Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Три власти | +18 |
Кровь цветов | +10 |
Первая леди | +10 |
Ревизор | +8 |
Твои ладони | +7 |
В сборнике есть и проза и публицистика. Николай Челомбитько ведет мысленные беседы с «украинскими классиками», некоторых он знал лично, «до того». Возмущается бывшим советским лауреатом Дмитрием Павлычко, когда-то обличавшим «бандерiвскi хижi кати» (бандеровских хищных палачей), а теперь рычащим даже на перемирие (Минское): «уступка сепаратистам».
Горький писал в «Несвоевременных мыслях» больше ста лет назад, что «уничтожаются библиотеки», «развивается воровство, растут грабежи, бесстыдники упражняются во взяточничестве так же ловко, как делали это чиновники царской власти; темные люди, собравшиеся вокруг Смольного, пытаются шантажировать запуганного обывателя», о том, что «с книжного рынка почти совершенно исчезла хорошая честная книга лучшее орудие просвещения», что «нет толковой, объективно-поучающей книги, и расплодилось множество...
Очень своевременные мысли, как видите...
Дочитано! Ёмкость жизненная исключительная, стиль неповторим и уникален. Что село, что город взяты точно и остро. Есть смешное! Очень подействовал рассказ «Твой день». Вот, кажется, речь идёт о больнице, о процедурах, операциях... А на самом деле даже не хотелось, чтобы этот рассказ заканчивался - столько любви в нём! И так во всей книге. Поздравляю Лидию с новой творческой высотой!
Книга солнечная, светлая, радостная. Даже тогда, когда поэт тоскует по любимой, а это чувство знакомо всем, это выражено красиво и вдохновенно. Счастлива женщина, которая могла прочитать о себе такие строки:
Прославляю твои следы,
Уводящие из беды,
Ты одна родилась от солнца
И от горькой морской воды.
Демидова Валерия, почему Вы пишете от имени мужчины "я постепенно пришел к пониманию"? Вы, наверное, забыли перелогиниться... Вы пишите о книге «Русь в ожидании варягов», хотя здесь вроде обсуждают другую книгу)) Наконец, Ваше высказывание так парадоксально, что трудно понять, о чём речь... Это называется словом "бот", по-моему)))
Слово «честь» встречается в комедии Гоголя 25 раз. В разных целях его используют совершенно нечестные люди. «Всем досталось, а мне больше всех!» - – сказал, посмотрев пьесу в театре, император Николай I. Но сам Гоголь был глубоко огорчен тем, что окружающие приняли «Ревизора» за плакатный призыв к борьбе с коррупцией. «Страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба, – писал он в неопубликованной при жизни “«Развязке к Ревизору”». . – Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться?...
Люблю художественный язык, с такими тонкими нюансами и такими мощными образами, точными деталями и острыми, хлёсткими характеристиками. Образы людей схвачены от дорождения по всей траектории или синусоиде жизни – и в послесмертие. В рассказе «Яблоневый сад» новейшей истории больше, чем в беспросветной «Новейшей истории». В нем и чувства, и мысли переплелись. Каждый увидит своё. Очень хорош рассказ «Письмо Президенту». Живое соединение языка, деревенской жизни и политики. Покоряет «Тополь...
Дебют – это как первый шаг. Сделаешь его неверно – и надолго запомнишь ту боль, которую получил в результате падения. А то и хуже – навяжется в постоянные провожатые чувство страха от первого собственного неловкого движения, да и начнёт подсыпать яду в замесь любой прекрасной идеи. Чтобы дебютировать, нужно обладать решительным характером!
Думается, решимости не занимать новоявленной писательнице из США Аните Амирезвани. Недавно издательство выпустило её дебютный роман «Кровь цветов». В...
Думается, решимости не занимать новоявленной писательнице из США Аните Амирезвани. Недавно издательство выпустило её дебютный роман «Кровь цветов». В Америке, судя по анонсам, произведение произвело настоящий фурор. Например, «Вашингтон пост» разразилась такой тирадой: «Этот дебютный роман о цене красоты и утешении ею сам по себе удивительно живописен. Будто на глазах у нас возникает мощная и динамичная живая картина, прекрасная, словно древний ковер». Кроме того, «Кровь цветов» выдвинут на соискание британской литературной премии Orange Prize.
