Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Шардик | +30 |
И не только Сэлинджер: десять опытов прочтения английской и американской литературы | +11 |
Это просто игра | +7 |
Авиатор | +4 |
«Авиатор» Водолазкина — уникально изданная книга. «Спасибо» — причём именно так, в кавычках, следует сказать издателям, которые решили прямо на обложке разместить достаточно большой спойлер. Так что, если вы лелеете в себе спойлерофобию, то заверните «Авиатора» в газетку, а заодно дальше не читайте мой отзыв, потому что мало ли что.
Спойлер в следующем, чтобы долго не гадать. Главный герой просыпается в больничке и ничего о себе не помнит, потом начинает потихоньку вспоминать (ага, снова...
Спойлер в следующем, чтобы долго не гадать. Главный герой просыпается в больничке и ничего о себе не помнит, потом начинает потихоньку вспоминать (ага, снова Эко! В «Лавре» был «Баудолино», а тут явно «Таинственное пламя царицы Лоаны»)… Вот только со временем какие-то несостыковки. В памяти у дяденьки начало XX века, а за окном уже вовсю кутит безалаберная постсоветская Россиюшка. Тут бы читатель долго гадал вместе с главным героем, что и как, как так получилось — злобные ли инопланетяне промыли его мозг; может быть, душа его вспоминает предыдущее перерождение; галлюцинирует ли он; начитался книжек… Да мало ли что там можно навыдумывать! Авиатор, в конце концов, — наверняка долетался. Упал темечком с небес о землю бренную, да и поехал умишком прямо во времена братьев Райт. Но обложка однозначно показывает, что именно произошло с бедным авиатором. Прикройте её, ради б-га. И аннотацию прикройте.
Теперь бугурт немножечко прошёл, так что пляшем дальше. Авиатор, как можно уже догадаться, с самолётами связан мало. Не летал, не служил, крылья из птичьих перьев на воске не создавал. Вообще, мы с вами, то бишь читатели, куда большие авиаторы, чем он. Парим над текстом, взираем сверху на связь времён, параллели и судьбы. Главный герой тоже так «парил» — над временем, ввинтившись в спираль прошлого и будущего. И эта его историческая память очень всех интересует. Бедного авиатора спрашивают, ну как там, что там было в начале века? Где великие события? Трогал ли ты Ленина за бороду, чувствовал ли запах революции, трепетало ли твоё сердце, когда валы истории крушили всё вокруг? А ему и рассказать-то нечего. Обычный день. Кажется, дождик моросил, на завтрак съел яичницу, чесалась левая нога. Все вздыхают разочарованно, эх ты, всё проспал. Можно подумать, мы сами сейчас чувствует шевеление великой истории, а она ведь постоянно бурлит, вот прямо сейчас, в новостях, за окном. Но мы об этом узнаем только через лет N-десят — из учебников истории.
Автор поднимает интересный вопрос, насколько является воспоминание реальностью. Или это всего лишь нейроны, которые можно потыкать палочкой, сфабриковать, сфальсифицировать, упаковать в баночку, как консервы. Что такое наша с вами память? Что такое память историческая? Если все будут говорить, что кошка белая, а она была чёрная, то какого цвета она будет для будущего?
Отличной приправой к авиаторству стал выбор места действия. Петербург — связь времён видна даже архитектурно, он существует слегка экстравагантно, вне времени, так что никто не будет в нём удивляться конному экипажу или булыжной мостовой. Впрочем, общий ритм жизни по Водолазкину всё-таки изменился. И не только ритм. Вот раньше деревья были больше, трава зеленее, а всё настоящее, хоть и нет такого слова в сравнительной степени в русском языке. Современная жизнь для главного героя похожа на безвкусный соевый «шоколадный» батончик, в котором от изначально заявленного шоколада остался лишь слабый отзвук вкуса. Слишком пресно, слишком утилитарно, слишком быстро. Нет смакования, наслаждения мелочами, всё бы только побыстрее, попроще, поэргономичнее что ли. Для контраста авиатору дана его современная жёнушка. Так как повествование идёт в форме дневников разных лиц, то мы можем и её глазами глянуть на ситуацию. Она не отрицательный персонаж, её прагматичность не является чем-то порицаемым. Скорее, автор сожалеет, что она не даёт современным людям воспарить в небеса, прижимая прочно тяжеленным якорем к материальному миру. У молодого поколения нет памяти, ни исторической, никакой, лишь мещанство и безвкусица. Зато попа в тепле.
