Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Обитель | +73 |
Ненастье | +23 |
Совсем другое время | +20 |
Лев Толстой. "Пророк без чести". Хроника катастрофы | +17 |
Преступление и наказание | +17 |
Аллюзия на Достоевского (как уже заметил один из рецензентов) - действительно весьма характерна. Только сны героя - одна из интереснейших составляющих романа - чего стоят. И, (как заметил тот же рецензент), Генрих, действительно, своего рода Раскольников, (или Иван Карамазов) наоборот: герой Достоевского без рефлексии и всякого христианского покаяния за свои проступки.
Но, (если уж разговор пошел об аналогиях) , не менее интересна и другая(-ие) аллюзия (-ии) , возникающие по ходу...
Но, (если уж разговор пошел об аналогиях) , не менее интересна и другая(-ие) аллюзия (-ии) , возникающие по ходу прочтения романа. На выход за рамки общепринятой морали Генриха (помимо ницшеанского сверхчеловеческого и "падающего подтолкни") приводит, по сути, то же самое, что вытолкнуло на скользкий путь У.Уайта из великого (без преувеличения) сериала "Во все тяжкие". Однако, в отличие от Уолтера, Генрих довольствуется гораздо меньшим масштабом совершаемых им преступлений. В этом он и его малолетняя подруга скорее ближе к героям "Криминального чтива" Ринго (тыковке) и Иоланде (сладкой зайке), незадачливым грабителям кафе.
Помимо прочего, по ходу чтения, в голову приходят и "Бонни и Клайд" и Дарден с Сингер из "Бойцовского клуба" Паланика и даже Пелевин со своим ротанусом, (в том месте, где герой Лимонова рассуждает о том, что обыкновенный человек это рот и жопа для переработки того, что попало в рот).
Но, совершенно не зависимо от всего вышеперечисленного, книга Лимонова, пускай и вызывает много вопросов, но парадоксальным образом совершенно самостоятельна и интересна. Возможно, все дело в том, что она (что бы не утверждали некоторые рецензенты) - все-таки безусловно биографична.
История Лимонова в разрезе становления, эволюции и конца(?) его партии вышла примечательной и по настоящему интересной.
В целом очень не плохая популяризирующая творческое наследие Гераклита книжка. Но...Александр Марков (составитель и переводчик?) данного сборника по-настоящему удивил финалом своей вступительной статьи, в котором он совершенно уверенно, не подлежащим сомнению тоном утверждает, что Гераклита (плачущего и темного Гераклита) безусловно и лучше всех поймут люди, подписанные на стриминговые платформы, люди, развивающие умный дом, люди, которые разбирются в современных музыкальных, модных течениях и...
Словом, теперь стало окончательно понятно, почему даже Сократ не до конца понял и уяснил для себя учение Гераклита.
Но, если серьезно, выстроенные Александром странные взаимосвязи и не менее странные логические цепочки его умозаключений - чуть более, чем не жизнеспособны..
Антисоветская пошлость, не более...Иванов категорически разошелся с тем, что делает писателя настоящим. Он утратил нерв и почву, которые его питали и взращивали, а зря.
"Что сказал бы Генри Миллер..." - именно в этом названии узнал её я. Наверное, не в последнюю очередь благодаря ее названию и имени Генри в ее заглавии. Книга забавная. Иногда излишне раздражающая. Иногда - откровенно инфантильная. Но...парадоксально-любопытная. Автор - явный псевдоинтеллектуал с ярко-выраженной любовью к битлам, выпивке, и кино. Гилмору, при всем его старании, явно не хватает философской глубины и эту нехватку он старательно компенсирует историей...
"Философы в действии" - это замечательный, концептуальный юмор и демонстрация великолепного понимания сути того или иного философа и его философских (и не очень) идей. Эта книга (конечно, если не захлебнетесь от смеха) способна обеспечить читателю немало приятных минут в плавании по великому Океану философии.
К качеству издания - претензий нет. К содержанию...Прилепин написал очень личную книжку и лично ему - она удалась. Есенин, в ней, абсолютно прилепинский - удачливый, расчетливый, хамоватый и бесконечно везучий. Словом - очень литературный, будто выдуманный. Особенно в первой трети книги. Далее, сквозь текст, временами прорастают живые кровь и плоть настоящего человека. Есенин все больше пьет, буянит, сходит с ума, снова пьет. А в самом конце Захар и вовсе особенно убедителен. Есенину...
