Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Глиняный мост | +72 |
Истории, рассказанные после ужина | +63 |
Цацики и его семья | +52 |
Часы с вариантами | +40 |
Балаганчик. Избранное | +39 |
«Комитет охраны мостов» — книга, не обещающая легкого чтения. К ней можно относиться решительно по-разному: смотреть в глаза чудовищ, смотреть в собственное отражение, смотреть на сограждан, смотреть «чо там у этих/тех/you name it». Но смотреть не отворачиваясь. Так надо.
Сибирская общественность увлечена очередной драмой, разыгрывающейся стремительно и неумолимо: группа студентов собиралась взорвать мост через Енисей. Или не собиралась, но разговоры какие-то были. Или разговоров не было, но...
Сибирская общественность увлечена очередной драмой, разыгрывающейся стремительно и неумолимо: группа студентов собиралась взорвать мост через Енисей. Или не собиралась, но разговоры какие-то были. Или разговоров не было, но кому-то показалось. Или не показалось, потому что есть же старое правило: «не разговаривай с незнакомцами», но поколение, выросшее в мессенджерах, его не воспринимает всерьез. Словом, процесс идет и у большинства наблюдателей свой интерес. Кто-то хочет громкое дело в журналистский портфель, кто-то переставляет фигурки на доске, а у кого-то забрали самое дорогое – его ребенка. Это первый слой.
Есть второй: все знают, но мало кто говорит вслух о древнем прожорливом чудовище. Толком его никто не видел, имя у него каждый раз новое. Неизменно одно: он питается горем и людьми, перемалывая их в муку между властными жерновами, и можно попробовать откупиться, отдав ему часть себя. Буквально. Последний раз он загребал миллионами в начале прошлого века. В наши дни его называют Зимний прокурор, и он снова голоден.
Есть и третий: цена родительской любви и автономно сдвигаемая отметка «вы находитесь здесь» на карте отчаяния. Во что готов поверить человек, чтобы объяснить себе происходящее. Какой частью себя способен пожертвовать? Какой долей психики? Выбор, который страшнее страха, безумнее безумия.
Это не все слои, но основные. Они склеиваются в сибирский текст, который тем временем вполне применим к какому угодно региону.
И это, кроме прочего, книга о родительских выборах и о той самой любви безо всяких причин по Берестову. О тайной опоре, которая вырывается из мифологического сознания, чтобы стать явной. Или хотя бы попытаться стать таковой.
Меня сложно обвинить в предвзятости по той простой причине, что ни одной книги Шваб я не читала, да и романтическое-девочково-мистическое не совсем про меня, если не о работе. Тем не менее.
Сначала как издатель выскажусь, потом как читатель.
Это книга из тех, что сделаны по любви и с любовью. Переплет, дизайн, печать, подход команды до, во время и после выхода бумажного тома (это можно было наблюдать практически в прямо эфире в нескольких каналах в телеге), работа переводчика Елены...
Сначала как издатель выскажусь, потом как читатель.
Это книга из тех, что сделаны по любви и с любовью. Переплет, дизайн, печать, подход команды до, во время и после выхода бумажного тома (это можно было наблюдать практически в прямо эфире в нескольких каналах в телеге), работа переводчика Елены Николенко и ответреда Евгении Сафоновой — все это вызывает уважение и чистую радость, что людям не все равно (бывает всякое). Важный момент. Имя переводчика не просто вынесено на обложку, есть блерб самой Лены и упоминание в блербе Хелависы (а Наталья Андреевна фигни не посоветует) — давний вопрос видимости профессионалов. Поскольку это Inspiria, в кьюаркод на форзаце вшиты всякие плюшки, в том числе аудиоверсия.
Теперь собственно текст.
Тем временем это типичная темная сказка, оммаж готическому в целом и определенному, очень узнаваемому направлению английской литературы в частности — воплощенный намек на жутенькое, а потому привлекательное: нервы пощекотали, но тошнить не тянет. История ни разу не сбойнула в каноне, благодаря отличной стилизации и блестящему переводу. Хотя, на мой вкус, несколько нитей оборвано чересчур поспешно и было бы где развернуться — но это вкусовщина и, возможно, это подкат на продолжение. Насколько я знаю, Шваб автор довольно юный, при этом правила соблюдены точно: бойкая сирота с особенностями, внезапная родня с тремя гардеробами скелетов, мрачное поместье, беспримесное Зло, сакральная жертва, всякое, что то ли привиделось, то ли действительно лезло из темноты и тянуло к тебе полуразложившиеся пальцы. Розы-шипы-байронический юноша присутствуют.
У Оливии Приор нет родителей, нет друзей, нет голоса. Зато у нее есть дневник безумной матери, способность видеть призраков и жгучее желание рвануть подальше от приюта, в котором девочек не питают иллюзиями, а готовят в, допустим, горничные. Однажды Оливия получает письмо от дядюшки, о котором она никогда не слышала, но уже готова полюбить всей душой: он предлагает приехать в родовое гнездо, хотя мать ВОТ ТАКИМИ БУКВАМИ из страницы в страницу дневника заклинает дитя не возвращаться в поместье Галлант, откуда родом все Приоры. Как и положено юным героиням, Оливия плюет на запреты и предупреждающие знаки: да чего ей бояться, немой сироте, умеренно подтравливаемой ровесницами и регулярно навещаемой потусторонней дрянью в эффектных хэллоуинских луках. Оливия приезжает в Галлант и — сюрприз! — отправитель письма трагически погиб год назад, словом, девушке там не рады. Вообще совсем. Прием единственного оставшегося родственника проходит под «Ты кто такая, давай, до свидания». Разумеется, Оливия ни с кем не прощается, активно изучает историю вновь обретенной семьи, случайно открывает тайну Галланта и, после нескольких передряг, цитируя певца Красовицкого, узнает людей получше, чтобы спасти.
А — одно из самых ценных мест для меня — когда беды позади, остается возделывать сад. Буквально. Оливия — прирожденный садовник. И это близкая мне вечная философия: когда вокруг все рушится и Смерть, если не побеждает, но непрестанно намекает о неизбежности, делай то, что умеешь лучше всего: возделывай сад.
«Все вырастет, твердит себе Оливия. Если смерть — часть жизненного цикла, то и рождение тоже. Все увядает, и все расцветает. Руки касались почвы с наслаждением. Еще лучше стало, когда пробилась свежая трава.
Эдгар говорит, у Оливии дар, она прирожденный садовник.
Это не магия, не та, которой Оливия обладала по ту сторону стены, но хоть что-то. Со временем, при должном уходе, сад в Галланте станет прежним. А кое-что другое — нет».
Одна из тех книг, о которых думаешь как издатель: «черт подери, почему она вышла не у меня».
Светлана Леднева — автор необычный. С одной стороны, у нее крепкая в хорошем классическом смысле проза, с другой, всегда необычный взгляд и нетривиальные твисты. А еще у ее персонажей и текстов бездна обаяния и отличное чувство юмора — это чуть больше половины успеха. Вторую часть делает прекрасный русский язык.
что до самой повести, она достоверная, смешная, за легкостью слога и забавными пассажами...
Светлана Леднева — автор необычный. С одной стороны, у нее крепкая в хорошем классическом смысле проза, с другой, всегда необычный взгляд и нетривиальные твисты. А еще у ее персонажей и текстов бездна обаяния и отличное чувство юмора — это чуть больше половины успеха. Вторую часть делает прекрасный русский язык.
что до самой повести, она достоверная, смешная, за легкостью слога и забавными пассажами скрывает немало непростых вопросов. А еще ее легко читать взрослому человеку — это ли не признак отличной общечеловеческой прозы?
Издать «Мои друзья и другие чудовища» повезло другим коллегам, но моим детям повезло поставить эту книгу на полку в домашней библиотеке.
Пока КамАЗ осваивает мосно/ресквич, приехала новая старая книга. Там начало 1980-х, сдача в эксплуатацию новых линий КамАЗа, политинформация и импортозамещение.
Саманта Смит боится ядерной войны и пишет письмо Андропову, а Северный Кипр начинает новый отсчет своей истории — частично признанной республикой (но героям не до этого, их страна и так участвует в спецконфликте на территории Демократического Афганистана). Но роман не об этом.
Пять лет назад я уже писала рецензию на ту версию. Но...
Саманта Смит боится ядерной войны и пишет письмо Андропову, а Северный Кипр начинает новый отсчет своей истории — частично признанной республикой (но героям не до этого, их страна и так участвует в спецконфликте на территории Демократического Афганистана). Но роман не об этом.
Пять лет назад я уже писала рецензию на ту версию. Но тогда антиностальгия едва не растворилась в пути из молочного щенка в молодого волка. И женские партии были важны и достоверны до зуда: что беременность и семейное беличье колесо старшей, что тоска по сильному плечу средней, что метания младшей.
Боюсь, теперь не избежать выпячивания других параллелей, социальных и психологических. Хотя автор, как всегда, ничего такого не имел в виду — оно само.
Можно в защитном жесте выставлять ладони вперед. А можно наблюдать и оценивать перспективу оседания колосса. Его ноги уже пошли трещинами. Безусловно важное и нужное чтение
Пересказывать уморительно смешные истории о третьеклашках — напрасный труд. Это действительно хорошее чтение, пронизанное большой любовью к детству, читателям, литературе. Федор Владимиров нарисовал очень комплиментарные иллюстрации, а сама книга снабжена анимированной картинкой — кинеографом. А еще специалисты сразу поймут, что эта книга о том самом секретном мире детей в пространстве мира взрослых.
Это текст-обманка. Он начинается как обыкновенная подростковая повесть о старшекласснике с его первой любовью, первыми амбициями, устремлениями и сомнениями в себе. А оборачивается историей о борьбе за выживание. Петербургский интеллигентный мальчик 15 лет оказывается один на один с камчатским медведем-шатуном. Лауреат Корнейчуковской премии, небольшой по объему, но глубокий и чуткий к читателю. Приятная графика Петра Любаева.
К этой книге можно относиться решительно по-разному, но всегда в позитивном контексте. Для кого-то это будет озорной школьный детектив, в котором дети ведут расследование о том, правда ли их директор — вампир? Кто-то прочитает повесть о хорошей и «правильной» девочке, которая вступила в конфликт со значимым взрослым. Но есть люди, для которых Королева флешмобов — вклад в культуру общения с особыми людьми, с теми, кто отличается от условно нормальных или примерно здоровых. Легкая, но не...
Повесть Наташи Савушкиной – такая же точка на горизонте, которую держишь в фокусе, чтобы хранить равновесие, когда, кажется, удержать его невозможно. Свежайшие бисквиты к рубиновому чаю плюс молоко по вкусу. Новая кокетливая шляпка или мягкий кигуруми. Плюшевый Тоторо с протершимся от старости животиком. Клубок с вязанием, пяльцы с начатой вышивкой, вечерние объятия под бормотание героев старенького кино. То, что делает жизнь, когда на государственном уровне декриминализована смерть. В этой...
В серии #нигма_всякоетакое выходят две повести под одной обложкой. Финалист Книгуру 2019 года «Азот и Селёдочкина» – о том, что химия и жизнь неразделимы, потому что жизнь это и есть химия, а ещё немного любовь. И вообще, присмотритесь к тем, кто вас окружает. Вдруг это не люди, а химические элементы? Или картинки, нарисованные Пашкой Ушкиным, который мечтает стать черепашкой. В этой книге, например, можно рисовать, внимательно разглядывать иллюстрации школьника (!!) Василия Лысакова и...
Данилов (в числе прочего «Человек из Подольска», если кто еще не) ироничен и парадоксален. Он умело переплавляет знакомые сюжеты и образы так, что ни один намек не кажется повторением, исключительно нежным оммажем.
Его персонаж (нет, не Саша), умеренно маленький человек большого государства, преподаватель литературы буквально столетней давности – 1920-40-е, имел связь, порочащую его. Иными словами, переспал с 20-летней девицей и, поскольку по новым законам она еще не достигла совершеннолетия,...
Его персонаж (нет, не Саша), умеренно маленький человек большого государства, преподаватель литературы буквально столетней давности – 1920-40-е, имел связь, порочащую его. Иными словами, переспал с 20-летней девицей и, поскольку по новым законам она еще не достигла совершеннолетия, герой-любовник подлежит обязательному наказанию. Сергей – Сережа для читателей – приходит в будничную контору (что-то вроде МФЦ или Пенсионного фонда) и узнает, что приговорен в смертной казни.
Попрощавшись с семьей, студентами и любимой Москвой (очень трогательная вышла прогулка, а учитывая драматургический и кинематографический опыт Данилова, наполненная ностальгическими образами, так и брызжущая майской молодой свежестью), Сережа прибывает в КИН (Комбинат исполнения наказаний). Он живет в относительно уютном номере с удобствами и безлимитным выходом в интернет, приятельствует с охранником (тоже не Сашей, нет), становится еще более активным в соцсетях, чем был в прежней жизни, можно сказать, медиаперсоной (господи прости, инфлюэнсером даже), продолжает удаленно читать лекции для студентов Московского государственного университета современных искусств и культуры. И ждет исполнения приговора.
Когда осуществится казнь – не знает никто. Ежедневно Сергея провожают на прогулку, значительно отличающуюся от прощальной по Бульварному Кольцу. В этом и состоит главное наказание: регулярный проход по зоне поражения. В любой момент, сегодня, через пять лет или уже никогда, раздастся пулеметная очередь, и приговор будет приведен в исполнение. Но точного времени и даты не знает никто, даже охранники. Такая вот лотерея.
