«…он противился смерти, как столько лет противился жизни. Он сопротивлялся обыденной греховной жизни, боролся с ней, ломал об колено, но ведь жизнь во всей ее смуте и есть Благая Весть. Только земная жизнь, вверенная душе, дает обещание грядущей вечной жизни. Не чин и не власть, не подвиги и не победы, а эта неустроенная и неправильная жизнь».
Стоило дойти в тексте (ближе к середине) до этого переломного эпизода из жизни одного из ключевых героев, как весь текст, с его многослойным сюжетом,...
Стоило дойти в тексте (ближе к середине) до этого переломного эпизода из жизни одного из ключевых героев, как весь текст, с его многослойным сюжетом, переплетениями линий, судеб, явными отсылками ко многим историческим произведениям, отзеркаливанием жизненных историй реальных и литературных российских персонажей из разных времен, приобрел другой смысл. Пришлось остановиться, подумать и даже немного вернуться назад, к каким-то вроде «неустроенным и неправильным» эпизодам. Чтобы разглядеть и «расчитать» их. И продолжать чтение с этим данным автором «компасом» (что сделало процесс еще более захватывающим до «неотрывания»).
Да, Алексей Иванов, который после «Географа…», «Ненастья» «Блудо и МУДО» приучил к тому, что в каждом новом произведении он и прежний, и новый, и здесь такой же: сохраняя акценты на деталях, разбрасывая по тексту концентрированные «молекулы эмоций», создавая сложные внешние и внутренние очертания характера героя (так, что он, как пазл, не во всякой линии подойдет и только к одному финалу выведет), здесь он поражает эпичностью размаха замысла (географического, временного, событийного («рассказать о том, как устроена Россия») и явной архетипичностью абсолютно всех героев.
Действительно, кого ни возьми – узнаешь черты персонажей от мифов и летописей до «жителей» шорт-листов всевозможных современных номинаций. При этом в каждого из них он умудряется заложить что-то ни на кого не похожее, оно чувствуется, но находится не сразу. Поэтому у читателя, безошибочного угадывающего это «что-то», есть заделье его найти. Это произойдет обязательно, в момент повествования, когда, совсем не ждешь. Тем интереснее.
Другой интерес для читателя-иркутянина или вообще сибиряка, – то, что все масштабное действие разворачивается как раз на сибирских бескрайних расстояниях, то и дело закручиваясь вокруг знакомых географических координат – Иркутска, например. И тогда кажется, что время сжимается, и ты оказываешься рядом с героями – во время их обыденных дел (которые непременно в этом романе приведут или к большой беде, или к большому счастью), разговорах о далеко простирающихся планах (а они в романе есть даже у «маленьких людей»), даже когда они остаются в одиночестве и принимают решения, сказывающиеся на всех сюжетных линиях.
Так как «Тобол. Много званых» – только первая часть романа, он оставляет того, кто его открыл, в роли богатыря на распутье перед камнем, на котором «предсказано» будущее, которое ожидает все сюжетные линии, если они «повернут» в ту или другую сторону, потекут по тому или другому руслу (как река, для которой одной из персонажей хочет пробить новый путь). Правда, то, что написано после «направо-налево пойдешь», пока не видно, как ни вглядывайся на очертания букв на «камне». Значит, надо скорее открывать продолжение. И снова не отрываться.
Увлекательное рассуждение о том, как вместе с «самоодомашниванием» человек менял и свой мозг. Как путешествия с континента на континент, охота и собирательство, отношения в племени влияли на мозг первых людей, как эти процессы продолжались во время эволюции. Написано легко, с хорошо изложенными адаптированными для неспециалиста научными открытиями и исследованиями, привлекающими внимание фактами, некоторые из которых заставляют по-новому думать о мозге. Например, такие:
«Отдельный нейрон,...
«Отдельный нейрон, посылающий сигнал, потребляет столько же энергии, сколько «съедает» клетка икроножной мышцы бегуна во время марафона», «Связи в мозгу новорожденного формируются со скоростью 40 тыс. в секунду и, соответственно, более 3 млрд в сутки. Со временем суммарная длина связующих волокон увеличивается примерно до 150–180 тыс. км — то есть один человеческий мозг содержит достаточно «проволоки», чтобы четырежды обернуть ею Землю по экватору».
«Ни одно животное не проводит столько времени за совместным разглядыванием чего-либо и внимательным наблюдением друг за другом, как человек».
«Одно из самых удивительных открытий, связанных с развитием мозга, состоит в том, что маленькие человечки рождаются с почти полным набором нейронов, которыми они будут располагать, став взрослыми. При этом мозг новорожденного весит примерно втрое меньше, чем мозг взрослого человека».
Не знаю, что было бы лучше: писать о чем-то сразу, на эмоциях, или дать им улечься и руководствоваться уже разумом. Авторы книги – уволившийся вслед за уволенным главным редактором коллектив «Ленты.ру» – выбрали первый вариант. Я же, чтобы эмоции от той ситуации не мешали, купила книгу сразу, как она вышла по горячим следам, но дала ей отлежаться. Уверена, что это позволило увидеть больше: создание уникального продукта за толстоватым слоем обиды и боли потери чего-то очень дорогого в жизни....
Собираемая из множества разных кусочков картина «лепки» «Ленты» впечатляет: как почти с ноля придумывали рубрики, работали круглосуточно, в процессе вырабатывали правила, спорили, ссорились, бились за качественные и правдивые заголовки, искали помешанных на новостях спецов, работоспособных креативщиков, на салфетках прорисовывали прорывные концепции, ошибались, пробивали стены в неожиданных местах и шли по неожиданным дорогам:
«В конечном итоге – как правило после более или менее длительной стажировки – в редакции оставались те, кто активно интересовался окружающими событиями, хорошо разбирался в Интернете, отличался трудолюбием, здравомыслием и чувством юмора, обладал хорошими стилистическими навыками, богатым словарным запасом, широким кругозором и желанием осваивать новое дело».
Заглянуть на такую «информационную кухню» интересно не только профессионально, но и по-человечески. В каждом рассказе обязательно есть описываемые с обаятельным юмором моменты, передающие атмосферу в команде и говорящие часто больше, чем попытки что-то проанализировать или подать «в формате». Например, такие:
«Предпринимались попытки формализовать требования (к заголовку): обязательно глагол, обязательно совершенного вида, обязательно прошедшего времени, никаких запятых, никаких придаточных предложений и деепричастных оборотов. Но никакая инструкция не защищает от перлов вида «Спасший застрявшего на дереве кота проходивший мимо мужчина получил в подарок иномарку». Все в порядке, запятых нет. Но что-то настораживает».
