Тэги
Авторская рубрика Афанасия Мамедова
Лора и Лаура
Вообще-то у нас ее называют и Лора, и Лаура. Но оба звучания одного имени далеки от родины ее предков, равно как и от родины литературной, расположенной в противоположной от Америки стороне: самурайский век давно уже демонстрирует свои достижения в лучших музеях мира. Но расстояние не помеха. Отдаленность во времени — тоже.
Казалось бы, ничто не предвещало внучке китайских и корейских иммигрантов Лоре Джо Роуленд стать в будущем всемирно известным автором исторических детективов. Разве что в колледже Лора в качестве дополнительного предмета изучала историю Востока — в биографии Роуленд это, вероятно, единственный весомый знак ее будущей судьбы, и, кроме того, отец Лоры слыл большим поклонником детективов эпохи «Великой Америки». Вот, пожалуй, и все.
Среди восточных предков писательницы были учителя, доктора и инженеры, потому и она, особо не задумываясь, выбрала стезю биолога, поступила в Мичиганский университет и, отучившись положенный срок, получила степень бакалавра микробиологии и магистра в области общественного здравоохранения. После долго работала химиком, микробиологом, санитарным врачом в Новом Орлеане, куда перебралась, выйдя замуж, и где проживает по настоящее время.
Главный герой ее детективов — средневековый следователь Сано Исиро, живущий строго по рекомендациям и нормам кодекса самурайской этики — Бусидо.
Сегодня зарубежные критики в один голос отмечают, что Лора Джо Роулэнд максимально близко подобралась к самой сути эпохи Токугава (периода самурайского правления), которая процветала на японских островах в ХVII веке, и что у нее получилось самое сложное — вылепить образ главного героя, созвучного описываемой эпохе и при этом понятного современному читателю. Но, прежде чем появились первые романы — «Синдзю» и «Бундори», благодаря которым к Роулэнд пришел успех, она весьма усердно занималась литературным самообразованием, постепенно оттачивая свой талант. Даже комиксы рисовала и писала тексты к картинкам.
Вообще сами по себе картина/картинка/кадр, будто останавливающие вращение ленты, увлекали ее всегда. Это очень заметно и по ее прозе: Роуэленд пишет картинками.
«Река расстилалась перед ним широкой полоской промасленного черного шелка, сияющего под лунным светом. Всплески весла стали ритмичными отзвуками шелеста волн и шороха прибрежных камышей, гнущихся под пронизывающим ветром». («Синдзю»)
Зримо. Точно. В духе работ Хисикавы Моронобу.
Даже ее комиксы (некоторые из которых можно посмотреть на страничке писательницы в инстаграме) чем-то напоминают осовремененные японские настенные росписи, картины-ширмы, свитки, исполненные на шелке и бумаге, альбомные листы и всем известные японские веера. Некоторые из ее комиксов отсылают нас к старинным этоки — японским картинкам с текстами, которые считаются предтечей комиксов.
Фильм, фильм, фильм…
Своим рождением самурай Сано Исиро обязан увлечению Роулэнд японским кинематографом вообще и картинами Акиры Куросавы в частности. Лора просто влюбилась в его фильмы «Семь самураев», «Расёмон», «Трое негодяев в скрытой крепости», «Красная борода» … Именно в Японии XVII века нашла она то, чего ей не хватало для создания собственных криминальных детективов — полицейское государство, расцвет культуры и религии, пестрая смесь, в которой самураи, торговцы, духовенство, проститутки, актеры, художники, бандиты, коррупция, насилие…
Есть предположение, что когда писательница взялась за свой первый роман, на нее серьезным образом повлиял фильм «Лето в Японии: двойное самоубийство» режиссера Нагисы Осимы, вышедший на экраны в 1967 году. Вероятно, после этого удивительного фильма она и увлеклась философией Синдзю, а также живописью и графикой, посвященной этому необычному явлению. Вероятно, тогда же она и узнала, что один из самых известных японских писателей ХХ века Осаму Дадзай был последователем практики Синдзю, и что его уход из жизни со своей возлюбленной Томиэ Ямадзаки — они бросились в один из токийских водосборников — произвел на всех не меньшее впечатление, чем харакири автора романа «Исповедь маски» и эссе «Солнце и сталь» Юкио Мисимы.
Синдзю: смерть во имя любви
Смерть во имя любви или двойное самоубийство во имя любви — явление не только японское, оно было хорошо известно и в средневековой Европе, скажем, в Южной Франции, на родине трубадуров. Стендаль в своей книге «О любви», не менее знаменитой, чем «Красное и черное» и «Пармская обитель», писал даже о некоторых арабских племенах, в которых был распространен этот обычай. Интересно, что Стендаль, по воспоминаниям современников постоянно находившийся в поисках любви, писал об этом ритуале с необыкновенной симпатией, будто забыв о христианских догмах. Конечно же, мы не можем здесь не вспомнить и «Ромео и Джульетту» Шекспира.
Вообще ритуалы смерти и самоубийства всегда занимали в японской культуре одно из важнейших мест. Однако лишь на трех японских островах двойное самоубийство считалось большим поступком любовников и было закреплено в кодексе чести куртизанок — Иродо («Большое зеркало Иродо»). В этом трактате обозначены пять степеней Синдзю, под каковыми в XVII веке понимались «доказательства любви».
