Полина Жеребцова: «Слава богу, сейчас я дома».

Полина Жеребцова — писатель-документалист, прозаик, поэтесса, автор знаменитых «Чеченских дневников». С 2013 года Полина и ее муж живут в Финляндии, предоставившей им политическое убежище после того, как в России писательницу начали преследовать как русские, так и чеченцы, угрожавшие ей расправой за публикации материлов о войне в Чечне. В 2017 году Полина Жеребцова стала гражданкой Финляндии, а также получила очередную награду — ею стала премия имени Эрнеста Хемингуэя, основанная для поддержки русскоязычных авторов, в чьих произведениях отображено стремление к поиску новых художественных форм, расширению языковых и смысловых границ. Любовь Шалыгина из русской службы новостей финской телерадиокомпании YLE побеседовала с писательницей ее последних текстах, и о том, почему книги Полины неохотно издают в России. Любовь Шалыгина Ваша последняя книга, «45-я параллель» — это документальный роман, который рассказывает о людях, которым приходится преодолевать трудности и бороться с шаблонным восприятием. В Ставрополе, о жизни в котором рассказывает книга, вам пришлось столкнуться с предвзятым отношением из-за того, что вы были беженкой, да еще и из Чечни. А в Финляндии с какими-то шаблонами приходилось сталкиваться? Полина Жеребцова В Финляндию я приехала в январе 2012 года. Меня здесь все поражало: замечательные добрые люди, воздух — он казался невероятно чистым и пьянящим, помощь от государства, которое не виновато в наших бедах, но принимает беженцев наилучшим образом. Шаблоны, конечно, свойственны всем. В Финляндии я сталкивалась с тем, что выходцев из России в основном считают русскими, хотя это могут оказаться чеченцы, ингуши, татары, армяне, украинцы или такие люди как я — из многонациональной семьи. Но для европейцев все прибывшие с русским паспортом, в основном, — русские. Я человек мира, космополит. Как и во времена моего чеченского детства, сейчас в моем доме есть Тора, Библия и Коран. Фундаментом для моего романа «45-я параллель» стали дневники 2005–2006 годов, которые я вела в России. Я и мама приехали из Чечни в Ставрополь — из строгого мусульманского мира в мирный русский регион. Повстречав двух парней, которых мы искренне считаем братьями, мы понимаем, что появились друзья. А потом выясняется, что они — представители ЛГБТ. Документальный роман «45-я параллель» начинается и заканчивается дорогой. Собственно говоря, роман — это и есть дорога, нить жизни, по которой мы шагаем и приобретаем новый опыт. ЛШ В одном из ваших интервью о «45-й параллели» я прочитала мысль, которая очень близка мне самой. Вы, отвечая на вопрос, почему ваше окружение в Ставрополье было таким жестоким, грубым и лживым, сказали, что это следствие их уровня жизни. По сути, агрессивная позиция — это результат озлобленности на окружающую действительность. Что помогло вам самой не озлобиться, не разочароваться в людях? Ведь вам пришлось пережить очень тяжелые вещи, как на родине в Чечне, так и позже в России. ПЖ Нужно помогать слабым и беззащитным. У человека должна быть осознанность. Иначе, хоть мир, хоть война, а это — подлец. Осознанный человек не вспыльчив, не озлоблен. Осознанный человек добр к людям, животным и растениям. Его главное качество — доброта. Из этого качества произрастают остальные: жизнерадостность, бескорыстность, пунктуальность. При этом он внимателен, мыслит здраво и обладает критическим мышлением. Во время войны я переосмыслила многое, поняла, что материальные ценности, которые часто прельщают людей — на самом деле ничего не значат, все они легко превращаются в прах. Богатство человека — это его душа. ЛШ Опять же, в одном из интервью прочитала, что вы в первое время, когда оказались в России и ходили на свидания, не могли не упоминать тех ужасов, которые вам пришлось пережить в Чечне. Естественно, это потенциальных кавалеров отпугивало. А как вы встретили мужа? Он не испугался ваших переживаний, опыта? ПЖ Война в Чечне тема — опасная, тяжелая, люди в России стараются не говорить об этом. Русские матери потеряли