Когда увидела эту новинку издательства «Corpus», планов по ее чтению у меня не было: далека я от крокодилов и им подобных. Но потом на разных ресурсах стала замечать интересные отзывы о книге, а недавно прошла информация о ее вхождении в шорт-лист премии «Большая книга». И профессиональное любопытство взяло верх. К счастью, потому что от книги оказалось невозможно оторваться.
Личность автора расположила к себе с первых страниц: слог был легок, юмор свеж, а самопрезентация – впечатляющая,...
Личность автора расположила к себе с первых страниц: слог был легок, юмор свеж, а самопрезентация – впечатляющая, намекающая на присутствия «духа странствий»: «Путешествовать я люблю больше всего на свете, с тех пор как лет в двенадцать впервые попробовал автостоп. С годами я научился странствовать по миру легко и дешево (не всегда комфортабельно, но мне было все равно) и мог позволить себе сгонять почти в любой уголок планеты после нескольких месяцев работы в магазине или компьютерном стартапе. Это была свобода, о которой почти все прочее население Земли могло только мечтать».
Дальше – больше: автор рассказывает о том, как началась его история исследования вызывающих мало симпатий у обычных людей крокодилов:
«Следующую ночь я снова провел в болотах Эверглейдс. И еще ночь. И в одну из этих знойных, душных ночей я увидел то, чего до меня не видел вообще ни один исследователь. Аллигаторы не только исполняли свою мезозойскую версию птичьих песен. Они еще и танцевали (…) Мне тогда и в голову не приходило, что из этого скромного проекта получится шестилетнее путешествие по трем десяткам стран».
И вот от этого путешествия, в котором сплетается наука, история любви автора, заметки об истории стран и видов, у читателя захватывает дух. Да-да, об исследовании песен крокодилов можно писать, словно о самом прекрасном и манящем, происходящем на свете.
«Рома едет. Вокруг света без гроша в кармане». Роман Свечников.
«Так вот, это побег! У меня в кармане двести долларов. Мой рюкзак весит двадцать три килограмма. В комплекте – легкая палатка, спальник, коврик, маленькая газовая горелка, литровый котелок, нож, фонарик, шмотки и другие походные ништяки. (…) Я отправляюсь в кругосветное путешествие!»
«Путешествие вокруг света научило меня важному правилу – не питать иллюзий относительно того, что где-то будет лучше, чем там, где ты сейчас....
«Так вот, это побег! У меня в кармане двести долларов. Мой рюкзак весит двадцать три килограмма. В комплекте – легкая палатка, спальник, коврик, маленькая газовая горелка, литровый котелок, нож, фонарик, шмотки и другие походные ништяки. (…) Я отправляюсь в кругосветное путешествие!»
«Путешествие вокруг света научило меня важному правилу – не питать иллюзий относительно того, что где-то будет лучше, чем там, где ты сейчас. Нет на планете идеального места. Ни в Нью-Йорке, ни в Бангкоке, ни в Тегусигальпе тебе не станет здорово, если внутри горит склад боеприпасов. Гармония начинается с тебя самого. И если ты в порядке, то что бы ни падало с неба – снег, ракеты или голубиное говно, – ты будешь в порядке».
Между этими двумя записями походного дневника двадцатилетнего безбашенного экстремала из Минска – «два с половиной года пути, 100 000 км, 30 стран, 13 пар обуви и 7 жизней». Сотни встреч с отзывчивыми людьми и десятки – с теми, от кого лучше держаться подальше. Перемещение в попутках и на арендованной машине, пешие марш-броски и бесконечные автобусные перегоны. Четкое следование мечте и спонтанные перемены маршрута. Гастрономические эксперименты и нелечебное голодание. Поцелуи и удары о землю или стекло машины. Романтические описания природных красот и депрессивные заметки вконец вымотанного сменой впечатлений человека.
«Когда я планировал маршрут своего кругосветного путешествия, было всего несколько точек на карте мира, которые я даже боялся рисовать в мечтах. К Аляске я относился с особым трепетом. Из Минска мне казалось, что это самый недосягаемый и неприступный уголок планеты. Он лежал дальше, чем что бы то ни было на земле, и в то же время был удивительно близким и понятным. Даже сейчас, когда все стены пробиты и остается просто жать на педаль, я все еще до конца не верю в то, что еду в это особое для меня место, что еду “домой”». И – «Я так устал от дороги, что мне совсем не хочется ни на Таймс-сквер, ни в Централ-парк, ни куда бы то ни было еще. Я дрейфую от дома до ближайшего магазина, а все остальное время провожу в объятиях с ноутбуком (…) Изменение рельефа больше не приносит радости. События, которые еще совсем недавно манили и вдохновляли, превратились в рутину».
А потом – снова о главном, зачем все это затевалось и чего стоит если не пережить, то прочитать и прочувствовать: «Спустя полгода жизни в диких условиях мы возвращаемся в цивилизацию. Зверь внутри меня грустит, человек наконец вдыхает полной грудью. Последние шесть месяцев были хорошей школой знакомства с внутренними инстинктами. Я научился слышать живое вокруг и слушать жизнь в себе. Собака внутри меня открыла глаза, ей больше не нужны законы, писаные словом. Она слышит зов природы – собственное время. Собака слышит вожаков и матерей, больных и цветущих, сытых и голодных. Она буквально видит, как поток жизни течет из каждого, чувствует его силу и характер».
Его «Нежность» – тот редчайший случай, когда фильм показался лучше книги. И если бы «Мне лучше» тоже экранизировали, думаю, ситуация бы повторилась. Идеи и там, и там, прозрачны, любопытны и умилительны. Да, критические ситуации даны нам для остановки и переосмысления жизни. Да, любовь – это не только романтика, но и тяжелый труд. Да, самый темный час перед рассветом, и если все по всем направлениям развалилось, значит, вот-вот судьба одарит так щедро, как и не мечтал.
Но что в «Мне лучше»...
Но что в «Мне лучше» показалось интересным, так это отношения автора с русской литературой.
«Махнуть на выходные куда-нибудь вдвоем. Честно говоря, мне очень не помешало бы чуток расслабиться.
– Хорошая идея.
– В Женеву, например. Ты же любишь Швейцарию?
– Да, но я столько раз бывал там по работе. Лучше куда-нибудь еще.
– Ну, давай в Барселону. Барселона – это сказка!
– В Испанию мы ездили прошлым летом с детьми.
– Ах да… Тогда, может, в Россию? Уикенд в Петербурге, а?
– Сходим в дом-музей Достоевского!