Новый смысл слово «синдзю» приобрело на рубеже XVII и XVIII веков, как раз в исследуемую Лорой Джо Роулэнд эпоху, когда в моду вошли спектакли Кабуки — этот театр упоминается и в романе. В наследии драматурга того времени Тикамацу Мондзаэмона, насчитывается, по меньшей мере, полтора десятка пьес, построенных на самоубийстве влюбленных. В результате слово «синдзю» стало означать то же, что и старое поэтическое слово «дзёси» («смерть во имя любви»).
Интересно, что в действительности синдзю совершают не так уж редко, говорят, оно встречается в Японии и сегодня. Но на
Следователь Сано Исиро
Японского самурая Сано Исиро Лора Джо Роулэнд придумала не сразу. Два первых ее детектива не понравились издателям, показались наивными и слишком «обычными». Однако, заметив дарование Лоры и учтя ее происхождение, продвинутые редакторы предложили ей подумать и добавить в ее книги «этническую» составляющую. Вот когда пригодилось ей знание японского кинематографа и давнее увлечение самурайской Японией. Таким «этническим» персонажем для видавшего виды американского детектива и стал следователь Сано Исиро, сын изгнанника-ронина, спасший жизнь правителя Японии Токугаве и совершивший головокружительную карьеру — главный герой «Синдзю», первого изданного детектива Лоры Джо Роулэнд.
На сегодняшний день нелегким будням следователя Сано Исиро писательница посвятила цикл из восемнадцати (!) книг. Причем только «Синдзю» и «Бундори», вышедшие недавно в петербургском издательстве «Аркадия» в серии «Меч самурая», написаны с дистанцией в два года, все остальные книги цикла укладывались в рамки одного. Такая цикличность, такой строгий график указывает нам на большой проект и наводит на определенные размышления…
Неслучайно в самом конце книги «Синдзю» писательница благодарит всех, кто помог появиться ее труду на свет — практика, к которой мы привыкли, которая уже давно не удивляет, если бы, помимо друзей-наставников и мужа, Лора Джо Роулэнд не благодарила бы еще и свою «писательскую мастерскую», то есть, бригаду помощников, принимавших участие в «строительстве» этого романа… Отдадим должное честности писательницы — многим другим, в том числе отечественным авторам, не достает мужества признаться в «бригадном подряде», тем более назвать каждого члена «бригады» поименно. К слову сказать, от подобного признания книга хуже не стала.
Вероятно, неслучайно, когда интерес читателей к серийному следователю из Японии стал понемногу угасать (в особенности после романа «Поклонник ирисов»), Роулэнд вышла на новый проект. Им стала серия романов о «засекреченных приключениях Шарлотты Бронте» — детектив Роулэнд с таким названием уже вышел у нас. Это скорее пародия на «викторианский» детектив, чем изящно стилизованная мистификация, которую ждешь от писателя, занявшего у вечности имя Шарлотты Бронте. Судя по всему, роман предназначен для любительниц старины, чая с молоком и столового серебра. Его трудно поставить в один ряд с такими мастерскими «викторианскими» детективами, как, скажем, «Оскар Уайльд, Конан Дойл и игра под названием „убийство“» Джайлза Брандрета или «Эдгар Аллан По и лондонский монстр» Карен Ли Стрит. Немудрено, что «засекреченные приключения Шарлотты Бронте» не имели того успеха, который некогда обрушился на писательницу после выхода «Синдзю» и «Бундори».
И плыла куда-то лодка по темной реке
Одно из условий исторического детектива — точная навигация. Поэтому нет ничего удивительного в том, что роман начинается с «точки отсчета»: «Эдо, период Гэнроку, год 1-й, месяц 12-й». Всего несколько картинок участвуют в прологе, но они очень зримы, объемны и очень важны для романа. И в них присутствуют все элементы, кроме пятого, аристотелевского — любви.
Земля и вода: «Всадник остановил нагруженную лошадь на узкой тропинке к реке Сумида». («Синдзю»).
Воздух и огонь: «Но только ледяной ветер шумел голыми ветвями деревьев, сбросивших на зиму листву, да негромко посапывала кобыла, беспокойно переступая с ноги на ногу. Высоко над горизонтом ярко сияла последняя луна старого года, заливавшая холодным серебристым сиянием тропинку и лес». («Синдзю»).
Некий человек, безусловно, черных мастей и злых дел мастер, назовем его вслед за автором «путник», снимает с лошади здоровенный тяжелый куль и с трудом размещает его в заранее припрятанную им лодку. Нам пока неведомо, что в том куле. Вспыхивают огоньки поселений, где-то вдалеке — огни большого города Эдо. В течение трехсот лет он был ставкой военного правителя Японии — Сёгуна и одним из крупнейших городов Страны восходящего солнца.
Человек торопится, спешит… Река темна, весло тяжело… А тайна, к которой причастен путник — и темна, и тяжела, и жжет изнутри.
Путник проводит лодку под мостом и медленно причаливает в пределах видимости у одного из пирсов. Аккуратно разворачивает куль — мы видим в нем соединенных друг с другом с помощью веревок мужчину и женщину. Его и ее. Он — неприятен, такого можно заманить посулами самого разного свойства в любой смертельно опасный капкан, в любую ловушку. Она же, напротив, прекрасна даже в смерти. Да, еще что-то подсказывает нам, что молодая женщина — высокородная дама.
