Грозный как Страна чудес: «Ослиная порода» Полины Жеребцовой

В издательстве «Время» вышел автобиографический роман Полины Жеребцовой «Ослиная порода», действие которого начинается в последние годы существования СССР и заканчивается первыми днями крупномасштабных боевых действий на Северном Кавказе. В своей новой книге автор международного бестселлера «Муравей в стеклянной банке», неизменно упоминаемого в числе лучших произведений о двух чеченских войнах, рассказывает о детстве в Грозном конца восьмидесятых — начала девяностых годов, городе, где повсеместная бедность компенсировалась присутствием в жизни оживших сказок, мистических откровений, а порой и самого настоящего волшебства. Так могла бы выглядеть книга «Похороните меня за плинтусом», если бы ее написал Габриэль Гарсиа Маркес. Вместо маленького мальчика в центре сюжета — девочка, роль деспотичной домомучительницы отведена не бабушке, а матери, коллизии если не перекочевали из одного автобиографического романа в другой, то все равно во многом очень и очень схожи. Главное же различие заключается в том, что в «Ослиной породе» Полины Жеребцовой в ход событий то и дело вплетается мистика, размывая границы между правдой и вымыслом. Точнее, границы эти становятся несущественны, а вопрос о том, что же такое перед нами — рассказ о собственном детстве или жутковатая сказка, лишь замаскированная под мемуар, — отходит на задний план, куда-то на периферию сознания. Однозначно лишь одно: перед нами состоявшаяся книга, приоткрывающая дверь в густонаселенный, прописанный до мельчайших подробностей художественный мир, и где тут правда, а где вымысел, не так уж, в конечном счете, и важно. Поскольку речь в «Ослиной породе» идет о детстве автора, пришедшемся на самый конец советской эпохи и перестройку, роман, по своему устройству, посылу и интонации нередко наводит на невольные ассоциации с произведениями соцреализма. А так как сюжет постоянно мешается с чеченскими преданиями и легендами, снами и яркими фантазиями главной героини, вносящими во все вокруг определенные коррективы, жанр книги в целом можно охарактеризовать как «магический соцреализм», привет патриарху Маркесу из позднесоветской эпохи. По большей части то, что описывает Полина Жеребцова, вполне могло произойти как во вполне конкретном многоквартирном доме на окраине Грозного, так и в условной берлоге нью-йоркских панков — разница между детскими фантазиями и кислотными трипами здесь не так уже велика. Бабайка, бессменный персонаж кошмаров практически каждого советского ребенка, обретает вполне реальные, хоть и порядком размытые очертания. Когда меняется ветер, по подъезду бродит призрак погибшего при весьма странных обстоятельствах кота. Мысль, пришедшая в голову одному человеку, внезапно находит путь наружу в словах другого. Гости с того света используют сновидения живых практически как телеграф, отправляя одно загадочное сообщение за другим. Краски преувеличены, любой звук, от крика разгневанной матери до неразличимого вроде бы шороха прорастающей сквозь землю травы, выкручен на полную мощность. Повседневный мир, лишь на первый взгляд заурядный и вроде бы знакомый (мельхиоровые ложки, еда по талонам, идиоты в телевизоре), при ближайшем рассмотрении оказывается чем-то вроде сателлита Нетландии или Страны чудес — в самом мрачном из их проявлений. Здесь живут пираты и мудрые гусеницы, по ночам превращающиеся в драконов, казацкая шашка под воздействием силы мысли превращается в самурайский меч, медитация становится такой же частью обыденности, как, скажем, торговля картошкой на рынке, а абсолютно любое чаепитие на поверку оказывается безумным — с постоянно меняющим личины шляпником, неизменно сидящим во главе стола. «Ослиная порода» — первая книга Полины Жеребцовой, рассказывающая о мирной жизни в Грозном. Предыдущие — «Муравей в стеклянной банке» и «Тонкая серебристая нить» — были посвящены чеченским войнам, начавшимся в девяностых и еще долго не утихавших в нулевые. В этом смысле «Ослиную породу» можно считать своеобразным приквелом ко всему, что Полина писала раньше: герои те же, места те же, сила и острота чувств, переживаемых людьми в мирное время и под рвущимися бомбами, да и сами эти чувства, по сути, те же. Но даже когда люди в военной форме хозяйничают прямо здесь, у подножия синей горы, им не заглушить ни детский плач, который теперь будет преследовать их до конца дней, ни детский смех, над которым они не властны. Пушки рано или поздно затихнут и остынут, проржавеют, превратятся в рухлядь. Детский голос продолжит звучать. Материал: Сергей Кумыш, специально для «Фонтанки.ру»