Летающий по времени Робинзон Крузо, авиатор без крыльев, художник без кисти, всегда кто-то без… Главный герой оброс воспоминаниями, странными двойниками, окружён «летающими» фамилиями, даже окунулся немного в так активно всплывшую в современной русской литературе тему лагерей (ага, вновь Соловки, но уже скупо, нехотя, как и рассказывал бы, наверное, настоящий очевидец, которому хочется больше сохранить в памяти запах этой мягкой французской булки, а не вонь барака). Он действительно ровесник века, так что вопрос в итоге встаёт такой: если ты ровесник века, несёшь ли ты ответственность за него? Будешь ли ты виноват в том, что сохранил в памяти своей и для памяти потомкам мелочную ерунду — или что-то великое? Что вообще следует помнить: тяжёлый грохот колёс времени или симпатичную незнакомку в трамвае нумер три? Надеюсь, что с меня никто никогда не спросит чего-то подобного.
В цивилизованном и дисциплинированном логичном мире многое происходит по простым и понятным схемам. Например, занесла тебя нелёгкая в высокие горы, ты приложил руку к молодецкому рту и заорал, что есть моченьки. Сначала слышишь крик, потом эхо, а затем уже удовлетворённый этим естественным положением вещей идёшь домой кушать. У нас же зачастую даже в литературе виден тот особый русский путь, который так любят в юмористических монологах. Сначала мы "слышим" эхо и видим гигантского...
Те, кто знаком с "Обитателями холмов", могут ошибочно подумать, что для второго своего шедевра адамс использовал такую же схему. В первой книге взял кроликов, во второй — медведика, затем на их примере показал что-то чисто человеческое. Схема совсем не та. Кролики из "Обитателей холмов" хоть и не обладали антропоморфностью, как таковой, но социальное устройство и развитие общества у них было чисто человеческое. Так что в тот раз у Адамса получился учебник по истории цивилизации, на страницах которого много милых мохнатых ушек и усиков. В "Шардике" куда более сложная и густо замешанная задумка, так что и читать его в разы труднее. Охват тем и возможность сменить ракурс трактовки зато тоже расширились. Это уже не просто история чего-то (история религии, например, что первое приходит на ум), а плотное исследование культуры, литературы и взаимосвязи религии и общества. Причём религия здесь не какая-то конкретная, не христианство или индуизм, даже не тотемизм или идолопоклонничество. Религия здесь выступает в первозданном её виде, как чистая энергия, вдохновлённая такой же чистой энергией, которая подминает под себя мир, меняет его и меняется сама. Правда, здоровенный тотем-медведь в ней всё же есть, но по той простой причине, что это более наглядно. Проще поклоняться огромному опасному медведищу, который в нужный момент может внять твоим молитвам и накостылять врагу по шее, чем, например, банану. Хотя банан может вовремя упасть под ноги врага и сломать ему всё ту же шею, но портится он не в пример быстрее, чем мохнатое когтистое чудовище, так что его переход из физической категории поклонении в идеальные сферы был бы слишком быстр.
Жанр "Шардика" уловить очень трудно. Что-то тяжеловесное и эпичное пропитывает каждую страницу, беспощадный реализм может вдруг смениться тонкими аллюзиями на психологические глубины или даже лубочную мистику, а ты даже не заметишь, в какой момент \это произошло. Может и не надо жанр никакой улавливать, а просто позволить лодке повествования нести тебя вперёд, надеясь, что путь заканчивается не в медвежьей пасти. С другой стороны бояться нечего, потому что все возможные спойлеры текста уже есть у нас где-то в подкорке наряду с общими знаниями по истории культуры и архетипами. Всё же позволю себе частичный спойлер, так что закрывайте глазки все, кто по какой-то причине искренне думает, что в подобном эпосе сюжет действительно крайне важен и может быть заспойлерен. Закончится всё чистой достоевщиной и разрешением проблемы того, как может Бог допустить хоть одну слезинку ребёнка. Разрешением, само собой, уже не достоевского разлива.
