Тэги
Эссе — чрезвычайно интересный, во многом пограничный жанр. То ли литература, то ли журналистика, то ли вообще нечто особое. Свободное по форме высказывание, «необязательный» этюд-импровизация, заметка о мимолетном — но порой и безукоризненный по композиции текст ученого, яркая и отточенная миниатюра писателя. Этому жанру не противопоказаны парадоксальность и элементы игры, а иные авторы видят в нем возможность обратиться к нетипичной для себя читательской аудитории. Вышедшие недавно сборники эссе известных ученых и писателей демонстрируют географию жанра, его тематический диапазон, а также точки соприкосновения с «большими» литературными форматами. И, конечно же, подборки хорошей эссеистики всегда добавляют какие-то новые — зачастую весьма неожиданные — штрихи к сложившимся репутациям их авторов.
Наиболее известна эссеистика поэтов, романистов, философов. Но и среди представителей академической науки немало мастеров этого жанра. Создатель структурной антропологии Клод Леви-Стросс умел доступным языком и в сжатой форме донести до читателя газет и журналов свои мысли о современности, основанные на глубоком знании мифов, обычаев людей прошлого. Книга его эссе «Все мы каннибалы», созданных в середине и конце ХХ века, была переведена на тридцать языков мира, а в нынешнем году вышла и на русском.
Выдающийся ученый искал материал для размышлений в событиях современности. И в архаических, и в высокотехнологичных обществах существуют ритуальные, мифологические формы сознания. Многие привычные традиции наших дней берут начало в средневековье, а то и в античности. Так, поводом для написания одного из эссе стала конфликтная ситуация вокруг фигуры Деда Мороза, сложившаяся во Франции в 1950-е годы. Церковь в этой стране развернула настоящую борьбу с главным рождественским персонажем, называя его пережитком язычества. Леви-Стросс с точки зрения своей специальности рассмотрел феномен популярности Деда Мороза в наши дни и выяснил его «родословную». По мнению ученого, сказочный старец с мешком подарков — наследник ряда древних ритуалов и мифов, в этом образе соединились элементы многих верований и обрядов. Святой Николай — лишь один из его многочисленных прототипов. «Рождественские ритуалы — не обломки истории, а формы мышления и поведения, фиксирующие самые универсальные условия общественной жизни», считает Леви-Стросс. По его словам, несомненна связь Рождества с языческими сатурналиями. Древний предводитель веселья, король сатурналий переродился с течением веков в Деда Мороза.
В послевоенной Франции этот персонаж, призванный, казалось бы, объединять людей, неожиданно стал причиной раздора. В городе Дижоне даже прошла даже символическая «казнь» Деда Мороза возле городского католического собора. «Церковь безошибочно угадала в персонаже Деда Мороза самый неприступный бастион и самый живой очаг современного язычества. Остается гадать, сумеет ли современный человек защитить свое право быть язычником», резюмирует ученый. Это эссе было написано 68 лет назад, но и сегодня в Европе нередко возникают конфликты, в основе которых — глубинные мировоззренческие противоречия.
Среди работ 1980-х—1990-х годов привлекает эссе «Все мы каннибалы». Между прочим, в ней идет речь о полевых исследованиях биолога, лауреата Нобелевской премии Карлтона Гайдузека, ставшего прототипом героя романа современной американской писательницы Ханьи Янагихары «Люди среди деревьев». Гайдузек в середине прошлого века обнаружил в труднодоступной горной местности острова Новая Гвинея племя «последних на земле каннибалов». Леви-Стросс в связи с этим задается вопросом: а намного ли мы, «цивилизованные» люди, лучше тех, кто еще недавно жил в первобытных условиях? По мнению ученого, современным людям, живущим в эпоху внедрения в тела чужого биологического материала (инъекции гипофиза, трансплантацию органов и т.д.) тоже не чужд своего рода «каннибализм».
Леви-Стросс пишет в своих эссе о мифах и обычаях индейцев Америки. О мышлении мифологическом и научном. О «критических точках» внутри человеческих обществ, где не работают современные виды отношений и подчас оживают «пережитки прежних порядков». Об экспансии индустриальной цивилизации, сократившей простор для исследований этнолога. По его наблюдению, даже гибель принцессы Дианы способствовала пробуждению некоторых «архаических структур» сознания... Он полемизировал по многим злободневным вопросам современности, истолковывал странные и даже шокирующие обычаи, неоднократно утверждал, что между «развитыми» и «примитивными» обществами расстояние не так уж велико. На протяжении многих десятилетий этот патриарх науки продолжал удивлять читателей «своей пронзительной ясностью ума, соседствующей с бодрящим пессимизмом», как выразился в предисловии к книге Морис Олендер.