Похож ли Сережа на Йозефа К., Д-503, Уинстона Смита, персонажа примерно всех сезонов «Черного зеркала» или типичного пользователя фейсбука, решайте сами. Текст читается быстро, он по-модному ироничен, вполне стендапотичен даже. И пугающе документален. Впрочем, это главная черта всех подобных текстов.
Я ждала «Встречи рыжих в полёте» с момента публикации некоторых историй в журнале Октябрь. И вот она, наконец, есть — настоящая, яркая, весёлая и задиристая. Я бы написала, что кот Ваха, как непоседливый ребёнок, исследует мир и узнает что-то новое. Это было бы правдой, но несколько обезличенной. Ваха сталкивается с неожиданными персонажами, и каждая встреча — повод поговорить об экологии, культуре других стран, своём отношении у чему бы то ни было. Бабушка и Ваха — традиционные герои необычных...
А ещё в книге апельсиново-энергичные иллюстрации — немного хулиганские, но фантазийные и забавные. Очень в пандан тексту Светланы Лавровой.
Книга, которая немало удивила. Автор с порога не обещает глубин, но обещает много разухабистой пошлости, попутно рассуждая, а что есть пошлость на современный манер. И уже по этому петляющему, как заяц, введению можно понять, что ни одно ожидание (буде они построены) не оправдается.
Я в целом люблю литературные мистификации и маски. И перед нами одна из них. Анонимный питерский писатель создал роман воспитания, но я не торопилась бы относить книгу к какому-то конкретному направлению. Здесь...
Я в целом люблю литературные мистификации и маски. И перед нами одна из них. Анонимный питерский писатель создал роман воспитания, но я не торопилась бы относить книгу к какому-то конкретному направлению. Здесь есть всё, что нужно растущему организму: осознание границ собственной телесности, срез времени — интерес к 1980-2000-м растёт тем сильнее, чем дальше мы от тех уже во многом легендарных времён, кризис среднего возраста, семейные ценности и даже метафора победы всего феминного над всем маскулинным.
Всё это дивное мифотворчество исходит от имени детородного, простите, органа. Член члена Союза писателей плетёт дивные байки, что твоя Шахрезада. Но в прорехах этого веселья то тут, то там просматривается ткань далеко не шутейная. От издевательств в пионерском лагере до быта, об который, как мы знаем, не одна любовная лодка разбилась.
Здесь все эмоции на максималках и сюжет по синусоиде идёт от драмы к фарсу. Абсурд вполне в стиле Монти Пайтон и немного Бенни Хилла сверху, чтобы не только интеллектуалы взоржали. Впрочем, во всём этом видится уловка в лучших традициях литературного абсурда в том числе.
Читать ли эту книгу? Думаю, да. Она смешная и неожиданная. Отличный стилизованный стёб. По настроению, стендап Саши Барона Коэна в фильме Аарона Соркина. Пока мы смеялись, всё пугающее уже произошло.
С дурацкими вопросами
Ко мне не надо лезть.
Я просто паровозик,
Такой, какой уж есть.
Когда эта книга вышла на русском языке, читатели разделились на несколько категорий:
«А чо это за урод на обложке? Где Юрий Васнецов? Где Билибин Иван? Сутеев, на худой конец?»
«Стивен Кинг? Как после ЭТОГО наши дети будут читать своими ясными глазенками Носова и Барто?»
«Стивен Кинг?! Это пиар-ход, не покупайтесь на уловки маркетологов, видите, там мелким шрифтом какой-то Эванс»
«500 рублей за 32 страницы?...
Ко мне не надо лезть.
Я просто паровозик,
Такой, какой уж есть.
Когда эта книга вышла на русском языке, читатели разделились на несколько категорий:
«А чо это за урод на обложке? Где Юрий Васнецов? Где Билибин Иван? Сутеев, на худой конец?»
«Стивен Кинг? Как после ЭТОГО наши дети будут читать своими ясными глазенками Носова и Барто?»
«Стивен Кинг?! Это пиар-ход, не покупайтесь на уловки маркетологов, видите, там мелким шрифтом какой-то Эванс»
«500 рублей за 32 страницы? ?д?о?в?е?л?и? ?с?т?р?а?н?у?!?»
«О, книга Джейка! Та самая!» Нуитагдалие.
Я, к слову, отношусь к тем, которые «ооооокнигаджейка», хотя «Тёмная башня» и не самый мой любимый цикл. Будем откровенны, паровозик Чарли – прежде всего такой же кусочек культурного кода, как число 42 и полотенце на плечах автостопщика, Блумсдэй, шарф с гербом Слизерина и чёрная шляпа Терри.
Ну а во-вторых, это небольшая криповатая сказка про порох в пороховницах. Чарли хоть и огурец-молодец, но нелегко равняться на дизельный локомотив, когда сам ты на угольном ходу. Хорошо, что есть, кому за тебя заступиться. Вечные ценности и хэппи-энд. (ну как, хэппи-энд. МЫ-ТО ЗНАЕМ, что случилось с Джейком. Но в сказке этого нет).
Важно понимать, что Кинг великий писатель вовсе не потому, что мастерски наматывает кишки на перила дома с привидениями, а экзальтированные фанаты просят «Ещё! Ещё!», а потому, что он один из самых крутых мастеров психологической прозы, в которой хтонь – просто аллегория и декорация. Он заслуженный YA-автор вообще-т и почти всегда говорит как раз об инициации подростка во взрослого человека.
Но текст про паровозик, который изначально вошёл в «Бесплодные земли», а затем был издан отдельно, ко всему прочему милейшая мистификация. Фишка для своих, если угодно. Но это предмет другого обсуждения.
Лена Яковлева великолепно перевела эту сказку для русского издания заново, потому что, как многие из нас знают, до поры Кинга у нас не переводили, а произвольно пересказывали.
Ещё одна отличная книга, на последних главах которой со мной едва не случился очередной инфаркт, так сильно сжала эта история сердце и не отпускала.
Биолог Делия Оуэнс написала безупречный роман взросления, не остановившись на эволюции главных героев, а щедро сдобрив этот, ко всему прочему, детективный узел красочными описаниями природы, любопытными фактами из жизни местной фауны и глубоким, как принято говорить, психологизмом.
История идёт по двум дорогам, которые в какой-то момент неизбежно...
Биолог Делия Оуэнс написала безупречный роман взросления, не остановившись на эволюции главных героев, а щедро сдобрив этот, ко всему прочему, детективный узел красочными описаниями природы, любопытными фактами из жизни местной фауны и глубоким, как принято говорить, психологизмом.
История идёт по двум дорогам, которые в какой-то момент неизбежно сойдутся. Каждая линия начинается с поворотного момента: малышка Киа видит, как мать решительно и спешно покидает дом (потом выяснится, что далеко не за спичками и не к соседям за солью); спустя 17 лет шериф осматривает труп местного первого красавца, практически Принца Чарминга. И, разумеется, эти события непостижимым образом окажутся связаны — к этому приведёт цепочка действий и слов главных героев.
В книге есть всё, за что мы так любим современную (и не только) прозу: острые темы (из грязи в уважаемые члены общества, немного сегрегации, а также абьюз, мизогиния и немного metoo), живые эмоции. Особое место занимает сильная независимая героиня, у которой вместо кошек чайки, зато Киа вполне себе self-made woman, и представляю, как эта история грела сердца многим американкам. Что немаловажно, Киа ещё и болотная шваль. То, что у Митчелл в «Унесённых ветром» и Харриса в «Молчании ягнят» называлось белой рванью — страта, одинаково презираемая как потомками плантаторов, так и наследниками тех, кто угодья населял по ту сторону особняков.
Роман отлично переведён и, кроме прочих достоинств, Оуэнс спокойно и с беспристрастностью ученого говорит о людях, в которых злонамеренности и благодушия намешано не то чтоб поровну, но в изрядных порциях. Что-то у них происходит по дурости, что-то по неопытности, многое из сиюминутного незрелого каприза. Словом, всё как в жизни.
Об одном из самых знаменитых европейских учебников географии и его авторе я, в качестве приглашённой звезды, рассказывала на дзен-канале издательства Нигма. Сразу хочу отметить, Сельма чудо как хороша, найдите её романы для взрослых.
Сейчас идея игрового пособия не кажется революционной, а почти 120 лет назад это был натуральный шведский бунт в традиционной методике преподавания естественных наук. Путешествующий с дикими гусями неприятный подросток Нильс не только перевоспитался, как и...
Сейчас идея игрового пособия не кажется революционной, а почти 120 лет назад это был натуральный шведский бунт в традиционной методике преподавания естественных наук. Путешествующий с дикими гусями неприятный подросток Нильс не только перевоспитался, как и положено доброму христианину, но лучше узнал, чем живёт его родина. Мило и патриотично без пафоса.
Это издание подарочное — тканевый переплёт, ляссе, перевод Брауде без купюр, словом, почти два кг отменной полиграфии, обширного текста и красочных иллюстраций. Делая скидку на эпоху создания, не ждите, конечно, весёлой динамики, как в советском мультипликационном пересказе. Но том получился эстетский, созданный с большой любовью. Обложка — мой фаворит.
Пешком в историю снова порадовали удивительной книгой – концентрированной, простите за тавтологию, историей театра действительно От и ДО, вдоль и поперёк, если угодно, потому что 92 страницы вмещают в себя как таймлайн от античности до наших дней, так и внутреннее устройство (опять же, не только как было тогда и как теперь, и как постепенно эволюционировало, отражая смены эпох и режимов. Но и как это выглядит у НАС и у НИХ, например, в Японии или Индонезии).
Материальное и абстрактное,...
Материальное и абстрактное, завязанное на время и место и универсальное, виды представлений, схема зрительного зала и люди – сжато и по существу Пётр Воротынцев рассматривает театр как институт и явление, разбирает его на детали и изящно собирает обратно в привычную нам конструкцию.
Тут, надо заметить, немалое значение имеют иллюстрации Алисы Юфа – узнаваемые и остроумные. Сами по себе они могут стать гиперссылками, если копнуть чуть глубже и погуглить изображенное, выходя за рамки книги. Упражнение со звёздочкой для всех неравнодушных.
Разумеется, не буду утверждать, что книга претендует на глубокое историческое исследование, но это и ни к чему. Под одной обложкой собрано всё, что необходимо знать на начальном этапе для той самой пресловутой общей эрудиции. Не то чтоб я совсем невежда, но участников северного и южного квартета я путала, а теперь как-то они по полочкам у меня в голове отлично расселись.
«Люди и Мары Шамиля Идиатуллина», начала я барабанить по стонущему от натуги лэптопу и остановилась. Конечно, первый порыв – сравнить новую книгу сразу со всеми предыдущими и ещё подобрать парочку примеров из мировой литературы, но по здравом размышлении подбирать нечего. Шамиль написал роман, к которому я в начале чтения привычно подтянула несколько аллюзий и (почти) сразу отбросила. Ничего подобного я пока не читала. Мозг судорожно бился в поиске аналогий и остался ни с чем (да и зачем)....
Итак, люди и мары. С людьми всё более или менее понятно. Их квартирный вопрос и экологическая обстановка портит в любой эпохе, даже когда они в альтернативной реальности живут. Они по-прежнему завистливые, жалкие, жадные, похотливые, агрессивные и очень-очень беззащитные перед страхом исчезновения, делающим их нежными как пузико ежа. Другое дело мары: «и летают, и по дну реки гуляют, и в земле шустрее червей ползают. Крылья специальные выращивают, плавники с жабрами, еще есть у них пузыри такие, под носом приложил – и растеклось, как мыльная пенка по лицу, только прочная очень. Дышать можешь и так далее, пусть сам на десять локтей под водой». Существуя в полной гармонии с оберегающей их природой, из своей заповедной земли мары добывают богатый ассортимент от обыкновенного кресла до полезных ископаемых, выращенных в стволах специальных деревьев. Все знают, что у мары есть колдовские рощи. Но идти к ним с оружием и злыми намерениями бессмысленная затея. Земля не потерпит.
Хотя идти придётся: что-то страшное грядёт со стороны великой степи, набегут на город кочевники, как пить дать, растащат по камешку, а жителей по косточке. При условии, что будет, кого растаскивать. Горожан выкашивает прогнившая вода из колодцев и невнятная хворь, мытье рук и самоизоляция бессильны – не те условия. По всем законам фэнтези беспощадный автор берёт симпатичных героев и начинает их равномерно покрывающимися кровью руками причинять добро катящемуся в безысходность и неизвестность миру. Поначалу эти герои связаны примерно никак, но опытный читатель уже знает, что все они сойдутся в одной точке. Чего у Шамиля не отнять – в какой точке они сойдутся, он назначит сам, сколько ни угадывай.
Отдавая должное неписаным правилам, герои будут геройствовать, злодеи злобствовать, слабые крепнуть, а сильные – признаваться в своих слабостях. Но, разумеется, не так нарочито, как я это описываю. Мир Последнего Времени напоминает хронологию событий из учебников по истории классе в 6 или 7 (но об этом вам уже именитые обозреватели сообщили). Этот мир не знает трепетных андрогинных хипстеров в оверсайзе, инфантильных стартапов, эмоционального выгорания и санитайзеров на входе в постоялый двор. Здесь крошка-мать безымянного малыша – боевая единица, способная умыть кровью и завесить кишками всё, до чего дотянется. Загадочные недосягаемые аборигены живут по особому алгоритму строгих ритуалов – в обмен на благосклонность принявшей их земли. Убийцы, поразмыслив, жертвуют собой во имя спасения человечества и возможного очищения совести – тут уж как пойдёт.
