Набоков с Лолитой и без нее

Вячеслав Курицын, пожалуй, самый яркий литературный критик 90-х годов… Так сказать «отец русского постмодернизма»… Вдруг встретились, и он напомнил мне об одном юбилее, который мы бы, конечно, пропустили, а зря…Ровно сто лет назад Владимир Владимирович Набоков стал профессиональным писателем… Не кустарем, издающим свои стихи за свой счет.Это, кстати, отдельная история… Осенью 1916 года, за год до революции, Владимир Набоков получил имение Рождествено и миллионное наследство от Василия Ивановича Рукавишникова, дяди со стороны матери. В 1916 году он, еще будучи учеником Тенишевского училища, на собственные деньги издал в Петербурге под своей фамилией первый поэтический сборник «Стихи» (68 стихотворений, написанных с августа 1915-го по май 1916-го).В январе 1918 года в Петрограде вышел сборник — Андрей Балашов, В. В. Набоков, «Два пути», включавший 12 стихотворений Набокова и 8 стихотворений его одноклассника А. Н. Балашова. То есть все это были книги, изданные за свой счет.Вячеслав Курицын — автор, возможно, лучшей книги о Владимире Набокове, опубликованной в 2013 году и имевшей несколько провокативное название: «Набоков без Лолиты». Почему «без Лолиты»? Потому что Вячеслав Курицын убежден, что лучший, «настоящий», «правильный» Набоков — это тот, который до «Лолиты». То есть еще не Набоков, а «Сирин» (на мой-то взгляд, не самый удачный псевдоним, типичное символистское клише). Но так узнавал читательский эмигрантский мир автора «Машеньки», «Защиты Лужина», «Приглашения на казнь» и других несомненных шедевров раннего Владимира Набокова. Вячеслав КурицынРоссийский филолог и литературный критик, журналист, писатель, поэт. Академик Российской академии современной литературы. А вот Набоков американский… «Автор вернул себе сказочное богатство и провел остаток дней (растянувшийся почти на два десятилетия), снимая несколько номеров в шикарном отеле в швейцарском городе Монтре». Книга Вячеслава Курицына вообще, на мой взгляд, лучшее, что написано о Набокове, а о нем писать неимоверно трудно. Тот градус стиля, который он задает, мешает говорить о нем человеческим, «слишком человеческим» языком.Книга Курицына — это дневник читателя русской прозы Владимира Набокова, писавшийся в течение двадцати лет в дерзком стремлении приблизиться к набоковскому идеалу читателя. Это и биография раннего Набокова, и в некотором смысле биография самого автора.Набоков без Лолиты. Путеводитель с картами, картинками и заданиями Нет в продаже Новая книга Вячеслава Курицына — дневник читателя русской прозы Владимира Набокова, писавшийся в течение двадцати лет в стремлении приблизиться к набоковскому идеалу читателя-«перечитывателя», путеводитель по набоковским книгам и биографии, включая детально изученные маршруты писателя и его героев, десятки открытий и гипотез в сочетании с инвентаризацией большей части всего необъятного набоковедения.ПосмотретьНо давайте процитируем одно малоизвестное стихотворение… Газета «Ялтинский голос», 8 сентября н. с. 1918 год. И нужно понимать, что написано это 19-летним Володей Набоковым, который навсегда уезжает из России. Стихотворение называется «Ялтинский мол», и посвящено оно теме расстрелов обывателей красногвардейцами и моряками в январе 1918 года на молу (отсюда и название).В ту ночь приснилось мне, что я на дне морском…Мне был отраден мрак безмолвный;Бродил я ощупью, и волны,И солнце, и земля казались дальним сном.Я глубиной желал упитьсяИ в сумраке навек забыться,Чтоб вечность обмануть.Вдруг побелел песок,И я заметил, негодуя,Что понемногу вверх иду я,И понял я тогда, что берег недалек.Хотелось мне назад вернуться,Закрыть глаза и захлебнуться;На дно покатое хотелось мне упастьИ медленно скользить обратноВ глухую мглу, но непонятноМеня влекла вперед неведомая власть.И вот вода светлее стала,Поголубела, замерцала…Остановился я: послышался мне гул;Он поднимался из-за краяШирокой ямы; замирая,Я к ней приблизился, и голову нагнул,И вдруг сорвался…Миг ужасный!Стоял я пред толпой неясной:Я видел: двигались в мерцающих лучахПолу-скелеты, полу-люди,У них просвечивали груди,И плоть лохмотьями висела на костях,То мертвецы по виду былиИ все ж ходили, говорили,И все же тайная в них жизнь еще была.Они о чем-то совещались,И то кричали, то шептались:Гром падающих скал, хруст битого стекла…Я изумлен был несказанно.Вдруг вышел из толпы туманнойИ подошел ко мне один из мертвецов.Вопрос я задал боязливый,Он поклонился молчаливо,И в этот миг затих шум странных голосов…«Мы судим…» — он сказал сурово.«Мы судим…» — повторил он снова,И подхватили все, суставами звеня:«Мы многих судим, строго судим.Мы ничего не позабудем!» —«Но где ж преступники?» — спросил я.На меня взглянул мертвец и усмехнулся,Потом к собратьям обернулсяИ поднял с трепетом костлявый палец ввысь.И точно сучья в темной чаще,Грозой взметенные летящей, —Все руки черные и четкие взвились,И, угрожая, задрожали,И с резким лязгом вновь упали…Тогда воскликнул он: «Преступники — вон там,На берегу страны любимой,По воле их на дно сошли мыВ кровавом зареве, разлитом по волнам.Но здесь мы судим, строго судимИ ничего не позабудем…Итак, друзья, итак, что скажете в ответ,Как мните вы, виновны?»И стоглагольный, жуткий, ровный,В ответ пронесся гул: «Им оправданья нет!(7-VII-18).Я невероятно благодарен Славе Курицыну за это стихотворение. И за книгу, которую он написал, потому что так прекрасно о Набокове никто не писал. Но в этих стихах меня задело вот что. То есть расстрелянные с той стороны — мученики, а их палачи — не прощаемы? Этот вопрос я оставляю без ответа.Рецензия: Павел Басинский, «Год Литературы».