Чтобы создать свое литературное творение, Аните Амирезвани потребовалось девять лет. Ко всему прочему она сама, родившаяся в Иране, но выросшая в США, предприняла три исследовательские поездки на родину. На мой взгляд, конечный результат стоил столь длительной подготовительной работы.
Роман «Кровь цветов» – это широкий дверной проём, за которым знакомая и неизвестная, понятная и необъяснимая жизнь. Восточная жизнь. Как признаётся писательница в послесловии, основное повествование глубоко пронизано языком традиционной иранской сказки. Хотя реальность происходящего на страницах не позволяет относить роман к жанру сказки. Психологические переживания безымянной героини переданы с необыкновенной точностью. Это словно проекция чувств живого человека на бумагу.
Роман охватывает небольшой отрезок жизни главной героини: от ее подросткового возраста до первой молодости (впрочем, понятие молодости в Иране было относительным). Смерть отца, скитания, полурабская жизнь при богатых родственниках, временный брачный контракт (сигэ - форма брака, заключаемого на три месяца и по желанию сторон либо продлеваемого, либо завершаемого), нищета, увлечение ковроделием. Ковроделию в романе посвящены целые главы, и не случайно. Ковроткачество на Востоке в XVI и XVII веках поднялось до статуса искусства. Как считают многие исследователи, коврами Среднего Востока выражен дух народа. Анита Амирезвани наделяет свою героиню поистине беззаветной любовью к ковроткачеству. Причем любовь эта в сочетании с даром художника позволяет предположить, что из-под рук собирательной героини как раз и выходили те произведения искусства, заставлявшие изумляться Рубенса, Веласкеса, Ван Дейка.
Что характерно, автор, создавая собственное литературное полотно, похоже, ис-пользует тот же принцип, что и мастера при создании ковра. Точно так же сначала рожда-ется эскиз, потом выбирается узор, утверждается гамма цветов, и – повествование пошло вязаться узелок за узелком. Удивительно, но даже при самом тщательном рассмотрении в этом словесном ковре нет ни единой дыры. Все заполнено смыслом и покрыто узором не-навязчивой, чётко прорисованной прозы.
Кроме прочего, в романе «Кровь цветов» ярко, живо представлен портрет восточ-ной женщины. Что мы, в сущности, знаем о ней? О её мыслях, чувствах, отношении к ми-ру, семье, детям? Ни-че-го. Анита Амирезвани своим романом буквально прорывает плотную ткань неведения или поверхностного знакомства с рядом существующим, но та-ким далёким миром. Женщина Востока словно приближается, и с помощью увеличитель-ного литературного стекла Амирезвани становятся видны узоры её души.
Прозу Амирезвани называют насквозь пронизанной чувственностью. В этом есть доля истины. Но нужно заметить, что для американской литературы ее проза все же нетипична. В ней чувственность подана, как нечто органичное и естественное. Нет ни скотства, ни перенасыщенности. Здесь во всем господствует мера.
Сейчас Анита Амирезвани работает над вторым романом. Пока мало кому известно, о чем будет следующая книга писательницы. Но о дебюте уже можно сказать с определенной точностью. Он состоялся. И на одно талантливое произведение в мире стало больше.
Как быстро бы человечество не бежало вперёд, как упорно и тщательно не упаковывало бы себя в обёртку нано- и обманотехнологий, о любви оно будет говорить на языке поэзии. Потому что за тысячелетия своего существования другого языка не изобрело. О любви – либо молча, либо - стихотворными строками. Третьего не дано.
Поэзию оценивать – дело неблагодарное. Она, как возраст, является состоянием души. Кто-то мыслит и чувствует прозой, а кто-то рифмует то, что ощущает, словно вдыхает и выдыхает. Что...
Поэзию оценивать – дело неблагодарное. Она, как возраст, является состоянием души. Кто-то мыслит и чувствует прозой, а кто-то рифмует то, что ощущает, словно вдыхает и выдыхает. Что сделаешь с таким преобразователем очевидного в невероятное? Ты ему – весна, а он тебе – «сыплет яблоня белой пургой». Ты ему – ночь, а он тебе – «…И, как чуткие звери Вселенной, / Смотрят звёзды на землю с небес». Поэт, одним словом.