Это могла быть история о коварной любви и прекрасной измене, но получилось нечто многогранное, стремительное, очень кинематографичное – впрочем, как всегда у Шамиля, который не может ограничиться романом воспитания с производственной составляющей для погружения в эпоху и пишет «Город Брежнев», а затем превращает историю одного кризиса среднего возраста в политический триллер с актуальной, дурно во всех смыслах пахнущей, повесткой – за неё, «Бывшую Ленину», кстати, можно поболеть в финале Большой Книги.
Не стану уговаривать вас читать эту книгу. Меня можно было бы обвинить в нежной привязанности к автору, который дорог мне как человек и пароход. Но я не так чтобы люблю фэнтези, а значит, некая видимость баланса соблюдена. Магический антураж, в котором драконы заменены электросамокатами, а обнаженка в известной степени присутствует, всего лишь декорация для очередной читательской рефлексии по каким угодно болевым темам. И, надеюсь, для повода ближе познакомиться с историей не только мирового движения народов, но и марийских священных рощ как вариант.
Но прежде пусть наступит «Последнее время» Шамиля Идиатуллина.
За что я люблю Юлю Симбирскую (ну, кроме прочего и Зайца на взлётной полосе, выделенного мои читательсктм сердцем особо) — это за невероятную поэтичность текстов для больших и маленьких, даже если это не стихи, а проза. Мне кажется, она даже чтение телефонного справочника легко превратит в сказку.
Случай с маленьким гулятельным человеком как раз из этой серии — волшебное происшествие в череде обыкновенных зимних дней. Мило и акварельно.
Я влюбилась в Кота и мурликов Тани Глущенко и Юры Бурносова задолго до того, как они стали героями целой серии. Книги, которые вышли в Нигме — озорные, тёплые, философские сказки, вне возраста, гендера и социальных отличий.
Кто-то уже называет их русским Простодурсеном или Муми-Долом. Пожалуй, по настроению, похоже, но это решительно другая история. В ней есть всё, чтобы приманить любителей приморских городков, истовых кошатников и ценителей нежной акварели — здесь не всегда понимаешь, где...
Кто-то уже называет их русским Простодурсеном или Муми-Долом. Пожалуй, по настроению, похоже, но это решительно другая история. В ней есть всё, чтобы приманить любителей приморских городков, истовых кошатников и ценителей нежной акварели — здесь не всегда понимаешь, где закончился текст и началась иллюстрация.
О чём? Семейные ценности, забота, дружба, любовь, почему быть одиноким и быть в одиночестве — не одно и то же. И, конечно, о том, как важно давать другим быть другими и самому оставаться собой.
Чего греха таить, одна из жемчужин моей книжной коллекции. Чем же так хорошо издание Нигмы? Классический текст, значение и величие которого большинство из нас постигло уже в зрелом возрасте. Иллюстрации живого классика – Анатолия Зиновьевича Иткина. Словарь имён и толковый. Классическое же оформление – от тканевого переплёта с тиснением и ляссе до самой полиграфии. Словом, можно долго распинаться, расхваливая достоинства этого масштабного, но не пафосного тома. Конечно, книга подарочная –...
Есть такая традиция – раз в год книгу Ольги Лукас покупать. Причин на то несколько: отличный современный текст, отличные живые иллюстрации, отличная полиграфия – книга не боится постоянных перечитываний.
Этой осенью к нам прилетело Кошачье детективное агентство, и это был успех по всем фронтам: котики, детектив, фирменный юмор от Лукас, узнаваемые иллюстрации Ольги Громовой.
Да, я бы не рекомендовала её детишкам 4-5 лет, для них выпускаются прелестные книжки, несущие определённую методическую и...
Этой осенью к нам прилетело Кошачье детективное агентство, и это был успех по всем фронтам: котики, детектив, фирменный юмор от Лукас, узнаваемые иллюстрации Ольги Громовой.
Да, я бы не рекомендовала её детишкам 4-5 лет, для них выпускаются прелестные книжки, несущие определённую методическую и эстетическую цели. Зато младшим школьникам – то, что надо. Сказка для тех, кто ещё воспринимает реальность через иносказание. Детектив для тех, кто любит загадки – кстати, это уже второй детский детектив Ольги Лукас, обратите внимание на Метод Принцесс. Весёлый лёгкий язык – современный, понятный детям, не нагруженный конструкциями и скрытыми назидательными смыслами. Словом, хорошая детская книга – написанная детским писателем для детей. Родителям – опционально. Книга универсальна как летняя история для зимних каникул. Знаете все эти подборки про когда за окном темно и сыро?
Вообще, было бы идеально, если бы автор задумала серию. Муся и Плюшка прекрасно подходят на роль долгоиграющих сквозных персонажей.
Дороги сплелись в тугой клубок влюблённых змей, или о чём на самом деле пела Мельница.
Когда тебе 15-18 лет, для тебя сложно примерно всё. Стоишь на призрачной границе, уже не ребёнок, ещё не взрослый, и боишься сделать шаг – он всё равно будет неверный. А если ещё и с детства слышишь о том, кому должна, чему обязана, так тем более.
Тем временем так хочется петь, рисовать, молчать с кем-то близким и говорить о чём-то главном. Вот и А-ля так. «Всё сложно» – это не только статус в вконтакте,...
Когда тебе 15-18 лет, для тебя сложно примерно всё. Стоишь на призрачной границе, уже не ребёнок, ещё не взрослый, и боишься сделать шаг – он всё равно будет неверный. А если ещё и с детства слышишь о том, кому должна, чему обязана, так тем более.
Тем временем так хочется петь, рисовать, молчать с кем-то близким и говорить о чём-то главном. Вот и А-ля так. «Всё сложно» – это не только статус в вконтакте, это девятый класс, и фестиваль, и новые знакомства, и конкурсы, и попытки разобраться в других (не считая потуг разобраться в себе).
Почему эту повесть надо читать взрослым? Она напомнит о том, что есть вещи страшнее гипотетических плохих оценок, больнее уколов совести за то, что не соответствуешь представлениям взрослых. Острее, ярче, объёмнее книжных и киношных впечатлений. Когда эмоции и чувства похожи на мокрого птенчика, только проклюнувшегося.
Почему её надо читать подросткам? Это маячок – эй, ты в порядке. С тобой всё в порядке. И всё что происходит – это тоже порядок. Всё это было, будет и происходит прямо сейчас. С тобой и с кем-то ещё. Это такая жизнь.
И не надо бояться.
Несколько дней между детством и юностью. Бережный и трогательный рассказ от первого лица. Бонус для понимающих – песни «Мельницы». Идеально для перехода.
Одна из самых красивых книжек моей осени – Снежная королева в переводе Анны Ганзен с иллюстрациями Яны Седовой.
Честно говоря, не помню, в чьём переводе читала эту сказку в детстве, поэтому умничать не стану. Дети знакомились самостоятельно, но я бы осмелилась предложить для чтения родителями – мне кажется, при всей красоте и поэтичности, язык для младшеклассника сложноват и спотыкателен. А вот если взрослый вслух с выражением – мелодика не потеряется, и обе стороны получат удовольствие.
Знаю,...
Честно говоря, не помню, в чьём переводе читала эту сказку в детстве, поэтому умничать не стану. Дети знакомились самостоятельно, но я бы осмелилась предложить для чтения родителями – мне кажется, при всей красоте и поэтичности, язык для младшеклассника сложноват и спотыкателен. А вот если взрослый вслух с выражением – мелодика не потеряется, и обе стороны получат удовольствие.
Знаю, что года два-три назад в другом издательстве выходила похожая, но с иллюстрациями Тамары Юфа, которой, безусловно, отдаю должное. Поскольку среди меня не так давно организовался клуб любителей Яны Седовой, нахожу версию Нигмы «более лучшей»©. Седова показала волшебную кружевную сказку, сняв, по-моему, немалую эмоциональную нагрузку с этой истории. Андерсен с детства видится мне очень печальным сказочником, а видение Яны превращает депрессию в меланхолию. Не меняя трактовки, она всё же смягчает смыслы. Её рисунки нежнее. Хотя, конечно, не мне, южному жителю, судить.
Даниил Митрофанов рыхловат, вял, безынициативен. У него суетливая в жестах и словах недалёкая какая-то жена Лена. И в целом понятно, почему она трясётся и квохчет над ним, а он вяло принимает эту трепетную заботу, но всё равно однажды уходит, когда это истеричное участие хлынет через край, как грязная вода из переполненной посудой мойки. Как будто эта уютная, как разношенные тапки, и такая же потерявшая форму изнутри и снаружи, женщина – причина его собственного застоя. И вроде бы он даже прав,...
Если вы ещё не поняли, я о новой книге Шамиля Идиатуллина «Бывшая Ленина», которую уже умеренно поругали и сдержанно похвалили разные авторитетные критики.
Итак, меня не спрашивали, но я скажу ©.
Роман разворачивается по схеме, характерной для книг Шамиля: неспешное, намеренно, пожалуй, растянутое начало, а затем стремительно нарастающее движение к финалу. Так натягивается тетива, мучительно медленно, но сильной и точной рукой, а затем стрела со свистом проносится по траектории, изначально понятной только стрелку, и вонзается в точку, очевидную уже всем, кто догадался следить за полётом.
Митрофанов внезапно перспективный политик и орёл-мужчина, которого с хрустом в наманикюренных пальцах пригребает к себе относительно юная хищница, не глупая и по-своему влиятельная. Лена – та, что квохтала и суетилась, – акула пиара, женщина интеллектуальная, остроумная и неожиданно гибкая в обстоятельствах. И вот эти отринувшие свои изношенные оболочки двое теперь по разные стороны предвыборного потока. И всё бы ничего, все эти милые провинциальные политические шахматы, но город на грани экологической катастрофы. Со всей области свозится мусор, смрадом накрыло весь Чупов. Фильтры и респираторы – пик городской моды.
Территория тем и трендов, которую освоил наш бронзовый автор в этот раз, простирается далеко за границы видимого. Сетевые тролли, провокаторы на протестах, помоечное гетто, чистые сердцем и пылкие разумом юные активисты, опытные политтехнологи, коррупция и безысходность. Добавьте к этому бережно выписанные детали быта, нетривиальные метафоры и привычную нам игру со словами, меткие и едкие замечания, вложенные в мысли и диалоги героев, и почти кинематографическую раскадровку. Роман и правда актуальный.
Но слышите ли вы этот характерный пружинистый звук дёргающейся будто в судороге стрелы, вошедшей в сердце мишени? Это история современной женщины, отдавшей своё прошлое близким, пытающейся наверстать настоящее. Понимающей, что всё у неё бывшее. А значит, лишённой всякой надежды на новый полёт. В конце концов, все мы изнашиваемся, все мы рано или поздно становимся бывшими.
Из комнаты, в которой находились два Очень Больных ребёнка (настолько больных, что пропустили первую неделю в школе), раздавался звонкий хохот. Сначала взрывами и только от девочки, затем продолжительный, раскатистый, с похрюкиванием и повизгиванием, уже дуэтом. Пока я была в кухне, коллектив обнаружил на полке новую книгу о принцессе, в которой Ксю сразу нашла родственную душу: одежда в пятнах, волосы дыбом, голова светлая, язык острый. А! Ну и, цитируя сынишку, «семья с приветом – почти как...
Спойлерить не стану. Забавные, немного безумные, как мы и привыкли в скандинавской литературе, истории. Я бы навскидку дала 6-9 лет, но ржущий на всю комнату десятилетка подтверждает теорию о том, что часто возраст – цифры на бумаге ??
Отдавая должное Книжному вору, все же никогда не считала себя поклонницей австралийского вундеркинда. Но Глиняный мост то ли пришел в такой период ко мне, то ли действительно так хорош, что уже в начале лета захотелось объявить его по меньшей мере книгой года. Для себя, разумеется.
Не отступая от своей фирменной манеры, Зусак густо и убористо навешивает метафоры, пишет сложно, придавая каждому нематериальному предложению форму кадра – с акцентами света и тени, соответствующими моменту...
Не отступая от своей фирменной манеры, Зусак густо и убористо навешивает метафоры, пишет сложно, придавая каждому нематериальному предложению форму кадра – с акцентами света и тени, соответствующими моменту эмоциями и движением, которое сменится в следующее мгновение.
Думаю, ассоциаций с Гомером и Джойсом не избежать. Впрочем, Сэлинджер не раз икнет где-то там на облачке – его Холден давно не единственный, но, пожалуй, появился достойный соперник.
У братьев Данбар умерла мама – они давно знали о том, что она уходит. Пенни почти перехитрила смерть, чего уж говорить о врачах. Но все же не смогла доиграть эту пьесу, тихо замерев над клавишами. А вот отец – опора и надежда – не выдержал послезвучия и исчез. Он, конечно, вернется, но много позже. Когда мальчики Данбар укрепятся в своей скорби по матери и своей ненависти к отцу, которого давно называют не иначе как Убийцей. И на его предложение построить мост по старинке – без строительной техники и всех этих прочих примет современности – откликнется только Клэй ( Clay – глина. Боже, как прозрачно). Он-то и станет тем самым мостом, связавшим старших и младших Данбаров, горе с радостью, прошлое с настоящим, любовь со смертью, далее по списку.