Путник прячет в поясе погибшей какой-то лакированный футляр (мы полагаем в нем записка, с помощью которой путник, или кто-то за его спиной, намерено обманывает кого-то), бросает последний взгляд на тела и переваливает их через борт лодки.
Вскоре, работая веслом, он уже поднимается вверх по течению. «Долгий мучительный путь». Мы не сомневаемся, тела обнаружат. Но как скоро?
Цветы Эдо
«Скоро», конечно, понятие растяжимое, к «скоро» читателя еще подвести надо. И лучше всего начать с пожара, поскольку река и лодка уже были. Пожар — дело серьезное во все времена, и те, что описываются в книге, не исключение. Историки разных стран это охотно подтвердят, а японские историки с еще большим удовольствием. Пожары случались в Эдо (так в старину назывался Токио) столь часто, что их называли «цветы Эдо».
Когда город, пусть хотя бы один из его кварталов, горит, это означает, что-либо его подожгли — и тогда поджигатель должен поплатиться за это жизнью, либо произошла случайность — и тогда она перерастает в глубокую обиду горожан на высшие силы, которым они приносят жертвы… Иногда, дабы обида горожан, не имея выхода вовне, не переросла во что-то серьезное, «мудрые» политики подменяют одно другим — случайность поджогом. Не бог весть какая ложь, а укрепляет и властителя, и его приближенных.
Пожар сровнял с землей три квартала. Ёрики — высший сотрудник охраны правопорядка, он же самурай Сан Исиро, он же командир отряда мати бугё — своего рода следственного департамента, пробирается верхом на своей гнедой кобыле в недавно полыхавший район. Вокруг толпы людей — сброд, в основном, конечно, из тех, что всегда ошивается у рынка.
Не пробиться через него самураю, даже признаки статуса не помогают, ничто не ускоряет его движения вперед. Только и слышатся, что: «Тысяча извинений, уважаемый господин!».
Едва спешившись, «уважаемый господин» становится свидетелем избиения слабоумного человека хулиганами под покровительством некого досин — самурая низшего ранга. И из свидетеля превращается в участника событий — останавливает избиение невинного человека, догадываясь, зачем и кому оно нужно. Ёрики обычно в такие дела не вмешиваются, да и на улицу редко когда выходят, а тут вышел — и сразу же нажил себе врага, спасая человеческую жизнь.
Вообще-то должность ёрики «предлагает много возможностей для поиска истины и столько же наград за ее поиск». Сано Исиро стал ёрики благодаря отцу. Дело в том, что во время гражданской войны прадед Сано, будучи вассалом на службе у господина Кии, спас жизнь одному воину, который оказался главой влиятельного клана Кацурагава. В то время, как состояние семьи Кацурагава неуклонно росло, состояние семейства Сано Исира с той же скоростью оскудевало. Но факт спасения жизни главы рода Кацурагава неразрывно связал узы этих двух старинных семейств. Поэтому, когда отец Сано пришел за старым долгом, Кацурагава Сундай сделал то, о чем тот так просил его: он устроил Сано Исиро работать ёрики у судьи Огью.
И теперь, после инцидента на улице, ёрики Сано отправился в особняк судьи Огью -один из самых больших в округе. Как только он встретился с судьей, то сразу понял: Огью уже все известно о случившемся возле рынка. И главное — судье очень не понравилось, как повел себя в этой ситуации ёрики Сано Исиро, и он незамедлительно в завуалированной форме дал понять ёрики, кому он обязан местом службы.
«Огью поднял палец, заставив ёрики замолчать. Этот жест был настолько близок к открытому упреку, насколько Сано мог себе представить. Но вместо того, чтобы говорить о расследовании, судья сменил тему». («Синдзю»)
А затем судья Огью рассказал Сано Исиро о новом деле, о котором только что стало известно:
«— Этим утром рыбак вытащил из реки два тела, мужчину и женщину, — продолжил Огью, и его маленький рот сжался от отвращения. — Синдзю». («Синдзю»)
И перед тем, как выложить все своему подчиненному, предупредил последнего: «Ты будешь действовать именно так, как я говорю».
Мужчина и женщина
Обычно подобные дела судья Огью велел ёрики оставлять для досин, а тут передал ему самому. Так почему сейчас он хочет, чтобы дело вел именно Сано Исиро?
«Любопытство Исиро возросло еще больше. Двойные самоубийства влюбленных были почти такими же распространенными делами, как пожары, и, несомненно, даже более неприятными». («Синдзю»)
Вскоре он поймет «почему». Вернее, судья Огью сам ответит на его вопрос. Одним жестом — протянув своему подчиненному письмо, которое было спрятано в лаковой шкатулке, в свою очередь спрятанной в поясе погибшей женщины.
На дорогой рисовой бумаге ёрики прочтет послание, якобы написанное женщиной. Это был отрывок из популярной пьесы театра кабуки о паре обреченных любовников. Так сказать, «последняя песня перед смертью».
Позже выяснится, что совершивший вместе с ней синдзю мужчина был крестьянином по происхождению и звали его Нориёси. На это указывало его подпись под письмом (прощальные записки было принято подписывать обоим любовникам), отсутствие фамилии и упомянутая в качестве дополнения профессия — художник. Короче, в понимании судьи, он был никем, даром, что имя имел. В отличие от Юкико, его возлюбленной — она оказалась дочерью самого Ниу Масамунэ, господина провинций Сацума и Осуми, одного из самых богатых и влиятельных даймё.