Я к поэтам отношусь с непритворной нежностью. Особенно - к настоящим поэтам. К тем, кто не угождает публике простенькой, затасканной рифмой, а, как в батискафе погрузившись в пучину образов, достает оттуда непостижимые, несравнимые словесные жемчуга. И нанизывает их один за другим на строчку бытия, чтобы, опять же, заиграла иными красками вечная песнь человека о любви.
Один из таких вдохновенных «ныряльщиков» - Валентин Сорокин. В 2011-м году вышла книга его стихов «Пути свидания» (М., «Буки Веди», составитель серии Лидия Сычёва). И, разумеется, главное действующее лицо в этой драматичной, яркой, содержательной пьесе – любовь. Любовь как мироносица, как ось мироздания:
Твоя любовь родною синевою
Клубилась, надвигалась и безгласно
Закутывала прямо с головою
Меня во сне и сладостно и властно…
Настоящий поэт безошибочно угадывает в любви мощную трансформирующую силу. И разрушающую, и созидающую. И также безошибочно делает её доминирующей в собственном словотворчестве. И, в общем-то, правильно делает. Поскольку любовь и всё, с нею связанное, - это какой-то колдовской колодец. Сколько не черпай, не убывает. Другое дело, что, как и положено в сказке, одному изумруды и яхонты в корзинке, а другому – лягушки с жабами. Получив в дар свойство мыслить поэтически, нельзя застрять на жердочке «поэта-песенника». Большая поэзия, как указатель на распутье, невнимательных и растерянных не прощает. Валентин Сорокин оказался в числе счастливчиков. Он свой поворот не проглядел. Его прогулка закончилась свиданием с поэзией, и любовь у них случилась обоюдная:
Жду часа торжества, когда во мне, страдая,
Начнут шуметь слова, как роща золотая,
Начнут шуметь.
Любовь, действительно, уникальное чувство, поскольку умеет одаривать в ответ, обогащать талант. Наверное, только благодаря взаимному трепетному отношению можно говорить такими словами: «Где в рассветные минуты, задыхаясь и горя, / Из воды взлетает круто красной лилией заря». Или: «И тоскою наших одиночеств / День травился, вдумчивый и ясный». Или: «Царапнулся ветер колючий». Или:
Я хотел бы и зимой и летом
В миг,
когда враждует мир угрюм,
Нисходить на землю тихим светом
Горевых высокозвёздных дум.
Любовь, поэзия, волшебство – синонимический ряд. Взаимосвязь необыкновенно тесная. Поэзия готовит для поэта волшебный любовный напиток, выпив который, он и становится поэтом. А, когда становится поэтом, то сам выступает глашатаем любви. Её проповедником, защитником, светочем. Поёт о ней и призывает к ней. И этому призванию уже не изменяет. Хотя, его, поэта, любовь частенько испытывает безответностью. У Валентина Сорокина много стихов, посвящённых теме переживания чувства в одиночку. И, как истинный художник, он переплавляет внутреннюю трагедию в некий метафизический сигнал, передаваемый азбукой любви в чувствосферу человечества.
…Я мимо раздумий твоих,
И жестов твоих, и речей,
И нас,
надоевших, двоих,
Один продвигаюсь, ничей…
Холодная – и не понять
Души твоей мертвую глубь.
Коль можешь кого-то обнять,
Пожалуйста, приголубь.
(«Светящийся ливень прошел…»)
Или:
Мы стали давно молчаливей,
Как в горе созревшие дети.
Пожалуй, намного счастливей
Другие теперь на планете.
И ещё:
Вот гляжу в лицо твоё и плачу,
Я, как дождь, прошедший стороной,
К сожаленью, не принёс удачи
Для тебя, действительно родной.
Провожаю вздохом птичьи стаи
И твержу потерянно вослед:
Это я за ними улетаю,
И к тебе дороги больше нет.
(«Я тебя теряю и теряю…»)
Бессмысленно делить поэтов на лиричных и не лиричных. Красота самовыражения зависит от таланта, чем он сильнее, тем лиричнее внутреннее поэтическое «я». У Валентина Сорокина есть удивительные стихи. Они, сродни есенинским, не читаются, а сразу поются:
Вечер теплый, вечер снежный,
Вечер лунный и большой.
