Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Мечтают ли андроиды об электроовцах? | +35 |
Дракула | +19 |
Хроники Брэдбери | +15 |
Фунты лиха в Париже и Лондоне. Дорога на Уиган-Пирс | +12 |
Библиотекарь | +12 |
Книга о плакатах. Как всегда у Кричевского - оригинальная вёрстка (номера страниц даны под углом в 45 градусов), небанальные сравнения и точные оценки внешнему виду полиграфических изделий. На первом фото - Содержание, дальше - образцы страниц.
Книга написана биографом, который лично знал и общался с великом писателем. Это всегда подкупает высокой степенью вовлеченности автора в материал, такое ощущение что ты сам, когда читаешь, в одном рукопожатии от Великого. В книге есть несколько цветных вклеек, об этом почему-то не было в рекламных анонсах.
(Окончание отзыва, часть 2)
Торможение развития науки происходит при засилье ортодоксов, представляющих начальников властвующей доктрины. Учащиеся и научные сотрудники в СССР, писавшие работы до 1991 года, помнят что начинать надо было обязательно с цитаты из эМ-ЭЛ классиков, подкрепляющих важность данного исследования. Не важно что марксизм был маргинальным течением в мировой науке и опровергнут еще при жизни основателей (работы Ойгена фон Бем-Баверка (1851-1914) были доступны на русском...
Торможение развития науки происходит при засилье ортодоксов, представляющих начальников властвующей доктрины. Учащиеся и научные сотрудники в СССР, писавшие работы до 1991 года, помнят что начинать надо было обязательно с цитаты из эМ-ЭЛ классиков, подкрепляющих важность данного исследования. Не важно что марксизм был маргинальным течением в мировой науке и опровергнут еще при жизни основателей (работы Ойгена фон Бем-Баверка (1851-1914) были доступны на русском языке в дореволюционных публикациях, но сухой академический стиль разбора "Капитала" проигрывал в толпе на митинге работам Карла Маркса (1818-1883), который писал в упрощенной стилистике, доступной самому примитивному, необразованному мировосприятию), важно что надо было проштудировать книги эм-эл философии и ввернуть подходящую цитатку. У археологов была спасительная самодельная брошюрка, составленная (по слухам) великим эрудитом Л.С.Клейном (1927-2017) — он собрал цитаты из классиков, с точным указанием источника и номера страницы, распределив высказывания по разным археологическим эпохам, от эпохи первобытного камня австралопитеков до бронзового века, от раннего железного века и античности — до номадов и средневековья. Общеизвестно печальное влияние идеологии на генетику, историю, кибернетику. (Причина сочащейся ненавистью уничижительной фразы "кибернетика — продажная девка буржуазии" в том, что Норберт Виннер (1894-1964) доказал невозможность управления без обратной связи, а в сложных системах необходимо еще распределение и делегирование). Удивительно, что от ортодоксальной идеологии страдало и сельское хозяйство — у кого-то из классиков нашли фразу о том что почва — это просто набор минеральных веществ в грунте для питания растений. Почвоведение (наука о живой и меняющейся биоте), основанное геологом Василием Васильевичем Докучаевым (1846-1903) в XIX веке, затормозилось в развитии, химизация убила полезные микроорганизмы в земле, урожаи упали везде. Как параллельное следствие — стало невозможным появление гидропоники по причинам ортодоксального свойства.
Удивительно, как у утонченного циника и умнейшего скептика Сократа (470-399 годы до нашей эры) вырос такой дуболомный ученик Платон. Прорыв в идеологии Рауш связывает с Джоном Локком (1632-1704), который предложил идею о том что легитимность определяется не личностью, а постоянным согласием. Распространение методик этой концепции на научное познание привело к колоссальному росту знания и НТР. (открытые дискуссии, свободная печать, равенство всех участников разговора, невозможность единовластия). Жизнь это не статика, это процесс постоянных изменений из-за появления новых игроков на сцене. В этом концепция Локка равна идее эволюции в биологии, в этом схожесть явлений — нет ничего вечного и закостенелого, всё есть процесс, эволюция.
В конце концов либеральная наука не учит нас, как что-то делать. Она представляет собой способ организации общества и модель поведения. Защищать ее, апеллируя только к технологическому успеху — значит защищать лаборатории и полностью игнорировать социальную инфраструктуру, которая обеспечивает условия для их работы. Так или иначе, большая часть того, что производит современная интеллигенция, — это не технологии, а знания. Социология и экономика не помогут вылечить рак, да и предсказательная сила у них невелика — но они не меньше, чем физика и химия, заслуживают того, чтобы их защитили от любителей подкорректировать результаты исследований или подвести их под политическую конъюнктуру. Ньютон говорил, что стоит на плечах гигантов. Это так, но что еще более важно, наука позволяет каждому из нас стоять на плечах миллионов простых исследователей. В авторитарных системах есть свои штучные интеллектуальные гиганты. Чего в них нет, так это способности организовывать и использовать ресурсы массы средних мыслителей. В обстановке когда убивают не людей за идеи, а только сами идеи, развитие науки идет быстрее.
Автор разбирает конкретные примеры травли ученых не по научным, а по политическим основаниям — кто-то кого-то оскорбил, использовал агрессивную лексику на лекции, и всё — университеты начинают принимать внутренние законы, регламентирующие дискуссии. Подтягиваются креационисты, требующие равноправия в преподавании теорий происхождения жизни, приходят афроамериканцы, требующие переписать историю таким образом, чтобы ученым и политикам, выходцам из Африки, отводилось столько же места как и выходцам из Европы. Появляются феминистки, требующие квот в научных журналах. Геи требуют запретить психологам исследовать своё сообщество. Джонатан Рауш недоумевает: квоты на представительство при научных публикациях делают преференции определенным группам, но не развивают собственно науку. Далее Рауш рассказывает сюжеты о судебных делах, когда обиженные и оскорбляющиеся сделали из этого себе карьеру: "По мере того как все больше людей начали понимать, что могут добиваться привилегий и одерживать моральные победы благодаря тому, что их оскорбляют, многие из них становились активистами". Проникновение этого принципа "меня обидели или моя группа была обижена в прошлом веке по цвету кожи или полу, следовательно моя точка зрения важнее" в научный мир приводит в конечном итоге к развалу собственно научной дискуссии — гипотезы, открытия, факты, идеи не привязаны к человеку, они самодостаточны, ценность их не прибавляется за счет личности открывателя или ученого. Релятивистский подход "у каждого своя правда" — неверный и ошибочный, а вариант когда каждый может заблуждаться (фаллибилизм) — правомочен и позволяет развиваться. Единственное на чем держится наука — это проверка каждым каждого в поле общественной критики. Книга написана в 1993 году.
(Рецензия длинная, часть 1 из 2)
Рассказывается как и почему появилась наука в современном виде и в чем причина взрывного роста знаний в последние века. Дело не только в децентрализации и демократизации процесса получения знаний и росте количества университетов, но и в отсутствии политического вмешательства в науку. Никто не может обладать абсолютным или окончательным знанием о чем бы то ни было. Вчерашний авторитет низвергается, концепции меняются, уточняются, переписываются — в этом...
Рассказывается как и почему появилась наука в современном виде и в чем причина взрывного роста знаний в последние века. Дело не только в децентрализации и демократизации процесса получения знаний и росте количества университетов, но и в отсутствии политического вмешательства в науку. Никто не может обладать абсолютным или окончательным знанием о чем бы то ни было. Вчерашний авторитет низвергается, концепции меняются, уточняются, переписываются — в этом бесконечном процессе и заключается суть науки. Не может быть постоянного авторитета — авторитаризм ведет к фундаментализму, в негативном смысле слова ("для фундаменталиста в мире существует только истина и много лгунов"). Ни в одной научной дисциплине нет незыблимых постулатов, всё подвержено сомнению, изменению, уточнению, пересмотру. Требовать на законодательном или административном уровне закрепить равенство концепций — значит цементировать текущее состояние в науке, и запретить развиваться. Д.Рауш прослеживает генезис этого подхода — ни много ни мало, прямиком от обезьяних процессов (1925, Теннеси, и др.), чьи методы аргументации и уловки вошли в современную жизнь и используются разными группировками, борющимися за привилегии под видом борьбы за права.
Релятивизм ошибочен (у каждого своя правда), а фаллибилизм правомочен (каждый может заблуждаться).
Вы можете считать что луна сделана из молодого сыра, но если вы хотите чтобы это мнение было признано знанием, то вы должны отдать его на проверку в рамках игры в науку. И если ваше мнение проиграет, то оно не будет включено в научные тексты. Нельзя уважать ничье мнение, если оно не прошло проверку знанием, мнения ничего не стоят и не достойны уважения, только знания.
С помощью науки создаются самолеты, лекарства, компьютеры, посудомоечные машины и многие другие хорошие вещи. Некоторые замечательные инженеры и ученые — креационисты, и им это не мешает. Чтобы управлять лабораторией по созданию компьютерных микросхем, не обязательно принимать либеральные интеллектуальные ценности. Советский Союз показал что можно задушить свободу мысли, но иметь высокотехнологичную космическую программу. Аятолла Хомейни выступал за технологии без либерализма. Ему говорили что ТВ и самолеты которыми он пользуется, созданы на Западе. Он отвечал "это то хорошее, что пришло с Запада. Мы не боимся вашей технологии и науки, мы боимся ваших идей".
Фундаментализм и ортодоксия в науке выгодны низкокачественной интеллигенции, неконкурентноспособной в открытой конкурентной борьбе свободного общества, поэтому государство (с ортодоксальными правителями) стремится окуклиться и перейти к автаркии (закрытию границ на всех уровнях, даже к запрету перемещения идей).
Вслед за Гансом Айзенком (1916-1997) и К.Г.Юнгом (1875-1961) Д.Рауш отмечает что новые инквизиторы, регламентёры доброго отношения всех ко всем, действуя из благих побуждений, на самом деле восстают против порядка. Людям с различными психологическими отклонениями общественная структура, где доминируют нормальные люди, кажется системой притеснения. У них появляется мечта, некая утопия счастливого мира и новой социальной системы, где все будут равны, и не нужно будет подчиняться законам и обычаям, значение которых труднопостижимо малообразованному человеку, где всё будет просто и понятно, они мечтают о мире, в котором доминировал бы простой и эффективный способ управления, и в котором конечно же им будут гарантированы безопасность и процветание. Легче всего этого достичь введя квоты на премирование, и законы о равном или пропорциональном представительстве в органах управления, власти, в культуре, в кино, в спорте и даже в научных учреждениях. Группа погромщиков с радостью принимает любую идеологию которая будет оправдывать их деструктивные действия. Человеческая натура требует чтобы мерзкие вопросы были заглушены сверхкмопенсационной мистикой, чтобы заставить замолчать сознание и критические способности, свои или других людей. Грабёж просто так — это уголовное преступление, а грабеж узурпатора — это священное действие, поэтому деструктивные культы, религиозные или политические, слишком много говорят о своей идеологии, ведь если лишить эти движения идеологии, то не остается ничего кроме непривлекательной реальности и негуманных действий.
(конец части 1)
Книгу увеличенного формата, высота 25 см, ширина 18 см. Эта повесть-буриме написана в 1970е годы, в 2017 ее пытались издать в Красноярске, но проект не удался. И вот сейчас книгу наконец-то напечатали.
"Киберпанк" Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга осиликонился в жарком климате Калифорнии и вымер, чтобы переродиться в заснеженных полях нашей родины. Мне нравится российский извод киберпанка, того что зародился в 1988 году в журнале Костер, в повести "Клетка для буйных" Тюрина и Щёголева, и продолжился у Алексея Шведова (Юля-камикадзе, Одиннадцать вольт для Феникс - может кто помнит такие новеллы, а?). Истории из свежего сборника интересны своей резкой неформальностью, своей...
С прошлого октября месяца ждал эту книжку про суровые похождения земноводных в стратосфере. Читал ее в детстве в мрачном издании без картинок, в каком-то региональном гроссбухе. С новыми веселенькими иллюстрациями Ивана Иванова книжка заиграла новыми гранями, змейки ожили, прорвались-таки к людишкам на свою погибель.
Полиграфически книжка очень ладно сделано: печатано в Чеховской типографии, сейчас это знак качества и по бумаге, и по переплету.
Подскажите, а где второй том "Дракулы"? Во втором томе, который размером в 400 страниц, собраны иллюстрации к роману "Дракула" за много лет, из разных изданий, книг, комиксов и даже кинофильмов. Фото не мои, фото orpet, взял с Фантлаба.
Друзья, фотографии из рецензии Евы
https://www.labirint.ru/reviews/show/1967032/
совсем не к этой книге - на ее фотографиях обычное издание романа 1984, а не биографии Карп.
Настоящие фотографии прикрепляю, книга изобилует фотоматериалом.
Иллюстрации шикарные, мне понравились. Фото книги со вспышкой, извините если засвечено что-то - например тонкие белые линии на черном листе форзаца слабо видны, но в натуре они хороши.
Иллюстрации шикарные, мне понравились. Фото книги со вспышкой, извините если засвечено что-то - например тонкие белые линии на черном листе форзаца слабо видны, но в натуре они хороши.
Роман «Дорога на Уиган-пирс» мог бы быть первой книгой Оруэлла, изданной на русском языке ... в 1937 году! Редактор журнала «Интернациональная литература» прочитал в английской прессе отзывы и пишет письмо Оруэллу:
“Май 31, 1937.
Дорогой мистер Оруэлл!
Я прочитал рецензию на Вашу новую книгу “Дорога на Уиган-Пир” и чрезвычайно ею заинтересовался.
Не могли бы мы попросить Вас переслать нам экземпляр этой книги, что позволило бы нам представить ее нашим читателям, по крайней мере,...
