Родители, у которых есть привычка рассказывать детям сказки по вечерам, знают, что даже случайно и на лету придуманная история может оказаться вполне интересной — настолько, что ее иногда хочется сохранить.
Величайшая из таких историй-импровизаций — разумеется, «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла: писатель рассказал ее детям своих друзей однажды летним днем, а записал уже после, на досуге.
Классик американской и мировой литературы Марк Твен очень любил книги об Алисе, а Кэрролла назвал однажды своим «братом мечты». И — не был исключением из общего правила, он тоже рассказывал истории и сказки на ночь своим дочерям Кларе и Сюзи, и рассказывал их много — девочки могли показать отцу любую картинку из журнала, попросить придумать сказку, и история начиналась.
«Когда все намеченное на день было дописано, я спускался со своего шестого этажа на второй и прокрадывался в гостиную в надежде прилечь на диван и перед ужином спокойно покурить; но расслабиться мне удавалось нечасто, так как дверь детской неизменно распахивалась, и мои дочери, вбежав за чем-нибудь в гостиную, обнаруживали меня — тогда мне приходилось усаживаться в большое кресло, сажать на каждый его подлокотник по дочери и сочинять очередную историю», — говорится в воспоминаниях Марка Твена.
Но эти сказки записывал Марк Твен очень редко. Даже, кажется, всего однажды, — когда история показалась ему перспективной, способной превратиться во что-то большее. Записал Твен ее не полностью, а сделал наброски, «скелет» истории — что очень символично, так как тематической картинкой в данном случае послужила анатомическая иллюстрация из журнала.
Незаконченную сказку обнаружил исследователь в архиве Марка Твена в Университете Беркли (Калифорния) в 2011 году. Неоконченную рукопись доверили лауреатам медали Кальдекотта Филипу и Эрин Стед — им и предстояло завершить начатое Марком Твеном, и редакторы дружно называли этот супружеский дуэт «командой мечты».
Впрочем, даже почитатели Твена и поклонники Стедов вправе были сомневаться, что в результате получится удачная книга. Ведь подобные писательские сказки обычно держатся на довольно специфических шуточках (например, самый неромантичный из продуктов питания в качестве имени для принца) — которые, может, и развлекут самого рассказчика и его детей, но вряд ли покажутся столь же интересными юным читателям больше века спустя. Ну, а стилистика Стедов — прозрачная, сдержанная, слегка старомодная, безупречная — казалось бы, не очень совпадает с мощной энергетикой автора, известного своими саркатическими шутками и острыми публицистичными произведениями.
Но, если бы искусство подчинялось логике, жизнь была бы скучна! И на самом деле — все получилось. «Похищение принца Олеомаргарина», как назвал свой текст Филип Стед, — стало удивительной смесью стилей, образов, эпох, постмодернизмом и диалогом сквозь почти полтора столетия.
Привет! Меня зовут Филип Стед, и, скорее всего, вы никогда обо мне не слышали, хотя я жив-здоров, а вот мой друг, господин Марк Твен, — давно уже нет, но велика вероятность, что как раз о нем вы все-таки кое-что знаете. Он и поведал мне историю, которая изложена в этой книге. Точнее, он поведал ее только на три четверти, а потом встал и ушел налить себе еще чашку чаю. И — увы! — больше не вернулся.
Надеюсь, что ему хватает чаю там, куда он ушел.
Так начинает свой рассказ Филип Стед.
Марк Твен, который то и дело появляется в тексте, довольно серьезен, суров и отпускает шутки и философские мизантропические реплики — каким чаще всего он и был, судя по всему, в старости. Сначала Твен рассказывает и комментирует, а Стед слушает и комментирует, потом Твен исчезает, а Стед, оставшись в одиночестве, продолжает рассказ — рукопись Марка Твена внезапно прерывается там, где, казалось бы должно начаться главное действие: перед входом в пещеру, на словах: «На страже — 2 могучих дракона, которые никогда не спят».
Герой сказки, которую начал рассказывать Марк Твен, а закончили Филип и Эрин Стед, — Джонни, очень, очень несчастный деревенский мальчик из неведомой страны («У страны этой есть имя, да его трудно выговорить»), единственный друг которого — курица по имени Чума и Голодуха. Это несколько неожиданное для курицы имя составлено, по всей видимости, из кличек двух домашних кошек, которых так окрестил когда-то саркастичный Твен. Из истории — как и полагается сказке — очевидно, что события происходят не в Америке 1870-х или каких угодно других годов, а в некоем «безвестном краю», вымышленном, волшебном и не имеющем как будто бы к нашему миру отношения (но говорящем именно о нас и о нашем мире, конечно же).
В сказке о Джонни, говорящих животных, волшебных семенах, противном короле и его глупых указах как будто бы и нет ничего особенного. Да и динамика, к которой мы привыкли во времена блокбастеров и диснеевских мультфильмов, тут не появляется даже с теми самыми драконами у ворот. Еще и сам Марк Твен все время возникает в повествовании, чтобы очередной раз уточнить, что все мы смертны или что мир несправедлив.
Но при этом читатель получает от сказки удовольствие совершенно особенное, волшебное и тонкое: от того, как из всех сошедшихся воедино деталей возникает вневременная сказка, прозрачная и многослойная, как иллюстрации Эрин Стед.
Работа художника в книге, кстати, на уровне лучших картин классика американской живописи Эндрю Уайета — а каким еще может быть обрамление текста одного из главных классиков американской литературы? И само устройство, макет книги необычны и очень приятны — вокруг текста и иллюстраций так много воздуха и пространства, что даже привыкший торопиться читатель даст себе время и возможность для размышления над каждым словом, событием, символом, рисунком. Королева — странная, встревоженная и прекрасная — один из самых удачных рисунков, какие только можно представить. Звери удивительно детализированные— шерстинка к шерстинке, — и при этом невероятно человечные, но не очеловеченные. А темп истории — не скоростной, как сейчас принято в мире передозировки информации и вечной беготни, а размеренный, величественный и неторопливый. Она плавно переходит от Твена к Стеду, позволяя рассмотреть и прочувствовать драму каждого эпизода, и сдержанные намеки работают лучше очевидных и наглядных выводов.
В момент кульминации Джонни произносит слова, которые, как уверяют нас авторы, «произноси их люди пусть изредка, но искренне — избавили бы человечество от бессмысленного и нескончаемого насилия». И слова эти — всего-навсего — «Я рад, что узнал вас». Тише концовку сказки сложно себе представить. И лучше сформулировать, почему ускользнувшая и призрачная книга автора нужна читателю — тоже трудно сказать. Мы тоже очень рады, что смогли ее узнать!
И еще о русском издании сказки: оно появилось благодаря работе замечательного переводчика Натальи Калошиной (которая когда-то познакомила читателей и с «Дядей Амсоом», и с «Паксом» Сары Пеннипакер, и с многими другими прекрасными книгами). Но приложил руку к книге и еще один блестящий переводчик — Евгений Клюев. Он перевел для издания этой сказки лимерик не менее известного, чем Твен, писателя-классика Редьярда Киплинга о тигрице и принце — потому что намеком именно на это знакомое каждому взрослому и ребенку, говорящему по-английски заканчивается сказка. Чтобы и русский читатель увидел эту филологическую игру и подтексты!
Вот он, этот лимерик:
Некий Принц Молодой на тигрице
Взад-вперед захотел прокатиться;
Но катиться назад
Был он менее рад —
Находясь в животе у тигрицы.
По материалам статьи Адама Гопника, литературного обозревателя The New York Times.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