Как мне быть с такою нежной,
Непослушною душой.
Или вот эти строки, трагические:
То не снег беловейною грустью
Все берёзы осыпал подряд.
Это души лебяжьи над Русью
С тихим стоном летят и летят.
Мне кажется, что это одно из основных свойств поэтического таланта – делать слово напевным, пробуждать им мелодию в душе.
У сборника хорошее название – «Пути свидания». На карте сорокинской поэзии эти пути не параллельны, они часто пересекаются друг с другом, и на перепутьях есть возможность постоять задумчиво, обозреть цветущие луга, опалённые закатом холмы и пригорки поэтического мира. Соскользнув с одной стихотворной колеи можно рядом обнаружить другую, и из загадочной штормящей ночи перебраться, скажем, в деревенское солнечное лето детства. Это всё совершенно естественно в мире поэтического путешествия. Благодаря волшебству, поселившемуся в этом мире, возможно почувствовать и прожить любовь, вспомнить её и, конечно, откликнуться. И даже более того, поверить в (страшно сказать!) бессмертие любви. Как оси мироздания. В самом деле, поэты, как писатели-фантасты, часто оказываются правы, и, если они утверждают, требуют и молят цепляться за любовь, как за стрежневую основу бытия, значит, это действительно так. Значит, все пути человеческие ведут к свиданию с ней, с любовью, говорить о которой можно только языком поэзии.
Не так давно специалистами Санкт-Петербургской академии последипломного педагогического образования был проведен опрос выпускников школ на предмет оценки современной социальной ситуации. Светлому будущему был задан вопрос: «В каком обществе вы хотели бы жить?» И вот как распределились мнения молодых людей:
6 % из них решительно все равно, в каком обществе существовать, 5 % видят себя в обществе, построенном на социалистических принципах, 7 % - в обществе, построенном на капиталистических...
6 % из них решительно все равно, в каком обществе существовать, 5 % видят себя в обществе, построенном на социалистических принципах, 7 % - в обществе, построенном на капиталистических принципах. Большой процент – 30 % - принадлежит молодежи, желающей жить в обществе, соответствующем российским традициям. Казалось бы, есть повод для радости. Но… Эти же 30 % молодых людей на просьбу объяснить, что такое общество, соответствующее российским традициям, ничего не смогли ответить. По причине полного незнания. Налицо, как сказали бы ученые-социологи, ценностная неопределенность, мешающая четкому представлению о картине жизни.
Конечно, картина жизни, как мозаика, складывается из множества деталей, и одной из мозаичных подсказок, мне кажется, может служить книга. Хотя бы потому, что она концентрирует, обобщает, делает выпуклым чей-то жизненный опыт. Книга – это пульсация крови в таком огромном организме, как общество. И книге, которая способна в какой-то мере стать путеводителем в мире потерянных ценностных ориентиров, и которую можно определить, как фонтанирующую кровью, суждено было появиться. Впрочем, пульсация мысли и чувства в ней не могла не обнажиться, поскольку автор сборника рассказов «Первая леди» (Москва, «Алгоритм», 2007) – поэт Валентин Сорокин. « Первая леди» наполнена эмоциональностью и образностью, и что, пожалуй, присуще только перу писателя-поэта, и тот и другой стилистический компонент зачастую переплетаются. Если, к примеру, в рассказе «Митька-Ручей» есть сердечное откровение: «Годы не бегут, как мы в детстве, и не летят, как Митькин корабль над землею, годы мигают: мигнут, мигнут, мигнут – и ты седой»; то в рассказе «Коршун» орел выступает олицетворением недоброго начала: «Орел – повис надо мною, высовывая, как шасси, лапы, и пошевеливая когтями. Глаза его, красные, вращались и вспыхивали, красные и дурные. Навис – и снижается, снижается. Камни шевелятся, и трава, как суслик, свистит».