Парадоксально, но страницы, где Пенни уже уходит (я не могу, не хочу использовать слово «умирает»), предсказуемо очень про жизнь. Тема взросления через преодоление, с одной стороны, ну ни разу не нова. Но с другой, разыграна как хорошая пьеса – все ружья выстрелят. И даже спасение ни на что не годных животных, каждое из которых обретет громкое имя какого-нибудь героя мифов, часть этой Оды к радости по версии Зусака.
В конце концов, когда пишешь о жизни и счастье, сложно не написать о смерти и горе. Эта антитеза всегда работает и хороших писателей, и у дрянных. Читая великие книги, поневоле возвращаешься к мысли о том, что все сюжеты давно разобраны по косточкам и пригнаны снова. Вопрос в интерпретациях. По мне, Зусак справился.
Это очень трогательная и нежная история. (насколько нежной может быть история пятерых парней, в одночасье оставшихся разбираться со своим горем и жизнями самостоятельно). Каждого из них хочется обнять, но они не нуждаются в утешении.
Что это? Роман взросления, притча, история великой любви, эмигрантская песнь или просто семейная сага, так или иначе по кусочку отхватывающая от других жанров? Не берусь судить. Но в этом романе столько жизнеутверждающей, простите за оксюморон, боли, что его будут ругать, будут восхвалять, но точно не пройдут мимо, не приобщившись к образу Самой Ожидаемой Книги Десятилетия. И не потому, что Зусак разродился полотном, которое писал 12 или 13 лет, а задумал лет 20 назад. Осмелюсь предположить, ожидания не закончились пшиком. Впрочем, я ничего такого и не ждала, а вот ведь как вышло.
Пелевина последние лет 10 я читаю очень редко. На мой неискушенный взгляд, Виктор Олегович, подаривший нам неизбывно прекрасные Омон Ра, Принца госплана, Водонапорную башню и, пожалуй, Generation П, то ли устал следить за повесткой и делает это с чётко проступающим раздражением, то ли заигрался с самоцитатами.
Впрочем, если рассматривать его романы не как дайджест эпохи, а как набор пятен Роршаха, то, видимо, пора заглянуть внутрь себя. И это тоже неплохо. Пелевин как внутренний нравственный...
Впрочем, если рассматривать его романы не как дайджест эпохи, а как набор пятен Роршаха, то, видимо, пора заглянуть внутрь себя. И это тоже неплохо. Пелевин как внутренний нравственный ориентир вряд ли сойдёт, но самолюбие изрядно потешит.
Наверное, я недобра. Когда читаешь -дцатую книгу, сложно не придираться – это было, было, было. Хотя, возможно, все эти тайные оргии, явные происки кей-джи-би (тьфу, другие уже буквы, конечно), отсылки к мифологии, мистификации и несколько вымученные насмешки над самим собой можно было бы расценить как пасхалочки для своих. А неофитам и так сойдёт. Согласитесь, любому приятно почувствовать причастность к интеллектуальной прозе, узнавая (не так уж сильно) завуалированные приметы времени™: намёк на тот самый шпиль, великие и ужасные russian hackers, твиттериане и их открыто-закрытое коммьюнити, персонажи без изюминки, зато с набором узнаваемых качеств. Голгофский, кстати, мне видится попыткой самоиронии, впрочем, отсюда, из off the map, не имея должного бэкграунда и более чем с прозаическим родом занятий, далёким от ковыряния смыслов, я могу и ошибаться.
Впрочем, чего у Пелевина не отнять, это любви (и умения!) составлять простые слова в сложные метафоры. Он мастер, он знает об этом, он этим наслаждается. Нельзя не восхититься внутренне и однажды выбранным маршрутом – безыскусно коммерческим и неизменно окупаемым. Этот момент, когда имя уже работает на автора, а вовсе не наоборот.
Во всяком случае, каждый раз открывая новый роман, я устало думаю, что гений, написавший Омон Ра, пишет что видит. Может себе позволить. Так-то он всё уже сказал.
Об Александре Житинском, к стыду, знаю немного. Мне он, скорее, знаком как рок-дилетант и maccolit, ну и пару фильмов могла бы вспомнить, к которым он написал сценарии. Несправедливо по отношению к хорошему питерскому автору – на его счету почти полтора десятка книг. И, к сожалению, больше он не напишет – его нет уже семь лет.
О повести «Часы с вариантами» я узнала недавно – когда Издательство «Волчок» анонсировал её выход. Не строя никаких ожиданий, заказала для сына, но промахнулась – книга...
О повести «Часы с вариантами» я узнала недавно – когда Издательство «Волчок» анонсировал её выход. Не строя никаких ожиданий, заказала для сына, но промахнулась – книга в большей степени для меня.
Часы уже сравнивают с Назад в будущее, но, если угодно аналогий, это скорее «День сурка» или «Эффект Бабочки». А, возможно, «И грянул гром».
В день шестнадцатилетия Серёжа Мартынцев получает от деда два подарка. Адмирал суров и торжественен, строг и, пожалуй, печален – почему, поймём позже. Первый дар – кортик, он интересен Сергею больше, чем странные, не подверженные гравитации, часы. Дед уверяет, что это средство путешествия во времени, но сам он воспользовался ими лишь однажды. Теперь Сережина очередь стать хранителем необычного артефакта. Как водится, адмирал строго наказывает девайсом не баловаться и волшебными свойствами не злоупотреблять, чего, клятвенно заверив деда, что все будет в лучшем виде, Сергей, конечно, не делает.
Главная ценность этой истории мне видится в том, что это не фантастика ради фантастики. Это не самая первая, но довольно удачная и четко прописанная попытка показать, что нравственный закон внутри все еще мерило. И бытовую трагедию очерствления, выученную непорядочность, всю эту моральную нечистоплотность легко спровоцировать цепочкой безобидных, казалось бы, происшествий.
В отличие от Марти МакФлая, Сергей движется не по прямой пространственно-временного континуума, а перепрыгивает в альтернативные жизни. Часы влияют не только на него, но и на судьбы окружающих. Его действия чаще всего продиктованы сиюминутными эмоциями, гормонами и даже тщеславием – ну, т. е. перед нами обыкновенный шестнадцатилетний балбес, который за недостатком опыта и уверенности в себе несмотря на усы, жену и должность начальника отдела пойдёт искать утешение к маме.
В целом все закончится благополучно, но мне кажется, Житинский своего героя более наказал, чем наградил. Возможность действительно во всех смыслах в сотый раз все начать с начала только видится даром. Как по мне – проклятие.
Насекомиксы Казнова, Водарзака и Косби – это любовь с первого тома, а у нас уже три. Сегодня о втором.
Удивительно, как авторам удалось соблюсти баланс смешного (порой абсурдного, но феерического) и серьёзного. Ещё купив первую книгу, я погуглила факты о насекомых из неё, и оказалось, что матчасть необычайно тщательно проработана. Разудалые, немного безумные комиксы о страхе и трепете в мире насекомых оказались отличным научным материалом. Их весело и очень интересно читать не только детям. Я,...
Удивительно, как авторам удалось соблюсти баланс смешного (порой абсурдного, но феерического) и серьёзного. Ещё купив первую книгу, я погуглила факты о насекомых из неё, и оказалось, что матчасть необычайно тщательно проработана. Разудалые, немного безумные комиксы о страхе и трепете в мире насекомых оказались отличным научным материалом. Их весело и очень интересно читать не только детям. Я, к слову, не знала, что водомерки довольно агрессивные, а кошмар моего детства уховёртка (aka щипалка) – нежная мать. В конце тома традиционный тест на усвоенное и немного подробностей о морфологии насекомых и цикле их жизни.
К слову, посещение инсектария Московского зоопарка создало практически 3Ds эффект от прочтения: а) книги не лгут, б) а вот она и возможность сравнить теорию с практикой
10 из 10
Наверное, во многих домах есть сказки в обработке Алексея Толстого, издания разных лет – от советского тома и тоненьких Моих первых книжек до современных красочных (и слишком красочных, простите) книг в разной степени богатых на украшательские изыски.
Казалось бы, зачем в доме, где произрастают почти-подростки, сборник народных сказок? Всё очень просто. Безо всякого сарказма, это красиво. Яна Седова – удивительный художник с очень нетривиальными решениями сюжета. Рассматривать её иллюстрации –...
Казалось бы, зачем в доме, где произрастают почти-подростки, сборник народных сказок? Всё очень просто. Безо всякого сарказма, это красиво. Яна Седова – удивительный художник с очень нетривиальными решениями сюжета. Рассматривать её иллюстрации – удовольствие особого толка. Во-вторых, подрощенные дети вдруг открыли для себя потайные смыслы и иносказание. Удивительно и приятно за этим наблюдать.
В-третьих, это тот пресловутый случай, когда книга – отличный подарок.
Чего греха таить, некоторые детские книги я беру, скорее, себе, а уже потом детям. Где бы я ещё узнала столько нового и интересного случайно?
О чём болтают животные от Пешком в историю – книга в моём хозяйстве, где уже обретаются амадин Ося, красноухий черепах Гавриил, шиншилл Гладиолус и котяра СавваИгнатьич, не считая понаезжающего в гости из расщелины в стене хрущёвки крымского геккона Алоиза и всякой безымянной залётной насекомой братии, необходимая.
Предваряется общим объяснением, что...
О чём болтают животные от Пешком в историю – книга в моём хозяйстве, где уже обретаются амадин Ося, красноухий черепах Гавриил, шиншилл Гладиолус и котяра СавваИгнатьич, не считая понаезжающего в гости из расщелины в стене хрущёвки крымского геккона Алоиза и всякой безымянной залётной насекомой братии, необходимая.
Предваряется общим объяснением, что такое звук. Здесь я должна включить девочку-гуманитария и, неловко краснея, сознаться, что НАКОНЕЦ-ТО поняла, как это объяснить себе и детям (но поздно, они прочитали сами?????+?).
А затем начинается прекрасное. О чём по весне поют птицы и что говорят лягушки (напомните, расскажу, как целый месяц однажды перекрикивала лягушачий хор, когда вела уроки). Раскрыта тайна цикады, самого горластого южного ночного певца! Всякие неожиданные факты (про косуль уже писала. А вот от тебя, сельдь, такого не ожидала). И да, в книге подтвердили, что гекконы – болтуны, а значит, мы действительно слышали Алоиза, ведь коллективных глюков не бывает.
Звук как любовная песнь и знак НЕ ПОДХОДИ. Оркестры и хоры. Словом, книга не очень большая, но информации – море. И прелестные иллюстрации.
Лично мы читали несколько дней дозированно, чтобы улеглось лучше.
У меня в детстве не было такой книги. Тем временем Григорий Михайлович один из моих самых любимых поэтов и переводчиков. Чашка по-английски, казалось бы, никому не отдаст первое место, но тем не менее Посыпайте голову перцем составила ей достойную конкуренцию.
Немного непривычно видеть стихи Кружкова иллюстрированными не любимым Антоненковым, но с рисунками Екатерины Филипповой та же история, что и с Чашкой: нечто принципиально иное, но не менее очаровательное.
Словом, вас ждёт типичный...
Немного непривычно видеть стихи Кружкова иллюстрированными не любимым Антоненковым, но с рисунками Екатерины Филипповой та же история, что и с Чашкой: нечто принципиально иное, но не менее очаровательное.
Словом, вас ждёт типичный Кружков™ и задорные яркие иллюстрации. Дабы не искажать слов автора, прилагаю слайды о любви к поэзии
Да, я тоже не читала Похищенного ни в детстве, ни в юности. Чего греха таить, открыв книгу теперь, не могу сказать, что потеряла сон и аппетит, пока не дочитала до конца. Но всё же чтение таких романов – немного сентиментальная дань книгам с узорчатыми корешками, которые были в каждом втором, ладно, третьем доме лет 30 назад.
Набор щедрого автора авантюрных романов: коварство, обман, при (зло) ключения главного героя, который в финале будет вознаграждён хотя бы духовно. Главная мысль о том, что...
Набор щедрого автора авантюрных романов: коварство, обман, при (зло) ключения главного героя, который в финале будет вознаграждён хотя бы духовно. Главная мысль о том, что люди все подряд негодяями не бывают, впрочем, их моральные качества не зависят ни от сословия, ни от локации или, там, гендера. Ну и в славных литературных традициях если героя зовут Эбенезер, не жди, что он будет душкой и милашом.
Всё это наивные и, видимо, необходимые вещи, которые надо пережить в определённом возрасте именно во время чтения.
Отдельное слово самому изданию. Обложка с тиснением, ляссе, тонкие мелованные страницы и безупречные в исполнении и дотошности к деталям иллюстрации Анатолия Зиновьевича Иткина. Бонус: миленький форзац в традиционную шотландскую клетку
Как здорово, что книгурушные книги издаются! Я прочитала Голову-жестянку, пока шло голосование. Это, простите за избитый эпитет, сильная подростковая вещь. Без сиропа, блестяшек и радуг.
Главные герои - уже не дети, но ещё и не вполне взрослые, люди из хрупкой прослойки, которые будто застряли между двумя отсеками, им нет хода назад, но в движении вперёд им будто отказывают, пока они не выучат все уроки, часто неприятные. Серафима - драматург, наверное, поэтому так чётко и иногда жёстко...
