Тэги
В повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу» описан опыт путешествия в описываемое будущее. Главный герой книги Александр Привалов сел на велосипед, сконструированный ученым Луи Седловым, крутанул педали и уехал в книжные миры, где ходили полуодетые герои, произносящие пафосные речи о будущих достижениях человечества. Вернувшись, он описал товарищам увиденное, на что товарищ Привалова, Витька Корнеев, заметил: «А этот Седловой не пытался путешествовать в описываемое НАСТОЯЩЕЕ? По-моему, это было бы гораздо забавнее…»
Спустя пару десятилетий другой фантаст, англичанин Нил Гейман, высказал в статье о повести Рэя Бредбери «451 градус по Фаренгейту» крайне любопытную мысль: любая фантастика, идет ли в нее речь о будущем, альтернативной истории или выдуманных вселенных, есть не что иное как описываемое настоящее:
«Мир литературы о мире того, чего пока еще нет, держится на трех фразах, и фразы эти очень просты: „что, если?..“, „вот бы…“, „если так будет продолжаться и дальше…“. „Что, если?..“ открывает возможности для перемен, для выхода за рамки нашей привычной жизни. (Что, если завтра прилетят инопланетяне и дадут нам все, что мы хотим, но за это придется платить?). „Вот бы…“ позволяет исследовать чудеса и опасности завтрашнего дня. (Вот бы собаки умели говорить! Вот бы я стал невидимкой!). „Если так будет продолжаться и дальше…“ кажется претензией на прогноз, однако на самом деле здесь и речи нет о реальном будущем со всеми его хитросплетениями. На самом деле литература, основанная на этой предпосылке, берет лишь один какой-то элемент современной жизни — достаточно ясный, очевидный и, как правило, вызывающий тревогу, — и задается вопросом: что произойдет, если вот эта одна-единственная вещь станет больше, распространится на все области жизни?».
Цикл Кира Булычева «Великий Гусляр» служит убедительным подтверждением этой геймановской теории, с той поправкой, что советский писатель с завидной регулярностью отвечает и на четвертый вопрос: «А знаете, как все тут обстоит на самом деле?» Этот самый дополнительный вопрос вообще довольно типичен для советской фантастики, преуспевшей в метафорах, иносказаниях и эзоповом языке.
Первый рассказ о Великом Гусляре и его обитателях появился в 1967 г. («Связи личного характера»), последние — в начале 2000-х (впрочем, история создания цикла в целом, как и даты появления отдельных текстов, были и остаются предметом ожесточенных споров).
Более трех десятков лет Кир Булычев сочинял рассказы и повести (а также очерки, письма в редакцию и другие тексты) о провинциальном городе, прообразом которого послужил Великий Устюг. В Гусляре может произойти что угодно: нашествие инопланетян, расселение сказочных персонажей, изобретение машины времени. Читатель почти сразу понимает, что реакция книжных горожан на происходящее во многом определялась временем, в которое появился текст. Это справедливо и по отношению к последнему сборнику историй о Великом Гусляре «Вирусы не отстирываются», изданному в серии «БИСС»: в книжку вошли шестнадцать рассказов, созданных с 1987 по 1997 гг., и повествуют они не столько о жителях фантастического города, сколько о нас самих и наших современниках в 90-е гг.
Пришельцы в Гусляре с самого начала стали одной из излюбленных тем булычевского цикла. В этом сборнике инопланетяне появляются в рассказах «Они уже здесь», «Возвышение Удалова», «Спонсора!» и «…Но странною любовью», и всякий раз они становятся этаким зеркалом, сквозь которое видны недостатки обычных землян, будь то болезнь «наплевизм», заставляющая к любому делу относиться спустя рукава, действия по принципу «Как бы чего не вышло» или нежелание брать на себя ответственность за происходящее. «Мы вас воспитываем добрым примером!» — заявляют пришельцы горожанам, на что те резонно отвечают: «Вы думаете, что нам нужны добрые примеры?»
Дело, конечно, не в том, что гуслярцы (да и в целом все бывшие советские люди) так уж плохи, просто зачастую жизнь оказывается более сложной, чем видится сначала. Изобрел, к примеру, профессор Минц машину времени («Прошедшее время»), на которой женщины вознамерились отправиться в довоенный магазин за недоступной во времена дефицита икрой, а их там, в прошлом, обвинили в антисоветском заговоре. Или вот «Настой забвения» Льва Христофоровича, который, казалось бы, помогал избавиться от неприятных воспоминаний, взял и начисто стер из памяти гуслярцев целый месяц жизни. Стоит ли говорить, что такие изобретения, как зеркало правды, отражающее истинные мысли человека («Отражение рожи»), и шапка-невидимка для выслеживания неверного супруга («Вирусы не отстирываются»), тоже не приводят героев ни к чему хорошему?
Поклонники «Гусляра» отмечают, что именно в этот период голос автора начинает звучать то подчеркнуто саркастично, то слишком уж печально: идея светлого будущего, упорхнувшая вместе с позднесоветским периодом, покинула и Великий Гусляр. В рассказе «Новый Сусанин» Булычев пишет: «Читатели историй о Великом Гусляре привыкли к их оптимизму, к тому, что пришельцы, как правило, оказываются доброжелательными или по крайней мере миролюбивыми созданиями, изобретения идут на благо человечеству, негодяи раскаиваются и перевоспитываются или послушно уходят со сцены. К сожалению, в реальной жизни такое случается все реже и реже. В том числе и в Великом Гусляре».
В поздних рассказах о Гусляре так много примет времени, что цитаты из них впору вставлять в учебники истории, рассказ «Отцы и дети», например, начинается фразой: «Преимущества новой жизни в Великом Гусляре пожирала инфляция». Среди привычных сюжетов, завязанных на визите в город инопланетян или изобретениях Минца, появились новые, действие в которых определяется нечистыми на руку предпринимателями и коррумпированными чиновниками. В «Мечте заочника» бульдозером сносят особняк XVIII века, занесенный в список ЮНЕСКО, поскольку он мешает строительству банка «в тринадцать этажей с гранеными теремками из черного стекла», а русалки из упомянутого выше рассказа «Новый Сусанин» массово жаждут работать в международном публичном доме, построенном, кстати, на территории заповедника липовым акционерным обществом.
Впрочем, не забывает автор и о вневременных вещах, вроде остроумной аллюзии или старой доброй пародии. Рассказ «Районные соревнования по домино» отчасти напомнит американский фильм-катастрофу, внутрь которой почему-то попали обычные советские обыватели, впрочем, в 2018 г., в разгар чемпионата мира по футболу, напрашиваются и другие трактовки. Или вот шуточная феминистская версия «Спящей красавицы», представленная в истории «Женской доле вопреки»! Будут там спортсменка и красавица Кристина и почему-то дедушка Ленин. В этой книге он-таки покинет мавзолей, хотя на самом деле все лежит у стен Кремля, являясь вечным предметом вялотекущих дискуссий о смысле и назначении истории в жизни обычного гуслярца, то есть, простите, российского гражданина.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