Это меня изумило. Уж сколько лет мы не говорили о литературе. Вот что значит старая дружба – она пропитана мифами начальной поры. Достоевский – весточка из молодости, когда мне было двадцать лет и я страшно увлекался русским безумием и психическими расстройствами. Предложение посетить дом-музей великого русского писателя на двадцать лет отстало от моих вкусов. Но это было даже трогательно»
«(Книгу) купить купил – точно помню, но, кажется, ни строчки не осилил. В последнее время все как-то плохо запоминается. Не то что книги, прочитанные в молодости, – сколько лет прошло, а они помнятся во всех подробностях. Я и сейчас могу ясно услышать, как дышит над ухом Раскольников. Время не властно над нашими первыми впечатлениями, даже если они запылились от долгого хранения в памяти».
«Мне стало жутко. Мой интерес к сверхъестественному не шел дальше гороскопов, которые я иногда читал в газете. Магнетизерша с закрытыми глазами, не прикасаясь, провела рукой вдоль моего тела. Будто мысленно призывала бога-исцелителя. В тот момент я не чувствовал боли. Меня захватил идиотизм происходящего. Что она собиралась со мной сотворить? Я что-то ощущал – не знаю что. В этот короткий миг я словно перенесся в какой-нибудь русский роман».
И ведь сколько о том расстрельном времени уже узнано, и совсем недавно пережиты «Обитель» Прилепина и «Зулейха открывает глаза» Яхиной, но Водолазкин отыскал, соединил такие слова, которые так переворачивают душу, что часто надо продышаться перед продолжением чтения, чтобы тот пресловутый комок в горле отпустил, чтобы прошло потрясение от точности попадания образа или найденного определения, когда вся жизнь – или не-жизнь – в одном слове:
«Когда в ту зиму арестовали Воронина, основные...
«Когда в ту зиму арестовали Воронина, основные показания по контрреволюционной деятельности дал на него Аверьянов. Арестовали-то по доносу Зарецкого, но дело построили на показаниях Аверьянова. Зарецкий слова контрреволюционный не выговаривал».
Или таком: ««Если бы русская история не была так кромешна, то сейчас Настя была бы нашей общей с Анастасией внучкой. Впрочем, только ли в истории дело? Стоит ли все на нее валить?».
Или таком, потеря которого – страшнее всех физических ужасов:
«Когда я приблизился к дому, начинало темнеть. В светящемся электрическим светом окне я увидел папу. Он сидел в своей любимой позе, положив ногу на ногу, замкнув руки на затылке. Большими пальцами массировал шею. Мама наливала из самовара кипяток. Под огромным желтым абажуром всё это казалось ненастоящим. Казалось старой фотографией – оттого, может быть, что происходило беззвучно. Но отцовские пальцы на шее вполне явственно двигались, а кипяток из самовара тек, и от него поднимался пар. Не хватало лишь сказанного слова.
Мама подняла голову. Произнесла:
– Ну, вот ты и пришел, дружок.
Папа поймал мою руку и легко ее пожал.
Какое это было счастье. Такого счастья больше не помню».
Глубокий роман о вечной любви и вечном цинизме, о сохранении себя в любой «исторический момент», о важности уметь мыслить и помнить. О нескончаемом споре ангелов и демонов – внешних и внутренних, описанном так смыслово и словесно виртуозно, как умеет только этот автор.
«Рай – это отсутствие времени. Если время остановится, событий больше не будет. Останутся несобытия. Сосны вот останутся, снизу – коричневые, корявые, сверху – гладкие и янтарные. Крыжовник у изгороди тоже не пропадет. Скрип калитки, приглушенный плач ребенка на соседней даче, первый стук дождя по крыше веранды – всё то, чего не отменяют смены правительств и падения империй. То, что осуществляется поверх истории – вневременно, освобожденно».
«Гейгер, по-моему, общественный человек. А я нет. Страна – не моя мера, и даже народ – не моя. Хотел сказать: человек – вот мера, но это звучит как фраза. Хотя… Разве фразы не бывают истинными – особенно если они результат жизненного опыта? Бывают, конечно».
«Сказать почти то же самое» дает почувствовать себя переводчиком и в какой-то мере дешифровальщиком, и автор честно в начале книги предупреждает, мол, вы же понимаете, на что шли, открывая мою книгу, так что наберитесь терпения и следуйте за мной в дебри искусства передавать смысл фразы на одном языке в другом, в котором зачастую просто нет слов, обозначающих описываемое автором понятие. Путь следующего тернист: так как автор сравнивает переводы как минимум на пяти языках, русские варианты даны...
Чтобы разнообразить работу читающего (а именно так и получается, так как часто останавливаешься, чтобы осмыслить особенности отображений понятий в разных языках и делаешь открытия для себя, учитывая собственный опыт, Эко то и дело приводит примеры, на которых отдыхаешь и переключаешься эмоционально. Например, такой: «Когда я начал работать в книжном издательстве, мне довелось проверять перевод с английского, оригинал которого был мне недоступен, поскольку он остался у переводчика. Тем не менее я начал читать, чтобы посмотреть, «гладко» ли идет итальянский (…) и где-то в тексте говорилось, что ученые, собравшиеся в каком-то месте, начали свои труды с того, что устроили «гонки поездов». Мне показалось странным, что люди, которые должны были раскрыть секреты атома, тратят время на столь нелепые игры. (…) И здесь на ум пришло знакомое английское выражение…training courses, то есть курсы переподготовки, что было куда разумнее (…) Я позаботился о том, чтобы переводчику не заплатили за его халтуру».
Другое развлечение автора – играть с читателем в интеллектуальные игры, подкидывая головоломки на проверку эрудиции, чувства юмора, знание общекультурных кодов. Допустим, предлагает поразмышлять, как мог бы быть снят часовой фильм по самому короткому рассказу в мировой литературе (как принято считать), принадлежащему перу Аугусто Монтерросо: «Когда он проснулся, динозавр все еще был там». И как его могли бы интерпретировать переводчики в зависимости от того, что в нем увидели.
«Мир с высоты птичьего полета». Дэвид Роуз.
В этой книге уникально все: и сама история возникновения и воплощения идеи, и текст, полностью состоящий из фактов, где один головокружительней другого, и иллюстрации – фотографии, сделанные легчайшими камерами, закрепленными на птицах, что, по словам автора, «позволило обнаружить новые умопомрачительные детали того, как летает птица».
Пока читаешь, начинаешь иначе воспринимать и храбрых выносливых пернатых, пролетающих сотни километров без...
В этой книге уникально все: и сама история возникновения и воплощения идеи, и текст, полностью состоящий из фактов, где один головокружительней другого, и иллюстрации – фотографии, сделанные легчайшими камерами, закрепленными на птицах, что, по словам автора, «позволило обнаружить новые умопомрачительные детали того, как летает птица».