“Май 31, 1937.
Дорогой мистер Оруэлл!
Я прочитал рецензию на Вашу новую книгу “Дорога на Уиган-Пир” и чрезвычайно ею заинтересовался.
Не могли бы мы попросить Вас переслать нам экземпляр этой книги, что позволило бы нам представить ее нашим читателям, по крайней мере, отозвавшись о ней в нашем журнале, русском издании “Интернациональной литературы”.
С благодарностью
искренне Ваш С. Динамов, главный редактор”
Оруэлл прислал книжку, но так как в ходе гражданской войны в Испании он воевал против фашистов на стороне марксистов, то он попал с запретные списки советского главлита и не мог упоминаться на русском языке ни в каком контексте.
Вот так вот получается что книга, которая могла нам открыть Оруэлла раньше всего, в 1937 году, выходит на русском языке самой последней — аж в 2018 году. Но чудесно, чудесно, лакуна закрывается.
(письмо цитируется по книжке М.Карп, изданной Вита-Новой в 2017).
Прилагаю фото книги.
В этой книге будет впервые напечатана повесть Г.Уэллса Аргонавты времени (The Chronic Argonauts, 1888). На русском кусок повести печатался в журнале "Дон" в 1965 году, и более никогда не печаталась, ни в одной книге, ни в одном собрании сочинений. А тут еще и новый полный перевод. Повесть интересна тем что из неё выросла "Машина времени".
Фотографические снимки книги и на фото еще есть предыдущий том этой серии (книги не связаны, можно читать отдельно).
Особо ценно, и я об этом не знал при покупке, наличие в книге 50 страниц мелким шрифтом воспоминаний и размышлений о Филипе Дике, написанных разными другими писателями, художниками, и прочими деятелями фэндома. Именно этот приятный бонус и склонил чашу весов к покупке, ибо творчество Ф.К.Дика я обожаю давно, лет 30 уж точно, со времен журнала "Юность".
Книжка прелестно сделана, масса иллюстраций, внутри сделано по принципу как серия мемуаров путешественников была от того же изд-ва Эксмо - старинные иллюстрации (то что в оригинале было маслом - всё-таки немного размыто вышло), гравюры (это вышло отлично), цветные вклейки с картинками той эпохи - всё для аутентичности и погружения в мир Америки конца XVIII века. Единственно что огорошило - это мягкий переплет. В смысле мягкое поролоновое или из чего оно там внутри сделано под покрытием. Может...
Если б мне сказали, что сценарий к «очень страшному кину» писал К.Мур – я б поверил. Та же бодяга: тихий скромный городочек, умиротворенный собственной жизнью, и тут на тебе! – в город ворвался неконтролируемый фактор, никем не ожидаемый.
У него почему-то вертелись слова Карла Маркса: “Религия – опиум для народа”. Из этого, значит, следует, что “опиум – религия наркомана”. (с.210).
Конечно, в анонсе перегнули смехотворящую составляющую романа К.Мура, но после первой сотни страниц...
У него почему-то вертелись слова Карла Маркса: “Религия – опиум для народа”. Из этого, значит, следует, что “опиум – религия наркомана”. (с.210).
Конечно, в анонсе перегнули смехотворящую составляющую романа К.Мура, но после первой сотни страниц действительно читается взахлеб – так плотно наворачивается событийная ткань повествования на хлипкую конструкцию простенького сюжета, известного еще по «Аленькому цветочку»: красавица трепется с чудовищем и спасает город от а)преступников; б)коррумпированных полицейских; в)от жуткого людоеда (то есть от самого себя, страшного).
Эдакая сказочка о деве и чудовище на калифорнийский манер: полгорода таблетками обдолбалось, сидят на антидепрессантах, сорокалетний констебль марихуану без передыху курит со студенческой скамьи еще, во дворе у себя садик каннабиса развел, окружной шериф содержит промышленную лабораторию по производству наркоты с оборотом лямов тридцать в год, а аптекарь вместо таблеток наладил торговлю плацебо (т.е. муляжами лекарств, упакованными, и, что самое ценное, стоящими как настоящие лекарства).
Говард улыбнулся, как улыбался бы гробовых дел мастер при виде опрокинутого автобуса с пассажирами. (с.345).
Ящеры-драконы спасают землю, но они же и жрут всех напропалую. Очередной кирпичик в стенку драконоведения.
В сумме весь этот черный юмор с небольшой долей наукообразного объяснения читается в один присест.
Насколько был великолепен роман "Престиж" - настолько проходным является роман "Гламур".
Насколько "Престиж" был великолепным "производственным романом" о фокусниках, настолько бесполезно искать в "Гламуре" особенности работы кинооператора или художника-иллюстратора, хотя герой и героиня "Гламура" как раз к этим профессиям и относятся.
Не без издевки над читателем, конечно: как в "Престиже" речь совсем не о престиже, так и...
Насколько "Престиж" был великолепным "производственным романом" о фокусниках, настолько бесполезно искать в "Гламуре" особенности работы кинооператора или художника-иллюстратора, хотя герой и героиня "Гламура" как раз к этим профессиям и относятся.
Не без издевки над читателем, конечно: как в "Престиже" речь совсем не о престиже, так и в "Гламуре" -- вовсе не о глянцевой жизни богемы. Но ходы в "Престиже" прописаны слишком подробно, персонажи только и делают, что рефлексируют, сюжет виляет, и в глазах другого рассказчкика опять оказывается, что все было не так, а чуть-чуть по-другому, и непонятно, сцена изнасилования героини в плюсы или в минусы идет в этой книге, а запутавшись окончательно в причинно-следственных связях, автор обрубает всё -- все кончается все пшиком, даже бога из машины не получите.
Резюме: если не читали Кристофера Приста и хотите почитать, ни в коем случае не начинайте с этой достаточно средненькой, проходной "любовной истории".
Хотя роман «Престиж» и написан в 1995 году, но ждал я эту книгу с 1986 года – именно тогда прочитал в серии «Зарубежная фантастика» издательства «Мир» сногсшибательный роман «Опрокинутый мир». Если не ошибаюсь, «Опрокинутый мир» до сих пор нигде не переиздавался («Машина пространства», изданная на русском в той же «мировской» серии в 1979-м, в 1996-м была переиздана некой фирмой «Эль-Фа» (г.Нальчик) в аляповатой серии «Фатум»). Прист – один из немногих фантастов, пишущих настолько сочно, что...
«Престиж» – книга о фокусниках. Два дневника, два диаметрально противоположных взгляда на одни и те же события, разные оправдания своих поступков и проступков, разные акценты при пересказе каких-либо происшествий, а фактически – одна и та же история противоборства иллюзионистов второй половины XIX века, но преподнесенная нам с двух разных точек зрения. (Способ не нов, но достойное воплощение, способное заинтриговать читателя, встречается не часто. Первое что приходит на ум: четырехтомный «Александрийский квартет» Дарелла и маленький рассказик Роберта Шекли «Па-де-труа шеф-повара, официанта и клиента»).
И Альфред Борден, и Руперт Энджер – уважаемые в своей профессиональной среде фокусники. Но кошка пробежала между ними в юности, на заре карьеры, вот и кидают они друг другу подлянки: то посреди аттракциона Энджер, прикинувшись рядовым зрителем, начинает орать: «Смотрите на левую кулису, там ассистентка будет дергать ниточку!», а то Борден отключает электричество во время представления своего недруга. Война магов в данном случае – двигатель прогресса. И Борден, и Энджер вынуждены изобретать новые, оригинальные фокусы, чтобы противник не мог а)сорвать представление б)спокойно спать от того, что не смог сорвать представление. И тот, и другой становятся изощреннейшими престидижитаторами, блистательнейшими шоуменами, «первыми по профессии». Но Кристоферу Присту только этого противостояния мало. Прист не был бы писателем-фантастом, если б в исторический роман не ввернул какой-нибудь научно-фантастический элемент: ближе к финалу, под занавес, один из фокусников в творческом порыве изобретает... машину для телепортации.
(Может, сейчас это и не совсем «играет», но в литературе термин «телепортация» появился только в начале 1930-х годов; Джек Уильямсон в 1930-м году написал рассказ «Космический экспресс», в котором впервые в научной фантастике использует телепортацию как новое средство передвижения, а Чарльз Форт в 1932-м использовал этот термин для обозначения телекинеза – способности перемещать предметы из одного места в другое усилием воли.
Получается, что использование телепортации в конце XIX века - посильнее даже парового компьютера английского математика Чарльза Бэббиджа из «Машины различий» У.Гибсона и Б.Стерлинга).
Когда на планете идёт затяжная позиционная война между несколькими островными государствами, экономика находится в запустении а прогресс едва топчется на одном и том же месте, всеобщее ощущение упадка не может не затронуть Роберта Питера Синклера, простого обывателя, жителя Джетры, столицы Файандленда, страдающего от экзистенциальной пустоты окружающего мира.
Роберт Синклер, выигравший в Лотерею острова Коллаго бессмертие, не радуется неожиданному призу, а некоторой ленцой и явной неохотой...
Роберт Синклер, выигравший в Лотерею острова Коллаго бессмертие, не радуется неожиданному призу, а некоторой ленцой и явной неохотой отправляется в круиз по экзотическим островам огромного Сказочного Архипелага.
По пути от острова к острову Питер не успевает даже запомнить их названия, не то что бы ознакомиться с нравами или обычаями островитян – настолько быстро корабль бежит от театра военных действий в нейтральные страны, где пассажиров ожидает южное тропическое умиротворение и реальная физическая безопасность вдали от бомбёжек.
Бежит и Питер, но не столько от войны, сколько от проблем: от сожительницы-психопатки, от сестры, вздумавшей взвалить на себя родительские обязанности по воспитанию уже давно выросшего и самостоятельного брата, от скуки повседневности и мрака безысходности. Как последовательный неудачник, наш герой неудачлив во всём: его увольняют с престижной работы на химическом комбинате, от безденежья он вынужден съехать с квартиры, с ним порывает девушка. В качестве компенсации, во время круиза на теплоходе Питер постоянно выдумывает себе красивых попутчиц, каких-то невест, но даже выдуманные героини не выдерживают скучного общества в компании с аутичным английским мальчиком, он бежит к ним – а они все равно бегут на острова, режут вены, глотают таблетки, но всё бесполезно, ибо они всё равно окажутся на страницах очередной фантазийной повести Питера, и будут путешествовать с ним с одной Земли на другую, как в кинофильме «Эффект бабочки» персонаж переправлялся из мира в мир посредством чтения своего собственного дневника.
Питер так и будет бежать по Сказочному Архипелагу в поисках лучшего места для жизни, идеального острова для счастья, и он готов, как пел Малежик, найти его – даже если целый век придётся плавать.
В конечном пункте турне Питеру сделают несложную, но чрезвычайно дорогостоящую (по стоимости задействованных препаратов и длительному, двухмесячному реабилитационному периоду) операцию атаназии, и его тело биологически навсегда останется молодым, двадцатидевятилетним, – таким, каким оно было на момент проведения процедуры. Но нет бесплатных подарков, и расплата будет страшнее приобретения: регенерация организма затрагивает не только сердце-печень-почки и прочий ливер, но и клетки главного органа человеческого тела, клетки головного мозга, вследствие чего пациент полностью теряет всю память, то есть теряет себя, свою личность. Для восстановления личности пациенты перед процедурой записывают свою автобиографию, и после второго рождения психиатры-воспитатели аккуратно наговаривают на чистое сознание великовозрастного ребенка его прошлое, его полную анкету.
Однако Питер подсунул врачам вместо своей автобиографии... фантастический роман о параллельной Земле. С этого-то всё и начинается на первой странице.
В заглавном романе нарисован альтенативно-параллельный мирок, в котором могущество мага прямо пропорционально величине народной поддержки, саперы ошибаются дважды, американские гоблины пристрастились к православному ладану, а домовые ширяются смертельной святой водой. Говорят, после повести «Там, за Ахероном», на Евгения Лукина взъелись некоторые адепты догматического православия. Теперь аналогичных реакций можно ожидать со стороны белых колдунов и черных магов.
Вилка в историческом развитии...
Вилка в историческом развитии этого мира произошла после 1917 года, когда волею случая были намертво связаны меж собою коммунизм и православие. Новый человек православно-социалистической формации ковался в исправительно-трудовой колонии, с младых ногтей разучивал революционные молитвы (с.196) и готовился к битве с мировым колдунизмом-демократизмом в лице вездесующегося НАТО.
В рассказе «В стране заходящего солнца» нарисована абсурдная ситуация социального устройства, при которой трудолюбивые люди и работяги оказываются изгоями общества. Эссе «Дело прошлое» вводит нас в потусторонний мир общения Писателя с Внутренними Органами, а статья «История одной подделки» (напечатан полный вариант — в «Если» был с купюрами) прибавляет шуточных доказательств в концепцию выдуманной истории Морозова-Фоменко.
Цитаты из текста:
«Государство — наиболее организованная и многочисленная преступная группировка»
«В чем состоит разница между политическим деянием и уголовным?»
Роман представляет собой смесь мессианской фантастики реалистического толка: от «Дьявола» С.Ярославцева до «Человека напротив» В.Рыбакова, с дозой обеих «Ночей…» А.Щеголева. Материализация старозаветного принципа “перелом за перелом, око за око, зуб за зуб” для жителей одного конкретного дома проходит малозаметно, но в масштабах целого района или даже города — приводит к катастрофическому переделу сфер влияния между преступными группировками и другими властями. Российский областной городок...