Главные герои - уже не дети, но ещё и не вполне взрослые, люди из хрупкой прослойки, которые будто застряли между двумя отсеками, им нет хода назад, но в движении вперёд им будто отказывают, пока они не выучат все уроки, часто неприятные. Серафима - драматург, наверное, поэтому так чётко и иногда жёстко расставлены нужные эмоциональные акценты.
Книга, которую я обязательно советую не только старшеклассникам, но и взрослым тоже.
Если человек не идёт в ногу с товарищами, может, он просто слышит другой барабан ©
В ожидании второй части приключений Виолетты, снова про первую.
В этом симпатичном комиксе планов, пожалуй, несколько.
1. Ты не такой, как все – это нормально.
2. Наш ковёр – цветочная поляна, наши стены – сосны-великаны.
3. Дитя-космополит (голландский папа – энтомолог, французская мама – женщина-ядро, дедушка вообще китаец и, конечно, философ)
4. Внезапно Тулуз-Лотрек (в эпизодах Писсаро, Моне,...
В ожидании второй части приключений Виолетты, снова про первую.
В этом симпатичном комиксе планов, пожалуй, несколько.
1. Ты не такой, как все – это нормально.
2. Наш ковёр – цветочная поляна, наши стены – сосны-великаны.
3. Дитя-космополит (голландский папа – энтомолог, французская мама – женщина-ядро, дедушка вообще китаец и, конечно, философ)
4. Внезапно Тулуз-Лотрек (в эпизодах Писсаро, Моне, Сислей)
5. Ах, Париж!
При желании, добавляем немного свободы от гендерных и ксенофобских предрассудков, бодипозитив, красоту в глазах смотрящего и Мулен-руж. Короче, полное oh la la. Что делает комикс не только очаровательным, но потенциально неисчерпаемым в смысле «А поговорить».
Одиннадцатилетняя Виолетта живёт в атмосфере любви и относительной свободы. Цирковой ребёнок, она много путешествует, и её взгляды, внешний вид и манеры вовсе не помогают наладить отношения с ровесниками, ведущими скучную оседлую жизнь образца конца XIX века. Соответствующие конфликты едва обозначены, но этого достаточно для обсуждения. Зато сама история лёгкая, воздушная, яркая, немного хулиганская и не без изящества исполненная – что-то между канканом и моими любимыми (пост)импрессионистами.
Никакого жеманства и ханжества, все эти, ах, танцорки кабаре (разврат!), пьяненький художник (Уберите ваших детей от наших голубых экранов!). Ждём вторую часть, про Канаду ??
Зы примечание от Алехандро: «хорошая, но обидно, что такая короткая».
Характерная для Пешком в историю: детские книги , приятная во всех отношениях, от визуального до эстетического, вещь. Книга, предназначавшаяся нашей известной своими экстравагантными идеями феепинцессе, но полюбившаяся практичному формалисту, её братцу.
Если человек не идёт в ногу с товарищами, может, он просто слышит другой барабан ©
В ожидании второй части приключений Виолетты, снова покажу первую.
В этом симпатичном комиксе планов, пожалуй, несколько.
1. Ты не такой, как все – это нормально.
2. Наш ковёр – цветочная поляна, наши стены – сосны-великаны.
3. Дитя-космополит (голландский папа – энтомолог, французская мама – женщина-ядро, дедушка вообще китаец и, конечно, философ)
4. Внезапно Тулуз-Лотрек (в эпизодах Писсаро, Моне, Сислей)
5. Ах, Париж!
При желании, добавляем немного свободы от гендерных и ксенофобских предрассудков, бодипозитив, красоту в глазах смотрящего и Мулен-руж. Короче, полное oh la la. Что делает комикс не только очаровательным, но потенциально неисчерпаемым в смысле «А поговорить».
Одиннадцатилетняя Виолетта живёт в атмосфере любви и относительной свободы. Цирковой ребёнок, она много путешествует, и её взгляды, внешний вид и манеры вовсе не помогают наладить отношения с ровесниками, ведущими скучную оседлую жизнь образца конца XIX века. Соответствующие конфликты едва обозначены, но этого достаточно для обсуждения. Зато сама история лёгкая, воздушная, яркая, немного хулиганская и не без изящества исполненная – что-то между канканом и моими любимыми (пост)импрессионистами.
Никакого жеманства и ханжества, все эти, ах, танцорки кабаре (разврат!), пьяненький художник (Уберите ваших детей от наших голубых экранов!). Ждём вторую часть, про Канаду ??
Зы примечание от старшего сына: «хорошая, но обидно, что такая короткая».
Характерная для Пешком в историю: детские книги , приятная во всех отношениях, от визуального до эстетического, вещь. Книга, предназначавшаяся нашей известной своими экстравагантными идеями феепинцессе, но полюбившаяся практичному формалисту, её братцу.
Кажется, всякий раз, когда я пишу о его книгах, начинаю с фразы «у меня с Ивановым странные отношения». С одной стороны, после Блуда и Мудо и Сердце Пармы лично для меня был максимум Географ, отчасти продолживший путь по проторенной колее. Остальное уже от лукавого. С другой, как персонаж из анекдота я вновь и вновь смотрю фильм Скалолаз в надежде на другой финал. Иванов, бесспорно, мастерски управляется со словами и даже выстраивает залихватский сюжет, вполне кинематографичный в своей...
Впрочем, Пищеблок стал приятным исключением. Вроде бы, снова пионеры с их непростыми юными делами, рефлексирующий, томящийся любовию интеллигент, непонятное Нечто, гармонично встраивающееся в объективную действительность, такое обыденно ужасное. При этом нежная какая-то ностальгия по детству-без-интернета™, бережно рассмариваемые секретики, анкетки, ночные рейды с зубной пастой на этаж к девчонкам, пионерские свечки и костры и тд. Кто был, не забудет, в общем. Скажем, после пафосного, всего в мешающих пристрастному взгляду заплатках Тобола, некоторая реабилитация. А вампиры – это так, декорация, стилистическое средство, если угодно.
Классика с иллюстрациями Сергея Викторовича Любаева - само по себе жемчужина в каждом томе. У меня есть Балаганчик, Тарас Бульба и Единорог - книги, которые визуально приятны, помимо их культурной ценности. Полистала Помещиков и поняла, что надо брать. Самое интересное, как всякий раз художник попадает в тон содержанию - тревожный, немного агрессивный Бульба, хулиганский Буратино (есть и он), авангардные ирландские и английские стихи и сказки. Теперь вот снова Гоголь - но в более размеренной...
Не могла не почитать рецензии. Личные предпочтения и сопутствующие эпитеты - в целом вкусовщина, это не хорошо и не плохо. Но в столь гневном ключе перепутать двух художников, работающих в совершенно разных техниках и манерах, а затем последовательно сравнить книжного иллюстратора с живописцем-инженером-скульптором, реалистом и маринистом мне показалось немного странной идеей. Впрочем, сопоставить работы ученика мастерской батально-исторической живописи (Пётр) и подчёркнуто книжного иллюстратора и дизайнера (Сергей) тоже неблагодарный труд.
и позвольте процитировать авторское описание панночки-славянки (с)
"...увидел стоявшую у окна красавицу, какой еще не видывал отроду: черноглазую и белую, как снег, озаренный утренним румянцем солнца..." "...прекрасные руки, очи, смеющиеся уста, густые темно-ореховые волосы, курчаво распавшиеся по грудям, и все упругие, в согласном сочетанье созданные члены девического стана"
ну чем не испанка (простите)
Первое, что приходит на ум в связке с Александр Блок – в белом венчике из роз впереди Иисус Христос. После Совсем я на зимнее солнце, на глупое солнце похож. Затем про Петроградское небо мутилось дождём. Потом про Прекрасную даму. И уже где-то в самом конце, спохватившись, ночь, улица, далее по списку.
Балаганчик вернул меня на 22 года назад, когда очень юная и очень наивная я, очарованная символистами, писала стихи и некие тексты, которые искренне принимала за эссе, собиралась на журфак и,...
Балаганчик вернул меня на 22 года назад, когда очень юная и очень наивная я, очарованная символистами, писала стихи и некие тексты, которые искренне принимала за эссе, собиралась на журфак и, конечно, сделать этот мир лучше.
Наша учительница литературы, не в силах вытащить себя из многотрудной колеи советского ещё педстажа, напирала на то, что Блок-де поэт отчаянно революционный, певец нового мира и немного всё прочее. А прочее - баловство и конъюнктура. Эксперименты с формой (Балаганчик – эксперименты?! Думала уже повзрослевшая я, ну да ладно).
А для меня он всё же мистик и немного насмешник, мрачный, чувствующий каждое звено в цепочке сделанных им неверных выборов.
Любаев, конечно, гений. Я обожаю его иллюстрации к Гоголю. Люблю Единорога. Буратино хулиганского ценю неимоверно. Но Блок это нечто совершенно особенное. Изящное, пожалуй.
Не люблю слово «роскошное», но @idnigma издали роскошный том. Тканевый переплёт, ляссе, плотные страницы, отменная полиграфия. Блок. Любаев. Идеально для такого смутного марта.
Премиленькая новинка от Издательство Нигма при всей очевидности посыла радует очень приятными иллюстрациями.
Авторы постарались угодить малышам – воплощение достаточно мимимишное (но сиропа не перелили, что, согласитесь, ценно). И порадовать родителей, томящихся в ожидании новой порции злоключений остатков Щ. И. Т. (или вернувшихся с премьеры Капитана Марвел). И, безусловно, это симпатичная итерация вечного "мама у меня одна", данного в утешение дамам в колесе декретного как бы...
Авторы постарались угодить малышам – воплощение достаточно мимимишное (но сиропа не перелили, что, согласитесь, ценно). И порадовать родителей, томящихся в ожидании новой порции злоключений остатков Щ. И. Т. (или вернувшихся с премьеры Капитана Марвел). И, безусловно, это симпатичная итерация вечного "мама у меня одна", данного в утешение дамам в колесе декретного как бы отпуска.
Мега М вроде бы и домохозяйка, но уже не степфордская жена, а вполне girl power (но без фанатизма). Может стирку запустить или тостер починить, а может и автобусами бросаться, настраивать роботов, снимать кошку со шкафа, летать и видеть сквозь стены. Торможение коней и тушение изб опционально.
Текста немного, достаточно простой и ироничный. Подойдёт для вечерней сказки для совсем малышей или самостоятельного чтения для не совсем малышей.
Одна из тех рукописей, за которые я болела в минувшем сезоне Всероссийского конкурса на лучшее произведение для детей и подростков Книгуру, теперь под обложкой и с иллюстрациями, очень ей подходящими!
Паноптикум родителей, бестиарий принцесс (или наоборот) в одной отдельно взятой студии танцевальной гимнастики, кража без кражи, история одной несправедливости и сказкотерапия как метод детективного расследования.
Даже если вам не случалось заказывать профессиональный купальник для своего...
Паноптикум родителей, бестиарий принцесс (или наоборот) в одной отдельно взятой студии танцевальной гимнастики, кража без кражи, история одной несправедливости и сказкотерапия как метод детективного расследования.
Даже если вам не случалось заказывать профессиональный купальник для своего соревнующегося в синхронной гибкости чада или участвовать в эскападах против диктатуры родительского комитета (или быть членом этого самого комитета!); даже если вы сами никогда в жизни не посещали никаких студий и не проводили расследований; даже если вы в конце концов не принцесса и не верите в сказкотерапию, вы узнаете каждый образ, каждую фразу, каждый жест и движение поджатых губ. Особенно, если вы были шутом или изгоем, а вовсе не главной принцессой на этом празднике жизни.
Почему детские книги Оли хороши? Они смешные и умные, без заигрывания с читателями.
Лукас не делает детям козу и не показывает им скетчи в стиле журнала Ералаш. Не читает нотаций, не рассыпает блёстки вслед единорогам.
Она показывает привычную жизнь, но под каким-то таким непривычным углом, что тебе и смешно, и очевидно – всё это было и с тобой тоже. Или происходит сейчас. Это что-то близкое и понятное. И очень смешное.
Отдел я купила почти сразу, как только он вышел, но прочитала только сейчас - хотела, чтобы улеглись впечатления от любимых Петровых, а также индекс цитирования Сальникова в моей начитанной и чуткой к трендам ленте немного упал.
Правильно сделала. Книга отличная, но... Ох уж эти НО. Объективно, она ровнее и страшнее Петровых. Не такая смешная. Не такая неожиданная и многослойная - что неудивительно, Отдел написан - и даже напечатан - раньше и, насколько мне известно, самостоятельной публикацией...
Правильно сделала. Книга отличная, но... Ох уж эти НО. Объективно, она ровнее и страшнее Петровых. Не такая смешная. Не такая неожиданная и многослойная - что неудивительно, Отдел написан - и даже напечатан - раньше и, насколько мне известно, самостоятельной публикацией в твёрдом переплёте обязан именно успеху Петровых.
Но это не повод не читать, конечно. Всё тот же характерный язык Сальникова - которым одни восхищены, другие возмущены. Тот же мягкий, не всегда очевидный юмор. Та же обыденно макабрическая наша объективная реальность с непременной эстетикой ебеней, алкофилософией, гнусавящим фоном телека и ревущим холодильником ещё тех, советских времён. Те же запутанные семейные отношения. Тот же ребёнок сначала в тисках родительских разборок, затем в провале развода. И это всё на фоне новой работы главного героя, попёртого "из органов" за поиски правды не там, где надо.
