придет время и она поймет, что такое вынужденные меры. В первую очередь они бывают ... ответными!

Левченко Юлия.
Всамделишная история.

Какие опасности поджидают новоприбывших покорителей Москвы - знают почти все. Регистрацией никого уже не напугать, благо желающих ее предоставить больше, чем ее же проверить. Вопрос трудоустройства еще быстрее решаем, в целом, он то и рождает иммиграцию. Жилищный момент самый изнуряющий, но и он не преграда для решившегося отведать столичного хлебушка.
Многое зависит от вашего лица, в прямом и переносном смысле. Если вы лицо кавказской национальности или азиат, или любое другое отклонение от европоида, окружающие уважать вас будут меньше негров. Их хотя бы не так много.
Но даже если вы обладаете совершенно славянским фэйсом, не обольщайтесь, это не спасет вас от полагающейся порции презрения. Вот только как, когда и где оно вас настигнет, одному всевышнему известно.
Небольшой пример, свежачок, можно сказать. Семья у нас ничем не примечательная, кому - то может показаться даже скучной. Мы даже телевизор выбросили. Разбегаемся по утрам и встречаемся преимущественно в выходной день, для проведения семейного досуга. Друзья растерялись по свету, и не с кем уже на кухне зажигать до утра, к сожалению. Да и возраст не тот, и здоровье... тоска в общем. И казалось бы, никто тебя не замечает, никому до тебя вокруг нет дела, и тебя даже устраивает такое житие. Ан нет...
Но вот в один прекрасный момент, вы узнаете, что вы семья извращенцев. Самых отъявленных, злостных и неисправимых. Этот приговор вынес товарищеский суд двух соседних подъездов.
И началось все со звонка. Старшая по дому угрожает вылетом из квартиры, так как ни для кого не секрет, что вы приезжие. Оказывается, вы уже какую ночь не даете спать соседям своими криками (причем, год все спали).
На очной ставке всех пострадавших и извращенцев выясняется, что пламенный оргазм слышится именно из нашей квартиры, и не берется в расчет тот факт, что мы приехали только как два дня назад от родителей, а вредители совокупляются неприлично громко уже неделю. Предложения провести экспертизу отклоняются, хотя по плотоядному лицу экзальтированной заводилы не первой свежести видно, что она не против.
Цитаты с товарищеского суда:
" У всех регистрация официальная, но надо же знать приличия!"
"Если не вы, скажите кто, что вы их прикрываете?"
" У вас замечательная девочка, но это же безобразие, я такого ни в одном порнофильме не видела!" Что она видела в порнофильме и что она узрела в нас, стоящих перед ней, до сих пор остается тайной.
"Я сама не слышала, но люди жалуются, кто если не вы?"
"Мне ничего доказывать не надо, достаточно заявление от соседей и я иду в милицию".
"Сексом надо заниматься каждый день, но должны же быть какие - то нормативы!"
Выхожу на следующий день на улицу, все тетеньки во дворе как по сигналу оборачиваются в мою сторону. Прохожу, едва кивнув им головой - неприятно сосет под ложечкой, как - будто в школе девчонки сгруппировались и смакуют какие-то сплетни про тебя. Заставляю мыслить себя здраво, какого черта, извините, я должна переживать из-за того, что кто-то ночами отрывается с открытыми форточками. Даже если бы и мы, если бы не дети. Так хоть не обидно было бы. Рассказываю мужу, он смеется.
Идем в театр, места в первых рядах и на галерке в нашем дворе уже заполнены тетушками и бабушечками. Едва мы переступаем порог подъезда, ву-а-ля, мы в центре внимания. Муж крепко пожал мне руку, напрягся, приосанился и когда мы поравнялись со скамейками - поклонился в пояс, описав рукой полукруг и достав асфальта. Аплодисментов не было, но зрители почему-то отвернулись от нас.
P.S. Целый месяц в нашу сторону соседи пытались не смотреть, но хватило их ненадолго. Я мило со всеми здороваюсь, когда они рассредоточены по двору. Со всеми, только экзальцированная мадам с прической примадонны, убегает от меня. Вероянтно, интуиция хорошая, имею желание проконсультироваться у нее относительно нормативов, все же 21 век на дворе.