Но праведникам и в этих условиях приходится несладко: смотреть, как пачками умирают люди за свои грехи, могут лишь бессердечные создания. Почему же тогда преспокойненько разгуливают по улицам воры и прочие негодяи? Может, их черед еще не наступил? Добро, которое с кулаками, не уходит безнаказанно: внезапно погибают солдаты, воевавшие с фашистами. Или их потом воскресят? Нет, безмолвствует безликая, внечеловеческая система приведения приговоров в действие, и уже проходит над городом вторая волна парового катка небесного правосудия, унося кровавую жатву: начинают умирать от инфарктов те, кто портил жизнь своим друзьям и коллегам… Может ли на такую всеобщую мясорубку смотреть человек честный, безгрешный? Вот и бегут они от такого правосудия подальше. А нувориши все равно снимают свои сливки. “Кому война, а кому и мать родная”. При наваре остаются ловкие подлецы, наловчившиеся грабить без применения насилия, используя лишь неразбериху и примитивный обман. Да, знаете ли, так легко с религиозными стереотипами и идеализацией правосудия еще никто не расправлялся. Мы уже знаем, что истинным праведникам на Земле приходится несладко; теперь придется признать, что и в случае Высшего вмешательства у них также останется она лишь надежда на что-то лучшее.
Падало прошлогоднее Солнце
Это, знаете ли, находка: печатать короткие произведения чуть ли не на картоне: сборник в 528 стр. по толщине и по весу сравним с дутыми семисотстраничными эпопеями, и это при том, что собственно сам новый роман занимает 380 страниц крупным шрифтом. Книг Лукиных с середины 95 года вышло уже, наверное, пять, и все они пересекаются по части содержания. Этот принцип дублирования — одно из спасательных средств для писателей, пишущих меньше, но лучше остальных. Правда,...
Это, знаете ли, находка: печатать короткие произведения чуть ли не на картоне: сборник в 528 стр. по толщине и по весу сравним с дутыми семисотстраничными эпопеями, и это при том, что собственно сам новый роман занимает 380 страниц крупным шрифтом. Книг Лукиных с середины 95 года вышло уже, наверное, пять, и все они пересекаются по части содержания. Этот принцип дублирования — одно из спасательных средств для писателей, пишущих меньше, но лучше остальных. Правда, что касается именно этого сборника, вышедшего под лейблом фэнтезийной серии «Заклятые миры», то в его составе для полноты фэнтэзийной картины не хватает рассказов «Государыня» и «Рыцарь хрустальной чаши». Тогда и «Словесники» смотрелись бы как художественное приложение к «Манифесту…».
В «Солнышке…» люд добрый попадает под землю, а в «Ахероне» — пытается выбраться на свет.
Фэнтэзи по-славянски, «Империя Атома» Ван-Вогта из дерева, «Опрокинутый мир» Кристофера Приста на русской почве, читать намного приятнее: какие слова, какие обороты! А имена? Кудыка, Докука, Ухмыл, Шалава Непутятична. Музыка имен. Это вам не нортоновские-муркоковские-фрайеровские Летбриджи, Мирддины, Херлвины, Нур-Ары и Торил ор-Твайн ор-Эдельстеры.
Вдосталь поиздевался Лукин над словарем Даля (веревка — вервие простое; ажно — инда). Варяги похожи на персонажей из сатириконовской «Всеобщей истории» — такие же прямолинейные, тупые и смешные, а греки — типичные представители средиземноморской национальности. Множество аллюзий найдет читатель: и карикатуру на сепаратизм, и коррумпированность чиновников, даже идею о релятивизме Истории. Шуткой мрачною сей роман является. Как писал Веллер, интересная наука история — «очень настраивает на юмористическое отношение к происходящему». Мир получился до рези в глазах узнаваем, но все ж таки не нашим, чтобы прикрепить ему ярлык альтернативной истории.
Сотворение альтернативных миров — вот та новая ступенька, на которую взошел блистательный автор Евгений Лукин.
Во второй книге дилогии, изданной спустя пару лет, действие происходит через две недели после окончания части первой, «Холодные берега».
Роман получился на редкость смешным и веселеньким — по разудалости и бесшабашности он напоминает трилогию «Остров Русь» того же Лукьяненко и Буркина, разве что диспуты об оправдании бога за существующее зло (теодицея) предполагают наличие второго плана в приключенческом романе. Одна из ключевых сюжетообразующих идей дилогии (почти полное отсутствие железа в...
Роман получился на редкость смешным и веселеньким — по разудалости и бесшабашности он напоминает трилогию «Остров Русь» того же Лукьяненко и Буркина, разве что диспуты об оправдании бога за существующее зло (теодицея) предполагают наличие второго плана в приключенческом романе. Одна из ключевых сюжетообразующих идей дилогии (почти полное отсутствие железа в мире) не выдерживает критики при ближайшем рассмотрении: в промышленных нуждах вполне можно обходиться свинцом, алюминием, медью, оловом и ихними сплавами. Бронзовые втулки в двигателях, кстати, долговечны и в смазке почти не нуждаются. Машины станут дороже, но прогресс радикально не остановится. Разве что строительного железобетона не было бы, потому что только у железа и бетона коэффициент расширения и сжатия при перепаде температур одинаков. Ну и не нужны небоскребы, делов-то.
Приключения на долю героев выпадают всё какие-то комичные, и выходят они из передряг легче, чем месяц из тумана в известной считалочке.
Узник тюрьмы строгого режима сражает наповал маленького стражника, кинув тому в лоб зеленое яблоко; обманывает постовых, суя им под нос ведро с помоями и выдавая их за супчик… Или такой финт — город окружен по периметру, аэродром перекрыт, река просматривается. Как бежать? Известно как: подземный ход есть, прям из театра — и через государственную границу, всего-то километров тридцать под землей по карстовым пещерам! У героев книги не суперфантастическое везение, у них просто-таки полоса гиперудачных обманов и ультравезений на фоне прогрессирующего фарта. Если дюжине человек требуется перебежать охраняемое летное поле аэродрома и захватить для побега планер османских ВВС, то надо всего лишь сказать стражнику: «мы идем к начальству, и начальство знает о нас». Все расступятся! Янычары так и поступают правда?
Боги тоже шутку чтят: первый Искупитель, пасынок Божий, две тысячи лет назад прикольнулся в особо крупных размерах — взял с собой на Холод (отправил в недоступное параллельное пространство) всё железо, о каком только знал, плюс все известные ему крупные месторождения. Да такому несуну позавидуют легендарные Лисовский, концерн АНТ и Боливар: оставил, добрая душа, без средств производства всех своих потомков. А если представить, что Искупитель прихватил вообще ВСЕ железо, то извлечение из планеты Земля трети (!) ее массы неминуемо повлечет за собой веселые изменения околосолнечной орбиты и периода вращения вокруг собственной оси, не говоря уж о таких мелочах, как исчезновение магнитного поля. А нет магнитного поля — нет и защиты от солнечного излучения. Впрочем, это уже наши собственные спекуляции.
Две трети романа — большая экспозиция. Потом происходит Происшествие, и оставшаяся треть текста — расследование, которое ведет не кто-нибудь, а Шерлок Холмс (пусть и клон великого сыщика из XXI века). Описание мироустройства у Лукьяненко великолепно деталями (взять, например, идею жидкой татуировки — эмоционального сканера, или трансформацию канцелярских крыс — в канцелярских же паучих!).
Однако перейдем к концепции счастья, нарисованной Сергеем Лукьяненко. В мире далекого будущего счастье...
Однако перейдем к концепции счастья, нарисованной Сергеем Лукьяненко. В мире далекого будущего счастье закладывают в людей генетически: при исполнении своей работы, для которой сконструирован данный человек, индивидуум получает безграничное наслаждение и море положительных эмоций. Если у Вячеслава Рыбакова в «Гравилете» обычные люди могут быть счастливы без каких-либо изменений, то у Лукьяненко для достижения всеобщего счастья необходима коренная перестройка организма.
сли мне не изменяет дырявая память, это уже тридцать какая-то книга Сергея Лукьяненко. Сочиняет он хоть и много, зато – не в пример многим отечественным фантастам – качественно, с психологической достоверностью выписывая главных персонажей (опуская, впрочем, проработку второстепенных – но и это ба-а-альшая редкость в нашей жанровой резервации), а сюжеты его романов всегда слабопредсказуемы, что делает процесс чтения увлекательным.
Однако написав такую порву книг нельзя не начать...
Однако написав такую порву книг нельзя не начать самоповторяться (читателям, знакомым с «Лордом с планеты Земля», дилогией «Звезды – холодные игрушки» многое в новом романе покажется повторением пройденного). Осознанно или не очень, но Лукьяненко моделирует в романе такую ситуация, при которой на Земле наступил общий кризис писателей и поэтов, вынужденных обслуживать государственный аппарат, либо забросивших писательство и ударившихся в путешествия по иным планетам.
Ситуация такая: некие инопланетяне понастроили на всех обитаемых планетах телепортационные станции, и разрешили свободно ими пользоваться, в обмен на интересные истории, рассказываемые путником служителю станции. Одна поездочка – одна байка или притча. Аргентинский товарищ Борхес Хорхе Луис только раза четыре пропутешествовал бы (помните его незабвенное «в литературе есть только четыре сюжета…»?), но кое-кому удается прыгать по мирам несчетное количество раз. Рассказчиков таких мало, а дел на иных мирах – много, поэтому приходится нашим сказочникам зачастую подрабатывать выполнением чужих поручений: то человека на иной планете найти, то весточку передать, а то и вовсе – должника грохнуть.
Частному детективу Мартину поручили найти сбежавшую из родительского дома девушку, вот и бегает он за ней по семи планетам, попутно вживаясь в иные миры с чудным социальным устройством, необычайно быстротечным циклом жизни, или даже – с непривычными физическими свойствами. (Была там планетка с чудовищной силой поверхностного натяжения воды. А по слухам, есть миры в нашей галактике, где число Пи равняется четырем. «Значение косинуса в военное время может достигать пяти»). Каждый мир – это отдельная повесть, со своей завязкой-развязкой-финалом (всегда, между прочим, трагическим), и только Мартин бегает за беглянкой как по замкнутому кругу, все больше и больше уподобляясь герою какого-нибудь плохого фэнтезийного сериала, просто-таки обязанного выполнить неуправляемую авторскую волю, наперекор логике, здравому смыслу и окружающим обстоятельствам.
Отсюда проистекает и главный недостаток книги: скомканный финал.
Виталий Каплан (если мне память не изменяет, редактировавший эту самую книгу) в рецензии (ЕСЛИ № 10’2002, с.285) уже сетовал на то, что концовка явно провисает, но видит в этом «открытый финал», за пределами которого читатель сам должен додумывать, почему так, а не эдак. Мне же ситуация видится в несколько ином свете. Герой, отказавшийся от божественного всемогущества – это уже как бы и не совсем герой. Он может сколь угодно долго развивать аргументацию в пользу отказа от вертикального прогресса и уверять читателя в верности стандартной мещанской триаде (дом-семья-работа), но за этим финалом четко видится всего лишь неспособность нашей современной фантастической литературы к осмыслению прогресса разума, невозможность оторваться от зрелищной космической пострельбухи и подняться хотя бы до уровня довоенных наработок Олафа Степлдона.
Какие там создатели звезд и творцы новых планет!
Нам бы поесть чего.
Не зря же главный герой так смачно и обстоятельно кушает в каждом прологе.
Что тут уж такого фантастичного – ума не дам.
Если использовать закон Мура, гласящий, что удвоение тактовой частоты процессора происходит каждые восемнадцать месяцев, то действие книги происходит где-то буквально через пару лет: шестисотые пентиумы становятся реальностью, а для героев книги вожделенной начинкой писюка является пентиум в гигагерц.
Вторая книга про Глубину развенчивает эпоху радости и первоначального знакомства с Сетью; кончились альтруистические фидошные ночи и начались тяжелые коммерческие дни интернета. Как и всякое...
Вторая книга про Глубину развенчивает эпоху радости и первоначального знакомства с Сетью; кончились альтруистические фидошные ночи и начались тяжелые коммерческие дни интернета. Как и всякое сообщество, сообщество жителей Диптауна, этой виртуальной коммуны, прошло фазу восторгов и перешло в состояние перманентной борьбы за выживание.
Лукьяненко не может не вписать в окружающую “вербальную нереальность” элементы настоящего: появляются библиотека имени Мошкова (реально существующая виртуальная библиотека Мошкова), ресторан «Три поросенка» (шуточное название московского КЛФ «Три парсека»), воронежская ПТИЧКА КАР-КАР (интернет-журнал РЕДКАЯ ПТИЦА), липецкая ШЕЛУХА (догадайтесь сами). Но не перегибает ли автор ветку, на которой сам же и сидит? Беда Сергея Лукьяненко заключается в том, что свои личные оценки он без обиняков вставляет прямым текстом. Например, фраза «Какая гадость этот классический киберпанк…» совершенно неуместна в контексте описываемой драки с таксистом-кибером. Зачем пинать классиков жанра, с тучных силиконовых полей которого имеет счастье кормиться не один автор? Ведь Уильям Гибсон — много революционнее Сергея Лукьяненко, Брюс Стерлинг на несколько порядков лучше разбирается в технике, а Руди Рюкер — смешнее (видимо, именно поэтому до сих пор ничего не перевели из его книг на русский язык).
Роман является образцом той самой «фантастики Пути», о которой долго говорил Сергей Лукьяненко, и которая наконец-то удалась ему как никогда раньше: герой все время куда-то идет или едет — на работу, к незнакомым людям, в ресторан, через игру «Лабиринт Смерти» к последнему уровню, и даже во сне он не прекращает ходить. Но не под себя. В Пути наш старый добрый знакомый, потерявший многие свои умения и навыки, ни чем не лучше обычного человека, и роман начинает казаться принципиальным анти-геройским произведением, не лишенным, впрочем, атрибутов геройского жанра фэнтези: некоторых персонажей книги зовут Маг, Император, но постепенно сила магии нарастает, и ближе к финалу чудеса проявляются в полную силу, и обязательно произойдет что-нибудь, фантастическое даже по меркам обитателя фантастической книги.