своих сыновей-солдат, чеченские матери — своих сыновей-повстанцев, мирные люди лишились жилья, имущества, здоровья, близких. Мне было девять лет, когда я начала вести дневник. Осенью 1994 года погиб мой дед Анатолий, отец мамы. Погибла бабушка Элизабет, мать отца. Школы толком не было: пять моих школ разбомбила российская авиация. Я писала дневник, в который попали сотни человеческих судеб. Конечно, после десяти лет на войне, все, о чем я могла говорить, это ранения, боль и смерть. Мы с матерью выехали в мирные регионы, где тема чеченской войны — табу. Молодые люди, услышав, что происходило в Чечне, убегали от меня бегом. Наверное, я со своей нелегкой судьбой и со своей философией жизни казалась им странной. Я хотела, чтобы ребята меня услышали, а им, видимо, хотелось другого. Поняв, что свидания — не мое, я решила посвятить свою жизнь чужим детям. Работала няней с семи утра до поздней ночи. Ни с кем не встречалась. Однажды, когда мне уже было 23 года, я познакомилась с парнем, который в доме, куда я приходила нянчить ребенка, работал охранником и заочно учился в университете. Меня поразил его скромный вид, оказалось, что он тоже из многонациональной семьи. Он спросил, откуда я, и я начала рассказывать… очнулась через пару часов от того, что на улице, где мы разговорились, поднялся ветер и пошел дождь. Все это время парень меня внимательно слушал, кивал, иногда даже ухитряясь вставлять в такт вопросы. Не переставая, я говорила про войну в Чечне, про бомбы, про убийства, про разорванные тела соседей, которые мы собирали в мешок, чтобы похоронить. Он не сделал ни одной попытки уйти под благовидным предлогом. Когда я выговорилась, парень сказал: «А я родился в Киргизии! Там очень красиво! Дом моих предков стоит на берегу озера Иссык-Куль». После рассказа о том, как мы с матерью голодали, он сбегал в магазин, купил продукты, и вручил мне пакет. В этом году девять лет как мы в официальном браке. ЛШ Вы не так давно получили финское гражданство. Во-первых, поздравляем. Во-вторых, стала ли Финляндия для вас домом в той же мере, в которой был Грозный? Как вам кажется, возможно ли вообще человеку вашей судьбы, после вынужденного бегства с родины, после всех скитаний, обрести дом и пустить корни? Или ж в наш век стирающихся границ и космополитизма это уже не так уж и важно? ПЖ Большое спасибо. Финское гражданство — это большая честь для меня. Финляндия стала для меня настоящим домом, после долгих лет скитаний и горя. Города Грозного, который был многонациональным, давно нет. В моем детстве там роднились и вместе справляли праздник Пасхи и Уразу-Байрам русские, чеченцы, ингуши, армяне, украинцы, кумыки, цыгане, евреи и другие народы. Тот город разбомбили и уничтожили. Власти сделали большую ошибку, не сумев договориться между собой. Народы — перессорили. Землю — залили кровью детей всех национальностей. В центре Грозного, в начале Первой войны 1994 года, в основном жили русские, этнических чеченцев было мало. Они жили в селах, ближе к горам, занимались животноводством, работали строителями по всему СССР. Строителей-чеченцев — ценили. Работящие. Без вредных привычек. Но для тех, кто послал военную технику на нашу республику, мы все были «чеченцами» по месту рождения. Самолеты не спрашивают фамилию, когда бросают бомбы. Одними из первых жертв войны, стали русские старики в Грозном. Три дня они умирали под обломками плит, а люди не могли разгрести завалы многоэтажки. Люди плакали, молились по-христиански, по-мусульмански, кто как умел. ЛШ На финский язык переведены ваши чеченские дневники. Нашла ли ваша книга своего финского читателя? Планируются ли новые переводы? ПЖ Чеченский дневник был издан книгой. Мне до сих пор приходят благодарные отзывы. Я надеюсь, что мои другие книги и пьесы тоже будут изданы на финском. Есть переводчики, которые хотят переводить на финский язык мои рассказы о мирных людях на чеченской войне. Театральные читки моих чеченских дневников проходят в Киеве, Париже, Лондоне, Вене, Берлине, Москве, Санкт-Петербурге, и других городах мира. Летом 2017 