Ситуация складывалась, мягко сказать, щекотливая. Здесь были необходимы деликатность и такт. Судья сказал ёрики, что ему передадут тело женщины для изучения, но никто не должен узнать, кто она и уж тем более разболтать. Любого, кто это сделает, ждет смерть.
Интуиция подсказывала ёрики, что сначала он должен сам узнать об этом деле всю правду. Он поклонился судье Огью и направился в подразделение дознавателей Северного филиала мати бугё, к которому был приписан.
От тюрьмы до «Веселых картинок»
Кажется, после «Имени розы» Умберто Эко у каждого приличного средневекового дознавателя обязательно должен быть ученик. Есть он, конечно, и у ёрики
Мальчика зовут Хамада, он громко и тяжело дышит через ноздри, которые у него постоянно заложены. На должности комоно (секретаря) он недавно, поэтому постоянно ошибается, когда пишет отчеты. Вот и сейчас перепутал иероглиф, чрезмерно взволновано скомкал испорченный лист бумаги. Хамада переписывал отчет несколько раз, прежде чем ёрики оказался удовлетворен его работой. Тем не менее,
В минуту, когда юный секретарь передавал своему патрону отчет с надеждой, что больше переписывать его не придется, Сано Исиро решил, что не станет уподобляться своим
«— Подожди! — велел он Хамаде.
Вырвав лист бумаги из рук удивленного подчиненного, он разорвал его на две части, а затем быстро написал еще один отчет, в котором смерть Нориёси и Юкико была объявлена подозрительной и требующей дальнейшего расследования. («Синдзю»)
Сано, конечно, благодарен Кацурагаве, но сюда, в «департамент полиции», он пришел не карьеру делать. Он не станет беспрекословно слушаться судью Огью, ему важно докопаться до истины и сделать это в соответствии с Бусидо — сводом правил, по которому живут самураи. Поэтому ёрики и спешит в морг тюрьмы посмотреть на найденные тела, хотя почтенному самураю и не следует иметь подобные дела со смертью, этим должны заниматься специальные люди — отверженные.
Тюрьма — место смерти и осквернения. Сюда по доброй воле никто не заглянет. Территорию тюрьмы сёгуната Токугава, тем не менее, со всех сторон окружает узкий канал: а вдруг
Охранники удивлены приходом ёрики: раньше такого не бывало, чтобы ёрики сам в тюрьму наведался. Его ведут к начальнику тюрьмы, и тот велит страже привести к нему трех отверженных, занимавшихся телами самоубийц, двоих парней и старика. Они из тех, кто выполняет в тюрьме самую грязную и самую черную работу. Парни молчат, дрожат от страха, еще бы, самурай может запросто убить их — из прихоти, со зла или сильного раздражения, или чтобы просто испытать свой новый меч, напоить его живой кровью, отсекая руку. А вот третий — старик, хотя и ничего не сказал, однако сделал все, чтобы устроить встречу ёрики
В прошлом тот пользовал все императорское семейство, ныне же находится в ссылке, куда его отправили
К великому сожалению ёрики, тело Юкико из морга уже забрали, а вот тело Нориёси еще можно исследовать, чем и займутся опальный доктор и непослушный ёрики. Вскрытие тела художника Нориёси покажет, что он умер насильственной смертью еще до того, как оказался в воде вместе со своей возлюбленной…
Прямо из тюрьмы ёрики
Но господина Ниу в Эдо не оказалось — несколько раз в год даймё обязаны покидать город во избежание заговоров против сёгуна, и стража сообщила, что ёрики сможет принять хозяйка, госпожа Ниу. Заинтригованный, он соглашается на эту встречу.
Госпожа Ниу предстает перед Сано Исиро из Северного магистрата в кимоно цвета морской волны, расшитым красочными пейзажами. Высокая и отлично сложенная, она
С первого ее слова ёрики становится ясно, что она ведет двойную игру и не скажет ему ничего из того, что ему интересно. Но
С этого момента мы окажемся полностью захваченными сюжетом романа, перестанем путаться во всевозможных «санах» и «тянах», научимся запоминать трудные имена героев и получать удовольствие от «этнической правды» романа. Мы сами не заметим, как окажемся на «Счастливой равнине» — так называли район Ёсивара, в котором была узаконена проституция всех видов, и где некогда обретался художник Нориёси с Улицы Галерей. Здесь, в увеселительном квартале, мы отправимся изучать реку, поглотившую тела Нориёси и Юкико, встретимся с владельцем магазина порнографических гравюр Поедателем Вишен — сутенёром и непосредственным начальником Нориёси. А затем Поедатель Вишен выведет нас на
«После того как я это прочитала, я посмотрела, что там написано раньше, и поняла, о ком она говорит, — Мидори сделала паузу. — Это про нашего брата Масахито». («Синдзю»)
Этот изящный терпкий «японский» детектив, с его строго обозначенной стилевой окраской и проработанностью сюжета, более всего напоминает нам фильмы Куросавы или ожившие старинные гравюры, на которых запечатлена жизнь эпохи сёгуната. Некоторые из них мы знаем с детства, да вот беда — запамятовали, о чем они. И роман Лоры Джо Роулэнд «Синдзю» помогает нам не просто вспомнить это, но и погрузиться в самую эпоху, став «странником во времени».
|
Бундори — боевой трофей самурая
|
Третий сёгунат
Когда принимаешься за второй роман Лоры Джо Руолэнд «Бундори», понимаешь, что
Принято считать, что самурайство зародилось в VII веке
Сложная самурайская иерархия формировалась долгими веками, пока не достигла своего завершения в ХVII веке, когда к власти в Японии пришел сёгунский дом Токугава. Это и есть та самая эпоха, которая запечатлена в романах Лоры Джо Роулэнд.