Знание обычаев и традиций разных народов необходимо и для авторов, пишущих о гастрономических путешествиях. Александр Генис — признанный мастер этого жанра. Когда-то он (вместе с Петром Вайлем) написал книгу о русской кухне в изгнании. Свою репутацию гурмана Генис подтверждал во многих своих книгах, в том числе автобиографических. Его новый сборник «Княгиня Гришка» составлен из эссе разных лет, объединенных темой национальных блюд и застольных традиций разных стран и сообществ. Еда и напитки у Гениса встроены в его личную культурологическую картину мира. Почему книга названа именно так? У Ильфа и Петрова «Княгиня Гришка» — ироническое собирательное название голливудских фильмов 20-х—30-х годов про русскую дореволюционную жизнь. Ведь иностранным вариациям на тему русской кухни также нашлось место в книге.
Чем русское застолье хуже индийской йоги, якутского эпоса, португальских фаду или быта забайкальских староверов, ныне занесенных, как часть «нематериального наследия человечества», в охранные списки ЮНЕСКО? Даже пивная культура Бельгии (родина легендарного Гамбринуса), узбекский плов, неаполитанская пицца и турецкий кофе в джезве, не говоря уже о японской и мексиканской кухне, взяты под охрану. Свою книгу Генис открывает «заявкой» на включение русского застолья в списки мирового наследия, подлежащего изучению и охране. Будем надеяться, что мнение столь авторитетного знатока будет услышано в официальных инстанциях.
Изучать русское застолье Генис начал еще в 60-е в Риге. Материальная скудость в ту пору компенсировалась душевностью человеческих отношений. Это ярко проявлялось и в разнообразных трапезах. Недаром в первой главе книги эссеист рассматривает советскую кухню «в исторической перспективе и общеполитическом контексте». Русская кухня, рассуждает автор, хлебоцентрична, изобилует кислыми блюдами и супами, крайне важную роль в ней играет рыба, важным подспорьем здесь всегда был сбор дикорастущих грибов, ягод, орехов и трав. При этом кулинарное искусство в советскую эпоху, констатирует Генис, обессмысливалось дефицитом, а гастрономия постоянно упрощалась: «За несколько поколений из коллективной памяти исчезли и сами старинные блюда, и их названия». Зато создавались системы распределения продовольствия: пайки, талоны, спецмагазины. На заре советской эпохи, под флагом коллективизации, велась даже борьба с домашними кухнями, но громадные нарпитовские столовые так и не вытеснили из квартир «индивидуальную» плиту с кастрюлями. Гастрономическая тема, по наблюдению эссеиста, нашла отражение и в творчестве писателей-фантастов («пища будущего»). В полной и окончательной победе советской кулинарной концепции призвана была убедить весь мир «Книга о вкусной и здоровой пище», в которой полностью игнорируется заграничный гастрономический опыт. Этот уникальный памятник сталинской эпохи — наряду с метро и ВДНХ — трактует кухню «не как частное семейное дело, а как важнейшую функцию правительства», замечает Генис.
Но железный занавес пал, и российским гурманам стали доступны все мировые гастрономические изыски (автор книги приобщился к этим благам цивилизации еще в 70-е, эмигрировав в США). Из всех поездок по белу свету Александр Генис привозит не только книги и сувениры, но и впечатления о местных блюдах, поварских методах, застольных обычаях и даже некоторых агротехнических приемах. Он посещал пещеру в Пиренеях, где наскальная живопись запечатлела охоту на бизонов — пищу людей эпохи неолита. Бродил по восточным базарам, где не только торгуют съестным, но и варят отличный кофе. Собирал сморчки в Америке. Видел старинные итальянские мельницы, вырабатывающие муку для пасты. В Португалии Генис размышлял о влиянии кулинарии на великие географические открытия (плавание Васко да Гамы в поисках пряностей). В Индии дегустировал буйволиное масло, которое древние арийцы считали «магическим концентратом мировой энергии». В Швеции, отведав маринованную селедку местного посола, он понял, почему ее в банке сворачивают рулоном... Попутно автор развенчивает ряд обывательских стереотипов о национальных кухнях: личное посещение дальних стран помогло ему докопаться до сути.
Еще одна книга для гурманов — сборник рассказов и эссе Штефана Пауля «Молочные реки, кисельные берега». Автор — немецкий повар высокой квалификации, в последнее время также получивший известность как «кулинарный» колумнист и прозаик. В книге Пауля каждая история увенчана реальным рецептом блюда, играющего сюжетообразующую роль. Например, салат «Коул-слоу» с овощами, внесенный в комнату в разгар интригующего рассказа о «потерянной» много лет назад невесте. Или каша для страдающих желудком — именно этот профессиональный недуг заработал за долгую карьеру некий влиятельный ресторанный критик. Чечевичная похлебка по-швабски в одном из рассказов — тест на профпригодность у старого ресторатора, знатока немецких кулинарных традиций. Повариха из столовой, существовавшей еще со времен ГДР и упраздненной новыми владельцами торгового центра, пробирается туда ночью, чтобы приготовить свою фирменную «борщ-солянку»...