Любопытен состав книги, ингредиенты: на каждого мало-мальски значимого героя положена своя, интересная тайна или загадка, причем главный герой прямо-таки нафарширован секретами — на то он и супермен, в конце-то концов.
Жил обычный человек, служил клерком в мелкой торговой фирме. Но однажды его заставили работать в межмировой таможне, на перекрестке между пятью мирами.
Конечно, способ, каким Кирилла выкидывают из "списка живущих", иначе как кафкианским не назовешь: его неожиданно забывают сослуживцы, соседи, друзья и даже родители убеждены, что перед ними -- ненормальный шутник, а вовсе не родной ребенок. Мастерски наведенная выборочная амнезия людьми не ограничивается, а плавно захватывает и...
Конечно, способ, каким Кирилла выкидывают из "списка живущих", иначе как кафкианским не назовешь: его неожиданно забывают сослуживцы, соседи, друзья и даже родители убеждены, что перед ними -- ненормальный шутник, а вовсе не родной ребенок. Мастерски наведенная выборочная амнезия людьми не ограничивается, а плавно захватывает и юридическую составляющего гражданина Данилова К.Д. 1978 года рождения: ни в поликлинике, ни в дэзе, ни в любом другом заведении не остается ни одного документа, свидетельствующего о его существовании, а потом в прах рассыпается и его паспорт. Без паспорта, если кто вдруг не знает, в Москве делать совершенно нечего, это вам не Англия.
Сидит теперь Кирилл в трехэтажной башне с удобствами, одна дверь в Москву выходит, другая -- в мир а-ля XIX век по Жюль Верну, третья -- на безопасный курортный пляж, четвертая -- в Нирвану, абсолютный наркоманский рай, а пятая -- на Землю-1, мастера с которой, собственно говоря, и устроили эту вереницу отражений с разнообразием обитаемых и необитаемых, гостеприимных и неприветливых, интересных и опасных миров. Кирилл, конечно, не сидит в башне, а путешествует по мирам и пытается узнать, за что его таким подарком судьба наделила, может, и не подарок это вовсе, а наказание? Не прошло и суток, как выясняется неприглядная сторона индивидуальной утопии: если кому-то хорошо, то всегда есть и недовольные; причем в количествах, явно превышающих число безусловно довольных. Прямо-таки закон сохранения вещества применительно к такой зыбкой материи как "счастье".
Опытные люди конечно растусовывают Кириллу, что "Ты собираешь налог с товаров. И можешь полностью тратить его на себя" (стр.161, занятный собирательный образ "силовика" в массах сложился, не находите?), и что кроме денег "Ты получаешь полное здоровье и огромную способность к регенерации. ... Полагаю, даже если отрезать голову, она способна прирасти обратно" (стр.157). Потом открытым текстом вбивают в голову потенциальному бунтарю: "Честно исполняй свою функцию -- и у тебя все будет хорошо" (с.192). Что ж, расхожие успокоительные сказки для быдла: очень уж недавний "социалистический феодализм" напоминают, который так мил сердцу некоторым политикам, гротескно выведенным в романе. Чего стоит только фраза "Эта дверь нужна нашей родине" из уст депутата ГосДумы Димы, (стр.211), безусловно отсылающая читателя к риторике неумех-экспроприаторов вековой давности, чьими идеологическими детьми и являются нынешние горе-радетели за мифическую "единую национальную идею" и никому не нужное "удвоение валового продукта".
Искусственные миры, куда силой внешних обстоятельств непреодолимой силы забрасываются люди из привычного мира -- вовсе не так уж и редки в фантастике. Рискнуть создать явно искусственный мир пробовал, кажется, каждый профессиональный фантаст. Вопрос лишь в том, для чего создается этот явно неестественный мирок, чья искусственность осознается его обитателями?
И если Филипп Фармер, например, начал городить бурлеск из приключений (как в "Мире реки"), Майкл Муркок в конечном итоге свел приключения бессмертных героев к декадентским оргиям на краю света, Братья Стругацкие показали жизнь социума и бездуховные эксперименты над ним, сродни коммуно-фашистским построениям, то Сергей Лукьяненко ограничился только попытками приключения тела.
Великолепный рассказчик, каким мы знаем Веллера, не перестает им быть и рассуждая о судьбах вселенной. Философия — любовь к мудрости, а не борьба за знания, иначе бы ее называли филомахией. Еще со времен Декарта Мудрецы понапридумывали себе жаргонные словечки, чтобы усложнить и без того сложные вещи. Рассуждения долны быть понятны. Веллер не перестает быть занимательным и веселым, даже рассказывая мрачные, в принципе, вещи. Но становится невообразимо, нестерпимо скучно: скучно от того самого...
В книге 12 граней — как у общепитовского стакана. Я расскажу сначала об одной: за стакан водки можно пропить ударник для пушки, за дюжину бутылок — сотню снарядов, за глоток пива — с потрохами выдается месторасположение артиллерийского склада, и даже ночь, это “темное время суток”, наступает тогда, когда командиру крейсера страшно хочется выпить с богатым спосором…
«На кораблях Российского флота ночь наступает тогда, когда спущен флаг, а флаг спускается тогда, когда постановлено командованием...
«На кораблях Российского флота ночь наступает тогда, когда спущен флаг, а флаг спускается тогда, когда постановлено командованием и обычаем» (с.108).
С другой стороны, книжка очень сатирическая и политически заостренная:
Обкурившиеся коноплей матросы устанавливают социальную справедливость на всем пути следования легендарного крейсера «Аврора» — от Петербурга до Москвы. Легко и приятно навести шмон на продуктовом рынке захолустного городка, контролируемым двумя десятками бритоголовых братков во главе с паханом на задрипанном «Форде», лелея в руках маузер, а за спиной имея несгибаемую поддержку в виде шестидюймовых артиллерийских орудий. «И было это все похоже на советский фильм о революции, который после обрыва ленты и долгой, бессмысленной и яркой пустоты на экране под свист и топот зала, вновь запустили и озвучили, и зрители превратились в участников ожидаемого и требуемого действия».
Легко и непринужденно рассуждать о повышении зарплаты представителям народного образования и учителям, голышом общаясь с милыми представительницами оной профессии, временно переквалифицировавшихся в жрицы любви.
Зайдя со стороны третьей, мы видим фантастический роман: тут тебе и путешествие по реке времени задом наперед, от энкаведистских заслонов на шлюзах судоходных каналов до пристреленного птеродактиля, скормленного судовым коком на обед членам команды, и олигарх Березовский манипулирующий массовым сознанием в особо крупных размерах…
С пятой точки зрения — эстонский беллетрист написал на русском языке едкую и ядовитую книжку, порочащую армию и флот, причем для пущей конспирации издало ее (книжку) украинское издательство, отпечатав тираж в белорусской типографии. Крепко достала Михаила Веллера армейская муштра на сборах, если даже в программу нового политического движения он вставляет следующие размышления:
«За шагистику и равнение подушек в казарме по ниточкам командир роты идет в тюрьму как за растрату государственных средств, отпускаемых на обороноспособность, а не на идеальное застилание коек и балет на плацу».
Впрочем, внимательный читатель найдет в романе еще не один десяток шуток над Красной Армией и Военно-Морским Флотом.
Со стороны шестой, в книге много и откровенных дифирамб милитаризму, спецслужбам и в особенности — флоту, здравицы в честь которого произносятся на каждой странице. Неисправимой романтикой веет от этого р-р-революционного боевика.
С десятой стороны, это — очередной трактат на тему о том, “как нам дальше жить”, лишь для большей доходчивости преподанный в форме веселого и очень смешного романа. Вся судебно-правовая реформа легко сводится к долгожданному тезису о свободной продаже оружия, «поскольку народ несет священную обязанность в любой момент и по своему усмотрению устанавливать тот общественный строй и свободно избирать то правительство, которые необходимы для блага отечества». Ведь если незабвенный зулус Чака (1787-1828) молниеносно наказывал преступника, то чем мы-то глупее?
В начале своей писательской карьеры Михаил Веллер говорил, что хотел бы «выпустить такую книгу, чтоб все рассказы в ней были разные». Теперь же он написал целый роман, в котором каждый читатель вычитывает то, что ему самому заблагорассудится.
Поэтому-то я и не стал раскрывать все грани этого хитового произведения культового писателя.
«К концу ХХ века в России перестали удивляться чему бы то ни было, события последних лет выбрали лимит удивления у электората»
За внешней игривостью -- такие же инфантильные рассказы, брызжущие гиперсексуальностью на лоно литературной целины соцраелизма. "Декамерон" эпохи загнивающего социализма. Приквел к "Легендам Невского проспекта". Сплошной стеб, читается на вылет. Фразы юмориста бьют куда-то в район солнечного сплетения, и невозможно разогнуться от пошловатого смеха
Ее звали Норочкой, а правильнее в таком случае было бы назвать норочкой тоннель метрополитена.
... он сильно переживает за...
Ее звали Норочкой, а правильнее в таком случае было бы назвать норочкой тоннель метрополитена.
... он сильно переживает за людей, вынужденных вместо презеравтивов использовать тракторные колеса ...
Весь сахар вожатые и воспитатели забирали себе и пили сироп, а мы месяц пили чай без сахара и думали, что так и надо.
--.. Она всегда жалуется, что муж почти никогда не дарит ей цветы. А если когда-нибудь приносит, то ей приходится тут же ложиться на спину и раздвигать ноги.
-- Разве у них в доме нет вазы?
И так далее в том же духе, все полторы сотни страниц.
Юмор, как показали КВНщики, продляет жизнь на три часа двадцать минут.
Да, если кто поведется на инфантильную обложку и купить своему чаду книгу именно как детскую литературу, то и детям будет что почитать: последние три рассказа сборника -- чистый Хармс.
"И на костях растут сюжеты.."
Юмор, он знаете ли, оживляет. Даже если на протяжении первой трети книги сын шорника будет рубить в капусту врагов на своем пути к королевскому трону, вторую треть – уничтожать государственных преступников, на означенном троне утвердившись, а там, глядишь, и достойные наследнички подрастут, средневековые нравы короля Гран-Поскони не преминут перенять, то все равно убийства выйдут опереточные, потому как перед нами комедия, а не триллер.
Новый мир...
Юмор, он знаете ли, оживляет. Даже если на протяжении первой трети книги сын шорника будет рубить в капусту врагов на своем пути к королевскому трону, вторую треть – уничтожать государственных преступников, на означенном троне утвердившись, а там, глядишь, и достойные наследнички подрастут, средневековые нравы короля Гран-Поскони не преминут перенять, то все равно убийства выйдут опереточные, потому как перед нами комедия, а не триллер.
Новый мир Успенского – это тот же самое пространство Земли, вывернутое наизнанку после некой катастрофы. Только со времен легендарного богатыря Жихаря, награжденного «Золотым Остапом» и «Странником», минуло несколько сотен лет, и из периода варварства человечество прогрессировало до расцвета средневековья. Синкретичный мир этот построен на обломках нашей цивилизации и по степени воздействия на юмористические центры коры головного мозга (если таковые есть на самом деле) похож на эффект, производимый коктейлем Молотова при соприкосновении с работающим машинным двигателем. Географические названия претерпели изменения до неузнаваемости: попробуйте, например, соотнести выдуманные топонимы типа Хлестафорика, Стрижания, Габо-Маркес, Пуэрто-Борхес и Пуэрто-Кортасар с реальными! А чего стоят имена морских кораблей – «Партогас», «Ла Марадона» и «Хулио Иглесиас», а так же неизвестно зачем здесь появившиеся фабриканты игрушек, распространяющих выгодную для себя «гипотезу о существовании так называемых динозавров».
Фирменные «устареллы» от Успенского (переложение на образы, доступные средневековому менталитету, хорошо известной книжки или кинофильма) наличествуют и в этот романе: на сей раз читатель прослушает историю о Когане-варваре, «Новую Хронологию» Фоменко, повесть В.Сорокина «Голубое сало» и десятка два мелких историй, относящихся к делу, не относящихся, и вообще просто так, ради хохмы, вставленных в роман. На этом обширном «конопляном поле» мертвых сюжетов и древних мифов Всадник Без Головы собирается убить стрижанского мальчишку Гарри Поттера, создатели бессмертной «Олдиссеи» преспокойненько поживают в городе Хрякове, спящую в хрустальном гробу Белоснежку разорившиеся гномы показывают за деньги на ярмарках, а добрая фея Деррида с помощью чугунного дискурса подвергает врагов полной деконструкции.
Человечество в очередной раз смеясь расстается со своим прошлым.
В этой хитрой книжке как бы походя открывается секрет построения идеального – для граждан – государства. В то время как в Немчурии или там Бонжурии короли встревали в государственные дела и мешали подданным жить, правитель Гран-Поскони никому не мешал, поскольку был занят исключительно воспитанием собственных детей. Поэтому в государстве никто ничего не выполняет, а все само собой как-то делается. Воистину, самое лучшее правительство то, о существовании которого народ и не вспоминает.
Вот только тогда и наступает всеобщая «невдолбенная пруха»
Литературный перевод замечательный (не зря же Дм.Коваленин корпел над ним несколько лет!), посылка фантастически глобальна (со времен Чингисхана живет на Земле инопланетная Овца, попеременно вселяющаяся в людей и ворочающая свои темные делишки), а исполнение – традиционно-затянутое для мэйнстрима. Треть книги герой собирается в Путешествие, треть – едет к намеченной цели, и только ближе к финалу начинает что-то происходить. Причем, как это у них в Большой литературе водится, все оканчивается...