"Шардик" — стопроцентно книга для перечитывания, потому что своего читателя она не жалеет, но и не давит специально. Чтобы её полюбить, надо не только много знать и прочесть, но и быть готовым отринуть множество читательских предубеждений. Но я не буду утверждать, что книга сложная или тяжёлая именно в этих однозначных терминах. Скорее, её ритм сильно далёк от торопливости, и не каждому придётся по душе.
Отдельное спасибо за хорошее издание, потому что я редко получаю удовольствие от русских вариантов обложки и прочих элементов оформления. Белая бумага, прочный переплёт (о да, это тоже уже редкость по нынешним временам!), все необходимые карты в начале книги. Ну и прелестная обложка. На превьюшках в Интернете её не очень видно, потому что "блескучий" медведь просто так с монитора блестеть не будет, но вживую смотрится стильно.
Легко любить благородного породистого пса, чья родословная простирается куда-то в далёкое прошлое, едва ли не к первым одомашненным волчьим мордам. Точеные линии фигуры, выверенные стандарты, приятные глазу, — настоящие фотомодели собачьего мира. Но всё же преданным и обаятельным прекрасным другом может стать и безродная дворняжка, помесь бульдога с носорогом, ни на кого не похожая и уникальная от кончика носа, до последней шерстинки лохматого хвоста. Я как-то видела такого уникального пса как...
В своих "литературных опытах" Аствацатуров не учит нас литературе, а показывает на собственном опыте (смотри, как я делаю!), что с её интерпретацией можно обходиться достаточно вольно и разнообразно, не погрязая навеки в университетских канонах трактовки. При этом каждый способ будет давать свои результаты, которые автор не подаёт как непреложную истину (о как бы поучиться этому многим критикам!), а как один из вариант находок, и честно предупреждает: зайдёте не в окно, как я, а с парадного входа или через заднюю дверь, так получите другой результат. Чаще всего "опыты" строятся по похожей структуре: баечно-жизненная иллюстрация, так похожая на любимые автором литературно-биографические опыты из "Людей в голом" или "Скунскамеры" (вечное существование в питерской полуобморочной атмосфере филологического гомункула, о да), затем постановка какого-то конкретного вопроса из творчества автора (вопроса небанального, но интересного и иногда очень мелкого, например, зачем Сэлинджеру в рассказах так много ружей, которые никогда не выстреливают?), исследование этого вопроса, вариант ответа и обязательная отмазка в конце, что это не истина в последней инстанции. Вопросы поднимаются действительно интересные даже о тех произведениях, которые многими изучены вдоль и поперёк, а уж копать Аствацатуров будь здоров — без преувеличения скажу, что он в современном филологическом пространстве, доступном для профанов, вроде обычных читателей, является самым мощным исследователем зарубежной англоязычной литературы, прекрасным обаятельным лектором и большим молодцом, да простит меня не менее прекрасная, но более академичная госпожа Каминская.
Кстати, кто слушал лекции Аствацатурова и боится, что потратит деньги зря, купив эту книжку, потому что он всё это слышал, то спешу успокоить: вопросы очень точечные и новые, хотя отдельные пересечения с уже много раз сказанным есть, но они фрагментарны и случайны. Хорошо и само издание с отличными картинками, вот только оно создаёт ложное впечатление, что это довольно большая книга. Не верьте, текста там совсем немного, он напечатан аршинными буквами с двухаршинным интервалом. Книга совсем небольшая — и это единственный её минус. Мог бы не жадничать господин Аствацатуров и поделиться своими находками с нами в большем количестве.
Наиль Измайлов после хорошего "Убыра" и вымученного "Убыра-2" долго-долго отнекивался от того, что пишет произведения для подростков. Дескать если говорится в книжке про подростков, то с чего бы она автоматически должна им предназначаться, а что тогда делать с "Обитателями холмов" Адамса или рассказами Бианки — зачитывать их исключительно громко вслух и в зоопарке? Наконец, терпение лопнуло и чисто по-маяковски нате — нате вам произведение про подростков и для...