Но что путеводящего в названной книге? Как она может помочь тому, кто хотел бы жить, не отрекая сердца от России? На мой взгляд, книга «Первая леди» отразила доброе количество человеческих судеб, чье жизненное пространство совпало со значимыми событиями в стране. В частности, многие рассказы Валентина Сорокина посвящены перестроечному и постперестроечному периоду («Сторублевая курица», «Гад», «Первая леди» и др.). Несмотря на некоторую мрачность зарисовок и ироничность, общая тональность произведений близка и понятна каждому, кто пережил те судьбоносные годы. В тональности той – горечь и боль. Оттого, что, так или иначе, в перестроенном чаду произошло смещение базовых ценностей. «Я люблю тебя, моя Родина, Россия моя, спасенная и обласканная небесной синевою и августом небесным! Когда замирает сердце при виде твоего разорения и нищеты, я припадаю к бугорку, прирученному обелиску на хуторе, низко, низко – и оттаиваю, камень погибели отступает от моей души, и сердце вновь начинает биться и тужить».
Приходящая на смену идеологическому вакууму перестроечных лет капитализация общества несет в себе содержательные изменения. Как-то: на смену бескорыстию приходит выгода, на смену состраданию – индивидуализация, на смену любви – прагматизм. И думается, горечь размышлений писателя уже в те годы, а многие из рассказов помечены 90-ми годами, проистекала из предчувствия будущей ценностной ломки общества. Пронзителен в этом плане рассказ «Три круга». «Наши совсем исчезли журавли, ближние, а свободные, выделенные журавли для Урала и Сибири, дадут три круга, дадут три круга и улетят. Это они – когда в Египет и в Индию летят, от нас летят. А когда к нам – не дают приветственного круга, не здороваются. Да и эти-то, прощальные-то, круги, молча дают, молча дают. Трудно звенеть им над мертвым болотом и мертвыми лугами… Один остался Иван Сергеевич на хуторе. Наташа его умерла. Старухи раньше ее вымерли. Под крыши их въехали чужие темные люди. Сжигают русские нищие избенки и возводят на зеленых берегах древней русской реки Сестры виллы. О ком жалеть-то?».
Но, если в мире разрушенных идеалов не остается света, то мы опять возвращаемся к книге, как к спасительному пульсу маяка. Безусловно, никто не может дать советов построения души, и Валентин Сорокин не исключение. Но душа, как дом, должна опираться на фундамент. И в силах писателя что-то предложить за его основу. Валентин Сорокин фундаментом для души считает любовь к истоку, к началу себя как личности – любовь к Родине. Пусть кто-то сморщится от банальности фразы, но знание, понимание и отсюда принятие и любовь к всеобъемлющему понятию «Родина» не бывает банальным. И, если об этом сказано живым, трепетным, кровоточащим словом, то, я уверена, шкала ценностей постепенно начнет свое возвращение к традиционной.
Не всякий раз доводится взять книгу в руки, да чтобы угодила своим художественным наполнением, чтобы отклик на прочитанное, как в зеркале, отразил её, сотворённую автором, сущность. А мне довелось такую прочесть. В издательстве «АСТ» вышла книга Елены Пустовойтовой «Эвкалипты под снегом». Причём, что порадовало, так это правда в рекламной «зазывалке». Прямо и без прикрас кто-то написал: «Это просто хорошая книга для чтения». Спасибо, что не обманул. Действительно, такой книгой хочется обогатить...
Литературный продукт Елены Пустовойтовой объединил несколько повестей, в том числе, «Пустоцвет», «Артистка», «Клинер», «Попугаи». А сами повести на одну общую нить мастерства нанизаны. Мастерства литературного. Лёгкость, выразительность языка, бесхитростные, но тем и привлекательные в своей естественности, сюжетные линии, чётко очерченная, совершенно не скрываемая авторская позиция – всё это является несомненным достоинством книги. Впрочем, какими бы ни были определения, ими всё равно не передать ощущение радости от встречи с замечательным литературным произведением.
Когда человек пишет книгу, мне кажется, он наделяет её определенными свойствами. К примеру, заставить читателя задуматься. Или, шокировать. Или, отвратить от чтения. Да, последнее, увы, тоже бывает. Книга Елены Пустовойтовой призвана вернуться к такому сегодня засмеянному, опрощённому и униженному чувству, как … любовь.