Мураками:
«Сотни лет она спала в своей пещере, и надо же было именно такому безмозглому идиоту, как я, ввалиться и разбудить ее!»
Саймак:
«А что, если существо в толще скал вовсе не хочет, чтобы его спасали?», и в самом конце: «И тот, под толщей скал, не хозяин, а отбившаяся от стада овца?».
Лет двадцать назад, еще при СССР, в секретной лаборатории “Сапфир” гениальный учёный Константин Журанков разработал новый способ перемещения в космическом пространстве. Что это за способ, каким образом будут передвигаться корабли – никому не понятно, автор едва обмолвился, что это как-то связано с плазмой. Не секрет, что новый космолёт может быть использован и как транспортник при колонизации планет, и как неуязвимое средство доставки оружия. Неудивительно, что за изобретением идёт самая...
В предыдущем романе Вячеслава Рыбакова (“На чужом пиру”, 2000) эту роль “оружия возмездия” играла небольшая, размером с чемодан, приставка к космическому челноку “Буран”, позволяющая стотонному кораблю взлетать... без ракеты! Якобы этот прибор был сделан ещё в советское время и спрятан доброхотами до лучших времён. В романе “Звезда Полынь” оружие возмездия существует только в виде рукописи с расчётами, и лежит полтора десятка лет в земле в полиэтиленовом пакете, чтобы его не нашли ни демократы, ни иностранцы. Лучшие времена наступили только благодаря некоему олигарху, решившему на сэкономленные от уплаты налогов средства, в глубокой тайге и в тайне от общественности, разработать новое космическое транспортное средство. Про неуплаченные налоги вставлено не для красного словца, это именно так в романе и описано: на деньги, сворованные у государства, олигарх разрабатывает новые космические технологии. Ну, чего только не позволишь в фантазии для осуществления мечты! Чем олигарх так глянулся Журанкову, не совсем понятно. Ясно, что для овладения новой коммерческой технологией хитрый делец-нувориш всего лишь инсценирует на людях свою заинтересованность космосом.
Фантастические проекты В.Рыбакова великолепны в своём гигантизме и подслащены толикой патриотизма (видимо, с целью притупить критическое осмысление), но что хорошо в выдуманном мире фантазий, то разбивается вдребезги от соприкосновения с реальностью, и прожекты не перестают от этого быть нелепыми. Например, он предлагает восстановить систему “ГЛОНАСС”, чтоб не зависеть от иностранцев (с.179). Подозреваю, в следующем романе с таким же успехом будут обоснованы необходимость создания “Русской компьютерной Операционной Системы”, “Русского летоисчисления”, “Уникальной Русской Вилки” или даже “Русского Автомобиля”.
Жалкая детективная линия в романе строиться по лекалам тридцатых годов, с обязательными циничными шпионами, мерзкими вредителями и кристально честными россиянами. Не стоит даже пересказывать сюжет, ибо он носит всего лишь подчинённое значение, обрамляя размышления автора о месте России в мировой политике и истории. На три четверти книга – чистая публицистика, и, чтобы не уподобиться Чернышевскому с его бессмертным “Что делать?”, автор вкладывает свои взгляды и свои размышления в уста журналистов, безработных учёных, успешных олигархов, китайских и американских шпионов. А потом увлекается и не замечает, что тринадцатилетняя девочка периодами пересказывает Достоевского, а фашиствующий болван как профессиональный историк рассуждает об историографии русско-польского вопроса. Ну, раз публицистика, то и разбирать книгу можно по законам публицистики.
Симпатии автора однозначно на стороне Советского Союза (не знаю, дошло ли до Санкт-Петербурга известие о его распаде): если фигурку стройной девушки обтягивает майка, то обязательно с надписью “СССР” на груди, если на скамейке стаканчики и окурки, то персонаж обязательно вспомнит советское время, когда мусора в парках не было, не говоря уж о изумрудной зелени травы образца 1976 года.
Любопытен пассаж про советские репрессии: “Коммуняки хоть и насиловали, когда им в их бреду это казалось необходимым, все же чуяли сами, что совершают нечто ужасное и отвратительное, - другой рукой тут же норовили как-то извиниться и подсластить произвол” (с.102). Интересно было бы озвучить эти оппозиционные пары, посмотреть на эти симметричные ответы, подержать в руках эти горькие и сладкие пилюли: на одной чаше весов расстрел Мейерхольда, на другой – массовое издание “Первого удара” Ник.Шпанова. Сначала загнать всех крестьян в колхозы, а потом одуматься, подсластить произвол, и ввести паспортный режим для горожан.
Автор устами героя: «В будущем ни одного произведения искусства не будет создаваться просто так; не за горами появление книг и фильмов, главным содержанием которых будет скрытое воспевание “Кока-колы” и нападки на “Пепси-колу” — или наоборот» (с.116).
Отрадно, что Пелевин бросил идеализировать новых русских, мотивы романтизации которых встречались в “плейбойевском” периоде творчества писателя.
Как и было обещано в прессе, очередной роман Пелевина рассказывает о шаманизме в рекламном бизнесе....
Отрадно, что Пелевин бросил идеализировать новых русских, мотивы романтизации которых встречались в “плейбойевском” периоде творчества писателя.
Как и было обещано в прессе, очередной роман Пелевина рассказывает о шаманизме в рекламном бизнесе. У Ллойд Бигл-младшего есть замечательный рассказ о рекламе — Музыкодел. Генри Каттнер в Уязвимом месте писал о рекламном бизнесе на Венере, а Александр Тюрин в повести В мире животного для оживляжа использовал массу юмористических рекламных сценариев. Вот и Пелевин обратился к этой любопытной теме, приковывающей внимание зрителей. Тема не новая, а интерес гарантирован, причем вызван он не только именем Пелевина, но и той странной тягой зрителей и читателей, которые испытывают прямо-таки мазохистское влечение ко всему, что связано с насилием, и с рекламой, как одним из проявлением массового изнасилования сознания. Рекламу никто не любит, однако телепередача «Рек-тайм» на канале РТР одно время имела рейтинг куда больше, чем всенародно любимый «Сам себе режиссер».
Поведав многие тонкости агрессивного маркетинга и эшелонированного позиционирования, Пелевин не останавливается на развенчании TV-рекламы, а продолжает копать тему глубже: главный герой, специалист по рекламным слоганам, сочинивший не один десяток успешных сценариев, терпит фиаско при написании Русской идеи. Не помогает даже помощь духов из потустороннего мира. Может, и нет никакой идеи-то? Так в процессе поисков наш сценарист оказывается в самом центре TV-мира, и делает еще одно открытие: уже и новостей никаких нет, да и политиков в реальности не существует, а есть лишь набор мощных графических станций от Silicon Graphics и штат высокооплачиваемых дизайнеров и актеров-двойников. Вторая тема романа тоже обкатывалась, в том числе и в российской фантастике. Достаточно вспомнить Поиск предназначения С.Витицкого, Перемену мест Льва Гурского и некоторые рассказы Сергея Казменко. [Вот что любопытно: почти все авторы, пишущие про двойников в политике, скрываются под псевдонимами. Береженого Бог бережет?].
Другая теория, спрятанная в тексте романа (смотри главу Homo Zapiens), имеет больший привкус оригинальности. Речь идет о существовании Экономического Моллюска, живущего на земном шаре в товарно-денежных отношениях, в которых людям отводятся только лишь функции потребления и исторжения денежных эквивалентов, а телевидение вкупе с остальными СМИ является всего лишь нервной системой этого пожирающего монстра. Рекомендую прочитать трактат о Homo Zapiens повнимательнее, ведь, по правде говоря, всё остальное в романе является вторичным даже по отношению к собственным ранним произведениям Пелевина, а Homo Zapiens — это новый вариант Голема, описанного А.Лазарчуком и П.Леликом более десяти лет назад. По сути дела, мало кто всерьез исследовал этот шокирующий “кибернетический” феномен, и я очень рад, что Пелевин попробовал на новом качественном витке, с присущим только ему солипсистким циничным юморком, рассмотреть проблему ноосферы, смешивая гигиенические прокладки, кризис семнадцатого августа девяносто восьмого года и кондиционер в одном флаконе…
В книге действительно есть космический корабль на гипердвигателе, но не ждите от этого романа космических путешествий и стрельбищ из лазерных луков на грязных просторах диких планет. Путешествия будут, но не дальше Стокгольма; равно и планета дикая хотя и присутствует, но уж больно привычная она для нас… По сути, это два повествования в одном — и по внутренней динамике текста, и по композиции. Первая половина — детективная история, преступление «в медовом раю», ловко раскручиваемое полковником...
Жил да был в Хоратских горах травник Жуга, маг и чародей, слабо различающий красный и зеленый цвета, из-за чего колдовство его порой приобретало комический оттенок — то поленица дров взлетит в небеса, вместо того чтобы возгореться, а то игральные кости надписи потеряют — в самый ответственнейший момент.
Но пропала из деревни первая красавица села — вот и выгнали по навету злопыхателей травника Жугу (предварительно побив до смерти), и пошел от странствовать по миру в поисках своей любимой...
Но пропала из деревни первая красавица села — вот и выгнали по навету злопыхателей травника Жугу (предварительно побив до смерти), и пошел от странствовать по миру в поисках своей любимой девушки. В пути, как и положено, разные приключения происходят. В городе Гаммельн Жуга пытается избавить горожан от крыс. Потом забывает отключить волшебный кашеварный горшочек. В следующей части повествования наш лекарь бьется с небезызвестным ведьмаком Геральтом. Таким образом, перед нами оказывается достаточно вольный пересказ нескольких популярных легенд, прочно вошедших в сознание рядового читателя сказочной и фэнтезийной литературы.
Правда о пропавших девушках оказывается не по сказочному жестокой: злой маг Тотлис ворует молоденьких девушек и готовит из их крови эликсир молодости, коим продляет жизни толстосумам и престарелым князькам.
Портит дебютную книгу молодого пермского автора отсутствие редактуры: обновленное издательство «Северо-Запад пресс» заявляло в одном из пресс-релизов, что рукописи отныне правиться не будут вовсе, и все публикации пойдут в авторской редакции. К чему приводят эти благие намерения, можно судить по нижеприведенным цитатам: «Мы всё когда-нибудь умрем и всё когда-нибудь воскреснем» (с.252), «поклонилась на всё четыре стороны» (с.307) или «стиснул зубы и задышал ртом» (с.315).
У нашего героя есть таинственный браслет, к которому прикреплены девять загадочных фигурок. Для совершения очередного большого подвига одной из фигурок приходится жертвовать. А так как к концу книги «Осенний лис» браслет остается еще довольно целым, то следует ожидать еще не один том продолжений странствий мага-дальтоника.
Владимир Сорокин оказался более подкованным в истории нашей родины, поэтому его глумление над идеей "опричнины для XXI века" не прячется за красивыми словесами о целесообразности точечного террора для государства или мягких репрессий для бизнеса -- он просто художественными методами показывает, КАК это всё счастье осуществляться будет, какими методами и какими способами удача войдёт в дома Избранных, на какие взятки и откаты опричники будут покупать себе предметы роскоши, как за...
… он снабдил всю последующую мировую НФ удобным каталогом-шпаргалкой сюжетов и тем…
Станислав Лем
Отсутствие всякого попсового оживляжа, упрощение антуража вкупе с менторским тоном делают книги Степлдона непригодными для издания в обычных нф-сериях. Однако же и нф-ориентация автора не оставляет ни малейшей надежды на издание его книг в сколько-нибудь серьезных издательствах. Вот его книга и вышла где-то на маргинальных задворках, среди брошюр о “третьем глазе” и пособий по высшей магии, на...
Станислав Лем
Отсутствие всякого попсового оживляжа, упрощение антуража вкупе с менторским тоном делают книги Степлдона непригодными для издания в обычных нф-сериях. Однако же и нф-ориентация автора не оставляет ни малейшей надежды на издание его книг в сколько-нибудь серьезных издательствах. Вот его книга и вышла где-то на маргинальных задворках, среди брошюр о “третьем глазе” и пособий по высшей магии, на дурной бумаге, с дикими опечатками и в безвкусном оформлении.
Стиль, конечно, далеко не сахар: межгалактические войны с покорением планет и взрывами звезд, сверхдревнейшие цивилизации, отстранено наблюдающие с нечеловеческим спокойствием на тотальный геноцид, — все это намечено пунктиром у Степлдона, простым, обыденным языком. Лексическое удушье автора? Переводчика? Несомненно, Степлдон проигрывает в эрудированности Станиславу Лему. Степлдон не изощряется в изобретении наукообразных неологизмов, и когда ему не хватает специфических терминов — переходит на поэтические метафоры. Его речь (в переложении переводчика О.О.Чистякова) выглядит такой же скучной и прямолинейной, упрощенной до примитивизма, как и язык, допустим, А.Э. Ван Вогта, а ведь в энциклопедии Клюта отмечается, помимо всех достижений Степлдона в создании современной космической философской системы, еще и великолепие языка и структурной логики. Право, не мог же человек, сочиняющий стихи, писать так жутко! Впрочем, Степлдон объясняет это несоответствие так: «В памяти автора этой книги, человека, остались лишь обрывки этого видения, которое так потрясло и взволновало его, когда он был космическим разумом. И все же я должен стремиться поймать это ощущение в очень непрочную сеть слов.» (с.253-254). «И хотя человеческий язык и даже человеческая мысль в силу самой своей природы не способны передать метафизическую истину, я должен ухитриться это сделать, пусть даже при помощи одних только метафор» (с.261). Может, в другом перекладе будет лучше, а пока мы видим только лишь «бесконечно жалкие и банальные слова» (с.253).