Рогожина Татьяна Вениаминовна
Гаврики

Вчера вечером она ходила по магазинам и жадничала.
Приступ жадности случился с ней вовсе не потому, что характер вредный, а по причине хронического безденежья, которое обеспечили сразу несколько обстоятельств, обозначить которые можно одним словом - гаврики. Слово-то короткое, а вот количество этих самых гавриков давно превысило все допустимые пределы.
Значит, так: под ее опекой и в ее квартире проживали: голубой попугай Вася, кошка-мама с подросшим сыном, облезлый пуделек Микки, одиннадцать или даже двенадцать белых крыс, и восьмилетний сын Гаврила, чье имя тоже неплохо укладывается в рамки понятия «гаврики».
Смета на содержание всего этого беспокойного хозяйства была жесткой. Ничего лишнего, только самое необходимое, но иногда случались непредвиденные траты. Чаще всего, из-за гвоздей, что попадались сыну с завидной регулярностью.
В этот раз гвоздь выпрыгнул прямо из газона, да как кинется под ноги к ребенку и давай кроссовки рвать, дырявить (версия Гаврилы).
Кроссовки были последними.
Вот и пришлось ей после работы идти по обувным магазинам в поисках самого дешевого варианта. Получилось, как всегда. В одном месте пожадничала, зато в другом купила дороже и не того цвета, но деваться было некуда - рабочий день и в магазинах когда-нибудь заканчивается.
Гаврила сразу надулся, увидев, что кроссовки серые, а он хотел синие с оранжевыми шнурками, и сказал, что такие он не наденет, хоть режьте. И пусть с Микки она теперь сама гуляет.
Она тоже разозлилась, наорала и немного потом поплакала, совсем чуть-чуть, потому что некогда - гаврики в полном составе всеми доступными им средствами уже сообщили ей о своем стойком желании обязательно сегодня поужинать.
Уже поздно вечером, когда в квартире наступила тишина, она села на кухне и занялась подсчетами. Увы, баланс уже давно ушел в минус.
И что делать? Как ей одной тянуть на себе этот воз?
На глаза попалась клетка с крысами, она задумчиво на них поглядела и попыталась в очередной раз сосчитать и, как всегда, сбилась. То ли одиннадцать, то ли двенадцать. Выпив для храбрости рюмку водки, она упаковала клетку в огромный пакет из супермаркета и вышла на улицу. За десять минут до полуночи, дрожа от страха, она выпустила крыс возле оврага, тем самым сократив одну из статей своих расходов.
Рано утром, посмотрев на спящего еще сына, она побрела, на свою первую работу - убирать и подметать, а в девять - уже стояла за прилавком кондитерского магазина в ожидании покупателей, стараясь всеми силами отвлечься от угрызений совести. Выручка оказалась неплохой и они с напарницей позволили себе немного это отметить. Совсем чуть-чуть. Маленькую - на двоих.
Сына, слава богу, дома не оказалось. Гуляет, наверное. Она, сунув продукты в холодильник, тяжело опустилась на табурет и вдруг увидела клетку, в которой суетились крысы.
???
На кухонном столе лежала записка: «Мама, прости, я их принес обратно, только двух не нашел».
Когда Гаврик с виноватым видом пришел домой, она уже не плакала, только спросила:
--- Сынок, ну, скажи, зачем тебе это надо?
--- Мама, как ты не понимаешь?! ДЛЯ СЧАСТЬЯ!

Женщина.. очарование, мудрость, душевность, ласка, вдохновение, утешение.
Ты.. наделена чувством жизни, интуицией, умиротворением.
В тебе.. повелительница, рабыня, прорицательница, гетера, богиня. Кто?
Обмениваешься.. любовью, душой, силами, верой, благами.. с близкими и далёкими. Равноценно?
Ищешь, ожидаешь, грезишь?
Вмиг или постепенно..
Ответь и разреши себе сама! Действуй!
И наслаждайся.... течением жизненного пути.

Голосую за lartis
(Эрика)