Золотым же веком самурайства принято считать период от первого сёгуна до гражданской войны Онин, вспыхнувшей в Японии в XIV веке. С одной стороны, это был мирный период (не считая попытки монгольского вторжения на Японские острова), с другой — численность самураев была не столь велика, как при Токугава, когда чуть ли не каждый пятый японец числился самураем, и это позволяло им иметь столь высокий уровень жизни, о котором самураи предыдущих поколений, известные своим аскетизмом, могли лишь мечтать.
Эпохе Токугава предшествовало смутное время, отмеченное борьбой за объединение страны. В 1600 году произошла битва при Сэкигахара, положившая конец длительному периоду междоусобных войн, и после нее страна начала постепенно обретать политическую стабильность. Этот новый этап в истории Японии получил название «эпоха Токугава» по имени победителя в битве — Токугава Иэясу. В 1603 году он был провозглашен сёгуном, что положило начало третьему в истории Японии сёгунату Токугава, продлившемуся двести пятьдесят лет (1603–1867). Это время известно еще и как «эпоха Эдо» — по названию города, ставшего резиденцией сёгунов Токугава. Именно тогда были закрыты границы Японии, в основном, от нечистой Европы, и начался период самобытного развития Страны восходящего солнца.
Эпоха самураев закончилась лишь в конце XIX века, когда Япония начала понемногу открываться миру.
Живое воплощение Бусидо
Вторая книга Лоры Джо Роулэнд крепко переплетена с первой, оно и понятно — герой один на обе книги, и он — живое воплощение самурайского кодекса Бусидо. Раньше он жил вполне обычной жизнью, жаждал обрести жену и семью, мечтал о сыне, который бы продолжил его имя, зарабатывал себе на жизнь, работая учителем в академии боевых искусств своего отца, и репетиторствовал — обучал юношей чтению, письму, истории… И вот за три месяца жизнь его кардинально изменилась. Ох уж это синдзю, ведь с него все и началось.
«Благодаря семейным связям, он получил должность ёрики, одного из пятидесяти старших начальников службы безопасности Эдо. Но потом потерял эту должность, подвергся позору, бесчестию и физической расправе, раскрыл загадочное дело об убийстве, спас жизнь сёгуна — и закончил тем, что стал
В результате этих событий Сано Исиро оказался в замке своего господина, верховного правителя, что вызвало серьезные перемены в его жизни. С них и решила начать Лора Джо Роулэнд свою вторую книгу о
Теперь уже сосакан (главный следователь) Сано Исиро «взбивает воду» в глубоком пруду на тренировочной площадке замка Эдо, чтобы остаться на плаву в вертикальном положении. На нем кираса, наплечники из кожи и металлических пластин, кольчужные щитки, металлические защитные приспособления для ног, шлем и маска. Но Сано Исиро должен не только ко дну камнем не пойти, но еще и выстрелить из лука, когда командир отдаст команду — «Пли!». А чтобы выстрелить и попасть в цель, хорошо бы не замочить лук и стрелу, которые он держит над головою.
Пока следователь Сано Исиро, вознесенный судьбой после расследования своего первого дела, яростно бултыхается в воде, он вспоминает отца, его уход из жизни и последние слова: главное для самурая — это кодекс Бусидо.
Как и в случае с первым романом Роулэнд, новая история о следователе Сано Исиро начинается с пролога, а тот, в свою очередь, издалека, но с точнейшей ориентировкой во времени и пространстве.
Начнем с места действия: Эдо — столица новой, самурайской Японии эпохи Токугава. Время: 1689 год. Месяц и день не указаны, зато указан час. Час Кабана. Вернее, два часа Кабана. Дело в том, что в Китае и странах, его окружающих, сутки были разделены на двенадцать отрезков или «страж», по два часа каждый. Час Кабана — это время между 21:00 и 23:00.
На территории страны повсюду вспыхивают волнения, а дождь, холодный, весенний, барабанит по черепичным крышам купеческого квартала Нихонбаси, заливая узкие улочки. Одинокий охотник выходит из укрытия в нише дверного проема. Держась в тени под нависающим карнизом крыши, он медленно продвигается от двери к двери — одна из главных задач любого охотника, хоть на зайцев, хоть на уток, держаться незаметно. У нашего охотника все должно получиться, ведь он неистовый неуловимый воин, да что там — практически призрак. Тот самый призрак, что так пугает горожан. Почему? Потому что все битвы мира кончаются только для тех, кто погиб на поле брани, а победы или поражения остаются с теми, кто выжил, и в равной степени мешают им жить, увлекая в звонкое боевое прошлое.
Но вернемся к призраку.
«Страх охотника за господина Оду перекрывает его страх за самого себя» («Бундори»)
В страшном волнении он хватается за рукоять меча и видит, как из тумана шаркающей походкой выходит старый самурай с обычными мечами.
В голове охотника одна картинка накладывается на другую. Теперь этот шаркающий старик для него — целое войско ненавистного им Имагавы.