Работа, надо сказать, своеобразная. Непонятно, почему, по каким таким установкам и исходя из каких принципов, сотрудники Отдела сначала допрашивают с пристрастием, а затем убивают людей, выбранных совершенно случайным образом.
Есть такая профессия потому что - Родину защищать от того, кого она сочтёт особо опасным на данный момент. Работа нервная, нынешнему составу Отдела неполных два года. Держатся два начальника, а так - текучка, что тут поделать. Да и сам Отдел не высшая точка карьерных устремлений, скорее ссылка для особо отмороженных.
Что хотел сказать автор, решайте сами. Но "Опосредованно" лично я уже поставила в лист ожидания. Сальников привлекателен особым жутеньким обаянием, есть в нём что-то между стендапером и Пеннивайзом. Будь он девицей - русалочьи песни нам были бы обеспечены, так притягательны его тексты.
Между нашим амадином Осей и тираннозавром гораздо больше общего, чем принято считать в неакадемических кругах. И есть доказательства – не статьи каких-нибудь там британских учёных, а научно подтверждённые факты, собранные, кстати, в энциклопедии, которая так и называется – От тираннозавра к петуху.
Фактов на 40 страниц будет ещё немало, приготовьтесь. И, как всегда в книгах Пешком в историю это не случайный набор кусочков информации, увязанных в общую картину единственно воображением писателя и...
Фактов на 40 страниц будет ещё немало, приготовьтесь. И, как всегда в книгах Пешком в историю это не случайный набор кусочков информации, увязанных в общую картину единственно воображением писателя и работой редактора, а подготовительная ступень. Эдакий тизер к блокбастеру. Проверено на до недавнего времени равнодушных к палеонтологии детях.
Большая книга эволюции животного мира – ещё одна нескучная энциклопедия, которую интересно рассматривать и читать не только детям. И полезно. И познавательно. Возможно, я последний пользователь интернета, который этого не знал, но до того, как мы с детьми прочитали эту книгу, мамонт представлялся мне пра-пра-…-прадедушкой слона, а вовсе не многоюродным дядюшкой. И вообще счастливых обладателей хобота было предположительно более 300 видов. Просто слонам повезло больше других.
Ещё вас ждёт встреча с волком в овечьей шкуре (но это не точно); история одной блистательной улыбки; лошади величиной с кошку и гигантские вомбаты (мой мир не будет прежним); неразгаданная тайна исполинских стрекоз; а также четыре способа защититься от хищника и, конечно, парочка странных родственников разных рыб (а у кого их нет?!) и многое другое.
Об иллюстрациях особо. Детальные и яркие, они сопровождаются однотонными силуэтами современных людей и животных – так очевиднее сравнение Было/Стало. Дети обратили внимание на шрифт – им он показался необычным, а мне напомнил почти доисторические времена, когда рефераты и дипломы набирались на печатных машинках, а динозавров показывали на панно и стендах Палеонтологических музеев, в суровых, написанных строгим научным языком, чёрно-белых томах и учебниках. Ну и в фильме Парк Юрского периода.
А с Осей мы теперь уважительнее, конечно ????
«Вечно у неё книжки важнее, чем собственный ребёнок!»
Нет, это не мои дети возмущаются, а Никита – главный герой повести Лады Кутузовой «Первое слово съела корова» ( ВРЕМЯ Издательство)
Быть Никитой – это жить в постоянном и безнадёжном соревновании со старшим братом (ботаником!), умеренном противостоянии с одноклассниками (девочки задаваки и ругаются на переменах, с мальчишками тоже непросто, Димка вон вообще поэт) и классным руководителем Ольгой Ивановной (как точки в журнал и плохие...
Нет, это не мои дети возмущаются, а Никита – главный герой повести Лады Кутузовой «Первое слово съела корова» ( ВРЕМЯ Издательство)
Быть Никитой – это жить в постоянном и безнадёжном соревновании со старшим братом (ботаником!), умеренном противостоянии с одноклассниками (девочки задаваки и ругаются на переменах, с мальчишками тоже непросто, Димка вон вообще поэт) и классным руководителем Ольгой Ивановной (как точки в журнал и плохие отметки в дневник, так с памятью всё в порядке, а как пожалеть беднягу-четвероклассника...). Это следить, чтобы мама не выкинула всесезонные джинсы и любимую шапку и купила Никите гель для волос. А лучше бы взяла и пустила весь день играть в компьютерные игры, пока она домашку за него сделает.
Словом, трудно быть Никитой. Самая трудная трудность, конечно, уроки на дом. Это, правда, Никита так думал, пока корову в учебнике не нарисовал. И вот здесь началось сначала странное, потом немного страшное, иногда, конечно, забавное. Настоящее приключение с похищением века и детективным расследованием, фокусами, счастливым финалом и даже (да-да) любовными записками!
Никита торгуется с мамой за каждую минутку за компьютером и новые вещи (а все знают, как тяжело расстаться с любимой шапкой, просвечивающей на швах), ноет и упрямится, не хочет делать домашку и упрекает в том, что они с папой любят старшего брата больше, потому что тот умный. Но при этом разглаживает ей озабоченные брови-домиком и всегда готов подхватить её голову, когда та переживает по пустякам.
Школьники Лады Кутузовой настоящие, очень серьёзные и трогательно забавные, какими только могут быть десятилетки. Они не двухмерные фигурки, которые бегают дурашливо под саундтрек к журналу Ералаш. Эти дети наивно и мило размышляют о жизни, о взрослых, о вселенской несправедливости и так, по мелочам. Они ссорятся по пустякам, но своих не сдают и в беде не бросают.
Отдельное спасибо автору за новый мем в нашей семье: «Мама вся в чтении на потолке».
Да простит меня Александр Сергеевич (а он, надеюсь, и посмеиваясь на нами, сидя где-то там на своём личном облачке, хвалу и клевету приемлет равнодушно), но в этой книге самое ценное для меня – иллюстрации Яны Седовой.
Они, конечно, невероятные, невозможно прекрасные, восхитительные и все прочие восторженные эпитеты сюда же.
Словом, даже буде отделимы от бессмертной Сказки о царе Салтане и всех остальных, они отлично смотрятся как художественный альбом редкой красоты. Даже не буду представлять,...
Они, конечно, невероятные, невозможно прекрасные, восхитительные и все прочие восторженные эпитеты сюда же.
Словом, даже буде отделимы от бессмертной Сказки о царе Салтане и всех остальных, они отлично смотрятся как художественный альбом редкой красоты. Даже не буду представлять, сколько труда вложено в это издание.
Ну а талант очевиден.
Дуэт Лоренц Паули и Катрин Шерер знаком нам по книгам, которые несколько лет назад уже выходили в издательстве Редкая птица, и по двум прошлогодним уже новинкам Нигмы – Лис в библиотеке и Пух и перья.
И автора, и художника отличает особый, очаровательный, на мой взгляд, и очень узнаваемый стиль – забавные иллюстрации, выполненные карандашами и пастелью, и неожиданный взгляд на привычные вещи. Почти каждая их история, всегда весёлая и нетривиальная, даже авантюрная, вроде моей любимой Пух и...
И автора, и художника отличает особый, очаровательный, на мой взгляд, и очень узнаваемый стиль – забавные иллюстрации, выполненные карандашами и пастелью, и неожиданный взгляд на привычные вещи. Почти каждая их история, всегда весёлая и нетривиальная, даже авантюрная, вроде моей любимой Пух и Перья, обязательно заканчивается на философской ноте. По-моему, эти книги в той же мере взрослые, что и детские. Ну, правда.
Не ждите, что 28 историй из жизни животных в зоопарке это такой маршрут от вольера к вольеру, раскрывающий тайную жизнь недомашних питомцев, нет. Риго и Роза с тем же успехом могли жить и где-нибудь в другом месте, и необязательно быть леопардом и мышью. Роза – фантазёрка и немного бунтарка, она кажется очень уверенной в себе мышью, у которой всё в порядке с самооценкой, но при этом, ей нужен близкий друг, который не только согреет в плохую погоду, выслушает и не упрекнёт, но и скажет правду. Риго крепко стоит на четырёх лапах, трезво смотрит на жизнь, ворчит на дождь и любит спать. Они классические идеальные напарники – сангвиник и меланхолик, дополняющие друг друга, нежные и трогательные.
Про иллюстрации надо сказать особо. Это не первая моя книга с рисунками Катрин Шерер, поэтому персонажам улыбаешься уже как старым знакомым. Выражения лиц (боюсь, слово «морда» не подходит, когда речь идёт о так точно переданной гамме эмоций), да что там морды, каждый изгиб хвоста эмоционален – это чувствуется на каждой странице. И, безусловно, говорит о мастерстве художницы.
Моя любимая история «Ничего, кроме правды». В ней есть слова, которые, наверное, важно услышать многим из нас:
Я не могу придумать для тебя другую правду. Мне не нравится эта вещица на твоей голове, честно. Зато мне нравится, когда ты придумываешь что-то новое и необычное. И мне нравишься ты! И совершенно неважно, есть у тебя что-то на голове или нет!
"Стремление к праздности всегда было сильной чертой моего характера". И моей тоже. Поэтому, наверное, я так люблю автора этой бессмертной цитаты - Джерома К. Джерома. И поэтому я хочу весь день валяться в перинах, есть мармелад и читать книги, а не вот это всё.
Истории, рассказанные после ужина - один из моих новогодних подарков. Уж простите мне мою фамильярность вперемешку с высокомерием, но пока другие покупают овеществлённый в томе под обложкой сборник чьих-то постов из соцсети, я...
Истории, рассказанные после ужина - один из моих новогодних подарков. Уж простите мне мою фамильярность вперемешку с высокомерием, но пока другие покупают овеществлённый в томе под обложкой сборник чьих-то постов из соцсети, я выписываю свежего Джерома в интернет-магазине.
Стоит ли говорить, что Тэффи, Марк Твен, Эдвард Лир и Джером Клапка Джером - это такие жж-юзеры моего детства. Читаешь и, в зависимости от эмоциональной вовлечённости в текст, хохочешь или улыбаешься, живо представляя себе бытовые картинки, усилиями рассказчика доведённые до весёлого абсурда.
Во всяком случае с Джеромом всегда так. Мне близка, пожалуй, его немного циничная манера: "Полный жедудок - большое подспорье для поэзии; в самом деле, решительно ни одно переживание не может возникнуть натощак. У нас нет ни времени, ни склонности погружаться в чьи-то воображаемые страдания, пока мы не избавились от собственных невзгод."
Джером, кажется, актуален всегда. Его сдержанные британские герои, попадая в свои сдержанные викторианские передряги тем не менее часто ведут себя как современные балбесы. Поэтому читать о них легко в любые времена. А уж цитаты и вовсе не имеют возрастного ценза.
"Глупые люди...когда я столь пренебрежительно говорю "глупые люди", я имею в виду тех, кто не разделяет моих взглядов" - а вот это, кажется, уже про фейсбук.
Ps традиционное для Нигмы издание в твёрдом переплёте с тиснением, ляссе, качественной полиграфией и милыми акварельными иллюстрациями Марии Сутягиной - безусловные приятные черты этого издания. В книгу вошли истории из сборников разных лет.
Одна из моих самых любимых книг минувшего года. Не могу сказать, что её появление стало событием на книжном рынке. Но благодаря Издательству Нигма у нас есть ещё одна книга о том, что особый подход нужен не только к шалунам и непоседам.
Каждый видит в ней то, что ему близко. Для кого-то это сказка о так называемом особом детстве. Кто-то узнает в ней историю своего Очень стеснительного ребёнка. А то и себя самого. Человека, который замыкается и молчит в некомфортной среде, если рядом нет...
Каждый видит в ней то, что ему близко. Для кого-то это сказка о так называемом особом детстве. Кто-то узнает в ней историю своего Очень стеснительного ребёнка. А то и себя самого. Человека, который замыкается и молчит в некомфортной среде, если рядом нет близких. А почти всё пространство за границами его родного дома – и есть эта среда.
Книга не даёт алгоритма общения с таким ребёнком. Не взывает к совести/жалости/разуму. Она рассказывает реальную историю, случившуюся когда-то с девочкой Вероникой, ученицей класса, в котором преподавала в своё время Сильвия Веккини. Этот случай так тронул мужа Сильвии, художника-самоучку Антонио Винченти, работающего под псевдонимом Суальсо, что не один год потратил он на то, чтобы перевести текст жены в визуальный ряд.
Её часто называют комиксом, но, по-моему, она всё же ближе к графическому роману. Совсем немного текста, иллюстрации занимают почти 90%. Выполненные в очень сдержанной гамме, они, кажется, передают настроение истории и не дают отвлекаться от сути.
В Москве мне посчастливилось побыть переводчиком на автограф-сессии и интервью у Суальсо. Обаятельный и очень скромный человек, большой ребёнок, больше похожий на сдержанного немца, чем на темпераментного итальянца, он рассказал, как родилась Рыбка. Как несколько раз он перерисовывал всю книгу заново, ища те самые образы, которые лучше всего расскажут читателю о его отношении ко всем рыбкам мира. Кажется, если бы не Сильвия и не редактор (кстати, та самая Джованна Заболи, придумавшая Полосатого кота и его таинственную мышь), Рыбка бы вышла ещё совсем не скоро.