В историях, рассказанных Паулем, житейская и кулинарная линии сюжета интересно и причудливо взаимодействуют; их конфигурация в каждом рассказе различна. Героем может быть повар, официант или обычный, далекий от гастрономии человек. Отношение к еде помогает глубже раскрыть характер персонажа. Писателю важно показать и мир человеческих взаимоотношений, и кулинарную вселенную. Для героев книги приготовленное блюдо — не просто набор пищевых ингредиентов, а символ иной жизни, воспоминание о годах молодости или сконцентрированный философский образ. Такова (в одном из рассказов) форель холодного копчения с салатом из диких трав — изобретение молодого повара из ресторана при альпийском отеле. Прошли годы, отель обветшал и продан на снос, но постаревший портье помнит все оттенки вкуса и процесс приготовления. «Это блюдо вызывало у гостей зависимость». Для него тот повар был кем-то вроде сына.
От блюд «альпийской» кухни перейдем к писателям, связанным со Швейцарией. В этой стране живет и работает один из ведущих современных русских прозаиков Михаил Шишкин, там родился классик европейской литературы Роберт Вальзер, там умер великий Джеймс Джойс, туда приезжал талантливый российский писатель наших дней Владимир Шаров. Этих авторов разных эпох связывает новая книга Шишкина «Буква на снегу». Опубликовав когда-то исторический путеводитель «Русская Швейцария», отечественный романист продолжает изучать культуру страны, находящейся в центре Европы на пересечении многих путей, в том числе литературных.
Три эссе, собранные в книге, объединены «швейцарским» сюжетом и мотивом писательского одиночества. Каждый из трех героев Шишкина идет особым путем, нарушая табу и ломая каноны. Вальзер, Джойс и Шаров остро ощущают свой отрыв от литературного истеблишмента своих эпох. Три литератора не входят в творческие группировки или объединения и в целом избегают публичности. Идеальное место для уединения — Швейцария, где горы и чистый воздух умиротворяют и дарят новый прилив творческих сил. Здесь в начале ХХ века, живет Вальзер — как настоящий аскет-затворник. «Его келья — полупустая холодная каморка под самой крышей в дешевых номерах „У голубого креста“». В комнате литератора — только кровать, стол и стул. «Ему нужна свобода от всех потребностей и обязательств. У него обязательства только перед ненаписанным текстом». Даже его рукописи, отмечает Шишкин, напоминают тайнопись, специальный шифр, разобрать их крайне сложно. Автор романа «Семейство Таннер» во всем был не похож на других. Он не «делал карьеру писателя», он пропускал сквозь себя энергию слова. И разум его не выдержал такого перенапряжения...
Джойс, покинув родную Ирландию, жил в разных европейских странах. К концу 30-х он был уже знаменитым писателем, хотя и с репутацией авангардиста и крайнего эстета. Шишкин внимательно читает его «Поминки по Финнегану»: «В этой книге слова ведут себя совсем не так, как им положено. Они проступают друг сквозь друга — как на страницах раскрытой книги, оставленной под дождем. Слова убегают из грамматики, как из тюрьмы». Начавшаяся война застала Джойса во Франции. Пока его секретарь Поль Леон спасал в Париже рукописи и архив писателя, автор «Улисса», уже тяжело больной, хлопотал о швейцарской въездной визе. В дни европейских битв получить убежище в альпийской стране оказалось непросто. Дошло до того, что швейцарские литераторы начали кампанию в поддержку Джойса. И в конце концов необходимые документы были получены.
Романы Владимира Шарова многие годы игнорировали жюри ведущих литературных премий, для литературного мейнстрима он был человеком «с обочины». В эссе-некрологе, написанном в форме письма умершему другу, Михаил Шишкин попытался осмыслить творческий метод Шарова. Его путь к истине, подчеркивает эссеист, — не через науку, а через поэзию. При этом сам Шаров (профессиональный историк, специалист по Смутному времени) упорно называл себя реалистом. «Фантасмагории твоих романов — лишь тень, бросаемая самым достоверным безумием русской жизни», пишет Шишкин. Свой последний роман Шаров дописывал в 2016 году Швейцарии, близ Женевского озера.