«В самую гущу бушующей битвы въехал господин Ода. Высоко подняв меч, он направился прямо к господину Имагаве, который стоял в одиночестве и без защиты. Один опытный удар меча Оды, один торжествующий вопль — и Имагава лежит на земле мертвым. («Бундори»)
Полный ярости охотник выхватывает меч и бросается на врага. Меч описывает дугу, и голова старика падает на землю, откатываясь на несколько шагов. Охотник смотрит на обезглавленное им тело старика, как на поверженные тела целой армии солдат в битве при Окэхадзаме. Убрав меч, он поднимает отрубленную голову и сует ее под плащ.
«— Господин Ода, моя жизнь принадлежит вам!..» (Бундори»)
Тогда, после битвы, его бундори (боевым трофеем) стали головы сорока убитых им врагов. А его наградой стало почетное место в шествии, когда самураи Ода Нобунага демонстрировали перед ним свою бесконечную, вписанную в историю всех войн и всех народов отвагу. Охотник шел в этом шествии четвертым, но ему так хотелось быть первым.
Город спит, и пока он спит и видит сны, разумеется, в допущенных сёгуном рамках, охотник открывает корзину и ставит голову
Прочитав пролог, рисующий эту картину, мы понимаем, что имеем дело со случаем экстраординарным — то ли самурай сошел с ума, то ли он действительно призрак. Как в таких случаях говорил Сергей Донатович Довлатов, «еще не легче…». Читателю так даже интереснее, а вот следователю Сано Исиро в очередной раз придется попотеть. Кстати, злосчастную стрелу
Стоило Сано Исиро подняться, как вода хлынула из его доспехов. Сано кинулся переодеваться, волна радостного ожидания захлестнула его. Зачем же он нужен сёгуну? Торчащая из травы на расстоянии вытянутой руки от цели стрела, которую он не так давно пустил из пруда, была не самым лучшим предзнаменованием.
И вот Сано Исиро идет по коридору между параллельно выстроенных каменных стен со множеством побеленных сторожевых башенок. Иногда ему кажется, что замок сёгуна, несмотря на все свое великолепие и элегантность, просто огромная тюрьма.
Его встречает главный архивариус Ногуси, добрый, отзывчивый человек, любящий историю, но при этом всегда имеющий при себе два меча на всякий случай. Он ведет для Сано Исиро брачные переговоры — так принято у самураев, и сообщает ему, что сваты и свахи уже договорились о встрече потенциальных жениха и невесты. Сано Исиро рад, он благодарит архивариуса. Ему уже тридцать один год, сами понимаете, пора жениться. Его избранница
Расположенный к своему подчиненному Ногуси затевает с ним дружескую беседу, советует быть благоразумнее, ведь судьба уже так возвысила Сано Исиро, чего же более? Теперь следует только удерживаться на плато. К примеру, если сёгун захочет, чтобы он выполнил
Ногуси исчезает буквально перед самыми дверями в театр, Но, где Цунаеси, пятый сёгун династии Токугава, сидя на сложенных подушках, репетирует с актерами пьесу «Таданори», написанную почти триста лет назад драматургом Дзэами Мотокиё. В пьесе призрак славного воина рассказывает странствующему монаху свою печальную историю. Сёгун Цунаёси решительно останавливает репетицию: все ему не нравится, да и пьеса с двойным дном, к тому же, он заметил следователя, хотя и сделал вид, что с трудом того вспомнил.
Правитель подзывает к себе Сано Исиро и объясняет ему причину, по которой вызвал следователя к себе. Дело в том, что прошлой ночью был убит старый самурай Кайбара Тодзю. Его отсеченная от тела голова была найдена выставленной на крыше пожарной башни в качестве боевого трофея. Кайбара Тодзю был хатамото — потомственным вассалом Токугава. Нападение на него следовало расценивать, как угрозу самому правителю. Такое никак нельзя спустить с рук. Цунаёси хотел было еще
На помощь сёгуну приходит его собаёри (первый приближенный к сёгуну самурай, осуществляющий связь между ним и народом) Янагисава. По слухам, у Цунаёси с Янагисавой многолетние «самурайские отношения», однако не только они помогли Янагисаве долгие годы находиться рядом с правителем, немалую роль тут сыграли его ум и опыт царедворца. Влияние его на правителя столь велико, что только после того, как Янагисава признал решение Цунаёси передать дело в руки Сано Исиро, окружающие их вассалы закивали в такт головами, заулыбались, зашуршали одеждами…
Сёгун пообещал, что своей властью будет всячески помогать расследованию этого дела. На помощь следователю сёгун пообещал послать главную служительницу храма Момидзияма, способную без
Умница, красавица, монахиня, наконец, просто ниндзя
Едва Сано Исиро вернулся домой, вернее, в свою резиденцию — практически замок, подаренный ему сёгуном Токугава Цунаёси после дела о двойном убийстве влюбленных, как его навестила та самая жрица храма Момидзияма, что способна общаться с миром духов.
Монахиня изящно опустилась на колени перед возвышением и поклонилась Сано Исиро. Звали ее Аой. У нее были странные, блестящие
«Не зная точно, как вести себя с Аой, Сано нашел убежище в резкости.
— Итак. Как вы думаете, вы сможете узнать убийцу?