Речь Степлдона напоминает стилистику писателей, сравнительно поздно начавших литературную карьеру — лет эдак с сорока. (Фармер, например). Есть что-то от спешки, от стремления побыстрее высказаться, что ли. Отсюда и пунктирная манера повествования. Прав был Вл.Гаков, когда писал, что «для специалистов-филологов проза Стэплдона — ниже всякой критики, а для профессиональных философов его философия слишком “литературна”».
Итак, о чем же эта книга?
Стоя на холме, автор усилием воли отправляется в космическое путешествие по вселенной. «Судьба предоставляет мне возможность не только исследовать физические глубины вселенной, но и узнать, какую именно роль в звездном мире играют жизнь и разум.» (с.29).
В путешествие отправляется только разум человека, причем, как можно догадаться из дальнейших описаний, из органов восприятия у него имеются в наличии только аналоги человеческих глаз, причем изо всего обилия волн и излучений эти “виртуальные” глаза воспринимают только привычные человеческому глазу волны. Однако для широты картины Степлдон широко использует возможности телепатии — посредством которой главный герой вживается в новые миры, дабы изучать цивилизации изнутри.
Власть находится в руках геронтократов-глобалистов, и поэтому важнейшей отраслью человеческой деятельности объявлена медицина: буквально все подчинено медикам, стремящимся окружающую среду стерилизовать, людей кормить выхолощенными и очищенными искусственными продуктами, а в награду за добропорядочные деяния на благо человечества индивидуум получает медицинское обслуживание.
Странный это рай, где запрещена реклама, говорящие собаки ведут телевизионные интеллектуальные диспуты, уничтожены...
Странный это рай, где запрещена реклама, говорящие собаки ведут телевизионные интеллектуальные диспуты, уничтожены эпидемии, а самой высокоразвитой страной стала Индонезия, наименее всего пострадавшая в эпоху глобальных эпидемий 2030-х годов (смотри график из книжки Форрестера).
– У государства есть враги?
– Конечно! Множество! Бесчисленные орды! Самые разные отказники, диссиденты! Амиши. Анархисты. Андаманцы. Автралийские аборигены. Несколько племен афганцев. Какие-то американские индейцы. И это только на букву «А».
Проблема омоложения занимала человечество с давних пор. Что только ни придумывали для продления существования одной отдельно взятой особи: и пересадка мозга (Р.Хайнлайн «Не убоюсь я зла»), и запись сознания на внешний носитель (А. и Б.Стругацкие «Свечи перед пультом» – новелла из романа «Полдень, XXII век»; в этой новелле, кстати, упомянут загадочный «метод Каспаро-Карпова» – не знаю как там насчет метода, а вот противостояние этих двух фамилий известных шахматистов явилось пророческим), и живительные переливания крови бессмертных (Дж.Ганн «Бессмертные»), и киборгизация организма (смотри тот же «Робокоп»), и таскание камня в гору (А.Гайдар «Горячий камень»). В «Священном огне» Стерлинг использовал метод, описанный Петром Павловичем Ершовым (1815-1869) в сказке «Конёк-горбунок» (1834) [обратите внимание, сколько лет было Ершову на момент написания сказки, и попробуйте найти хоть что-нибудь еще, им написанное]:
Коль себя не пожалеешь,
Ты опять помолодеешь.
Слушай: завтра на заре
На широком на дворе
Должен челядь ты заставить
Три котла больших поставить
И костры под них сложить.
Первый надобно налить
До краев водой студеной,
А второй – водой вареной,
А последний – молоком,
Вскипяти его ключом.
Вот, коль хочешь ты жениться
И красавцем учиниться –
Ты без платья, налегке,
Искупайся в молоке;
Тут побудь в воде вареной,
А потом еще в студеной,
И скажу тебе, отец,
Будешь знатный молодец
Стерлинг, естественно, наукообразил все эти квазифольклорные метафоры, но суть осталась именно такая: тело пациента расщепляют, растворяют, и заново выстраивают в специальном чане-биоконтейнере.
Героиня романа, Миа Зиеманн, во время операции потеряла всю наносную культуру поведения, десоциализировалась, испугалась нагромождений условностей, которыми окружен человек ее уровня и достатка, и бежала из этой противной геронтократической среды на волю, в Европу. Ее медики ищут, эксперимент продолжать, а молоденькая и похорошевшая Майа колесит по Европе, связывается с молодыми бунтарями, попутно выступая на подиуме.
Метаморфоза с героиней произошла во время операции омоложения, когда сознание пациента отделяется на несколько недель от ощущений тела. Не кома, но глубокий сон, и человек словно рождается молодым.
(Чем-то эти метаморфозы напомнили мне роман «Бедные-несчастные» Аласдера Грея, в котором взрослая девушка с чистым сознанием младенца ринулась прочь из пут цивилизации, и отправилась путешествовать по Европе. Сбежав, между прочим, от лечащего врача).
Смысл романа еще и вот в чем: старой женщине-бухгалтеру дали возможность прожить жизнь заново, в молодом теле. Она что, кинулась сводить балансы с утроенной энергией? Куда там, занялась искусством. Потому что на хрен не нужны здоровому (психически здоровому, естественно) человеку маразматические противоестественные системы ограничений свобод.
На фоне тощенького ручейка отечественной фантастиковедческой литературы (библиографические справочники, энциклопедии и т.п.) эта книжка привнесла заметное оживление в стан оголодавших по подобного рода литературе фэнам. «Пляска смерти» и любопытна прежде всего тем, что «Король Ужасов» всю фантастику склонен рассматривать именно через призму своего пристрастия; например, отмечает, что в фильме «451° по Фаренгейту» «отражены кошмары всех книголюбов» (с.145). Кинг травит байки и анекдоты,...
Что же есть проза Александра Щеголева? Это — прежде всего — тренинг. Тренировка критических состояний человека, попавшегося на крючок совершенно неожиданно свалившихся на голову жестоких обстоятельств. К зиме можно готовиться, она придет, и это неотвратимо — об этом знают работники жилкомхоза и некоторые синоптики-старожилы… Но холод в отношениях с близкими людьми приходит без стука… Прощание со всеми и всяческими идиллиями. С верой в государство, партию и правительство и доброго, но мудрого...
По поводу друзей, родных, работы, детей, жен, матерей, отцов и других родителей ни у кого из нас не должно остаться абсолютно никаких идеалистических иллюзий, — вот что нам говорит каждая новая жуткая повесть Щеголева, каждая страница его захватывающей прозы, каждая шокирующая строчка его лаконичного текста, вырезанная на белоснежной бумаге его остро заточенным пером. Когда начинают предавать кто-то из родителей — это объяснимо; когда предает супруга — это тоже объяснимо, пусть и на физиологическом уровне. Но этого мало. «Весь мир идет на меня войной, мама мы все тяжело больны мама я знаю мы все сошли с ума». Паранойя. Тихая паранойя. «Ну, что ты, в самом деле, так по себе сохнешь? Мир не перестанет вертеться, когда ты сдохнешь…».
Молодого кузнеца-повесу в художественной галерее «снимает» состоятельная дамочка, коллекционирующая.. фамилии художников-передвижников в своём паспорте! Она и Крамской была, и Серовй, и Суриковой.. На свою беду, кузнец носит фамилию Саврасов.
«Передвижники – моя слабость», – прошептала она мне после первого поцелуя.
Все это было так смешно, что через три дня мы поженились»
Но не в объятиях любящей супруги он оказывается, а сразу на хирургическом столе элитной клиники, где пациентом неведомо зачем отрезают ноги, отрезают руки. Эдакий обрубок, «самовар с краником в животе», подобно калекам из повести М.Веллера «Самовар», мобилизует все силы единственного своего оставшегося нетронутым органа – все силы ума калека Саврасов направляет на тонкую идеологическую обработку варварской семейки, на лёгкое внушение и нейролингвистическое программирование своих мучителей и истязателей. Цена победы с каждым шагом будет всё выше и выше, и с каждой главой обстоятельства будут усложняться до невозможности, но Автор любит своего персонажа, он подбрасывает ему краплёные карты, увеличивая «степень везения» до неприличия.
Уровень морально-нравственной деградация Саврасова дойдёт до низшей точки по шкале Кельвина, а потом опустится еще ниже, в Ад, и у чертей по коже побегут мурашки от его художеств. Ему самому придётся стать и палачом, и каннибалом, и за неимением хронометра наблюдать за течением времени по состоянию трупа: по изменениям в трупных пятнах, по интенсивности мышечного окоченения. Вязкое, обволакивающее сумасшествие: страх пробирается из романа – в голову читателя.
По мысли автора, пособие должно растормошить человека пишущего до состояния "всё что придумал - вылей на бумагу!", и не особо задумываться о последствиях скорописи. Даже если вдруг у человека случится солидный багаж знаний и жизненный опыт - на выходе после подобных рекомендаций мы получим скороспелый продукт.
«Из истории одного мира» – концептуальный сборник рассказов, где первая новелла настраивает читателя на несерьезный тон, четвертая отягощает ответственностью любого креатора, рассказ седьмой показывает изменчивость и моделируемость исторических событий, восьмой – переворачивает классические космогонические представления, ну и т.д.
Вторая книжка А.Грея на русском все-таки послабее будет, чем «Бедные-несчастные», но однозначно читать стоит.
Непримечательный писатель Дмитрий Александрович Громов (1910-1981) исчез из литературы бесследно, оставив после себя несколько книжек. В каждой его книжке заключен магический заряд: книга представляет собой нейролингвистический вирус, который, будучи помещен в мозг реципиента-читателя при особых условиях (непрерывное чтение без отвлечения на окружающую обстановку), пробуждает в человеке невиданные ощущения, сродни наркотическим трипам.
Вокруг случайно сохранившихся экземпляров книг Громова...
Вокруг случайно сохранившихся экземпляров книг Громова образуются кружки-читальни, объединения читателей сакральной Книги, скованные общностью интересов: чтение с последующим экстатическим каскадным оргазмом, поиск новых книг Громова, охрана своего караса от конкурентов.
Заведует книгами разумеется Библиотекарь – не просто хранитель реликвий, но и глава этой подпольной организации, охраняющей артефакты от попыток читателей из других библиотек выкрасть Книгу. После нескольких лет смертельных боев между библиотеками количество сохранившихся книг Громова сократилось в десятки раз; не мудрено, что стоимость «лишнего» экземпляра Книги выросла до стоимости квартиры. Фанаты книг Громова образуют некое сообщество, эдакий подпольный, глубоко законспирированный Громовский Мир, со своими законами и понятиями, мир, не пересекающийся ни с миром воровским, ни с миром книголюбов, ни с филателистическим обществом, ни с толкиенистами и ролевиками – хотя и вбирающим от каждого определенные черты. От бедных ролевиков громовчане взяли привычку делать доспехи и оружие из подручного материала (кирасы из шин грузовиков, катаны из крестьянской косы, рыцарские шлемы, подозрительно напоминающие мотоциклетные), от филателистов переняли всеразоряющую страсть к коллекционированию, а от уголовников – иерархию и безусловное подчинение лидеру.
Человек, прочитавший книгу Громова, становится добрым, отзывчивым, мудрым и светлым, он готов изменять мир к лучшему – но в то же время он с легкостью вонзает шило в печень другого такого же читателя, прочитавшего светоносную книгу Громова в другой читальне. Это дикое противоречие, похоже, не особо заботит Михаила Елизарова, потому что роман «Библиотекарь» написан не о любви к чтению, не о ролевиках или исторических реконструкторах, не о коллекционерах редкостей, не о магии слова в конце концов. Роман «Библиотекарь» - это ксенфобская книга, подобно недавнему к/ф «Юленька», проталкивающему несложную мысль об идентичности человека читающего и сатаны: увидел человека с книгой – это враг, убей его сразу, пока он рта не раскрыл. Подобная быдлячье-гопническая позиция в отношении людей грамотных подспудно нарисована Елизаровым яркими художественными красками но явным образом не сформулирована – да это и понятно: будь у Елизарова возможность сформулировать претензии к «интеллихентам» чётче и яснее, он бы автоматически стал бы на их позицию хотя бы самим фактом наличия способности формулировать.
На четвертой стороне обложки издания написано, что «две эпохи выясняют отношения между собой», но это неправда. Нигде в книге не сталкивается мир соцреализма с миром капитализма. Есть старая протухшая эпоха Советского Союза (описываемая Елизавровым эпитетами с оттенками гнилости, упадка и разрухи, нищенства и бедноты), есть некроз СССР, есть геронтофильско-фетишисткие услады Елизарова, млеющего под песенки Пахмутовой и Добронравова, но столкновения с реальным современным миром нет и быть не может: читатели громовского мира добровольно заточили себя в скорлупу из старых плакатов и лозунгов.
Все отношения выясняются строго между группировками читателей, только между «просветленными» знатоками «громовского мира» идёт смертоубийственная война на выживание, в ходе которой читальни в буквальном смысле слова вырезаются под корень, а истекающие кровью выжившие счастливчики с вырванными наживую рёбрами завидуют своим мёртвым товарищам.
Начинается роман как интеллектуальное чтение о судьбе книг, о влиянии романов на души человеческие, но быстро (уже с тридцатой страницы) регрессирует в скандальную и эпатажную геронтофильскую боёвку с некрофильским уклоном и прочими парафилиями. Увы. Персонажи романа (язык не поворачивается назвать их «героями») играют в жизнь, имея на руках после авторской раздачи сплошные козыри, и это произвольное авторское подсуживание еще больше убеждает меня в мысли о скучности и надуманности всей этой книги.