Усталый читатель может успокоиться: здесь нет навязываний, поучений, нет настойчивых перепевов одной и той же темы. Зато есть истории, эпизоды, фрагменты, из которых сами собой органично словно вылепливаются давние истины. И, вылепившись, оформившись, уже не разбиваются, не исчезают в лихой свистопляске реального, а не книжного, дня. Ярчайшим образцом такого созидательного повествования являются повести «Пустоцвет» и «Артистка». В пересказе сюжета и того и другого произведения нет смысла, потому что бессмысленна, наверное, попытка передать те жизненные зарисовки, что представлены автором. Это просто незаметное погружение во временной отрезок, который безошибочно случался у каждого. В той или иной интерпретации, конечно. Каждый стоял со счастьем под руку, и столь мгновенна была эта встреча, столь быстротечна, что от неё оставался лишь вопрос: а было ли оно, счастье? И у каждого в жизни возникала проблема выбора: между своим и чужим счастьем. Героиня повести «Пустоцвет» выбрала чужое счастье, и тем жизнеподобней и реальней выглядит её острая тоска по своему мелькнувшему и растворившемуся тут же счастью.
Повесть «Артистка», безусловно, тоже о любви, которая тоже всем своим объемом, силой вмещается в крохотную субстанцию под названием «счастье». Но эта история и о любви в человеческом её воплощении. Главная героиня – Панка - простодушием, щедростью сердца, внутренним светом словно сама становится олицетворением любви. Вся повесть будто пронизана её бережным, удивительно трепетным, восторженным отношением к жизни, к родным, к любви. Она об этом миге, мгновении счастья, в котором уместилась вся гамма чувств, ни разу не пожалеет и примет его с такой благодарностью и готовностью, что, понимаешь, а ведь Панка – сама любовь, сама то напоённое солнцем и дождями чувство, долгожданное и дарованное не каждому.
Вообще, повесть «Артистка» можно считать вершиной книги Елены Пустовойтовой. Умелой авторской рукой выписан действительно потрясающий образ женщины, матери. В нём так много авторской любви, что он кажется переполненным ею. А главное, если возвращаться к разговору о наделяемых свойствах книги, то повесть «Артистка» - это приглашение увидеть жизнь в её почти магическом притяжении, в обрамлении света, тепла и радости.
Повести «Клинер» и «Попугаи» объединены общей темой, условно звучащей, как «жизнь на чужбине», и хороши своим необыкновенным правдоподобием. Кажется, будто автору не стоит никаких усилий взять и скопировать на бумагу весь спектр человеческих переживаний, оживить ими персонажи и подкупить этим неброским волшебством читателя, заставив его сочувствовать и соучаствовать в предложенных обстоятельствах.
В этих повестях автором гораздо сильнее, чем в «Пустоцвете» и «Артистке», выражена гражданская позиция. Но, опять же, здесь нет напора и агрессии. А есть собственное, открытое и искреннее, мировидение. «Отговаривали и обзывали, пугали и холодом, и голодом, и бандитами, и взрывами. Но что они могли, избравшие вместо жизни зал ожидания, сказать такого ей, которую сам Господь проэкзаменовал и перевёл в другой класс? И в классе этом всё до боли родное: никак не забываемые глаза бродячих собак, и бабушки с натруженными руками, сидящие на краю базара с пучочками зелени, и могилы родительские, уже явно заросшие, и дети беспризорные, хоть одного бы накормить…
Да и сама жизнь, в которой всё-всё – и горе, и праздник – своё, родное. Брести – не перебредёшь».
Нехитрое заключение, простое, но, как много в этой кажущейся простоте личного отношения! Давно уже, кстати сказать, отсутствующего в прозе многих современных авторов. Основная их масса предпочитает помещать своих персонажей словно в некую абстрактную зону, к которой можно никак не относиться или относиться с пренебрежением. Главное, чтобы прочитывалось, что это нечто убогое и недостойное.
Повести Елены Пустовойтовой, действительно, имеют особенностью уважительное отношение к Родине, к земле-кормилице, к народу, чьим кровяным тельцем каждый из нас является. А другой особенностью является то, что выражено это отношение через художественное произведение талантливо. Поэтому есть все основания говорить о том, что литературная библиотека России пополнилась ещё одним уникальным образцом особенной литературы.
Не знаете, что почитать?