Абзац домыслов: мне показалось, что автор пытался одновременно показать положительный пример поведения в трудной ситуации, вроде как нужно не бояться обращаться к родителям за помощью и так далее, но при этом не хотел давить излишней назидательностью, которая обычно сочится из каждого второго, если не первого подросткового произведения. В итоге вышло шаткое балансирование, потому что гармонию насильно не установишь. Впрочем, это я со своей подозрительной колокольни сужу и, повторюсь, домысливаю.
Огромный плюс повести в том, что она не отворачивается от современной детско-подростковой реальности. Смартфоны, гаджеты, ноутбуки, интернет и игровая зависимость — всё это есть, но описано не с точки зрения занудного взрослого, у которого трава была зеленее, в библиотеку надо было ходить на другой конец города и вообще я в твои годы с улицы не вылазил, не то что ты со своими бесовскими ляктрическими штуками. Измайлов вообще хорошо изучил фактическую сторону вопроса, тем более, что помимо гаджетов в повествовании появляется такая сугубо специализированная штука, как конкур. Тоже, кстати, весьма знаково — ведь помимо тысяч и тысяч подростков, сидящих на оптоволоконной (ну ладно, юродствую ради красного словца, давно уже везде вай-фай) игле, есть и те, кто с гаджетами связан постольку-поскольку, перенеся свои интересы в более реальный мир. Хобби бывают разные, и не все вязнут в электронной паутине и игровой реальности. В общем-то, на эту мысль книжка и наталкивает читателя-подростка: игры это не так плохо, пока не занимают всё твоё время, но ведь есть ещё огромное количество других интересных штук вокруг тебя, почему бы их тоже не попробовать?
Сюжет повести прямой и чёткий: девочка А, мальчик Б, нет-нет, никакой любовной линии, разве что на самом краешке сознания для особо заинтересованных в этом читателей, которые при желании додумают её везде, но целоваться с человеком другого пола для целевой аудитории книжки всё ещё должно быть немножко фу напоказ и разве что где-то в сокрытых жарким румянцем мечтах. Мальчик Б хватил через край и, соответственно, получил от мировых законов сопротивления, влип по полной. Девочка А попыталась его спасти, но сама попалась, так что разгребать мальчику Б последствия своего максимализма и разгребать, чем он всю книгу и занимается. Побочная линия – приключения самой девочки А в "Стране Чудес", которая не очень-то и чудесная. С другой стороны, и девочка А уже не совсем девочка, не подумайте только ничего пошлого. В общем, движуха в действии и есть чего почитать, диалоги не затянуты и не бессмысленны, а что ещё нужно для подростковой приключенческой книжки?
Понравилось то, что Наиль Измайлов очень тонко чувствует различия в мальчуковом и девчачьем мире, не сводя их к противным стереотипам, но при этом показывая, что мир шебутного подростка до определённого момента не слишком-то по гендеру и различается, передвинуть пару условий взросления – и разницы не будет вовсе. Для толерантности и справедливости — настоящая услада, тем более, что линдгреновские персонажи-живчики подтвердили это давным-давно.
Не понравился, пожалуй, провис ближе к концу повести, когда персонажи как-то почти одновременно замерли в ожидании чего-то. Движения, конечно, были, но по сравнению с остальной динамичной частью смотрелись, как обязательное заполнение сюжета или потягушки кота за хвост, что для такого маленького объёма текста обидно. Текст, кстати, и правда маленький. Поэтому очень приятно, что его не поленились качественно издать, пусть обложка и весьма на любителя (мне вот не нравится, зато сама текстура хороша, а нестандартный размер заставляет постоянно обращать на неё внимание). Для своей целевой аудитории, как по мне, так самое то — есть за что зацепиться по интересам, есть возможности примерить на себя "шкурки" героев, но нет снисходительного отношения автора к своим несовершеннолетним читателям, что по нынешним временам тоже плюс.
Не знаете, что почитать?