Талантливый иллюстратор - это очень важно. Именно поэтому (во многом - именно поэтому) - советская детская и юношеская (да и не только!) книга - покоряла сердце читателя.
Нет, я не преумаляю значение текста, его роль действительно чрезвычайно велика, и, вне всякого сомнения - первостепенна, но первое впечатление от книги получаешь едва взяв ее в руки.
Ранний Пелевин, это - пустота, исполненная смысла, поздний - бессмыслица, наполненная пустотой.
И не важно - живой это автор, или коллективное бессознательное лит. негров. Москвичей испортил квартирный вопрос, а лит. издателей - погоня за баблосом.
Умная, талантливая и прекрасная эссеистика. Не со всем можно и нужно в ней соглашаться. Иметь собственную точку зрения - это нормально. Но Захар безусловный мастер слова. Едкого, колкого, и очень талантливого и литературного.
Не ищите в Ясперсе никаких откровений. Ясперс - ровен, спокоен, филистерски самоуверен и буржуазно обтекаем.
Ясперс - это не Лев Шестов, не Паскаль, не Кьеркегор и даже не Сартр. Ясперс - это всего лишь Ясперс.
"Великие философы" - просто ликбез, который топчется около философии каждого из рассматриваемых персоналий,пытаясь разгадать суть каждого, глядя только на его отражение..
Вполне "читабельная", но далеко не самая сильная пьеса Сартра. Пьесу губит излишняя простота. Герои настолько предсказуемы, их диалоги настолько второстепенны, а действие настолько лишено всякой интриги, что иногда складывается странное ощущение какой-то сырой недоделанности, своего рода вторичности по отношению, например, к "Стене", "За закрытыми дверями", "Грязными руками" - того же Сартра.
Щепотка Кустурицы, горстка Моники Беллуччи, кусочек ночной трассы и шоколадка - вкусно? Нет! Бесконечное самолюбование и запредельный нарциссизм. "главного героя" отбивают всякий аппетит.
Чтобы писать о войне нужно быть Курочкиным, Некрасовым, Бондаревым, Быковым, Астафьевым.
Иными словами - нужно быть всамделишным, настоящим.Тогда может быть будет о чем писать, если пытаешься писать о войне.
Эта книга была куплена, а потом долго стояла нечитанной, где-то на полке, зарастая ленивой пылью человеческого забвения. Так долго, что я почти забыл о ее существовании. Но вот, в очередной раз пробегая мимо, что-то заставило меня остановиться и рука сама потянулась к этой книге. Открыл и пропал на три дня.Читал, перечитывал, обдумывал и додумывал.
Состоящая из бесконечных метафор, разговоров, женщин, дороги. Языческая по сути и христианская по существу - книжка заставила переживать давно...
Состоящая из бесконечных метафор, разговоров, женщин, дороги. Языческая по сути и христианская по существу - книжка заставила переживать давно забытое книжное удивление.
Я читал и думал: ну когда оно кончится, это книжное волшебство, ну ведь не может оно продолжаться, ну чтобы до последней страницы. А оно смогло.
Великолепный Вуди Аллен, прекрасная полиграфия, замечательные фото, чуть более чем средний текст и чудовищное, просто запредельное количество опечаток.
Этой книге пошло бы на пользу всякое исключение из нее текста. (Тем более при такой безобразной редактуре!) Хватило бы только фотографий Вуди.
Наименее литературное - в художественном смысле - произведение братьев Стругацких. В некотором роде - это антиутопия, в некотором - попытка философского рассуждения о будущем человеке и о его духовных качествах в мире материального изобилия. Точнее всего, "ХВВ" определяет инкорпорированная в них цитата из "БК": "Понимая свободу как приумножение и скорое утоление потребностей искажают природу свою, ибо зарождают в себе много бессмысленных и глупых желаний, привычек и...
Перед нами незнайкин "остров дураков", мир искусственного изобилия, где "Все (...) для блага народа. Веселись, Страна Дураков, и не о чем не думай!..."