— Возможно, — гостя опустила глаза, медленно наклонив голову». («Бундори»)
Во взгляде ее скорее искренность, чем кокетство. Айо сказала Сано Исиро, что вечером совершит в храме необходимый ритуал, чтобы связаться с духом мертвого. Ей только понадобится для этого
Сано Исиро пообещал монахине вечером придти в храм. Он с нетерпением ждал ночи в замке. А пока направился в квартал аптекарей, где был убит Кайбара Тодзю.
Все жители квартала были на улице: прошло несколько часов с тех пор, как обнаружили обезглавленное тело самурая. Оно лежало неподалеку от аптеки, а голова покоилась на пожарной башне.
На месте происшествия Сано Исиро встречает своего бывшего сослуживца, заносчивого старшего ёрики Хаяси. Это он в свое время поспособствовал изгнанию Сано Исиро из мати бугё, когда тот продвигался к истине в деле о синдзю. Вот и теперь между ними чуть не вспыхнула ссора на улице.
Хаяси отказывается помочь
Дальше все, как в современных сериалах. Сано Исиро тщательно проводит допросы свидетелей и дает задание Хирата обыскать каждое здание от пожарной башни до аптеки и ее окрестностей, настоятельно советуя обращать внимание на зрелых мужчин со шрамами от ударов меча.
Вскоре мы узнаем, что Аой, приходившая к Сан Исиро, никакая не монашка, а самая настоящая
Пока Янагисава и Аой стоят на башне и беседуют о человеке, у которого практически нет пороков, мы узнаем о деятельности ниндзя в эпоху правления самураев вообще и о куноити —
Хочется поблагодарить издателей, которые на этот раз снабдили книгу большим количеством сносок, без них детективная история оказалась бы прочитанной не до конца, даже в эпоху вездесущего интернета.
Из разговора Янагисавы с Аой мы узнаем, что практически безгрешный Сано Исиро, можно сказать, живое воплощение Бусидо,
Но почему фаворит сёгуна уделяет столько времени незначительному в сущности
После этого разговора дворцового интригана и
После увлекательного чтения «японских» детективов американской писательницы Лоры Джо Роулэнд — «Синдзю» и «Бусидо», у нас, естественно, возникает немало вопросов, связанных с Японией и японской культурой. На некоторые из них мы попросили ответить поэта, автора книги «Алой тушью по черному шелку» Ирину Ермакову и писателя, японоведа,
ПАМЯТИ ЁКО, ИЛИ ВЫСОКАЯ ТРАВА МИСТИФИКАЦИЙ
Афанасий Мамедов В
Ирина Ермакова Мне всегда казалось, что российский интерес к Японии, очарованность ею, связаны с похожестью решающих исторических моментов двух столь культурно и исторически непохожих держав. Непохожих, начиная с длительности существования наших стран — японцы отсчитывают свою историю с
АМ В
ИЕ Моя Япония — это личное. С бумами не связанное. Это школьная ещё любовь к японской поэзии. Первая и на всю жизнь. Сначала китайской и корейской, а потом уже японской. Невообразимо прекрасной. Совершенно моей. Неизбежной для меня.
АМ Почему ты выбрала для Ёко именно ХII век, а, скажем, не эпоху сёгуната — Х
ИЕ Говоря о схожести исторических ужасов наших держав, я имела ввиду прежде всего периоды закрытости: японский сакоку и наши советские годы самоизоляции от мира, а также страшные события распада империй. В Японии — падение прекрасной эпохи Хэйан, а у нас — распад Советского Союза. Наши девяностые годы двадцатого века, так мне казалось, напоминали последнюю четверть ХII века Японии, так что Ёко Иринати и не могла жить в другое время. Эта схожесть — в резком изменении скорости самого времени, когда количество событий в единицу отсчета начинает просто зашкаливать по сравнению с эпохой, ей предшествующей, в сгущении катаклизмов природных и междоусобных и трагедий человеческих.
Медленная, величественная,
АМ Как ты относишься к жанру детектива вообще и исторического детектива, в частности?
ИЕ Почитываю с удовольствием. Особенно, когда нужно
АМ Если бы тебе предложили написать «японский» детектив, в какую эпоху ты бы определила своего дознавателя?
ИЕ Наверное, это была бы современная Япония, потому что Холмсом я бы сделала, конечно, женщину, что в иных японских эпохах — невозможно.
АМ В своем блестящем эссе о детективе как литературном жанре
ИЕ Во времена и в точке проживания Иринати (Япония второй половины ХII века) положение женщины никакой профессиональной деятельности не предполагало. Да и любительской тоже. Но во все времена и во всех точках планеты, во всех культурах незаурядная женщина, «исполненная благодати», могла управлять событиями, управляя своим мужчиной. Легко представить, что возлюбленный Ёко — сыщик, бегающий на опознавание, дознание, собирающий факты и поздно вечером заявляющийся домой, где всю полученную информацию анализирует его женщина, решая задачу любой детективной сложности.
АМ Как тебе кажется, почему современную Россию уже не так интересуют японская литература, кинематограф, живопись и графика, разве что одно только аниме?
ИЕ За всю Россию говорить не решусь — слишком велика и разнолика, и безусловно, есть в ней те, кому интересно всё, тобою перечисленное, но этих читателей, зрителей, созерцателей — немного. Думаю, их было не так много, как нам казалось, и в конце восьмидесятых — начале девяностых, хотя, конечно, больше, чем теперь. Искусство, настоящее искусство — всегда элитарно. Ты начал эту беседу со слова «бум», а ведь бум — это иное звание банальной моды. Любой шедевр великого искусства со временем становится достоянием искусства массового. В разные времена все это варьируется. Нынче время массовки, слишком много слишком разных источников информации, отвлекающих от действительно замечательного, в том числе, от японской литературы. Происходит снижение культурной планки: молодой человек, взрослея, не обретает способность самостоятельно оценить произведение искусства. Утрачивается личная экспертная функция.