Помните этот дурацкий школьный вопрос «Чему нас учит эта книга»? Она учит нас тому, что все люди разные. Что интроверты не родятся на грядке, а вырастают из таких вот рыбок. Что рыбка обязательно заговорит – если кто-то поймёт, как услышать её.
«Вам хорошо – нагадил да помер, а мне на этой планете еще жить и жить»
С чем только не сравнивали документальную сказку Павла Калмыкова, изданную 10 лет назад в практически коллекционном тираже в 500 экземпляров. Ну и триумфально переизданную в позапрошлом уже году с куда более внушительной цифрой в выходных данных.
Вернее, сравнивали не только сказку, но и главного её персонажа,уральский город Ирбит – вполне себе реальный, со статусом городского округа и единственным населённым пунктом в...
С чем только не сравнивали документальную сказку Павла Калмыкова, изданную 10 лет назад в практически коллекционном тираже в 500 экземпляров. Ну и триумфально переизданную в позапрошлом уже году с куда более внушительной цифрой в выходных данных.
Вернее, сравнивали не только сказку, но и главного её персонажа,уральский город Ирбит – вполне себе реальный, со статусом городского округа и единственным населённым пунктом в его составе. Говорили ещё, сам Калмыков не то Стругацких косплеит, не то Булычёву подражает. А может, и Крапивину с Ковалем даже – но это не точно и уже такая многоходовка, не всякому читателю разгадать под силу.
По моему скромному мнению, если и сравнивать Павла Калмыкова, то с режиссёром-мультипликатором и сценаристом Робертом Саакянцем. Ни у кого больше не видела я такого гармоничного сочетания искромётного безумия, умного юмора, не обидного ехидства и, простите за поминание всуе, патриотизма. Именно очень патриотической и важной, без сарказма и попытки оседлать популярную тему, я считаю книгу, пронизанную такой любовью не только к крошечному уральскому городку, но и всей нашей многослойной и противоречивой истории и мифологии.
Все эти с такой теплотой описанные факты, выдуманные и реальные – поди разбери, что из этого действительно происходило, а что плод неуёмной фантазии автора, – частушки, топонимы, отсылки к знаковым историческим и литературным событиям – что это, если не преданность и любовь к своей Отчизне и народу, гордость его достижениями и искренняя привязанность к месту, в котором живёшь. Особенно остро эти гордость и привязанность ощущаются на страницах, посвящённых тяжёлым мотоциклам с боковым прицепом, которыми, кроме шуток, знаменит Ирбит.
Итак, место мы уже выяснили. Что же со временем?
Конец 80-х, ещё висят партийные лозунги и уже открылись видеосалоны. Панорама эпохи, правда, по словам автора, выходит неполная:
«Ничего нет о встречах генсека М. Горбачёва с президентом Р. Рейганом, о войне в Нагорном Карабахе. <…> Название эпохи – «перестройка»подразумевало капитальный ремонт социализма. А всегда во время ремонта жизнь из нормальной превращается в романтическую, полную разных впечатлений».
Впечатлений и верно, хватает:
«…тогда, на радость народу, обычный телевизор стал вдруг показывать прямо с шести утра. Как сейчас помню, разлепишь один глаз, высунешь из-под одеяла ухо и потихоньку просыпаешься, пока тебе по телевизору гимнастику делают, мультик показывают. А потом выступает популярный чародей Аллан Чумак и заряжает весь Советский Союз биоэнергией. А телереклам тогда вовсе не было. Сказка!».
Но скоро ли сказка сказывается, а в Ирбите вот что делается: поисковый отряд местных школьников не корысти ради, а помощи одинокой пенсионерке и спасения одноклассницы для пускается на поиски необычного и очень активного старичка. Дедуля вопреки всем законам физики возник из ниоткуда и начал вредить населению, то хулиганя по мелочам, то наказывая недобросовестного буржуина — жуликоватого владельца кооперативного квасного киоска, то измываясь над доблестной милицией, то исчезая в лужах бесследно.
Поймать бодрого пенсионера, убегающего в неизвестность с вырванной прямо из асфальта трамвайной рельсой на плече, не так уж и просто – кроме школьников, его ищут пожарные,ищут милиция, ищут, как следует из цитаты, давно, но не могут найти. Дед-беспредельщик оказывается ни много, ни мало Кощеем Бессмертным. Тем самым. Не таким уж зловредным, как принято думать. Он даже позволит себя найти, изящно провернув беспроигрышную партию – превращение двух бойких героинь в самых настоящих дев в беде. Ах да, там и про любовь, и про театр ещё, и немного баталий и погонь как во всяком приличном детективе. Словом, страсти на любой вкус.
События, перемежаясь с неприкаянными сведениями, непроверенными фактами из Книги рекордов Гиннесса и историческими и лирическими отступлениями, закручиваются по спирали. Потом раскручиваются и закручиваются снова. Надо сказать, не сразу понимаешь, зачем оно вообще всё крутится, но оторваться сложно. В книгу втягиваешься. Калмыков собеседник умный, язвительный,умело играющий словами. Понимаешь, где-то он тебя облукавил, а где именно, уже не так важно, больно хорош. Как хороша и каждая краеведческая деталь от ирбитско-русского хирургического разговорника до краткой истории города Ирбита от мушкетёров до кенгуру.
При всей кажущейся абсурдности сюжета, сказка тем не менее выписана с завидной логикой (а там, где эта самая логика провисает, автор с ухмылочкой и ломая пресловутую четвёртую стену, аккуратно поправляет всё вручную). Каждый персонаж, воодушевлённый и не очень, занимает особое место в повествовании и рано или поздно сыграет свою роль, то добавляя безумия, то помогая лучше раскрыть характер героев. Никто не кажется лишним, ни цыплёнок Женечка, ни беспечный мотоездок пёс Мотя, ни памятник императрице Екатерине. Ни тем более ирбитские мотоциклы, которые, всем известный факт, произошли от лошадей. «Не будем ручаться за галактику, но в пределах Солнечной системы нет другого такого мотоциклетного города». А у нас нет оснований не верить Павлу Калмыкову, ведь он бывал в Ирбите, в отличие от большинства из нас.
«Всё началось с того, что Настя заболела – и как раз накануне Нового года». Эта фраза из новой книги Ольги Лукас ко мне стопроцентно подходит, потому что именно так всё и было. Но хотя бы можно читать в своё удовольствие.
Итак, Новогодняя тайна игрушек. За что я люблю книги Ольги Лукас, взрослые и детские, это за их не самые очевидные повороты вполне, казалось бы, очевидных историй. Ну т.е. ты понимаешь, что маршрут из начала истории приведёт к вполне счастливому логичному финалу. И даже...
Итак, Новогодняя тайна игрушек. За что я люблю книги Ольги Лукас, взрослые и детские, это за их не самые очевидные повороты вполне, казалось бы, очевидных историй. Ну т.е. ты понимаешь, что маршрут из начала истории приведёт к вполне счастливому логичному финалу. И даже справедливость восторжествует. Но вот в каких локациях всё это будет пролегать и какими методами передвижения воспользуются персонажи – это самое интересное.
В сказке нет полярных персонажей – у каждого свой мотив поступать каким-то образом. Тот же Боровик не явный антигерой, он борется за интересы бабушки, которой принадлежал. Уж как может, так и старается. Или кукла мама Мила, манипулирующая другими. Сообщество ярких особей, устроивших травлю серой лошадки – всё как в жизни.
Добавьте к этому стройную логику (если в начале уделили внимание рюкзаку и его значению в жизни Гнома, будьте спокойны, это ружьё выстрелит), мою любимую эволюцию персонажей (никто не останется прежним), немного ненавязчивого нравоучения (его ещё надо попробовать увидеть между строк, задача посильная для младших школьников) и чудесные, узнаваемые иллюстрации Марии Павловой.
Чтобы разбавить немного слащавую восторженность отзыва, добавлю, пожалуй, что книга Путешествие на край кухни мне понравилась больше. Но и эта, безусловно, выделяется среди привычного сиропно-пряничного изобилия всякой там ванильной новогодней литературы, активно выдаваемой на-гора накануне сезона, когда качественная полиграфия и нетривиальные праздничные иллюстрации не всегда удачно маскируют не слишком качественный и завершённый, зато отвечающий запросу рынка текст.
В реальности моего профиля и иже с ним личности сомневаться не приходится, найти мои аккаунты в соцсетях и колонку на сайте флаймама.ру несложно. Не связанная обязательствами с издательствами и покупая книги на свои кровные, я пишу отзывы, как мне этого хочется, независимо от точки зрения экспертов и предпочтений лидеров мнений. И пишу честно.
Например, книга, которая очень нравится моей младшей дочери и которая вряд ли станет моей любимой - Новогодние сказки Натальи Карповой. Типичная...
Например, книга, которая очень нравится моей младшей дочери и которая вряд ли станет моей любимой - Новогодние сказки Натальи Карповой. Типичная новогодняя история, вполне в духе старых фильмов, которые в изобилии крутят по всем каналам в предпраздничной суете и сытой вялости каникул. Тёплая зимняя сказка, в меру ироничная, с запоминающимися персонажами. Семилетка читает с удовольствием, а ей пока не нужны коллизии и перипетии. Достаточно добротной истории - кстати, подходящей для начинающего читателя.
От себя добавлю, что изрядную долю очарования придают иллюстрации Дарьи Григорьевой - мне очень симпатичен её стиль, если вам понравится, обратите внимание на книгу Весёлый пожарный - рисунки Дарьи очень дополняют любое издание, по духу и настроению напоминая некоторые страницы культового журнала Трамвай
Тебе 10 лет. Ты живёшь в лилипутском городе. Ты очень самостоятельная. Ты играешь с разводами на потолке, не знаешь, что стихи пишутся в столбик, тебя все ненавидят, а самое интересное, что с тобой вообще в этой жизни происходило, случилось, когда три года назад ты застряла в лифте. А ещё всем кажется, что ты неопрятная, несообразительная, неинтересная. Добыча для школьных живодёров, не к кому прислониться – защиты не даст ни умученная работой в Гулливерии мать, ни с интересом следящая за...
Кажется, это уже достаточный набор, чтобы стало Страшно. По-настоящему страшно, потому что одному против всех всегда тяжело, особенно, если ты невыросший. Но есть ещё Нечто. «Созданьице». Странная приблуда, не то птица, не то запечная старушка из сказки – но никаких тебе наливных яблочек по блюдечку, говорящих птиц, двоих из ларца и по моему хотенью. Всё ещё суровее и печальней. «Созданьице» мало что пакостит по мелочам, оно здоровенного мужика свалит, до крови цапнет, да что там укусы – взглядом до такого ступора доведёт, мало не покажется.
Я читала Калечину-Малечину и жмурилась от ужаса – ровно в тех местах, где Катя жила своей реальной жизнью, постоянно сталкиваясь с беспросветной, свинцовой, как монотонная среднерусская городская зима, реальностью – классной руководительницей со своими представлениями о прекрасном, одноклассниками – трудно вычленить их почеловечно, растащить по партам, воспринимать по одному, а не тяжёлой, душной недружелюбной массой; вообще трудно с миром вне комнатушки, где потолок в разводах.
Читала и вспоминала обоих Убыров, где фольклорное Зло как раз то самое, что держишь как точку на горизонте, чтобы не рехнуться от отчаяния – вроде как это всё не по-настоящему, должно закончиться. Будет поставлено Добром на колени и умрёт в муках. Ведь что такое это Зло по сравнению с пресловутой выученной беспомощностью, бытовой мразью, гопниками, охотой на слабого, равнодушием и отупением людей, от которых хочется отдыхать.
А ещё Катя – это такая наша Полианна (простите): чтобы не сойти с ума, она придумала себе игру и всё пытается найти во всей этой хтони хоть немного тепла и света. Оставляет им (очень по-своему) лазейку.
Эпилог мне показался немного наспех прилепленным. Как будто придуманным, прожитым самой Катей в последний миг перед прыжком в другое измерение. Слишком всё ладно скроилось и легко распутались все колтуны. Но, может, это для того, чтобы у каждой одинокой невыросшей было хоть немного надежды в финале.
И необычный язык. Не будничный, не взрослый. Голос как бы из Катиной головы, но не Катин.
10 из 10. Страшно, больно, не оторваться. Но для нежных сердцем непременный хэппи-энд.
Там 18+, наверное, из-за целого одного матерного слова. Но скорее всего от ужасающе смиренной боли, густо залившей почти каждую страницу.
Как часто мы узнаём о каких-то событиях, что происходили с нашими бабушками и дедушками, и диву даёмся – надо же, почти как у меня. Как будто какая-то история должна завершиться, но что-то мешает поставить точку. И вот уже следующее поколение идёт по той же дорожке, чтобы совершить (или не совершить) какие-то важные шаги, и натыкается на те же грабли, оставляет неразгаданными тайны и несказанными фразы. И очень часто этих новых мальчиков и девочек, юношей и девушек, мужчин и женщин объединяют...
Так и вышло в книге Екатерины Каретниковой «Сто монет из плюшевой головы». Две параллельные и одновременно сплетённые между собой истории. Ребята – такие, казалось бы, совершенно не похожие, но при этом связанные друг с другом гораздо теснее, чем кажется.