года с большим успехом прошла премьера спектакля в Польше, на польском языке, которую поставил знаменитый режиссер Иван Вырыпаев. В спектакле играет польский актер Анджей Северин, известный многими работами в театре и кино, в том числе и ролью Юлиана Шернера в фильме «Список Шиндлера». Показ спектакля на польском языке продлен на четыре сезона. Были договоренности о спектаклях в Москве и Санкт-Петербурге, но режиссерам не дали поставить в столицах России, в последний момент спектакли отменили. Удалось только устроить читки и показать на театральных фестивалях. В России тему войны в Чечне стараются не упоминать. Слишком много страданий и боли с обеих сторон: русской и чеченской. А мои книги неудобны еще и тем, что я не встаю на сторону военных, тех или других, а показываю жизнь детей и мирных жителей. Сейчас идет показ пьесы по моему дневнику в Екатеринбурге, но это очень далеко от столицы России. А для меня важно, чтобы в России люди знали правду, тогда им не захочется воевать, меньше будет тех, кто слушает пропаганду, тех, кто агрессивен. ЛШ Стало известно, что вы получили премию имени Эрнеста Хемингуэя за «Ослиную породу». Несмотря на то, что вы уже не в первый раз становитесь лауреатом литературных премий, ваша последняя книга «45-я параллель» вышла у украинского издателя, а российские за нее не взялись. Почему? ПЖ «Ослиная порода» — книга о детстве в советской Чечне. Ее выпустило московское издательство «Время». Это автобиографическая повесть в рассказах. У моей мамы была такая теория, что все дети делятся на «ангелов», «от чертей остатки» и упрямых «осликов». По названию книги понятно, кто у нее родился. В книге собраны истории из моего детства, запечатлена жизнь моей прабабушки — ровесницы века Юли-Малики, она родилась 14 января 1900 года, в повести упоминается мой дед Анатолий — журналист-кинооператор, бабушка Галина Николаевна — художница и актриса, отчим Руслан и, конечно, мама. Все события происходят до Первой чеченской войны, то есть это приквел к документальным чеченским дневникам. Премию имени Эрнеста Хемингуэя я получила совершенно неожиданно, вначале я даже не знала о номинации. Это, конечно, очень приятно. Ослиная порода. Повесть в рассказах Нет в продаже Книга Полины Жеребцовой «Ослиная порода» посвящена ее предвоенному детству в Чечено-Ингушетии. У каждого человека есть детские воспоминания, о которых он предпочитает молчать или забыть. Со своим суровым опытом детства Полина справляется радикально: она о нем рассказывает - простодушно, наивно, иронично и бесстрашно. Посмотреть Многие российские издатели хвалили мой роман-документ «45-я параллель», но большинство из них издавать роман не решились: он о жизни людей после войны, об ЛГБТ-сообществе, о стариках, которые побираются на улице, о брошенных детях. Книга вышла в украинском издательстве «Фолио». Но я верю, что однажды все мои книги будут опубликованы в России и многократно переизданы. ЛШ Американская романистка Донна Тартт в одном из интервью сказала, что главная задача писателя — развлекать. Ваши тексты, даже при том, что в них много юмора и эмоций, развлекательными назвать трудно. Как вы для себя формулируете свою задачу как писателя, свое призвание? ПЖ Мое призвание — свидетельствовать. Я человек, который не умеет стрелять, всё, чем я защищаю — слово. Мои книги отражают реальность, призывают к состраданию и милосердию. Когда в девять лет я впервые взяла в руки блокнот и стала делать записи, то еще не знала, что это мое призвание. Я тщательно фиксировала происходящие события и быстро взрослела на фоне военных событий. В голоде, в холоде, раненная я писала свое свидетельство очевидца. Дневники я вела 21 год. На их основе также появятся документальные романы о России и Европе. ЛШ У вас довольно жесткие взгляды на миграцию из-за пределов ЕС, как мне показалось, несмотря на то, что вы сами переехали в Финляндию и жили какое-то время в лагере для беженцев в Суоми. На чем основывается такое отношение? Финское общество благотворно влияет на эмигрантов, однако не все люди соблюдают