Действительно, здесь: "Дурака лелеют, дурака заботливо взращивают, дурака удобряют, и не видно этому конца… Дурак стал нормой, еще немного — и дурак станет идеалом, и доктора философии заведут вокруг него восторженные хороводы. А газеты водят хороводы уже сейчас. Ах, какой ты у нас славный, дурак! Ах, какой ты бодрый и здоровый, дурак! Ах, какой ты оптимистичный, дурак, и какой ты, дурак, умный, какое у тебя тонкое чувство юмора, и как ты ловко решаешь кроссворды!.. Ты, главное, только не волнуйся, дурак, все так хорошо, все так отлично, и наука к твоим услугам, дурак, и литература, чтобы тебе было весело, дурак, и ни о чем не надо думать…"
И, несмотря на заявление авторов в послесловии, о том, что "Мир Полудня, скорее всего, недостижим, (а) мир «1984», слава богу, остался уже, пожалуй, позади" - с чем лично я не согласен, ибо многое из того, что Оруэлл описал в своих произведениях успешно воплощено в окружающей нас действительности, - "мир «хищных вещей» — это, похоже, как раз то, что ждёт нас «за поворотом, в глубине». И надо быть к этому готовым".
Главный вопрос Канта – вопрос о человеке, а точнее: «Что такое человек?»
Достоевский уже в юном возрасте, в письме брату Михаилу определил для себя, что: «Человек есть тайна. Её надо разгадать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком»
Горький пытался возвести человека на пьедестал, написав что: «Че-ло-век! Это - великолепно! Это звучит... гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть... не унижать его...
Достоевский уже в юном возрасте, в письме брату Михаилу определил для себя, что: «Человек есть тайна. Её надо разгадать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком»
Горький пытался возвести человека на пьедестал, написав что: «Че-ло-век! Это - великолепно! Это звучит... гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть... не унижать его жалостью... уважать надо!»
А кумир Горького, Ницше, напротив, утверждал: «Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?»
И : «Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель».
Что же такое в самом деле человек, если из века в век с нами повторяются одни и те же истории? Как по-вашему, Захар?
И бог-отец уже надиктовал новую книжку, и бога-сына уже принесли в жертву те, кого он пытался спасти - но...Самое большое разочарование. (И это после того, как очаровался первыми 100 с. электронной версии, выкупил бумажную и написал положительный отзыв...)
Паланик написал гимн толерантности, феминизму и пр. хрени, ставшей основновой аксиологической западной парадигмы.
Блэктопия - аля Ваканда от Марвел, гейтопия - аля история служанки и пр. история кастрированного белого братства.
На фиг...
Паланик написал гимн толерантности, феминизму и пр. хрени, ставшей основновой аксиологической западной парадигмы.
Блэктопия - аля Ваканда от Марвел, гейтопия - аля история служанки и пр. история кастрированного белого братства.
На фиг этого любителя комиксов, сериалов и толерантного ада. С этих пор он исключен из бойцовского клуба.
Самое прекрасное, что есть в "Траве забвения" - главы, посвященные Владимиру Владимировичу Маяковскому. Не главы даже, а главки. Маленькие, но удивительно содержательные. С трагической ноткой последних дней Великого поэта.
А Бунин (которому посвящена большая часть "Травы...") дико раздражал, даже злил.
Пелевин - автор удобный, как для читателя, так и для издателя. Для первого - он понятен, привычен, разношен, как старые домашние тапки. Пара-тройка едких метафор о действительности, немножко квази-буддизма и пр. как бы философии - от которой до сих пор сходят с ума пубертатные подростки и впечатлительные барышни, ну и, конечно, пресловутая осенне- конвеерная стабильность выхода очередной книжки. Для издателя же Пелевин - бренд, стабильно приносящий копеечку в издательскую копилку, который...
Как бы то ни было глиняный пулемет Чапаева давно разучился стрелять пустотой. То ли патроны у Петьки уже не те, то ли лисичка И-Хули так хвостиком махнула. А может быть настоящие книжки не имеют ничего общего с фабричным методом производства.
Отличная книжка. Но ...Для понимания эпохи в целом всегда очень важен контекст в котором она существует. А не только те, или иные проявления внутри этого контекста. Тогда тема раскроется чуть более полно.
Читаешь эти короткие, остроумные, ощетинившиеся колючей бородой саркастические заметки и дышится легче. Будто комок налипшей от времени грязи с души отвалился.
И водки с огурцом, и опроститься, и по лесу зимнему прогуляться, и жить дальше... хочется.
Неожиданно очень хорошо. Больше и писать нечего. Единственный существенный недостаток - цена, которая сама по себе вобщем-то оправдана (качество проделанной работы и оформление книги того стоят), но автоматически сужает круг читателей до некоторого минимума, ибо не каждый любитель словесности может позволить себе подобные траты.