Пока читаешь, начинаешь иначе воспринимать и храбрых выносливых пернатых, пролетающих сотни километров без остановок, и красоту архитектуры городов, увиденную с необычного ракурса, и великолепие природы – в разное время суток и года, в разную погоду. После очень тянет в горы – полюбоваться на привычный мир с высоты птичьего полета. И в путешествие – чтобы сделать это в новом месте.
Цитаты:
«Горные гуси мигрируют прямо над вершинами гор, на высоте до 10 000 метров – это самая высокая миграция в птичьем мире. Тепло, вырабатываемое телом птицы, защищает их крылья от обледенения».
«Ласточки демонстрируют поразительные фигуры высшего пилотажа, когда пытаются собрать перья для строительства гнезд. Некоторые гнезда периодически обновляются и используются почти 50 лет».
«Обычно журавли пролетают над полями тюльпанов, направляясь на север, в Швецию, но в 2001 году одна пара птиц свила гнездо в Нидерландах. Считается, что этот случай – единственный за 250 лет».
«Зонт Ambient umbrella обладает одной волшебной функцией — он напоминает вам о себе, когда вы готовитесь выйти на улицу. Беспроводной приемник в рукоятке зонта получает данные о погоде от AccuWeather применительно к зоне действия вашего почтового индекса. Если в прогнозе дождь, верхушка рукояти начинает светиться мягким голубым цветом. Попользовавшись им некоторое время, вы станете ценить эту скромную, но ценную заботу о вашем благополучии». То, о чем в детстве мы читали в сказках и...
Вот как раз о появлении таких предметов, всему этому предшествующему и вероятных последствиях рассуждает автор, делая акцент на том, что идеи берутся не из пустоты, а из часто необычных источников: «…современным изобретателям следует искать идеи в мире фольклора и мифологии, если они хотят создавать гуманистические технологии (…) Я просто верю, что самым комфортным и многообещающим является будущее, в котором технологии наделяют обычные вещи частицей волшебства, отчего взаимодействие с ними становится приятнее и вызывает эмоциональный отклик».
Читается на одном дыхании: «Надо же!». Как и предупреждал автор в начале книги: «Проблеск грядущего — вот что по-настоящему захватывает».
«Весь невидимый нам свет», «Собиратель ракушек» – и вот третья переведенная на русский язык книга вдумчивого, неспешно и элегантно раскрывающего красивые сюжеты, а также мастера бережно настраивать на философский лад Энтони Дорра. Эта бережность к читателю здесь, пожалуй, проявляется больше всего: он словно угадывает настроение и возможные мысли от предыдущих страниц и на последующих «растушевывает» то, что может задеть или ранить. Незаконченное дело жизни подхватят, нехорошего человека...
Пожалуй, камертон всего сборника историй – цитата из истории, давшей название всей книге: «Говорить про кого-то, что он счастливый или что он несчастный, просто глупо. Мы ведь тысячу раз меняемся каждый час».
«Весь невидимый нам свет», «Собиратель ракушек» – и вот третья переведенная на русский язык книга вдумчивого, неспешно и элегантно раскрывающего красивые сюжеты, а также мастера бережно настраивать на философский лад Энтони Дорра. Эта бережность к читателю здесь, пожалуй, проявляется больше всего: он словно угадывает настроение и возможные мысли от предыдущих страниц и на последующих «растушевывает» то, что может задеть или ранить. Незаконченное дело жизни подхватят, нехорошего человека...
Пожалуй, камертон всего сборника историй – цитата из истории, давшей название всей книге: «Говорить про кого-то, что он счастливый или что он несчастный, просто глупо. Мы ведь тысячу раз меняемся каждый час».
Расцветила книгу закладками (в зависимости от тем) – и в послесловии Сати Спиваковой прочитала, что она бы мечтала, чтобы книга о ее муже пестрела закладками, как и его собственные любимые настольные книги. Прочла на одном дыхании (какое же это было удовольствие) – и в финале вздрогнула от процитированного Спиваковым: «Книга должна быть исполнена читателем, как соната» – это цветаевское. Обратная связь, замечательный мост между музыкой и литературой».
Искренне и подробно – о том, как...
Искренне и подробно – о том, как выбрался из хулиганства, полюбил скрипку, создавал «Виртуозов Москвы», из-за чего хотел повеситься и был остановлен только фразой Данте, почему любит Бродского и Цветаеву и принципиально не играет произведения некоторых композиторов.
Несколько «закладочных» цитат.
« – Что для тебя успех?
– Тишина в зале после того, как опускается смычок. Молчание – это будущее слов. Говорят же, что Бог произносит свои слова в молчании. Вот это – музыка. Господь произносит свои слова в молчании довольно часто, нужно просто услышать…».
«Одно время мы начали коллекционировать щепки от разбитых дверей в филармоническиз залах. Закончили на сорок первой по счету сломанной двери, которую разнесли (поклонники) в Узбекистане. Кстати, это был замечательно звучащий, чудный зал. На нем мы остановились, потому что щепок стало слишком много и, как все избыточное, они утратили свою ценность в наших глазах».
Если отбросить споры о том, надо ли было бывшей гражданской жене французского президента выносить сор из избы, описывать какие-то детали политической кухни, в книге можно найти много интересного. Допустим, узнать детали протокола. Сопоставить какие-то факты с тем, что знаешь о других странах. Проследить как «делала себя» женщина, в какой-то мере повлиявшая на современную европейскую страну. Меня, например, удивило ее трепетное отношение к книгам и чтению и выбранная миссия в связи с этим:...
«Вот уже восемь лет, как я, отнюдь не претендуя на звание литературного критика, просто пытаюсь внушить подписчикам «Пари-Матч» желание читать книги, показать им на своем примере, что именно чтение помогло мне выбиться в люди, открыло новые горизонты, богатейшие возможности.
Без чтения я никогда не стала бы тем, что я есть. Я начала читать с того возраста, когда научилась складывать буквы в слова. Ребенком я проводила долгие часы в городских библиотеках. Мать привыкла оставлять там меня и сестру, пока бегала за покупками: рядом с книгами мы вели себя смирно, нам было хорошо. Среди тысяч запахов я могу различить запах пыли, въевшейся в книги, долгими годами не покидавшие полок. Вот он — запах моего детства, моя прустовская «мадленка» (…) На Рождество я просила родителей дарить мне только книги, и не было для меня более дорогого подарка. Ведь их не требовалось сдавать в библиотеку, они были мои».
Много лет назад я была без преувеличения потрясена фотопроектами дочери Роберта Рождественского в журнале «Караван историй», считала дни до открытия ее выставки в Иркутске, а недавно увидела анонс ее книги о путешествиях и, ожидая ее, решила посмотреть эту. Но просто просмотреть не получилась – настолько обаятельной, душевной, домашней, по-доброму ностальгической она оказалась.