Главы чередуются, погружая читателя то в мир современного подростка, Лиса – Елисея, то в 1944 год, в жизнь Гришки, сына следователя НКВД, служившего в отделе по борьбе с бандитизмом. И потом эти две истории немного по-киношному сойдутся в одной точке, почти не оставив неразгаданных тайн.
На протяжении всей книги от героев тянутся друг к другу ниточки – то внутри историй, то из одной в другую, чтобы к концу читатель увидел узор целиком, понял, как связаны далёкий дед с коллекцией старинных монет и незнакомая женщина, бывшая одноклассница отца, в доме которой висит портрет этого самого деда.
Язык повествовательный, объёмный – звук разбивающегося инструмента, каплями повисающий в воздухе, нарочитая яркость цветка на фоне вечно свинцовой зимы, нагретый южным солнцем затылок. Всё это даёт не только картинку, но и ощущения, погружая читателя то в жизнь Лиса, то в Гришкину жизнь, делая его не только наблюдателем, но и немного участником разворачивающихся событий.
О чём эта история? О том, что первая любовь не забывается, но вот сбывается не всегда? О связи поколений? О том, что в какое бы время ты ни жил, узкая кромка, по которой идёшь из детства в отрочество – всегда непростой период? О том, что прошлое мы всегда видим глазами тех, кто его прожил, и у каждого может быть своя точка зрения на произошедшее? Решать читателю.
Но кажется, прочитав «Сто монет из плюшевой головы», кое-кто заинтересуется подробностями жизни дедушек и бабушек, не всегда же они были смешными старичками в очках без оправы.
Золотые дубы, город-дракон (Болотный, а не какой-нибудь там!), осадные мельницы (много, очень много мельниц!), пушки, крепости, узкие улочки, пираты и солдаты, маркетантки и принцессы, злейшие друзья (это называется "естественный союз") и старые добрые враги (а что делать)...
Я долго могу перечислять, но лучше возьмите и прочитайте обо всём этом (и многом другом) самостоятельно — потому что читать тексты Николая Назаркина всё равно, что слушать интреснейшего в мире рассказчика,...
Я долго могу перечислять, но лучше возьмите и прочитайте обо всём этом (и многом другом) самостоятельно — потому что читать тексты Николая Назаркина всё равно, что слушать интреснейшего в мире рассказчика, буде поведает он о Галантном веке в Нидерландах, королях и капусте, китайской литературе, судьбах родины, рецептах индийской кухни и пончиках, да мало ли о чём!
Воплощённый дар превратить в захватывающий приключенческий сериал рассказ про всё-равно-какую-страну-и-эпоху — вот что такое писатель Николай Назаркин.
Отдельная (при этом весьма комплиментарная тексту, гармоничная и приятная визуально) тема — иллюстрации Александра Горнова с пояснениями.
Давно планировала показать эту непривычную, эстетически прекрасную, очень весеннюю книгу от Издательство Нигма.
Почему весеннюю? Много цветов, много фей, переменчивые настроения и пубертатный бунт — чем вам не зыбкий мостик между милой крошкой, всей из кружочков —с румяными щёчками, наивными глазами и губами-вишенками и угловатым, чего скрывать, ароматным, почти-подростком с его гормональными всплесками и он же "лёд тронулся".
Может, я себе и придумала, но, по-моему, сказка...
Почему весеннюю? Много цветов, много фей, переменчивые настроения и пубертатный бунт — чем вам не зыбкий мостик между милой крошкой, всей из кружочков —с румяными щёчками, наивными глазами и губами-вишенками и угловатым, чего скрывать, ароматным, почти-подростком с его гормональными всплесками и он же "лёд тронулся".
Может, я себе и придумала, но, по-моему, сказка написана в утешение и помощь мамам, чьи вчерашние феечки сегодня объявили, что решили стать ведьмами.
Иллюстрации Карла Кнота — визуальный восторг. Пол Кидби и Крис Риддел потеснились в моём пристрастном сердце. Как всегда, великолепное оформление - твёрдая обложка, тканевый переплёт, плотные страницы.
«Самые необычные факты о зиме и всём зимнем через призму науки, мифологии и литературы».
Издательство «Пешком в историю» порадовало необычным словарём всего зимнего. Казалось бы, зачем в стране, где некалендарная зима длится до обидного долго, читать о льдах, снегах и холоде, когда за окном то молочная белизна, то свинцовая серость? Но Книга холода, льда и снега определённо поможет если не полюбить зиму, то понять её точно. Не говоря о том, что на каждой странице, поверьте, вас ждут...
Издательство «Пешком в историю» порадовало необычным словарём всего зимнего. Казалось бы, зачем в стране, где некалендарная зима длится до обидного долго, читать о льдах, снегах и холоде, когда за окном то молочная белизна, то свинцовая серость? Но Книга холода, льда и снега определённо поможет если не полюбить зиму, то понять её точно. Не говоря о том, что на каждой странице, поверьте, вас ждут неожиданные открытия. Даже если вам кажется, что вы знаете о зиме всё.
В алфавитном порядке раскрываются разнообразные термины, упоминаются реальные исторические персонажи и мифологические тоже. Эта книга отвечает на массу не заданных ещё вопросов и в то же время порождает массу новых – хочется знать ещё больше о том, о чём и подумать не мог до того, как открыл эту зимнюю энциклопедию.
Обычно рассказывать про словарь – дело нехитрое. Что там объяснять? Вот определения, вот статьи, вот иллюстрации. Но здесь всё немного иначе. О чём эта книга? О мужественных полярниках? О наших представлениях о севере и холоде, реальных и мифических? О легендах и исторических фактах? О чём она поведает своему читателю?
Почему вода прозрачная, а снежинки белые. Как гонки военных патрулей стали популярным видом зимнего спорта. Где живут гипербореи (но это неточно). Кто такой криолофозавр. О чём мечтает честолюбивый полководец. Что случится в день Рагнарёка. Как связано проклятие египетской мумии и гибель «Титаника». Обо всём этом и о многом другом можно прочитать в небольшой, но ёмкой энциклопедии Екатерины Степаненко.
С одной стороны, совершенно очевидно, что каждый, кто взялся бы составить похожий словарь, использует свой персональный перечень зимних слов. Но чего не отнять у автора – каждая статья это не просто скупое объяснение предмета или явления, сжатая биография или биологическая справка.
Небольшие тексты представляются так, будто вся книга – снежный шар в руке Екатерины Степаненко. Она встряхнула его и в глицериновом поле взметнулись снежинки – множество фактов, связанных только темой – и то неявной. Это завораживает совершенно. В одном рассказе, скажем, о «Титанике», спешащем из Саутгемптона в свой последний рейс, причудливым образом сплетены печальные и жутенькие факты – залог успеха, особенно у малых сих.
Можно взять и рассказать по порядку, разбив статьи на категории, а можно встряхнуть шар и выплеснуть на страницы короткие истории заблуждений, удачных рекламных компаний, печальных экспедиций, сомнений и побед. Что любопытно – истории на любой вкус и возраст, поэтому я сомневаюсь с выбором аудитории. Есть трогательный утешительный рассказ для тех, кто верит в Деда Мороза. Уйма познавательного материала для всех, кого интересуют естественные науки (и точные тоже). Есть, чему успокоиться сердцу романтика. Есть даже, чему улыбнуться – главное, не лизать качели на морозе. Но и тут вам подскажут, как быть.
А яркие рисунки Поли Плавинской ни в коем случае не заглушают текст Екатерины Степаненко, но именно они создают нужное настроение: остроумные и очень симпатичные, на мой взгляд.
Словом, одна из тех книг, к которым сложно оставаться беспристрастным.
Джулия Хьюбери – новый для меня автор, а вот милые ироничные иллюстрации Кэролайн Педлер уже знакомы по книжке Кто боится монстров.
Вообще истории про панду нечасты в западной культуре, несмотря на популярность этих ужасно симпатичных медлительных мишек у детей и взрослых. Признаться, купилась на обложку и иллюстрации – они полностью оправдали ожидания, оказались невероятно приятными и милыми. Как раз то, что так любят малыши и дошкольники.
Впрочем, немудрящий сюжет с вечными...
Вообще истории про панду нечасты в западной культуре, несмотря на популярность этих ужасно симпатичных медлительных мишек у детей и взрослых. Признаться, купилась на обложку и иллюстрации – они полностью оправдали ожидания, оказались невероятно приятными и милыми. Как раз то, что так любят малыши и дошкольники.
Впрочем, немудрящий сюжет с вечными друзьями-противоположностями, неторопливым увальнем и шустрым непоседой, тоже оказался неплох. В конце концов, маленькие читатели с удовольствием узнают себя в персонажах, а это, пожалуй, один из главных моментов чтения – соотнести себя с главным героем и, возможно, однажды поступить также: например, выручить друга в беде.
Отдельное спасибо издательству Нигма за такие красивые книги в хорошем оформлении. Список возможных подарков друзьям с маленькими детьми пополнился.
Традиционная тема самого маленького в семье – беспомощного и очень упрямого. Совёнок упорно верит в себя, не сдаётся, не обращает внимания на насмешки старших и, конечно же, когда наступит Момент Истины, всё у него получится и сказка закончится хорошо.
Взрослым часто кажутся скучными такие схемы – оно и немудрено. Но ребёнку спокойнее в привычном мире стабильных вещей и процессов, это хорошо заметно, когда ваш малыш просит прочитать снова и снова одну и ту же сказку.
Поэтому не стоит...
Взрослым часто кажутся скучными такие схемы – оно и немудрено. Но ребёнку спокойнее в привычном мире стабильных вещей и процессов, это хорошо заметно, когда ваш малыш просит прочитать снова и снова одну и ту же сказку.
Поэтому не стоит ждать интриги от этой истории, её простоту с лихвой компенсирует хорошее оформление и симпатичные, нежные иллюстрации, выполненные в неярких тонах.
Ещё одна прилично переведённая добрая сказка в тонкой, но большой книге квадратного формата в твёрдом переплёте с плотными страницами. Подойдёт как для чтения на ночь, так и начинающему чтецу – текста немного, но есть что обсудить.
Мне очень нравятся такие изумительно оформленные книжки. Признаться, редкий случай, когда я прежде всего смотрю на иллюстрации.
Впрочем, содержание тоже заслуживает внимание. Малыш-медвежонок боится засыпать один. Понятно, что в темноте всё пугает, а под кроватью и вовсе могут поселиться монстры.
Старший брат, как может, пытается помочь маленькому преодолеть свои страхи. Заканчивается всё традиционным для малышовой книжки хэппи-эндом.
Стоит отметить качественное издание – твёрдая...
Впрочем, содержание тоже заслуживает внимание. Малыш-медвежонок боится засыпать один. Понятно, что в темноте всё пугает, а под кроватью и вовсе могут поселиться монстры.
Старший брат, как может, пытается помочь маленькому преодолеть свои страхи. Заканчивается всё традиционным для малышовой книжки хэппи-эндом.
Стоит отметить качественное издание – твёрдая обложка, плотные страницы, большой квадратный формат. И, конечно, рисунки – они прекрасные. Нежные, не без доброго юмора, яркие –но не режущие глаз, без излишней приторности.
Книга действительно симпатичная настолько, что долго радовала дочку, хотя она давно уже не в том возрасте, когда читают одну и ту же историю снова и снова.
Я тоже сегодня про любовь. У меня и книжка есть подходящая.
Хотя с этой самой любовью не без подвоха всегда. Даже у взрослых!
" Даже Пушкин вот тоже... Стихи писал. Потом влюбился. Стрелялся".
Ирина Лисова знает толк в историях первой любви. И если у вас дома томится печалью, изнывает от чувств-с и сложных отношений, шумно вздыхает и что-то бормочет под нос свежевылупившийся Ромео лет восьми-десяти, эта книга для него. Будет знать, что он не один. Пушкин вон тоже...
Кнышики – волшебные существа. Но радости и печали у них почти те же, что и у обыкновенных ребятишек. Наверное, это одна из причин, по которым книга Алёны Алексиной так понравилась моим детям.
Другие причины перечислять можно долго. Выделю основные, чтобы не растекаться мысью и не спойлерить.
Во-первых, несколько раз мы хохотали – громко и со вкусом, потому что находили общие черты между собой и героями. Дочку уже с первых глав переименовали в Фуфырлу, сына – в Кузлю, настолько верным было...
Другие причины перечислять можно долго. Выделю основные, чтобы не растекаться мысью и не спойлерить.
Во-первых, несколько раз мы хохотали – громко и со вкусом, потому что находили общие черты между собой и героями. Дочку уже с первых глав переименовали в Фуфырлу, сына – в Кузлю, настолько верным было попадание в образы.
Во-вторых, книгу мы читали друг другу вслух по очереди. Это не значит, что язык повествования примитивный – вовсе нет, но он достаточно прост и при этом увлекает, чтобы не очень уверенный читатель взялся за дело.
В-третьих, при всей кажущейся лёгкости, темы поднимаются непростые, иногда филососфские: то отношения друзья выясняют, то в семье появляется малыш и вот ты уже не Самая Младшая, то обидел кого-то ненароком и надо как-то вернуть расположение и доверие друга жизни. Словом, всё как в жизни, хотя и живут главные герои на дереве.
Стоит ли говорить, что мои дети, отличающиеся скепсисом и иногда даже цинизмом, свято уверовали в существование кнышиков и ходят присматриваются к цветущему миндалю – вдруг между веток мелькнёт рыжее пятно?
Не знаете, что почитать?