Пелевин, лично для меня, закончился после "Чапаева..." и "Священной книги...", дальше все читалось скорее в силу привычки, пролетая и, что называется, не оставляя по себе...Нет, иногда, безусловно, что-то нравилось, но местами и очень-очень выборочными. А в основном...
Пара-тройка удачных метафор в контексте десятка раз пережеванных идей, бледные персонажи, не особо внятные сюжетные перипетии - вот и все, что можно было почерпнуть в очередной книжке.
Но после эскапады...
Пара-тройка удачных метафор в контексте десятка раз пережеванных идей, бледные персонажи, не особо внятные сюжетные перипетии - вот и все, что можно было почерпнуть в очередной книжке.
Но после эскапады г-на Шкадаревича - дико захотелось прочитать новую книгу Олеговича. Если от этого текста, от одного с ним соприкосновения только, не от прочтения даже, человека вштыривает круче чем Вавилена Татарского от грибов - текст однозначно должен быть прочитан.
П.С. Оскорбляться норовит,нынче, каждый индивид...
П.П.С. Если головой о книжку биться,плакать, что она не открывается, можно, потихоньку...оскорбиться...как это в народе называется.))))))
Книга по-своему хороша, но заявленному заглавию не соответствует. О Ницше там почти ничего. Исходя из контекста логичнее было бы озаглавить текст "мой Рильке..." Или даже "Я - Лу Саломе".
Хотя имя Ницше - безусловная приманка для заинтересованного читателя. Название справляется с пиар-функцией на ура. Книга была куплена мной именно в контексте моего интереса к Ницше.
Хотите знать о том как Саломе относится к философу Ницше? Читайте ее же, гораздо менее объемный очерк...
Хотя имя Ницше - безусловная приманка для заинтересованного читателя. Название справляется с пиар-функцией на ура. Книга была куплена мной именно в контексте моего интереса к Ницше.
Хотите знать о том как Саломе относится к философу Ницше? Читайте ее же, гораздо менее объемный очерк "Фридрих Ницше в зеркале его творчества"
Но, повторюсь, книга по-своему хороша.
В сущности своей, роман Мелвилла - великолепная, умная и очень философская притча. Увлекающая, обволакивающая, затягивающая в свое нутро.
"Пекод" и море, Ахав и Белый Кит, пленяющая веревка линя и воздух свободы - все это о человеке и про человека.
" Сила Ночи, Сила Дня. Одинакова х...я",
у масонов и чк - одинаковы бока,
либерал и патриот - одинаков идиот.
Вполне себе традиционный такой Пелевин.
XIX век России - феноменален, грандиозен и настолько необъятен по своему вертикальному и горизонтальному размаху, что перекрестие это, в котором сошлись все основания русской культуры, поневоле заставляет предполагать, что вся история России до - была нужна, чтобы феномен XIX века в России состоялся, а вся история России после - нужна лишь для того, чтобы осмыслить и переосмыслить культурное наследие XIX века.
Книга-мозаика,книга-лоскутное одеяло. Книга, которая по мере прочтения порождает целый ряд ассоциаций - от кинематографических до литературных. ( и "Бенджамин Баттон" вспоминается и "Замороженный" Вуди Аллена и "Идиократия" и "Цветы для Элджернона" и,конечно, ,- Солженицын, Шаламов и... Прилепин.) Сравнения с "Обителью" были неизбежны априори. Роман Прилепина еще обсуждать не перестали,а тут опять современный писатель и на ту же тему. Но...
Кроме прочего - роман великолепно оформлен.
Добрый день. У Льва Николаевича была Софья Андреевна. Она любила рожать детей, переписывать "Войну и мир" и лазить под обивку кресла мужа в поисках "Дьявола". А у Достоевского тоже была жена. Она любила мужа и "Дьявола" не искала, - а зачем, когда "Бесы" и без того в семье имеются. Иногда правда нет-нет да и уничтожит в седцах Анна Григорьевна записку стародавнюю от Аплинарии какой-то, но это так - пустяки, - житейское дело, как говорится.
Завидовал...
Завидовал бывало Толстой Достоевскому, а Достоевский никому не завидовал-он чай любил.
А у писателя Водолазкина как?
Столбова - это Столбова. Маркес - это Маркес! Прекрасное сочеание!
