"Бердичев", Ф. Горенштейн

БЕРДИЧЕВ – МОСКВА На одном полюсе еврейского глобуса находится Париж, на другом – Бердичев. Это города-антиподы. Если про парижских евреев нам многое объяснил Сартр, то про Бердичев – Фридрих Горенштейн в пьесе, которая так и называется: "Бердичев".При ближайшем рассмотрении бердичевская культура оказывается не столь далека от столичной, как кажется с первого взгляда. Во всяком случае, гораздо ближе, чем хотелось бы признать столичным евреям. Но ведь и они в каком-то поколении родом из Бердичева. Для полноты картины следует упомянуть, что в Бердичеве была когда-то культура совсем другого свойства. В пьесе Горенштейна об этом не сказано ни слова, но когда-то Бердичев называли "Волынским Иерусалимом" (как и сейчас Вильну называют "Литовским Иерусалимом"). Здесь жил, умер и похоронен известнейший хасидский праведник и учитель рабби Леви Ицхак бен Меир ми-Бердичев, прозванный на идиш Дербаремдикер (Милосердный), герой многочисленных хасидских легенд, самая известная из которых (ее пересказывает, в частности, Мартин Бубер в своей книге о хасидизме) - о том, как рабби Леви-Ицхак бесстрашно вызвал на суд самого Всевышнего – за слишком суровое (как он считал) отношение к евреям. Из мидрашей известно, что в древности великие праведники, бывало, вызывали Всевышнего на суд и требовали пощадить людей, которым было назначено умереть. Никому из них – ни Аврааму, ни Моисею - не удалось выиграть тяжбу со Всевышним. А рабби Леви-Ицхак выиграл суд! Эта история много раз была описана в художественной литературе. Самые известные произведения о рабби Леви-Ицхаке – поэма Залмана Шнеура "Новый суд рабби Ицхака из Бердичева" и пронзительное стихотворение Ури Цви Гринберга из книги "Рховот га-нагар" "В конце всех путей стоит рабби Леви-Ицхак из Бердичева и требует ответа у Всевышнего...". После перестройки началось паломничество в Бердичев - десятки тысяч евреев со всех концов мира приезжают помолиться на могиле рабби Леви-Ицхака. В Умань, на могилу рабби Нахмана, правда, ездит еще больше народа, но Бердичев тоже не обделен паломниками. А еще в 19 веке в Бердичеве была одна из немногих дозволенных царской администрацией типографий, где издавались книги на иврите. В том числе многие важные сочинения по каббале.Знают ли герои Горенштейна о том, в каком святом месте они проживают? Нет. Знает ли об этом автор? Нет. Бердичев Горенштейна – страшный, убогий. Язык – тоже убогий, даже сочных идишских выражений, даже идишской напевности в нем нет. Это в основном испорченный русский. Монотоннно повторяющиеся безобразные клише: "Вот так, как я держу руку, я войду к тебе в лицо". Может, это и гениальная пьеса (как пишут критики), но очень уж жуткая и беспросветная. Кто-то из христианских авторитетов, полемизируя с евреями, утверждал, что человека может осквернить не то, что входит в уста (имеется в виду кашрут), а то, что выходит из уст (то есть слово). Бердичевские евреи у Горенштейна скверны и так, и этак. В их уста входит свинина и выходят проклятия близким и статьи "Жертвы сионизма". Эти люди не собираются за торжественно убранным пасхальным столом, чтобы поговорить о рабстве и свободе и вкусить от чистого "хлеба бедности". Их рабство безысходно и тотально. Их скверность невинна, потому что им не с чем ее сравнивать. Даже Катастрофа не становится трагическим очищением и не возвышает, о ней упоминается в ряду других неприятных событий – и все. Нет никаких внешних мерил, с которыми можно было бы сообразоваться. Из ценностей культуры упоминается французский Бальзак, которого почему-то понесло венчаться из Парижа в Бердичев. Рабби Леви-Ицхак из памяти стерся совершенно. Даже интеллектуалы (как местные, так и приезжие из Москвы) не упоминают ни о нем, ни о его могиле. Но какие могут быть претензии к бердичевским евреям? В чем их можно обвинить? По ним дважды за четверть века проехался каток истории. Сначала советская власть искоренила всякое упоминание о раби Леви-Ицхаке, потом пришли немцы и физически уничтожили тех, кто мог бы что-то вспомнить. Те, кто случайно выжил – это уже не народ, это "слинявшие схемы пограничных несчастий", как выражался Бабель. Это последнее поколение, последние обломки чего-то, что когда-то было и перестало существовать. Кто-то из критиков назвал "Бердичев" эпической пьесой, имея в виду, очевидно, вызывающее отсутствие единства действия и времени (пьеса охватывает тринадцать лет из жизни одной семьи),. Но какой же эпос без единства народной жизни как фона? Из пьесы Горенштейна очень хорошо видно, что культура не заводится "естественно", сама собой. Культура требует тщательной каждодневной работы, обучения и тренировки, разрушить ее легко, а восстановить очень трудно. Может быть, и невозможно. Елена Римон, "Окна-Вести"