В страшном японском средневековье, среди мора, пожаров, землетрясений, бесконечных усобиц незыблемыми оставались синтоистские и буддийские храмы, хранилища рукописей, свитков, артефактов, всей многотысячелетней японской культуры. Всё это хранили и передавали из поколения в поколение служители этих храмов. Есть такие люди и среди нас. Знаешь, в особенно отчаянную минуту, я чувствую себя оранжевым, бритоголовым старояпонским монахом. Хранителем главного.
ЯПОНИИ ПОВЕЗЛО В НАШЕЙ СТРАНЕ
Афанасий Мамедов Нет, наверное, смысла перечислять всех великих писателей, поэтов, художников, музыкантов, кинорежиссеров, артистов, кто бы не признавался в любви детективу. К примеру, тот же
Александр Чанцев Любопытное совпадение — как раз недавно прочел подготовленную Глебом Шульпяковым замечательную книгу эссе Одена «Рука красильщика и другие эссе», позволяющую держать на прикроватной тумбочке представительную подборку
АМ Если бы вам, в первою очередь, как японисту прислали на рецензию книгу американского автора, наполовину китаянки на другую — кореянки, написавшей «японский» детектив, да еще времен эпохи сёгуната, как бы вы к нему отнеслись, с предубеждением или нет?
АЧ Очень позитивно бы отнесся. По многим даже показателям.
АМ Скажите, это большая литературная удача написать хороший «японский» детектив, не будучи японцем? Какими качествами надо обладать, чтобы это случилось?
АЧ Я, кажется, уже начал отвечать, разболтавшись в предыдущем ответе. Любви вполне хватит. И чуточку трудолюбия, как у тех же японцев. Ведь, скажем, сложность того же японского языка сильно преувеличена. Очень простая грамматика (всего два времени, два рода) и только одна «кардинальная сложность» — так называемые вежливые формулы, этикетная лексика, которая может крайне различаться в зависимости от
АМ Знаете, с «синдзю» я
АЧ Про двойное самоубийство влюбленных «синдзю» можно прочесть у переведенного у нас «японского Шекспира» Тикамацу Мондзаэмона, он любил этот сюжет. «Самоубийство влюбленных на Острове Небесных Сетей» (Синдзю
АМ Совершенно точно, уже на слух — поэзия!..
АЧ Что касается «бундори», то, насколько я и словари понимают, здесь есть даже некоторое сползание с вершин самурайской доблести (захватили доспехи или даже часть тела побежденного врага!) в обычное разграбление захваченных территорий. Даже по иероглифам — на тему простоты японского — «схватить/захватить/арестовать» и «часть, доля». Нашим браткам из
АМ Чем особенна эпоха Токугава, почему она так интересна европейцам и американцам? Могли бы вы назвать ее несколько характерных черт? Как вам кажется, почему писательница Лора Джо Роулэнд «осела» именно в этой эпохе, а не в эпохе, скажем,
АЧ В Японии есть такое понятие — женская и мужская линии в культуре. Так вот эпоха Токугава с ее междоусобными войнами, самурайством, национальным строительством — это очень мужская линия. Эпоха Хэйан же, когда и самыми известными писателями были женщины, и прекрасные принцы вроде Гэндзи были весьма женственны и андрогинны, и были заложены самые утонченные и изысканные элементы японской эстетики вроде
АМ С чем вы связываете сегодняшнее угасание интереса в России к японской культуре, может, и в самой Японии с культурой уже не так, как прежде, влияние глобализации и все такое?..
АЧ Я бы не говорил об угасании, скорее — как Японии повезло в нашей стране (да и в мире). Прошлый век начался с интереса к Японии — вызванный, как ни парадоксально, поражением России в
АМ Каких японских авторов вы бы настоятельно посоветовали прочесть читателям Лабиринта?
АЧ Так как интерес к Японии точно не падает, то и проблем с доступностью японской литературы в переводах сейчас почти нет. До сих пор ищут нового Мураками и переводят современных авторов, все еще восхищаются достижениями японского менеджмента и переводят всяческие более или менее практические пособия. Вот, например, переводы из старого детского журнала — не мечта ли? Итого, каждый найдет, что хочет. Назову только два имени. Кэндзи Миядзава — совершенно потрясающая личность,
АМ Вот я как раз упоминал его в рецензии. Грандиозный писатель!..
АЧ Тоже неординарная совершенно личность: аристократическое происхождение — и увлечение социализмом, алкоголизм, наркомания, жизнь enfant terrible, переходящая в бомжачество. Он, кстати, несколько раз практиковал «синдзю», угробил так несколько влюбленных в него девиц, пока не преуспел сам. При этом, как часто водится у такого рода людей, писал кристальной чистоты и красоты прозу. Как, скажем, если бы Булгаков не слез с морфия, а подался бы во все тяжкие, а Чехов ушел бы из литературы в
АМ Что тут скажешь, остается только пожалеть, что мы говорили в формате
АЧ Большое спасибо вам.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