Океан вина, море виски, озеро пива, лес сигарет, красивая женщина, несколько иллюстраций о войне, куча зарисовок из гостиниц и всевозможных кабаков, немного трагедии, несколько разговоров о религии, нескончаемый кэш, неторопливость повествования. В этом весь Хэм. Но читать одно удовольствие.
Варламов пишет о своих давних знакомцах. Тут вам и Пришвин, выступающий как эрзац Розанова, и сам Розанов, и чудесник-магнетизер Грин, со своими алыми парусами и склонностью к алкоголю, и Распутин, и Алексей Толстой , и цитаты из Достоевского, и мистика , и Ницше, и мировая война, и русская революция.
В этом многообразии и многоголосице, лично мне чего-то все-таки не хватило. А может быть я просто не согласен интерпретировать личность Распутина и уж тем более Ницше подобным образом. Да и...
В этом многообразии и многоголосице, лично мне чего-то все-таки не хватило. А может быть я просто не согласен интерпретировать личность Распутина и уж тем более Ницше подобным образом. Да и Розанов выведен, скажем прямо, не самым положительным героем, в отличие от того же Распутина.
Но прочитал книгу, тем не менее, с огромным интересом и не скрываемым удовольствием.
Я люблю писателя Иванова. Я очень люблю писателя Иванова. Но писать так нельзя. Книга откровенно слабая. С целым ворохом ляпов, ошибок и неточностей. С пустыми, картонными, безжизненными героями, которые и не герои даже, а так, персонажи комикса (комикса с невероятным количеством страниц), такие же безжизненные, бессмысленные и плоские.
Таким героям невозможно сострадать, невозможно сопереживать. Они не настоящие, они картонные, нарисованные. При чем, нарисованы они на коробке из под обуви,...
Таким героям невозможно сострадать, невозможно сопереживать. Они не настоящие, они картонные, нарисованные. При чем, нарисованы они на коробке из под обуви, серыми красками.
Выбросил и забыл. Жаль.
Острая, живая, горячая публицистика Прилепина . Она не оставляет равнодушным, отзывается внутри, будит мысль, будоражит сознание, заставляет вскипать кровь. Кто мы на Нашей земле? Для чего мы здесь? Эта книга берет за горло, и потряхивает сначала легко и нежно, а потом все сильнее, словно пытается пытается разбудить. Просыпайтесь, просыпайтесь, а то все проспим.
Недавно, довелось прочитать у А. Иванова (замечательного русского, современного писателя!) следующее: "Я - заявил Иванов, отвечая на вопрос одного читателя о его (Иванова) молчании, по поводу происходящих в мире событий - писатель, а не блогер".
Ну и зря! Иванов стоит того, чтобы читать его чаще. И потом - блог это живая реакция на происходящее. В свое время, блогером был, например, Достоевский (а что его "Дневники писателя" тогда вообще такое?) и ничего предосудительного...
Ну и зря! Иванов стоит того, чтобы читать его чаще. И потом - блог это живая реакция на происходящее. В свое время, блогером был, например, Достоевский (а что его "Дневники писателя" тогда вообще такое?) и ничего предосудительного в этом не было.
"...бурлаки" Прилепина - ничто иное, как его интернет эссе, блогерские записи, перенесенные на бумагу. И поверьте, они стоят того, чтобы их прочесть. Прилепин пишет горячо, искренне, остроумно, обо всем. Читайте Прилепина. Это Писатель с большой буквы "П"!
Лагерквист - это великолепное чтиво. Хороший сборник. Особенно прекрасны - "Сивилла" и "Смерть Агасфера". По сути - обе истории-одна история. Они продолжают и некоторым образом даже дополняют друг друга. Христианский и языческий миф, словно в зеркале, отражаются один в другом. Один - уже почти умерший, другой - едва появившийся в мире.
Вечный жид и пифия - люди и боги.
Именно в этом сборнике - очень не хватает "Вараввы", того же Лагерквиста.
По мере прочтения, мысль о параллелях с Достоевским ("подпольный человек" и Раскольников)становилась все более навязчивой, и не только с ним, Стриндберг также очевидно лез в голову (Фальк из "Красной комнаты")..
Герой добровольно замыкается в собственном подполье, не выдержав несбыточности своей мечты, своего выхода "в Наполеоны". Нет, он не пытается убить старушку-процентщицу - он всего лишь пытается писать стихи и жить литературным трудом, но срывается с...