В этой стране многие годы жил и Герман Гессе — автор всемирно известных романов «Игра в бисер», «Степной волк», «Сиддхартха», лауреат Нобелевской премии. В его наследии также множество статей и очерков о литературе, книгах и библиофильстве. Часть этих работ включены в сборник эссеистики Гессе «Магия книги», вышедший в Петербурге.
«У всех народов слово и письменность священны и связаны с магией, именование вещей и письмо изначально были магическими действиями, колдовством, благодаря которому дух овладевал природой; письмо почиталось как дар богов. В древности у большинства народов письмо и чтение были тайными искусствами, занятиями, дозволенными лишь жрецам...» — так пишет Гессе в эссе 1930 года, давшем название сборнику. И хотя с тех пор книга во многом утратила свой магический ореол и стала доступна каждому, тайна ее по-прежнему существует. Традиционной книге не грозит исчезновение, несмотря ни на какие прогнозы технократов, именно благодаря ей «человечество имеет историю и непрерывное самосознание», резюмирует писатель, знавший толк в старопечатных изданиях, в сортах старинной бумаги, в изысканных шрифтах. Как-никак, его родина Германия подарила миру книгопечатание.
Гессе на протяжении всей жизни сотрудничал с периодическими изданиями, регулярно публиковал очерки, рецензии, путевые заметки, статьи на волнующие его темы. Он писал об уходе многих талантливых литераторов в сценаристы (уже в 20-е годы эта тема считалась актуальной). О запоздалом признании талантливых авторов, отвергаемых или безвестных при жизни. О том, как каждый, кто научился читать в детстве, прокладывает для себя собственный путь в книжном море. О необходимости тщательно «культивировать чтение», планомерно воспитывать свой вкус..
Он часто обращался к творчеству своих любимых поэтов, прозаиков, философов. В романе «Степной волк» можно найти спор автора с Гете, но великому поэту и мыслителю Гессе посвятил и несколько эссе. Среди его работ «малого жанра» немало настоящих жемчужин. Гессе приветствует издание нового полного перевода «Путешествий Гулливера» — «прекрасной, ужасной, опасной книги». Признается в любви к Новалису, поэту-романтику, «чьи песни и даже литературный псевдоним звучат и в наше время словно изысканная музыка, ласкающая слух». Восхищается трудами Фрейда, новеллами Кафки, романами Достоевского. Но не перестает думать и о собственной прозе. Недаром в одном из эссе обнаруживается сюжетная перекличка с романом «Игра в бисер».
Еще одна книга эссе о литературе, написанная Нобелевским лауреатом. Выдающийся польский поэт ХХ века Чеслав Милош работал над циклом «Легенды современности» во время Второй мировой войны в Варшаве, фактически в подполье. Суровый режим немецкой оккупации не помешал Милошу размышлять о книгах своих любимых писателей и философов. Как единый цикл, эти работы были изданы только после смерти автора, а недавно они впервые выпущены и в русском переводе.
1942–1943 годы. Польша захвачена гитлеровской Германией. Свободная мысль загнана в подполье, многие деятели польской культуры находятся в эмиграции. Милош, вернувшийся в Варшаву после краха польской армии, погружен в эссеистику. Для него это всегда был естественный (наряду с поэзией) способ выразить себя, задать вопросы о самом важном. Именно поэтому он в дни оккупации пишет о Даниэле Дефо, Стендале, Бальзаке, Льве Толстом, Анри Бергсоне, пристально всматривается в их судьбы и творчество.
Эссе Милоша — своего рода комментарий к многим его стихам и большим литературоведческим работам. Есть в этой книге и черты сходства с писательским дневником. И в то же время, читая книгу, нельзя забывать, что эти эссе о вечном порождены «темным временем» самой страшной в истории человечества войны.
Ключевые темы цикла — избавление человека от старых привычек и иллюзий, устаревших методов мышления и стиля, разрушение легенд, которые человек сам о себе творит, поиск более надежной точки опоры. «Всюду нечуткость и жестокость, борьба всех против всех. Всюду поток чего-то таинственного и неизвестного, что называется жизнью и чему подчиняется человек, хотя он и прилагает усилия вырваться из-под власти примитивных законов», — эти слова из эссе Милоша характеризует книгу в целом. Время становления, заката и крушения мифов (этот процесс не обошел стороной и Польшу) дало писателю повод создать цикл текстов о мифоборчестве. Большое значение для концепции Милоша имеет «миф большого города», созданный Бальзаком в цикле романов «Человеческая комедия». Когда Милош писал об этом, рушились не только мифы: под снарядами и бомбами сотрясались многие европейские города, включая Варшаву. Менялись границы стран, война перемалывала народы. Поэтому так ценны сегодня эти эссе о литературе, созданные три четверти века назад.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