"Встреча, которой нет"
Ей казалось, что Она знает Его, как свои 20 пальцев на руках и ногах. Таким насыщенным было их виртуальное общение, полное совпадений и удивлений. Слишком много их было, чтобы все это считать чистой случайностью. Конечно, в глубине души Она подсознательно ощущала белый пробел на перекрестке их реальных дорог, но продолжала готовиться к ней – к встрече, которой нет.
Они оба были безумными романтиками и Она не боялась переборщить с волшебством, потому что знала – что Он Ее поймет. Этот день должен был стать днем Выгуливания настроения. Она хотела подарить ему беззаботность от повседневной суеты и городской жизни, забыть про грустные разговоры о терниях их непростых судеб и просто наслаждаться счастьем от пережитых моментов. Волшебных, неповторимых, неуловимых.
Она хотела уехать с Ним в живописное место, расположенное неподалеку от своего города. В удивительной красоты среднерусскую равнину с обилием рек и озер, с просторами, радующими глаз в любое время года. Она хотела посетить место, о котором только слышала и никогда не бывала там раньше – «Дом ангелов» в селе Вятское. Это место было очень символично – оно связывало историю двух далеких городов, таких как Ярославль и Питер.
Она очень любила радугу, но та не отвечала ей взаимностью в последние годы. Она хотела, чтобы Он по кусочкам собрал ее для Нее. Ведь Он любил секреты, загадки, тайны. И этот день стал бы незабываемым квестом. Он бы получил свою первую красную полосочку из фетра с вышитым словом «Чтобы». А затем, рассматривая мелочи особого и увлекательного мира русской старины – вторую, оранжевую, со словом «увидеть».
Они долго бы бродили по живописным окрестностям, шурша опавшей желтой листвой под ногами, а потом сели бы у какого-нибудь дерева и закопали свой маленький секретик. Как в детстве – один на двоих. И на этот раз Ему досталась бы желтая полосочка «радугу».
А потом… потом бы они уехали «в никуда», вдавив педаль газа на полную. Ведь Он любил неизведанные дороги и скорость. Найдя завораживающее необычайной красотой место, сделали привал. И Он бы получил четвертую, зеленую полосочку «нужно».
Они пускали бы мыльные пузыри с отражающимися в них вверх тормашками деревьями, небом и пролетающими мимо птицами. Эти волшебные радужные пузырьки разносились бы далеко повсюду, наполняя окружающий мир новыми, яркими и веселыми красками. И теперь у Него появилась бы голубая полосочка со словом «сначала».
Он любил летать во сне. Но это было уже давно забытое чувство, ведь с годами люди становятся тяжелее вместе с грузом своих проблем. Она хотела подарить ему полет. С помощью связки воздушных шаров, вдохновения и творчества. Они сделали бы на память уникальные снимки, как их уносит воздушный поток, или цепляясь рукой за дерево, отрывает от земли… А может быть и вовсе распустить их по сторонам и получить шестую синюю полосочку «переждать».
А затем, Она попросила бы его найти уникальное место и пригласить Ее на их первый в жизни танец. На закате дня, когда атмосфера укутывает землю в сочные красно-оранжевые тона.
И возможно, на закате, Он бы впервые Ее поцеловал. А может и нет. Она как-то упускала из виду этот момент в своих мечтаниях. Ей было достаточно уже того, что весь день Он находился рядом с Ней и делил счастливые мгновения, которые уже не забудутся никогда. За то, что проехал ради Нее тысячу километров. Ради одного дня, чтобы узнать «что было бы, если…». Даже если бы это «если» не имело своего продолжения.
На исходе дня Она вручила бы ему последнюю, фиолетовую полосочку со словом «дождь». И, наконец, собрав всю радугу воедино, Он получил бы фразу: «Чтобы увидеть радугу, нужно сначала переждать дождь». Она знала на своем горьком опыте, как много трудностей приходится преодолевать на пути к истинному счастью.
Однажды Он бесследно исчез, написав что-то про случившееся в его жизни судьбоносное событие. Она так переживала за него. Потому как очень привязывалась к людям, дорогим для Ее сердца. Она понимала, что это был очередной урок. И слезы бесшумно катились ручейками по Ее лицу. Она обещала ему не строить воздушных замков до встречи, ведь в жизни все иначе. Но живописные картины именно этой встречи, которой нет, вдребезги разбились и по маленьким кусочкам выходили из Нее, царапая острыми краями Ее доверчивое сердце.
Она привыкла до всего доходить сама. И на этот раз, увидев песню, оставленную Ангелом на Его стене, все поняла без лишних слов и объяснений. Она знала, что сердцу не прикажешь, и была счастлива за то, что Он наконец-то нашел свое счастье. К этому моменту Она сидела с улыбкой на лице и спокойным ровным сердцем. Ведь буря эмоций уже улеглась.
Она увидела Ее и поняла для себя, чего в Ней самой не хватает для полного совершенства. Совершенства, когда не ты гонишься за счастьем, а оно само, как бабочка, садится тебе на плечо. Она знала, что у Вселенной для Нее есть только три ответа: 1. Да! 2. Да, но попозже! 3. У меня есть для тебя что-то получше!
***
Если бы Он сразу сказал всю правду и не терзал Ее душу безмолвной тишиной… Она бы все поняла и отпустила, возможно, без этой дикой боли… Но теперь, Она писала рассказ о том, что было бы, если Он приехал.
Она хотела сказать ему, что не обижается и уж тем более не держит зла. Более того, неимоверна счастлива их случайному виртуальному знакомству и ни о чем не жалеет. И хотела бы когда-нибудь с Ним увидеться, но совсем не так, а по простому – за чашкой горячего кофе в уютном кафе на берегу Невы. И рассказать, как теперь Она по-настоящему счастлива, сама по себе, без посторонней помощи. Ведь счастье – оно так близко, внутри тебя. И никуда за ним ходить не надо. И когда придет подходящее время, Он обязательно найдет Ее. Такой же, по-своему счастливый. Найдет Ее, единственную, свою настоящую половинку.