Герой добровольно замыкается в собственном подполье, не выдержав несбыточности своей мечты, своего выхода "в Наполеоны". Нет, он не пытается убить старушку-процентщицу - он всего лишь пытается писать стихи и жить литературным трудом, но срывается с намеченного пути и уверив себя, что не выдержал своего испытания, а следовательно является "дрожащей тварью" и не более того - пытается совершить побег в небытие, растворив себя в самоуничижении и самоуничтожении..
Но, словно Фальк, срывается обратно, туда, в столь презираемое им общество "фикуса", т.е. мещанства и обычной жизни серединного обывателя, которую олицетворяет собой вышеобозначенное растение.
Ломоносов, при всех его огромных талантах и заслугах в области физики, химии и пр. буквально создал создал русский язык , осуществив реформу его грамматики, введя классификации наречий и диалектов. Но, что самое важное, Ломоносов реформировал систему стихосложения, что, в конечном итоге, имело основополагающее значение для всей русской литературы.
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Сплошь, сангвиники, или холерики,
- все читать обожают Лимерики.
Даже грешников глотки, на большой сковородке,
В смехе рвутся, почти, до истерики.
***
Если юноша ходит во дворике,
И ворует в сарае топорики,
Дайте Лира ему, научите уму,
Ведь старушка с сестрою не Йорики.
Лир - удивительный и уникальный антидепрессант. Принимать небольшими(и большими!) дозами в периоды помрачения настроения и утраты остатков оптимизма в обязательном порядке.
Английская религиозная проза - замечательное явление в литературе. И Честертон занимает в ней основополагающее место, наряду с такими корифеями жанра, как Льюис, Толкин и Грэм Грин.
Еще Шестов заметил, что по сути своей, весь Достоевский уже выражен в его "Записках..." "Мертвый дом" и "Подполье" - квинтэссенция творчества Достоевского, в них уже все основные идеи писателя, которые получают свое развитие во всех его последующих романах.
Герой подполья - это протест, протест против мира разума и логики, на основаниях которых зиждется человеческий мир, протест против дважды-два, протест против любого "муравейника" и...
Герой подполья - это протест, протест против мира разума и логики, на основаниях которых зиждется человеческий мир, протест против дважды-два, протест против любого "муравейника" и "хрустального дворца", как способах устроения человеческого сообщества и, в конечном итоге, протест против попытки человека обустроится на земле без Бога.
Подпольный - отнюдь не мерзавец, он пытается противопоставить себя миру, для того, чтобы сохранить за собой право на противоположную общепринятой точку зрения. Он словно пытается убежать из платоновской пещеры, обрести тот угол зрения под которым становится возможным увидеть то, что мир общепринятого разума - мир теней, морок, иллюзия.
Он, подобно Тертуллиану, заявляет, что общепринятый мир не имеет ничего общего с миром истинным, лежащим за пределом "всемства", в сфере иррационального и абсурда.
Подпольный противостоит Аристотелю, но и платоновскому Сократу, которые не видели несчастья более худшего, чем лишиться разума.
Сам подпольный характеризует себя человеком "плохим", "злым", "больным", но не сам ли Федор Михайлович писал в своих дневниках: "Да, меня называют больным. Но болезнь моя здоровее ихнего здоровья".
Шестов - один из самых оригинальных, удивительных, своеобразных русских мыслителей.
Пишет всегда о трагедии, а получается нечто музыкальное, тонкое, певучее и глубокое, и необъятное, и теплое - не читаешь, а пьешь, и еще хочется - как у Розанова, как у Достоевского, как у Толстого.
Шестов, говорил: "Достоевский, бесспорно, один из самых замечательных, но вместе с тем один из самых трудных представителей не только русской, но и всемирной литературы. И не только трудный, но еще и мучительный". Михайловский называл Достоевского — «Жестокий талант». О нем писали и спорили самые выдающиеся мыслители: Бердяев, Розанов, Камю, Гессе, К. Леонтьев, Н. Лосский, Мережковский, Кудрявцев, Карякин и еще сотни и сотни других.
Но самое, на мой взгляд, удачное высказывание о...
Но самое, на мой взгляд, удачное высказывание о Достоевском, принадлежит И. Анненcкому, который сказал буквально следующее: "Читайте Достоевского, любите Достоевского, - если можете, а не можете, браните Достоевского, но читайте... по возможности только его."