В самом финале, в заточении, в одиночной подземной камере, питаясь сухарями и объедками со стола дома престарелых, Библиотекарь пишет: «я любил Союз не за то, каким он был, а за то, каким он мог стать, если бы по-другому сложились обстоятельства». А нечего было их так складывать, эти обстоятельства - другим было ничуть не легче. Подобные речи смешны даже в устах адвокатов, оправдывающих преступников, выросших в неполных семьях неблагополучных районов. Евгением Шварцем ответ даден давно: « всех учили быть подлецами, но отчего же ты стал лучшим учеником?».
И тем не менее Библиотекарь продолжает беззаветно служить трупу государства, продолжает своим магическим ритуалом укреплять тоталитарное общество, ни во что не ценящее жизнь человека – да и жизнь самого Библиотекаря тоже.
Квинтэссенция мытарств и наград, происшествий и потерь явлена автором в последней, самой короткой части книги: в глубоком подвале дома престарелых, на скудном пищевом пайке и на воде, сочащейся из ржавой батареи отопления, безвылазно заперт Библиотекарь, который поочередно читает все книги Громова. Этим мистическим актом перечитывания советской галиматьи он спасет Россию от самого страшного, как ему кажется, врага – от Америки. Никакой более адекватной метафоры, никакого иного образа, ради которого человек принимает страдания, Елизаров и придумать не мог.
Весь сюжет этого небольшого романа заключен в словах песенки А.Васильева из группы "Сплин":
.
.
"Мой президент не пьет и не курит
Лучше бы пил и курил
Возможно, от этого стало бы легче
женщинам Южных Курил"
.
.
.
Третий (альтернативный третий? четвертый?) президент России из романа, Денис Анатольевич, неделями бухает по черному. В моменты протрезвления ему становится жутко за навороченные по пьяни дела, и он пытается отыграть назад то, что отыграть можно без потери...
.
.
"Мой президент не пьет и не курит
Лучше бы пил и курил
Возможно, от этого стало бы легче
женщинам Южных Курил"
.
.
.
Третий (альтернативный третий? четвертый?) президент России из романа, Денис Анатольевич, неделями бухает по черному. В моменты протрезвления ему становится жутко за навороченные по пьяни дела, и он пытается отыграть назад то, что отыграть можно без потери репутации, либо следующими действиями как-то дезавуировать предыдущие решения. Такая качель полностью объясняет шаткую и диаметрально противоположную политику, которая вроде бы проводится одним человеком но по психотипу записанных заявлений в СМИ и по политическому вектору оставленных на теле конституции и уголовного кодекса законотворческих следов не может проводиться одним и тем же человеком.
Пикантность ситуации в том, что в пьяном виде Денис Анатольевич - придерживается общечеловеческих ценностей, а в похмелье - авторитарный самодур, блююйщий при слове "либеральный". Впрочем, в похмелье он тоже не особо умён и разумен: взять хотя бы его попытку ввести теократическую систему правления с целью свалить ответсвенность с власти светской - на власть клириков. Пространство решений всё равно зажато в рамках простейшего общественного сознания: ввести цензуру на ТВ - раздать оружие населению - расстрелять всех афраниусов - сослать коммунистов в Северную Корею, и президент денис Анатольевич просто мечется от одного СМИшного мема к другому, ублажая то одну часть электората то другую.
Концепция патернализма (мне сверху видно всё, и поэтому я за всех в ответе) перестает работать для систем размером больше семьи, а уж в масштабах страны стала просто губительной. Тем более губительна эта модель авторитарного управления, чем менее образован управляющий и чем менее он желает слушать специалистов. Беда некомпетенции отливается в волюнтаристских указаниях вроде снижения цены до уровня убыточности с последующим исчезновением товаров с рынка и последующим регрессом в жизни.
Как шутили в поззднем СССР, "социализм надо строить, а капитализм достаточно только разрешить". В связи с чётко обозначенным откатом к социализму в РФ, наблюдаем что и первого не строят, и второе запрещают. Пользуясь гастрономической аналогией, одними такими вот десертами сыт не будешь.
"Я, Хобо" роман производственный, об этом говорили не раз, и в одном из слоёв книга действительно о производстве эдакого космического БАМа - тянут люди трассу, тянут телепортационную трассу из пересадочных станций как я понял. Описан самый опасный эпизод - и плечо уже несчастливое, тринадцатое, и расстояние пройдено уважительное, с метрополии не достать практически. Строят - _провешивают_ - трассу давным давно стартовав с огромным, но - конечным запасом сырья и материлов. Экономика!...
Второй слой - это личная трагедия, оно же и приобретение нового качества персонажем. Очень неодиданно, но в рамках как раз предложенной профессиональной деятельности. Совсем третий пласт - это выход в обитаемые миры и встреча с запредельным - всё оказывается еще сложнее, чем представляется в традиции космической НФ. На этом месте прочитавшие шпыняют автору за переход от крепкой НФ - к мягкой фэнтези, но я вижу лишь каскадное усложнение смыслов новых действующих лиц романа, непередаваемых традиционными образами. Самое простейшее что видится в этом отрезке - джедаи "Звездных войн", но это только поверхностное, первое может быть впечатление....
Заранее надо сказать про экспериментальный язык - я например страниц пятьдесят просто въезжал, думал синтаксис и орфография нарочито сбиты от привычного стандарта. Но когда вживаешься в мир - язык получается органичным. Редкость у сочинителей. Как пример могу москвича Владимира Покровского и француза Бориса Виана вспомнить, они с письменным языком тоже смело обходились.
В литературе не так много произведений, в которых инопланетяне прилетают и спасают заблудшее человечество. У Кира Булычева есть рассказ 1989 года "Последние сто минут" - там эвакуация челоечества идёт молниеносно, выборочно, да только целью является спасение остающихся землян. В "Операции "Надежда"" Стругацкие показали последствия спасения Странниками жителей погибающей планеты. Инопланетяне Михаила Успенского эвакуируют всё человечество на его историческую родину:...
Надо брать пример с Романа Ильича: оторвавшись от реки повседневности пожить в тишине схрона без каких либо новостей и вернуться к людям - многие вашие инфоповоды просто бредом и пустышкой оказываются. Шаг второй, подсказывемый Успенским: действуйте, господа товарищи, действуйте. Нечего из себя небожителей корчить, затаившись в башне из дубового сруба в тихой тайге спокойствия: именно из-за такого бездействия машина продолжает катиться под уклон.
Описан мир 21 века – катастрофы экономические, экологические и политические приводят олигарха Платона (не Лебедева!) к мысли сделать запасной аэродром. Он покупает Новую Зеландию и устраивает на ней ковчег спасения. Возомнив себя Ноем, переустраивает быт, мораль и нравы новой Утопии под схему, описанную своим великим тёзкой 25 веков назад: строит идеальное государство с четырьмя кастами (философы, солдаты и прочие рабочие). Мир кое-как барахтается вокруг, но гибнет, а выживших счастливцев...
Когда робот с человеком заперты в одной камере, вот тут-то и начинаются интересненькие беседочки о мышлении, разуме и эволюции.
- Ты всего лишь кусок кремния
- А ты кусок углерода. С каких пор таблица Менделеева стала основанием для дискрминации? (с.139)
главная особенность мышления – оно виртуозно вводит мыслителя в заблуждение (с.145)
Общество, которое боится знания, страшится самого себя (с. 179 – о необходимости свободного доступа к любой информации)
Разговор человека с роботом о сознании и жизни идёт кое-как, пунктиром, но все как-то вяло, а пример с шифровальной китайской комнатой так и вовсе интерпретирован кое-как, Анатолий Королев двадцать лет назад в «Блюстителях неба» отыграл диалог по тесту Тьюринга куда как лучше. Бернард Беккет вывернулся-таки, и у него робот убедил человека что как раз таки человек разумом и не обладает (но самой этой беседы в книге нет, увы).
Самое же поразительное в книге – это мысль о том, что создатель думающего робота создал не только «разум», но и попутно создал «животное» - робот возжелал размножаться, для чего смог убедить себя убивать любых других разумных существ, мешающих размножению (с.217).
Проблема появления «разума» на границе ума, сознания и чувств (сенсорного восприятия) так и осталась только намёком.
Но совсем по-иному выглядит вся предыстория машинной цивилизации: все, что нам рассказывалось о 21 веке устами выживших роботов – всё это тоже фальсификация (ага, Государство Платона кто-то решил строить, как же – да заколбасили всё человечество сами же машины, а потом задним числом придумали кое-какую историю, путем перебора тех немногих данных, что сохранились о человечестве).
Начало 22 века, на Земле льды растаяли, прибрежные города погрузились под воду, но на материках всё спокойно, Европа в бедности, Африка нищая, россияне в масле катаются, потому что сдали китайцам Сибирь в аренду и живут с этой природной ренты. Почему арендную плату распределяют по всем гражданм, как в патерналистком каком-нибудь Бутане, а не хапает единолично правительство - не понятно, да об этом и не задумывается автор, пишущий нарочито в стиле "я тут ни при чем, шутка это всё, вот...
Книжку лестно сравнивали с "Хищными вещами века" Стругацких и ранним Войновичем - но нет в ней загадки фантастов и нет бурлеска сатирика - сюжетные повороты предсказуемы за полста страниц, а посмеялся я только над одной удачной шуткой только в середине рассказа. Усё.
Некая сверхдержава (в которой, впрочем, без труда угадывается Россия) посылает к берегам Америки флот из суперновых кораблей и авианосцев – с целью превентивного уничтожения ненавистной вражины – страны потенциального противника. Флот выдвинулся поистине глобальный: осадка авианосца 60 метров, скорость бомбардировщика 27 звуковых, экипаж одного корабля 20 тысяч человек, ядерного оружия пятьсот вагонов..
Описания техники заведомо гипертрофированы и настраивают на несерьёзный лад, однако за этой...
Описания техники заведомо гипертрофированы и настраивают на несерьёзный лад, однако за этой карнавальностью Бояшов пытается показать что-то серьёзное.
Но в пути случилась заминка, и нашим морячкам не суждено стать героями: неведомо каким образом вся суша на Земле исчезла, и единственные оставшиеся люди на планете оказались обречены вечно бороздить просторы мирового океана на своих военных судёнышках. Если в «альтернативно-географическом» романе В.Васильева и А.Громова «Антарктида Online» всего лишь перемещается ледяной материк, то у Бояшова исчезают все материки и острова – без малейших попыток объяснить эту воистину сказочную ситуацию.
Сначала под предлогом благовидной цели (не допустить паники младшего состава по поводу потери Родины и всех родственников, оставшихся на суше) на кораблях Армады устанавливается авторитарное государство во главе с Адмиралом, возомнившим себя верховным правителем всего человечества, а пару месяцев спустя – и вселенским Богом. Однако высшие морские чины Армады горюют не столько по утраченным детям и жёнам, сколько по отсутствию мишени для своих баллистических ракет. Именно эта утрата цели и невозможность шарахнуть изо всех орудий по супостату в виду отсутствия супостата – делает из них озлобленных психопатов, канализирующих свою агрессию на окружающих в форме обыкновеннейшего террора и репрессий, одобренных Адмиралом.
На кораблях Армады на сто тысяч человек нет ни одной женщины – и эта ситуация весьма взрывоопасна для нормального человека, находящегося в длительном воздержании. Любопытны коллизии, при которых священники военно-морского флота видение в небе Девы Марии объясняют не божественным проявлением, а облаками и ссылками на обычное атмосферное явление. А потом всё равно всё скатывается к зоофилии с обезьянками.
Федерико Андахази отличает особенная холодная, отстраненная манера письма стороннего наблюдателя. С другой стороны, автор хочет заинтриговать читателя процессом раскрытия тайны. В результате мы имеем вычурное повествование, в котором следствие появляется раньше причин.
Отлично передано мироощущение Возрождения: эпоха открытий, со всем присущим ей блеском, расцветом ремесел, зарождением наук и пиком могущества Церкви.
Если роман «Анатом» рассказывал о жизни европейских медиков в XVI веке, то...
Отлично передано мироощущение Возрождения: эпоха открытий, со всем присущим ей блеском, расцветом ремесел, зарождением наук и пиком могущества Церкви.
Если роман «Анатом» рассказывал о жизни европейских медиков в XVI веке, то во «Фламандском секрете» нам повествуют о жизни живописцев XV столетия. «Он решил для себя, что живопись - это просто ремесло и что его занятия не сильно отличаются от работы плотника или каменщика». Мастера, считавшие так, создавали шикарнейшие, непревзойденные картины, которыми до сих пор восторгаются благодарные потомки.
Вернее даже, роман о противостоянии, противоборстве двух живописцев: Франческо Монтерга из Флоренции и Дирка ван Мандера из Брюгге. Так же, как и в «Престиже» Кристофера Приста, противостояние только приводит к улучшению результатов работы друг друга. Так же, как и у Приста, у Андахази присутствует линия «промышленного шпионажа» (в «Престиже» один фокусник подсылал другому слугу для работы ассистенткой, во «Фламандском секрете» - ученик художника под предлогом переезда меняет учителя). Так же все планы рушит любовь. Однако постепенно состязание превращается в истязание.
Закрутовка романа вертится вокруг идеи, закономерно проистекающей из алхимических воззрений своего времени: чтобы добиться идеальной передачи цвета на картине, писать изображение надо с помощью пигментов, которыми окрашен настоящий объект. Травку рисовать с помощью выжимки из травки, горы - измельченной скальной породой, а человека... Вот тут-то и начинаются самые настоящие сатанинские ужасы.
Но это у Андахази описана тупиковая ветвь развития лакокрасочной промышленности.