Через несколько страниц забываешь, что это мемуары, и читаешь, словно художественную книгу, которая напоминает и...
Через несколько страниц забываешь, что это мемуары, и читаешь, словно художественную книгу, которая напоминает и «Обломова», и «Старосветских помещиков», и «Манюню» вместе взятых: милые и горькие мелочи быта разных поколений, семейные легенды, дачные посиделки со знаменитыми людьми и, конечно, истории создания стихов ее отцом. Все это щедро дополнено фирменными кулинарными рецептами семьи и множеством архивных фотографий.
Одним словом, мемуары, семейный фотоальбом, кулинарная книга, историческая сага, – все смешалось в книге Рождественской, написанной изумительно легким слогом, с ненавязчивым юмором.
К слову, удобно «поселить» на кухне: можно и готовить по рецептам, и домашним или гостям какие-то захватывающие отрывки зачитывать. И взять на заметку, что это хорошая идея для сохранения семейной истории (кстати, надо не забыть уточнить у бабушки секрет ее котлет…)
«Лучшая карта человеческого тела — в телах других животных. Простейший способ дать студентам представление о нервах в голове человека состоит в том, чтобы показать им, как устроены нервы акул. Легчайшая дорога к познанию наших конечностей — изучение рыб. Рептилии очень помогают разобраться в строении мозга. И все это потому, что тела этих существ часто представляют собой упрощенные версии наших собственных тел». Так же, как этот абзац, поясняющий цель исследования, написана и вся книга: просто,...
Нил Шубин рассказывает о захватывающей теме (кому же не интересно, от кого он произошел – в глобальном смысле?) в не менее захватывающих стилях – то детектива, то приключенческого романа, то фантастической саги. Например, так: «Нашим взорам предстало свидетельство происхождения части наших собственных тел, заключенное в рыбе возрастом 375 миллионов лет. Мы нашли рыбу, у которой было запястье». Или так: «У каждого лежащего на земле камня есть своя история — история о мире в те времена, когда сформировалась порода, из которой этот камень состоит. Внутри камня хранятся сведения о былом климате и об условиях, часто сильно отличающихся от тех, в которых он находится сегодня. Пропасть между теми и другими может быть почти немыслимо глубока».
А когда читатель, подобно все той же рыбе, попадет в расставленные автором «сети», откуда никуда не деться, пока не узнаешь продолжение истории, наступает время глубоких философских размышлений: «Что такого есть в руке, что она кажется квинтэссенцией человеческого? Наверное, на этот вопрос можно ответить так: рука — это явная связь между нами, это символ того, что мы есть и чего можем достичь. Наша способность хватать, держать, строить и воплощать свои замыслы заключена в этом наборе костей, мышц, нервов и сосудов».
Просто изложенные ответы на сложные вопросы; описание сложных процессов, скрытых за кажущимися простыми предметами и привычными представлениями; небольшой, но важный штрих в картине понимания себя, – такова эта книга.
Ее «Женщин Лазаря» несколько лет назад прочитала на одном дыхании, внутренне восхищаясь тем, насколько книга «настоящая»: и не оторваться, и сюжет глубокий, и трогает. «Безбожный переулок» потом понравился гораздо меньше (может, потому что опять ждала чего-то особенного). Но в «Где-то под Гроссето» Степнова вновь «захватывает»: каждый рассказ сборника показывает новые возможности автора – то лирика, то философа, то саркастического жонглера словами и двусмысленностями, то абсолютного реалиста....
Объединяющая черта – смелость, проявляющаяся в том, чтобы преднамеренно, иногда нарочито, приблизиться по стилю и характерным деталям к какому-то автору, и одновременно показать, как на него совсем не похож. Так, например, Марина Степнова «зеркалит» Гоголя, Наринэ Абгарян, Януша Вишневского – и вдруг раз – и все совершенно по-своему (и «маленький человек» уже не тот, и трогательность рассыпается, и до опасной черты за миллиметр останавливается). Мастерски головокружительно. Один рассказ полностью строится на такой «партии в пинг-понг», характерная цитата: «Играла Ника всегда бесшумно, училась хорошо, терпеливо несла общественные нагрузки и никогда ничего не просила. Не потому, что «Мастер и Маргарита», а потому что стеснялась. И никто никогда ничего ей не давал. В смысле больше, чем полагалось».
Или же – другое обыгрывание, но уже извечного мотива несущейся судьбы и света в конце тоннеля: «Возможно, всё бы вообще сложилось иначе, и Антуанетточке даже удалось бы спастись, распластавшись по сырой стене тоннеля так, чтобы судьба, грохоча и роняя каленые искры, пронеслась мимо – дальше, в пустоту, неизвестность, в бледный предутренний туман».
Или еще – дань становящемуся модным сочетанию приобщения одновременно к «хлебу и зрелищам»: «ее литературные пристрастия самым причудливым образом переплелись с гастрономическими. Оказалось, что, скажем, Георгий Иванов под профитроли в шоколадном соусе – это совсем не то же самое, что Георгий Иванов с пластом ржаного хлеба и толстым розовым диском докторской колбасы. Символисты настоятельно требовали горячих слоек с ветчиной и сыром, а Дзюнъитиро Танидзаки или Ясунари Кавабата почему-то особенно хорошо шли с маленькими малосольными огурцами. И Антуанетточке казалось, что в самом хрусте бело-зеленого пупырчатого огуречного тела заключено что-то необыкновенно изысканное, японское».
Многое в «Где-то под Гроссето» – материал для размышлений, с которым «проживешь» как минимум несколько дней, допустим, сопоставляя с произведениями, которые творчески «цитирует» автор.
«Круглосуточный книжный мистера Пенумбры». Робин Слоун.
«Нет иного бессмертия кроме того, что зиждется на дружбе и заботливо выполненной работе. Все тайны мира, которые стоит узнавать, скрываются на самом виду (…) 3012 год представить себе трудно, но это не значит, что не нужно пытаться. У нас появились новые возможности – непривычные способности, к которым мы еще не привыкли. Жизнь должна быть открытым городом, где можно странствовать множеством самых разных путей». Вроде бы абзац из...
«Нет иного бессмертия кроме того, что зиждется на дружбе и заботливо выполненной работе. Все тайны мира, которые стоит узнавать, скрываются на самом виду (…) 3012 год представить себе трудно, но это не значит, что не нужно пытаться. У нас появились новые возможности – непривычные способности, к которым мы еще не привыкли. Жизнь должна быть открытым городом, где можно странствовать множеством самых разных путей». Вроде бы абзац из книги, но каждая фраза живет в нем и отдельно, давая один из множества возможных ответов на вопрос: «О чем «Круглосуточный книжный…?».