Акутагава - великий рассказчик, наряду с Борхесом, Эдгаром По, Буниным. Больше, или меньше - говорить бессмысленно. Да и незачем, ибо перефразируя расхожую фразу: иногда лучше читать, чем говорить.
Безотносительно к содержанию (пусть и не совсем!), но...По-моему книга просто потрясающе проиллюстрирована и художник, так замечательно ухвативший суть героев, заслуживает отдельной благодарности: спасибо ему огромное!
Одна из лучших в своем жанре. Книга-исследование, книга-исповедь,книга-объяснение в любви. Разорванность повествования, множество тем, куча мыслей-лоскутков - ткут одеяло того самого(по собственному выражению Карякина) облета, благодаря которому может получиться по-настоящему панорамный взгляд на Ф.М. Достоевского и его (и не только его) творчество.
Так уж совпало, что "Силу и славу" Грэма Грина я открыл для себя практически одновременно с "Голгофой" Джона Майкла МакДоны. Книга и фильм - разные по форме - оказались удивительно похожи по своей сущности, по своему контексту. И там и там - в центре повествования долг служения, долг священника и, в конечном итоге, необходимость искреннего следования своему предназначению.
Кроме прочего, Грэм Грин подтверждает своим творчеством удивительную ориентацию английских писателей...
Кроме прочего, Грэм Грин подтверждает своим творчеством удивительную ориентацию английских писателей безусловно не всех, но многих!) на христианскую проблематику: Честертон,Толкин, Льюис, и современная нам Джоан Роулинг - основным лейтмотивом своего творчества сделали именно ее.
Водолазкин соблюдает традицию, в том смысле, что он верен постулатам своего учителя Лихачева, - времени нет. Точнее есть, но это "совсем другое время": всеобъемлющее, цельное, и посредством этой целостности, лишенное дискретности и привычного детерминизма. Своеобразное и вечное здесь и сейчас, протяженное настоящее, в котором все и вся существуют одновременно. Время у Водолазкина созвучно пониманию времени у Св.Августина.
Помимо прочего автор традиционен и в смысле великолепного...
Помимо прочего автор традиционен и в смысле великолепного русского языка, упакованного в замечательную стилистику.
Комментировать Достоевского - занятие неблагодарное, ибо Достоевский ни в чьих комментариях не нуждается. Хотя, если Достоевского комментирует по настоящему талантливый человек, например, Юрий Буйда, в романе "Вор, шпион и убийца", то комментарий выглядит уместно: "Мы заговорили о Достоевском — в тот раз у меня с собой были “Братья Карамазовы”, и Мила сказала:
— Он весь — в суффиксах. Его речь скачет, шипит, шкворчит, чирикает, юродствует, виляет хвостиками — маточка,...
— Он весь — в суффиксах. Его речь скачет, шипит, шкворчит, чирикает, юродствует, виляет хвостиками — маточка, поганейший, голубчик, дружочек, Грушенька... Аграфену Александровну Достоевский, конечно же, прекрасно понимал и любить не мог, а вот Грушеньку — Грушеньку за щекой носил...
Мне и в голову не приходило, что на Достоевского можно взглянуть и с этой стороны."
"Мэбэт" часто пытаются сравнивать с "Лавром" Водолазкина, но как по мне, так это абсолютно самостоятельные и независимые друг от друга произведения, похожие разве что тем, что написаны оч. талантливыми и яркими современными авторами на замечательном русском языке!
Каждый выбирает себе свой "Дом": все мы - золотые рыбки в аквариуме.
Книга "пробирает" до дрожи . В один прекрасный момент перестаешь осознавать физическую неполноценность героев происходящих событий и пытаешься растянуть процесс чтения до того максимума, который единственно возможен.
Книгу не читаешь - в ней живешь. Автор - чудо!
Жунгли - это "Сто лет одиночества" по русски. Все истории переплетаются в одну историю, все герои проростают через друг-друга, сплетаются корнями и ветками, вырастая в удивительное и печальное дерево человеческих судеб, суть которых - одна судьба, судьба человека пригвожденного к земле, но не переставшего мечтать о небе.
Герои жунглей, словно персонажи Сартра, стоят у стены, на которой огненными буквами выжжена надпись: "Кого Я люблю, того Я обличаю и наказываю."; они...