Люся уже много лет пребывает в постоянном весе – 49 кг Вдумчивый, способный к логическим умозаключениям, читатель легко может сделать вывод о Люсином телосложении. Дама она изящная, я бы даже сказала – хрупкая. Ее собственная хрупкость почему-то не радует. И с этим обстоятельством связана великолепная история, несколько пикантного свойства. Впрочем, не настолько пикантного, чтобы позволить ей исчезнуть в пучине времени. Итак, однажды Люся решила купить себе водолазку и, как девушка дотошная и, к тому же, редко балующая себя новыми нарядами, она посвятила покупке водолазки целый день. Методично обходила все бутики нашего немаленького города.
К вечеру, в одном из модных (и, что немаловажно, дорогих) магазинов обнаружила понравившуюся вещь. Взяла, зашла в примерочную, надела. Осмотрела себя со всех сторон. Вроде хорошо. Дорого, но хорошо. Для окончательного принятия решения требовался чей-нибудь совет. Чей? Люся позвала девушку-продавщицу-консультанта…
Почему важно, что магазин дорогой? Потому что в таких лавочках вышколенные, хорошо оплачиваемые продавцы носятся с покупателями как с писанной торбой.
Девица, разумеется, тут же подскочила, начала щебетать, нахваливать, поворачивать Люсю в разные стороны, утверждать, что «эта водолазка ждала именно ее» И, наконец, наклонившись к Люсе, интимно прошептала: «Если Вы наденете бюстгальтер с поролоном… Знаете, которые слегка увеличивают грудь… Вообще будет супер» На что уставшая Люся отстранилась и мрачным басом произнесла: «Я вообще-то в нем!» Занавес.

Про минуты счастья

Давно это было, в начале восьмидесятых, но вспомнилось… Мы с братом, навестив мать в Комарово (нет, не в том, что «На недельку, до второго…»), возвращались в Ленинград. Погрузились в местный поезд-подкидыш, состоящий из трёх стареньких вагонов, таких теперь нигде уже нет, откупорили портвейн. До узловой станции, где надо было пересесть в ночной скорый на Ленинград, ещё несколько часов. Лето, ранний вечер, полупустой вагон, портвейн, закуска, неспешный разговор, колёса весело стучат. Лес, поля, мосты через речки (на них колёса стучат по-особенному), провинциальные песчаные перроны… Едем… Хорошо.

Часа через полтора остановились на очередной станции, маленькая такая, даже вокзала нормального нет. Я в окно посмотрел, а там, прямо напротив меня, стоит длинноногая девчонка в лёгком платье, а низкое уже солнце так сзади её освещает, что просто неописуемой красоты картина получается. Платьице короткое, да ещё солнцем просвеченное, а девчонка молоденькая и очень симпатичная: юная нимфа в золотистом ореоле. Вокруг озабоченные тётки с сумками, мужики сельские полупьяные, а она стоит эдак независимо, типа встречает кого-то. На самом-то деле, конечно, просто пришла «к поезду» – нехитрое периферийное развлечение: пассажирские поезда два раза в день ходят, утром и вечером, вечерний поезд – повод для местных аборигенов «выйти в люди», время сбора молодёжи. И тут девчонка глаза на меня подняла. А я, восхищённый, не удержался и… Вот как дальше написать? «Показал ей большой палец?» Пошловато звучит. Начинаю понимать писателей. Хочешь рассказать про высокие чувства, яркие эмоции и красивые жесты, а слова подводят... Короче, я показал ей руку, сжатую в кулак, с оттопыренным до предела большим пальцем. Хороша, мол, красотка!

Девчонка чуть отвернулась, делая вид, что ничего не замечает, потом снова на меня посмотрела, потом попыталась нахмуриться, одновременно её веснушчатая физиономия начала расплываться в улыбке и, наконец, глядя на меня, она заулыбалась по-настоящему. Открыто, благодарно и радостно. Немая картина за окном стала абсолютно совершенной и завершённой: девчонка счастливо улыбалась мне, а на лице её читалось: «Да, это я! Да, вот я какая! Спасибо, что заметил!». Поезд тронулся, брат лукаво подмигнул мне, и мы накатили ещё по полстаканчика.

Счастливые минуты. Мы их не замечаем, лишь иногда, через много лет, понимаем, что это были они. Залитый закатным солнцем жёлтый перрон, гордая свой юной красотой девочка, оставшаяся на нём, весёлое постукивание вагонных колёс и живой брат Колька рядом…