Настоящие художники пользуются древней рукописью с зашифрованным секретом получения наилучшего пигмента для создания полотен. Изображения, сделанные этой краской, будут как живые.
Однако и за этот секрет приходится платить дорогой ценой: художник, добывший чудесную краску согласно древнему рецепту, сразу слепнет. Так что и это направление можно считать тупиковым.
...Зато потомки скажут: «казалось, портреты их дышат тем же воздухом, что и люди, на них изображенные».
Лучший роман всемирно признанного классика научной фантастики, в котором изящно переплетаются средневековая история цивилизаций Индостана, инженерный гений XXI века и вечная тяга человека к прекрасному звездному небу. Ни грана фальши, все изобретения либо нашли свое воплощение в реальной жизни (поисковые системы в компьютерных сетях, нанонити), либо будут воплощены в ближайшие десятилетия.
Ретроспективный сборник научно-фантастических рассказов, охватывающий период от первой пробы перы в 1937 году до вполне мастеровитых, интеллектуально нагруженных рассказов, вплотную подошедших к великолепным неувядающим повестям «Конец детства» и «Город и звезды», в своём полёте фантазии балансирующих на грани между здравым смыслом и визионерством. Очень любопытно наблюдать, читая сборник подряд, как росло мастерство Артура Кларка — от робких инженерных рассказов «Путешествие по проводам» и...
Антрополог Джон Монтегю увлекался домами с привидениями. Найдя дом с призраками, дом с паршивой репутацией, он завлёк небольшую кампанию незнакомых людей с целью изучения паранормальных явлений так сказать в полевых условиях, с ловлей привидений на живца. Рационализм рационализмом, а в эксперименте согласились участвовать из двух десятков ассистентов только две молодые женщины, Теодора и Элинор, да еще Люк, племенник хозяйки Хилл-хауса. События развиваются неспешно, медленно и тягуче, средства...
Совершенно неожиданно готический роман ужасов превращается в юмористический - когда к доктору Монтгю приезжает на выходные дни его супруга, чрезвычайно увлеченная общением с духами умерших. Ситуация, когда эта экзальтированная особа пытается учить вежливому общению с привидениями постояльцев дома (которые на своей собственной шкуре УЖЕ испытали общение с привиденями) вызывает при чтении улыбку и здоровый скепсис в адрес любителей мистики - примерно так же вышучивал Вуди Аллен любителей спиритизма в свежей киноленте "Ты встретишь высокого незнакомца" (2010).
В книге есть отсылка к странным домам Орсона Фоулера, который в середине XIX века построил несколько восьмиугольных жилых домов. Фоулер был френологом, то есть считал, что кора головного мозга состоит из ряда центров, каждый из которых отвечает за определенные способности человека, и, при сильном развитии этих способностей соответствующий участок мозга будет развит, и это отражается на форме черепа. Не прибегая к методикам трансформации черепа времен катакомбной культуры бронзового века, архитектор менял окружение, искусственную среду человека, то есть строил нестандартный восьмигранный дом, и таким сопособом думал добиться некоего изменения психики человека. В книжном Хилл-хаусе таким образом добились только появления некоего духа дома, вселившегося в сознание Элинор Венс, одной из наименее психически устойчивой ассистентки доктора Монтегю - ей, несчастной и гонимой родственниками девушке, было комофртно в этом необычном доме и она стала домом. Со всеми вытекающими паранормальными явлениями, лунатизмом и полтергейстом.
Проблема проектирования комфортного устройства быта слабо освещена в фантастике, и любые отклонения от прямоугольно-параллелепипедного стандарта почему-то приводят к ужасным помешательствам - см. "И построил он скрюченный домишко" (1941) Р.Хайнлайна, где не просто жилой восьмигранник построен, а целый тессеракт.
Галактика населена десятками цивилизаций, живших на разных планетах - водоплавающие из кремниевых миров покрытых водой, гуманоидные и насекомообразные с сухопутных миров, поплавочные с газовых гигантов, какими-то разумными пылевыми облачниками и т.д. Межзвездная правительственная структура под именем Меркатория монопольно владеет в описываемый период сетью телепортационных порталов в звездных системах и продолжает расширять сеть, в обмен на установление своей власти в звездных системах,...
В эту существующую миллионы лет барочно-избыточную и усложненную бюрократическую структуру вступает земное человечество и оказывается просто одной цивилизацией среди многих; никакого особенного толка от неё нет и быть не может, никаких необычных свойств эти вертикально передвигающиеся приматы не имеют и просто вливаются в галактическую семью рас и народов, так что никаким гелиоцентризмом тут не пахнет и антропофилам лелеять свои комплексы нет возможности.
На территории Меркатории периодически налетют с перифирии корабли запредельцев, да еще и религиозное тоталитарное Отъединение запланировало крестовый поход на неверных.
В звездной системе Юлюбиса через 300 дней конец света, захват мира мракобесами и ордами анархистов, а бюрократы Меркатории сваливают проблемы друг на друга, отмазываются от своей вины и ошибок, спорят какой метод разведки безопаснее и соответствует ли новая эффективная методика традициям клана наблюдателей..
На газовом гиганте Наскерон, который входит в солнечную систему Юлюбиса, миллиарды лет живут представители всегалактической цивилизации насельников – практически вечные, со сроком жизни с миллионы лет, странно- веселые юмористические существа со своеобразным чувством жизни и истинно аристократическим отношением к быстроживущим разумным культурам, к коим относятся почти все цивилизации населяющие Галактику, за исключением разумеется самих насельников, обживших за десять миллиардов лет 90% газовых гигантов всех звездных систем.
Книжка – про эту странную, нестандартную цивилизацию насельников, в которой войнами занимаются любители, нечто вроде симбиоза ВИФовцев и добровольных пожарных команд (а кто у вас воюет? Добровольцы. А кто командует ими? Никто, они сами как только почуют военную угрозу достают свои корабли и воюют. А кто содержит космофлот? Да сами они и содержат, им нравятся всякие блестящие хромированные пушечки), в которой инфантицид никого не удивляет по причине долгоживучести взрослых особей, в которой внеденежная экономика основана на рейтинговой системе уважения и одолжения, и в которой собирательство разнообразной информации от вымерших за миллиарды лет «быстрых цивилизаций» превратилось в манию сродни поголосного библиофильства. В одной из таких случайных библиотек в книжке «Алгебраист» человеком-наблюдателем Фессином Тааком найден намек на существование потайной сети никем не контролируемых телепортационных колодцев, и это ставит под угрозу существования сначала монополию Меркатории на межзвездные перевозки, это же интересует религиозных мракобесов для возможной взрывной своей экспансии по всему миру – но война ради этой информации только фон и оживляж для более углубленного описания мира насельников.
Книжка полезна еще и гуманистическим, правильным зарядом: толково описана природа жестокой власти Архимандрита Люсеферуса, предводителя воинствующего Отъединения (только победы, только завоевания, оправдывающее насилие с которым проводится индустриализация-модернизация угнетаемого общества), разъясняется важность судебного разбирательства над самосудом, а так же ставится примат науки над деструктивными не-культурными практиками.
Интересно как Бэнкс подогревает сюжет, откровенно волюнтаристки но изящно, с выдумкой и непременный юмором: каждые тридцать-сорок страниц то вводит нового живого инопланетного игрока, то расскажет интереснейшую историю из жизни галактики, то вытащит туза из рукава, то трём игрокам команды покажет красную карточку, а потом выдаст лотерейный билет с джек-потом, запустит кондуктора в переполненный автобус и отнимет проездные, и тут еще бог из машины а сверху вишенка. По карнавальной веселости и калейдоскопичности проносящихся мимо событий "Алгебраист" напомнил мне недавно читанную трилогию В.Гончарова "Психо-машина" (1924), по проработанности - Вернора Винджа книжку, и я не пойму отчего бы не переиздать смеха ради Гончарова сейчас..
Параллельная вселенная, реализованное пространство оживших комиксов и супергероев, наверное понравится поклонникам фильма "Хранители". С середины 1940х архетипы овладевают массами, демоны-герои вселяются в тела обычных людей и начинают творить свои прямоллинейные бесхитростные дела, прям как в комиксах - честно, открыто, всесильно. По описаниям действия "одержимых героями" напоминают случаи берсеркизма, и в книге есть десяток вставных рассказов о подобных историях - то...
Архетипы не меняются, но их конкретное воплощение в тот или иной момент пронизано культурой общества. Капитан - вечный герой, Дудочник - сатир и трикстер, и так далее. Президент Эйзенхауэр был убит демоном "японский камикадзе", "девочки-ангелочки" убивают стариков, железнодорожник пускает под отксо поезда.. Влияние демонов из комиксов на общественную, политическую и даже экономическую жизнь столь велико, что в связи с насущной практической потребностью познания архетипов развилась юнгианская ветвь психоанализа, и главный персонаж книги периодически наблюдается у тех или иных юнгианских психиатров. Есть даже демон ВАЛИС, вселившийся в марте 1982 года в Филипа Дика и благополучно живущий в нём вот уже третий десяток лет на радость многочисленных фанатов и поклонников.
Юнг в 1912 году вывел теорию Четверного существования Бога (Отец, Сын, Святой дух и Дьявол), Никсон пришёл к власти значительно раньше, и другие некоторые отличия от нашего мира имеются, но самое главное конечно же отличие - это демоны, овладевающие телами людей, и это чересчур вольное допущение не дает нам возможности отнести эту книгу к жанру "альтернативной истории", даже не смотря на то что проблемы демонологии персонажи пытаются решить с помощью вполне здравых естественно-научных методов - анализируют случаи одержимости, выискивают статистические закономерности чтобы отделить простое сумасшествие от подлинного "вселения героя", проводят томографию мозга, микрохирурги-нервопатологи пытаются отсекать "заряженные участки мозга", а методы экзорцизма (к которым от безуспешности пытаются прибегать пациенты) всерёз в книге никем не воспринимаются. "Наши методы представлялись ей недостаточно быстродействующими. Мы ученые. Церковь пообещала - вжик! - вон отсюда, кому говорят, проказник! Оно, конечно, не работает, зато быстро действует. Мы же могли предложить лишь долгие годы исследований" (с.261)
Впрочем, некоторые сектанты считают что слэны из романа Ван Вогта захватили власть над Землёй: одержимости придуманы и реализованы слэнами для развлечения, создан некий театр для сверхчелвоеков. Слэны пришли к власти в 1940е годы и живы до сих пор, и именно поэтому демоны имеют старомодное обличье из радиоспектаклей и книжек-комиксов военных лет (с. 142). Именно поэтому, кстати, аннотация на книжном издании вводит в заблуждение:
"Америку охватила пандемия. В тысячи и тысячи взрослых и детей вселились демоны, принимающие известные каждому американцу с детства образы персонажей из фильмов, книг и комиксов. В душе у кого-то поселился Индиана Джонс, а у кого-то - Росомаха... Кто-то стал Люком Скайуокером, а кто-то - Суперменом..."
Нету там их. Вообще никого из этих медийных новоделов.
В июне 1986 года начался хобартовский разворот течения времени, мир стал неспеша схлопываться назад. Но жизнь продолжается, продолжается бизнес, продолжается политика, продолжается любовь я всякое такое прочее. Диак пытается вывернуться и создать непротиворечивую систему, в которой еду надо отрыгивать назад, сигарету вкуривать из дыма, и тут же одноврменно делать что-то, чего до того еще не было - устраивать личные дела, политические заговоры, водить аэромобиль, писать новости и т.п....
Регистраторы нейтрино зафиксировали снижение потока, исходящего из термоядерной топки, сидящей внтури нашего Солнца. Звезда закономерно эволюционирует и вот-вот, к 3600 году, превратится в сверхновую. Человечество всё ещё не вышло в дальний космос, но примерно с 2500 года начинает запускать корабли-сеятели: генетический материал людей и некоторых растений и животных, техника на первое время, компьютеризированные школы для обучения первого поколения, библитека знаний. "Тысячу лет назад...
(Однако Мормоны и Дочери Пророка построили свои собственные корабли-сеятели, о судьбе которых ничего неизвестно).
Корабль-сеятель на планете новой зведзной системы разворачивает строительство и оживляет материал. Трагизм первых поколений благоразумно опущен Кларком в этой утопии, но намёки на нечто ужасное оставлены. Под самый занавес существования человечества под лучами угасающего Солнца отркыт-таки принцип квантового двигателя и построен единственный корабль с миллионом человек, ждущих в анабиозе пока "Магеллан" доставит их к планете Саган-2. По пути у космического автобуса прохудилась фронтальная защита (сделанная в виде щита изо льда и закрелпенная перед кораблем). Для ремонта и пополнения запаса льда "Магеллан" делает остановку на Талассе - малонаселенной водной планете, заселенной семьсот лет назад. Первая встреча наопоминает контакт-лайт: те же размышления о границах культурного и научного вмешательства, о разнице культур, о моральности и аморальности секса с инопланетными существами пусть и одного биологического рода. Кларк аккуратно всё это показывает по ходу дела, ведь надо морозильный заводик по производству экрана строить, и блоки транспортировать на орбиту, и некстати выясняется что шельф Талассы занят разумными омарами (привет доктору Зойдбергу ((Dr. John Zoidberg) из Футурамы), и еще неясно, как эти два вида будут конкурировать за дары моря - ресурс-то ограничен, столкновение возможно, и неизвестно, выживет ли стотысячная микроколония землян, пребывающая в эротическо-утопической пасторальной неге, будет сметена этими членистоногими или будет погребена лавой взорвавшихся вулканов - ведь острова в океане, занятые землянами - это просто часть молодой вулканической гряды. (Всё это остаётся за скобками восприятия, роман-то утопический, о том как построен небольшой мир на безрелигозных началах).
Не знаете, что почитать?