Кроме процитированного, он об осмыслении времени, возможностях человеческого разума, взаимодействии живого мозга и искусственного интеллекта. И конечно – о книгах, в которых и вокруг которых переплетены (в обоих смыслах) разные века, устремления, восприятие окружающего и внутреннего мира, разное понимание прошлого и будущего: «Печатное дело – это не безделушки и браслеты, а слова и идеи. К тому же, по существу, это был интернет той эпохи: это увлекало. И точно так же, как сегодня интернет, печатное дело в пятнадцатом веке все время сталкивалось с проблемами. Как хранить чернила? Как смешивать металлы? Как отливать литеры? Ответы менялись каждые полгода. В каждом большом городе Европы работало с десяток типографий, и в каждой старались первыми придумать решение».
«Круглосуточный книжный…» – книга очень обаятельная, «затягивающая», многопластовая, ведущая ко многим идеям и глубокого прошлого, и возможного будущего, над которыми хоть раз задумывался человек, ищущий ответы на вопросы: «Кто я такой?», «Как будут жить люди после меня?».
Да, чем-то напоминает романы Дэна Брауна или Бернара Вербера, но в том и одна из идей книги, что «все во всем».
Признаться, есть большой соблазн перечитать с карандашом и листом бумаги, чтобы построить схему пересечения пространств, описываемых автором, – вдруг еще какая-то загадка откроется или получится что-то, подобное созданному одним из «виртуальных» героев книги: «Меня однако заворожил последний проект Бурчалы. Карта, показывающая места действия всех научно-фантастических историй, изданных в двадцатом веке. Он повыдергивал их из книг специальным софтом и выстроил в трехмерном космосе, так что можно наблюдать, как год за годом коллективное воображение человечества устремлялось все дальше: на Луну, на Марс, Юпитер, Плутон, к Альфе Центавра и дальше. Можно приближать и вращать эту вселенную, а можно вскочить в компактный многогранник-звездолет и все облететь на нем».
В книге американского астронавта, работавшего на МКС и облетевшего Землю 2842 раза, много интересного. Ее можно прочесть как просто для удовольствия, так и для использования в работе, например, взяв готовые примеры по проведению международных переговоров или построению локальных или глобальных социальных проектов.
Любители всего, что связано с тайнами Вселенной, узнают, что переживает человек, сидящий в кабине космического корабля за несколько секунд до старта, под какую музыку выходят в...
Любители всего, что связано с тайнами Вселенной, узнают, что переживает человек, сидящий в кабине космического корабля за несколько секунд до старта, под какую музыку выходят в открытый космос, какие проблемы возникают при попытке лечь спать в невесомости и какое впечатление производит Земля с орбиты: «Сказать, что это зрелище захватывало, — значит не сказать ничего. Первое, что меня поразило, — это насколько тонкой казалась земная атмосфера: будто вся планета была обернута тонким, как бумага, одеялом. Настигло понимание, что лишь этот тонкий слой атмосферы ограждает все живое на Земле от сурового космоса. Поэтому, хотя зрелище и было необыкновенным и потрясало чисто внешне, в нем чувствовалось нечто большее, чем только внешняя красота». Или так: «По мере привыкания я смотрел, как раскрывается передо мной Вселенная. Непроглядная тьма космоса мало-помалу преобразилась в чудесное световое шоу. Я смотрел уже не в пустоту — я смотрел в бесконечность. Я видел Млечный Путь и даже пролетавшие время от времени спутники. Они были видны, поскольку из-за высокой орбиты находились на солнце, отражая его лучи в мою сторону».
Интересующимся историей международных отношений или проведением деловых переговоров с иностранными партнёрами будут полезны описания выстраивания взаимодействия между русскими и американскими специалистами в космической сфере. Рон Гаран рассказывает о них объективно и подробно анализирует – что поначалу мешало, как стереотипы тормозили продвижение проектов вперед, как, благодаря постепенному узнаванию возможностей друг друга, удалось достичь понимания и создать МКС – «самый масштабный и самый сложный космический проект в истории человечества». Один пример: «Томас Маршберн говорит о важности постоянства: «В России людей не меняют так, как делаем это мы. Мы стараемся зафиксировать наши знания, отразить их на бумаге, чтобы новый сотрудник мог выполнять ту же работу. Наш склад ума подразумевает, что любое знание можно зафиксировать на бумаге. Русские же в это не верят — они делают ставку на конкретных людей, обладающих знанием и опытом, которые нельзя так просто записать и передать другому человеку. Это оказывает определенное влияние на наши отношения».
Тех же, кто по-разному связан с темой социальных проектов (запускает их сам, планирует это сделать, присоединяется к существующим или раздумывает над этим), заинтересует теория Гарана об «орбитальной точке зрения» на все, происходящее на Земле. «Увидев Землю с этого ракурса, я обрел уникальный взгляд — то, что теперь называю орбитальной точкой зрения. Отчасти она следует из понимания, что все мы путешествуем на одной планете сквозь космос, и, если смотреть на мир с этой позиции, становится очевидно, что нет ничего невозможного».
В частности, по мнению автора, нет ничего невозможного в выстраивании сотрудничества для достижения общих целей: «Стоя с огромным ящиком в руках и глядя вниз, на станцию на фоне Земли, я поразился, что пятнадцать стран (и некоторые из них помнили далеко не лучшие отношения) нашли способ отодвинуть свои разногласия в сторону и вместе создать в космосе нечто выдающееся. Я подумал, каким стал бы мир, насколько меньше было бы в нем проблем, если бы мы поняли, как достичь такого же уровня сотрудничества в наших взаимоотношениях на Земле (…) Для воплощения этого механизма необходимо объединенное сообщество доверия, члены которого работают вместе во имя общего замысла, а также философия участия, когда люди ориентированы не только на выполнение порученной лично им работы, но и на серь¬езный вклад в общее главное дело. Такая система объединит людей и организации в рамках общей цели, однако построение, обслуживание и использование этой системы потребуют усилий со стороны отдельных членов команды. Эти усилия должны быть направлены на непрерывную адаптацию и выравнивание инициатив в целях синхронизации с всеобщей инициативой».
Казалось бы, что в нем может быть интересного? Ноль он и есть ноль. Но оказывается, не все так просто: за простенькой цифрой стоят почти детективные истории, из-за нее велись войны, философские и религиозные споры, про нее писались трактаты и ее следы можно заметить во многих произведениях искусства.
Захватывающе и просто написанная – профессором Нью-Йоркского университета и научным журналистом, книга «испещрена» любопытными фактами, легендарными историями и курьезами. Через все это очень...