закон, некоторые привозят издалека «свою культуру», верней, ее полное отсутствие, поскольку они являются выходцами из тоталитарных сообществ. Есть беженцы, которые живут кластерами, слушают духовных наставников, не принимают европейские ценности. Поэтому финнам, да и другим европейцам с некоторыми беженцами не очень просто. В некоторых республиках Кавказа, в странах Ближнего Востока, в странах Африки, нередко практикуется страшное и жестокое обращение с девочками, например, женское обрезание. Детей воспитывают в строгости, применяют телесные наказания. Также практикуется «убийство чести», когда брат, дядя или отец может убить девушку или женщину, которая, по их мнению, опозорила род: не носит традиционную одежду, встречается с мужчиной другой национальности или еще совершает еще какой-то незначительный проступок с точки зрения европейца. Подобные «традиции» беженцы привозят с собой и свято чтут. Я считаю, что нужно проводить более глубокую интеграцию, чтобы дети и внуки выходцев из тех мест, где права и свободы для женщин отсутствуют, уважали и принимали законы Европы. Я не замечала, чтобы финские женщины в чем-то уступали мужчинам, они успешны, хорошо зарабатывают, а мужчины с легкостью могут воспитывать детей и помогать по дому, когда это требуется. Здесь есть равноправие! ЛШ Как вы вообще ощущаете себя в Финляндии? ПЖ Слава богу, сейчас я — дома. Я потеряла свой дом, когда в Чеченской республике началась кровопролитнейшая война. Я никогда не была на стороне воюющих сторон, только на стороне мирных жителей. Вначале мы верили, что все наладится, мы ждали мира. Потом началась вражда между дружественными народами, власти развязали геноцид. Я из многонациональной семьи, так что насмотрелась на «тех» и на «других» преступников-националистов. Оказавшись в мирных регионах России, я не чувствовала себя «дома»: другая культура, другой менталитет, полностью отсутствовала помощь от государства. Нам встречались хорошие добрые люди, но они сами едва выживали в трудных условиях. После войны в Чечне мы с мамой оказались бездомными, без документов, не было никаких пособий, ничего. Об этом мой роман «45-я параллель». Люди, пережившие долгую войну, ночевали на скамейках на улице. Только мой природный оптимизм спасал нас от невзгод. Я хваталась за любую работу, чтобы прокормить мать и организовать хоть какую-то крышу над головой. Помню, мы арендовали дом с бетонным полом, который раньше, во времена Сталина, был конюшней. При этом у меня была дикая жажда учиться, и я не бросила университет. Училась заочно на психолога. Потом уехала в Москву, работала няней, учителем в школе. После выхода чеченского дневника в конце 2011 года, начались угрозы, нападения, мы с мужем уехали из России. Финляндия встретила нас очень радушно. ЛШ У вашего деда была обширная библиотека, вы упоминали в интервью, что читали под бомбежками, чтобы было не так страшно, чтобы отвлечься. А кто ваш любимый писатель? ПЖ Мой дед Анатолий Жеребцов, отец матери, всю жизнь собирал домашнюю библиотеку. В ней были антикварные книги. Насчитывалось более 10 000 книг на разных языках. Он писал и говорил на шести языках. Дед всю жизнь проработал журналистом и кинооператором. Он был очень образованным человеком, приучил меня к хорошей литературе. В молодости он прошел Вторую мировую, в пехоте. А погиб стариком под бомбами в Грозном. Прабабушка Юля-Малика жила с нами, она — ровесник века, в девяносто лет прабабушка помнила наизусть поэмы, которые учила еще в женской гимназии при царствовании Николая II. Юля-Малика читала мне поэмы Жуковского, Пушкина, Лермонтова, по памяти! У меня много любимых книг. В первую десятку входят «Цветы для Элджернона» (Дэниел Киз), «Маленький принц» (Антуан де Сент-Экзюпери), «Принц и Нищий» (Марк Твен), «Мастер и Маргарита» (Михаил Булгаков), «Жизнь взаймы» (Эрих Мария Ремарк), «Хижина дяди Тома» (Гарриет Бичер-Стоу), «Карьера Ругонов» (Эмиль Золя), «Король Матиуш Первый» (Януш Корчак), «Детство. Отрочество. Юность» (Лев Толстой) и многие-многие другие. Источник: русская служба новостей Yle.fi