Захватывающе и просто написанная – профессором Нью-Йоркского университета и научным журналистом, книга «испещрена» любопытными фактами, легендарными историями и курьезами. Через все это очень легко понимать даже сложные для неспециалиста вещи и улавливать закономерности в различных науках и сферах жизни.
Один факт: «До появления арабских цифр при денежных расчетах приходилось пользоваться абаком или счетной доской. Немцы называли счетную доску рехенбанк, поэтому мы называем финансовые учреждения банкам».
Казалось бы, что в нем может быть интересного? Ноль он и есть ноль. Но оказывается, не все так просто: за простенькой цифрой стоят почти детективные истории, из-за нее велись войны, философские и религиозные споры, про нее писались трактаты и ее следы можно заметить во многих произведениях искусства.
Захватывающе и просто написанная – профессором Нью-Йоркского университета и научным журналистом, книга «испещрена» любопытными фактами, легендарными историями и курьезами. Через все это очень...
Захватывающе и просто написанная – профессором Нью-Йоркского университета и научным журналистом, книга «испещрена» любопытными фактами, легендарными историями и курьезами. Через все это очень легко понимать даже сложные для неспециалиста вещи и улавливать закономерности в различных науках и сферах жизни.
Один факт: «До появления арабских цифр при денежных расчетах приходилось пользоваться абаком или счетной доской. Немцы называли счетную доску рехенбанк, поэтому мы называем финансовые учреждения банкам».
Автор «Эмоционального интеллекта» остается верен себе: его новая книга, изданная в России в конце 2015, хорошо структурированная, с ясным четким изложением мыслей автора, ненавязчивым акцентированием на принципиальных темах представляет собой некую «матрицу» для целенаправленных размышлений и отлично настраивает на работу в новом году.
Не просто для прочтения, а для проработки каких-то отдельных мыслей и, возможно, превращения в полезную привычку одного-двух советов.
Несколько цитат. ...
Не просто для прочтения, а для проработки каких-то отдельных мыслей и, возможно, превращения в полезную привычку одного-двух советов.
Несколько цитат.
«Одна из когнитивных способностей, которая продолжает усиливаться с возрастом – это «кристаллизованный интеллект»: выделение сути, восприятие нужного сигнала среди шумов. Некоторые называют это мудростью».
«Каждый день предоставляет до десятка возможностей поработать над желаемым навыком на пути к мечте – не пренебрегайте ими».
«Секрет успеха при принятии умных решений заключается не только в профессионализме, но и в высоком самоосознании».
«Эмпатия может помочь нам отличиться в конкуренции. Умение слушать – вот ключ к успеху».
«Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году». Мэтью Барроуз.
«Мы стоим на пороге эпохи, когда отдельный человек станет могуществен как никогда, но одновременно и гораздо более зависим от машин. Благодаря искусственному интеллекту однажды роботы станут умнее человека». Сообщает нам автор этого одного из многих исследований-предсказаний о том, что ждет человечество уже через несколько лет, – аналитик с тридцатилетним стажем работы в различных американских структурах. И продолжает: «Вся...
«Мы стоим на пороге эпохи, когда отдельный человек станет могуществен как никогда, но одновременно и гораздо более зависим от машин. Благодаря искусственному интеллекту однажды роботы станут умнее человека». Сообщает нам автор этого одного из многих исследований-предсказаний о том, что ждет человечество уже через несколько лет, – аналитик с тридцатилетним стажем работы в различных американских структурах. И продолжает: «Вся надежда на разум. Беда в том, что опасности, за которыми нужно неусыпно следить, разнообразны» или так: «Борьба между властями и личностью бесконечна. Но мы сейчас находимся в той точке исторического процесса, когда маятник слишком сильно качнулся в сторону личности».
Такие, как и другие выводы и мысли, можно прочесть и в иных подобных работах. Благо, тема будущего всегда актуальна и притягательна, и любому человеку, задумывающемуся о том, что же предстоит пережить в дальнейшем, захочется познакомиться с очередным взглядом на это, особенно, если взгляд изложен в книге, выпущенной солидным издательством. И этой «жаждой заглянуть за горизонт», конечно, пользуются.
Книгу можно прочесть просто для того, чтобы иметь представление еще об одной точке зрения на будущее человечества и принять ее к сведению (правда, абстрагируясь от позиции автора о поводу роли России в мире, которая может вызвать спорную реакцию у русского читателя). А потом обратиться к работам на эту же тему ученых и других исследователей. Например, Стивена Хокинга и Митио Каку.
Написанная шведским исследователем русской культуры, издателем, переводчиком и другом главного героя, эта книга отличается от других, посвященных Бродскому и вообще поэтам, манерой изложения: в ней нет искусственного нагнетания пафоса, драматизма, сентиментальности, назидательности, нет навязываемой автором своей литературоведческой или личной позиции. Вместо этого – честно рассказанные факты, откликаясь на которые душой или разумом, читатель «лепит» свое отношение ко всему узнанному. Причем...
Особое удовольствие – изучать тонкий анализ стихотворений Бродского, вникать в слова, интонации, ритм, уже зная новые подробности предыстории появления тех или иных образов; наблюдать, как проявляется в его строках отношение ко времени и пространству – ключевым категориям его философского осмысления; улавливать, под влиянием каких поэтов появились некоторые сравнения и метафоры
«Пройти десять тысяч ли лучше, чем прочесть десять тысяч книг». Так гласит китайская поговорка, которую цитирует отважный путешественник и замечательный «фиксатор» своего марш-броска Кристоф Регаре. Нам же, его читателям, для получения обширнейшей информации о Китае не надо ни преодолевать огромные расстояния, ни тратить годы на штудирование трудов по истории одной из древнейших цивилизаций мира – вместо этого можно провести всего несколько приятных вечеров за чтением этой увлекательной и...
Свое желание прошагать от Пекина до родного города в Германии автор объясняет просто: «Лишь когда я иду куда-то, я чувствую, что живу. Как будто каждое место, по которому я прошел, становится частично моим, и я уже не чужой здесь». По пути он кратко, но емко и образно, сообщает факты из разных столетий о местах, где просто проходит или задерживается на несколько дней, а также отмечает детали уклада современных китайцев: мы можем узнать, почему то или иное поселение было важно для императоров, над чем смеются и на что не обращают внимание его нынешние жители, как относятся к иностранцам, почему не делают скидки в гостиницах и готовы ли отремонтировать обувь человека, готовящегося вступить в пустыню Гоби.
Нобелевский лауреат Стивен Вайнберг пишет о том, что остается «за кадром» научных открытий. Подробно анализирует предысторию появления той или иной гипотезы, сопоставляет, как мысли, приходившие к ученым из разных стран в разные века, постепенно «приобретали форму» и соединялись в какой-либо одной, часто переворачивающей предыдущие представления, теории. Разбираться во всем этом под его «руководством» невероятно интересно.
Меня особенно поразил один пример: «Персидский астроном ас-Суфи...
Меня особенно поразил один пример: «Персидский астроном ас-Суфи (Азофи) сделал открытие, космологическое значение которого стало понятно только в XX столетии. В 964 г. в своей «Книге неподвижных звезд» он описал «маленькое облачко», всегда находящееся в созвездии Андромеды. Это было самое раннее из известных наблюдений того, что мы сейчас называем галактиками. В данном случае это была крупная спиральная галактика М31. Ас-Суфи работал в Исфахане и также принимал участие в переводе работ греческих астрономов на арабский язык». И подобных ему в книге много – можно делать закладки, возвращаться к ним и потом искать новые книги, рассказывающих о них более подробно.
«Что сделает женщина-ученый, поняв, что лишила себя всего на свете, кроме науки? Она поставит эксперимент на самой себе. Так я и поступила, и этот эксперимент изменил всю мою жизнь. Я максимально использовала опыт двадцати лет нейробиологических исследований и кардинально скорректировала свои взгляды».
Как именно это происходило, автор с юмором, самоиронией, просто, изящно, используя жизненные примеры, описывает в этой книге, открывающей сложные тайны мозга для «простых смертных». И как раз...
Как именно это происходило, автор с юмором, самоиронией, просто, изящно, используя жизненные примеры, описывает в этой книге, открывающей сложные тайны мозга для «простых смертных». И как раз то, что на эпизодах, происходящим с любым среднестатистическим человеком, иллюстрируется влияние мозга на поступки, а потом наших действий на формирование разных отделов мозга, делает книгу столь захватывающей, интересной и понятной: «Много лет назад (…) я усвоила очень важный жизненный урок: мы сами ежедневно формируем собственный мозг (…) Запишитесь в школу танго – и ваш двигательный отдел изменит конфигурацию, чтобы вместить все движения, которые вы должны делать ногами».
В отличие от многих книг о человеческом мозге, изобилующих терминами и описанием экспериментов, сложных для восприятия, здесь все ясно (просто объяснить сложные вещи – высший пилотаж для популяризатора науки). И главное – автор немного приближает к ответу на фундаментальный вопрос: что представляет собой человек.
Ее «Элегантность ежика» и «Лакомство» покупала пять лет назад, прочитав настолько обаятельную «примагничивающую» к ним рецензию, что испытала уже подзабытое чувство из детства, когда чего-то хочешь так, что, кажется, чуть электризуешь все вокруг.
Они оказались еще прекраснее, чем обещала рецензия. Создавали свой мир из сочетаний тонких запахов, звуков, чувств, фраз без игры смыслов, многоступенчатых метафор, а точно подобранными словами, которые словно слышишь внутри себя – и через секунду...
Они оказались еще прекраснее, чем обещала рецензия. Создавали свой мир из сочетаний тонких запахов, звуков, чувств, фраз без игры смыслов, многоступенчатых метафор, а точно подобранными словами, которые словно слышишь внутри себя – и через секунду читаешь на странице. И делали это … лакомо и элегантно.
«Жизнь эльфов» по сравнению с прошлыми романами еще нежнее, «соткан» ювелирнее – как и характер героинь: «Ее отличало очарование, не похожее на прелесть детей, чье раннее детство было безоблачным, на ту прелесть, что рождена из доброго замеса неведения и счастья».
Этот роман еще плотнее окутывает того, кто с ним знакомится, и ловишь себя на мысли, что такую философскую сказку хочется и читать самому, и воспринимать с закрытыми глазами одновременно, чтобы ничего не отвлекало от впечатления, создаваемого запутанной историей о … о многом. О тех, кто задумывается о месте и времени своего рождения, о переплетении судеб, таланте, волшебстве слова, музыки и любви.
Две цитаты.
«И еще стояла в воздухе какая-то истома, ленивый вздох, безмятежная уверенность в том, что ничто не кончается, и хотя люди по привычке, без продыху и без жалоб, продолжали работать, они втайне наслаждались этой нескончаемой осенью, приказывавшей им не забывать любить».
«Она вновь села за фортепиано и сыграла русскую сонату; от этой музыки она ощутила головокружение, какое бывает на горных вершинах; и все поняли, что именно так, в ярости и покое, с жадностью и остервенением,
должны жить и любить люди в мире, пронизанном красками земли и грозы, в мире, что голубеет на рассвете и хмурится под ливнем».
А еще мир «Жизни эльфов» напомнил мне Плоский мир Терри Пратчетта. И если попробовать их сравнить, это станет большим читательским приключением. И пока не ясно, куда их сравнительный анализ может завести…
То, что прочту все, написанное Айзексоном, я поняла после его биографии Стива Джобса несколько лет назад. Привлекло качество его исследования: умение, желание и терпение находить и выслушивать многих людей. Достоинство и элегантность стиля. Внимание к фактам, их серьезный анализ и талант соединить тысячи деталей, фраз, биографий, даже того, что «читается между строк», в историю, от которой не оторваться.
Поэтому «Инноваторы» были одной из самых ожидаемых книг прошлого года. Рассказ о...
Поэтому «Инноваторы» были одной из самых ожидаемых книг прошлого года. Рассказ о «компании» гениев оказался еще более драйвовым, чем можно было предполагать. Некоторые факты обескураживают, некоторые - удивляют. В целом книга настраивает на то, чтобы проанализировать и свои возможности и мечты, а потом начать добиваться целей с удвоенной силой.
Из многих книг, изученных мною накануне поездки в Лондон, эта оказалась и самой содержательной, и самой интересной, и самой самой вдохновляющей.
Джонсон пишет, словно дышит: легко и свободно, красиво излагая факты, шутя, удивляя, не давая скучать, увлекая не только читать дальше, но и обратиться к каким-то другим документальным источникам по истории "столицы мира". А также перечитать Шекспира, например, узнав кое-что о времени и обстановке, в которой были написаны его знаменитые...
Джонсон пишет, словно дышит: легко и свободно, красиво излагая факты, шутя, удивляя, не давая скучать, увлекая не только читать дальше, но и обратиться к каким-то другим документальным источникам по истории "столицы мира". А также перечитать Шекспира, например, узнав кое-что о времени и обстановке, в которой были написаны его знаменитые пьесы.
Чтение "Лондона по Джонсону" - само по себе путешествие: по разным эпохам, районам этого великого города. Причем путешествие в отличной компании - и самого автора, и героев, которых он выбрал в "попутчики".
Не знаете, что почитать?