Герои жунглей, словно персонажи Сартра, стоят у стены, на которой огненными буквами выжжена надпись: "Кого Я люблю, того Я обличаю и наказываю."; они знают, или уже предчувствуют свою трагическую, по человеческим меркам, судьбу, но. подобно Ветхозаветному Иову, не сдаются и шепчут: "Видишь, вот Он убивает меня, но я продолжаю надеяться..."
Суть выражена автором в последнем эссе книги - "икона и зеркало". Буйда - уникальный и великолепный подражатель и стилист.
И в контекте этого понимания - становятся абсолютно не важны имена авторов и названия художественных текстов, которые всплывают в памяти по ходу прочтения "Послания..." - но только пространство текста и его смыслов у Буйды.
Помимо прочего: книга прекрасно издана и переплетена.
Водолазкин великолепно владеет языком, смешивая всё и вся в какую-то удивительную языковую композицию:древнерусская речь перемежается современными языковыми оборотами и это выглядит органично и не вызывает отторжения.
Помимо языка, в романе, тесно переплетаются: время. религиозные конфессии, христианство и язычество. Этому смешению подверженно все, в том числе главный герой повествования.
Он проживает четыре жизни, меняет четыре имени, и в этих прожитых судьбах угадываются Великие русские...
Помимо языка, в романе, тесно переплетаются: время. религиозные конфессии, христианство и язычество. Этому смешению подверженно все, в том числе главный герой повествования.
Он проживает четыре жизни, меняет четыре имени, и в этих прожитых судьбах угадываются Великие русские Святые: юродствующий Василий Блаженный, живущий в лесу и сообщающийся с медведями и прочими лесными обитателями Серафим Саровский и Нил Сорский, с его завещанием о погребении собственных останков.
Помимо всего этого - время в романе циклично, или, по выражению одного из его героев - спиралевидно. По сути - это время, отображенное у Борхеса.
Финал "Лавра" логически закольцован с началом повествования. И от этого, впечатление отсутствия линейного времени только усиливается. Получается, по сути, нечто трисмегистовское: все связано со всем.
Кроме уже поминавшегося Борхеса - "Лавр" напомнил мне другую, не менее интересную книгу - "Письмовник" Шишкина.
Жил да был Ф.М., но не радио-диапазон, а самый, что ни на есть классик русской литературы - Достоевский.
Любил, мучался игровой зависимостью, страдал на каторге, сходил с ума от бедности, и писал гениальные книжки.
Многие называли его психологом, но сам он считал себя всего лишь "реалистом в высшей степени". Верил в Бога, но не был очень воцековлен, называл себя "дитя века и сомнения", но своими текстами доказывал обратное.
К.Леонтьев и В.Розанов - считали его...
Любил, мучался игровой зависимостью, страдал на каторге, сходил с ума от бедности, и писал гениальные книжки.
Многие называли его психологом, но сам он считал себя всего лишь "реалистом в высшей степени". Верил в Бога, но не был очень воцековлен, называл себя "дитя века и сомнения", но своими текстами доказывал обратное.
К.Леонтьев и В.Розанов - считали его еретически заблуждающимся; Бердяев и Флоренский - говорили о том, что он писатель христианский, но не ортодоксальный; В.С. Соловьев - утверждал, что он истиный христианин.
А где-то, много-много лет назад, жил-был я, А.С., но не Пушкин, - учился себе в школе, и, в силу этой оказии, взял в руки томик "Преступления и нак..." в первый раз, и все...с тех пор так и повелось.))
Прилепин - умница. Роман большой, хороший и знаковый.
Литература и литераторы у нас не перевелись - и это прекрасно.
Из впечатлений: Владычка Иоанн словно старец Зосима из Карамазовых - очень сильное сходство, вплоть до портретного. Боюсь, что К.Леонтьев, доживи он до наших дней, раскритиковал бы Прилепина за владычку почище того, как он критиковал Ф.М. Но лично мне, например, и владычка и Зосима - крайне симпатичны.
Наверное, не случайно, юродствующий батюшка Зиновий - опять таки,...
Литература и литераторы у нас не перевелись - и это прекрасно.
Из впечатлений: Владычка Иоанн словно старец Зосима из Карамазовых - очень сильное сходство, вплоть до портретного. Боюсь, что К.Леонтьев, доживи он до наших дней, раскритиковал бы Прилепина за владычку почище того, как он критиковал Ф.М. Но лично мне, например, и владычка и Зосима - крайне симпатичны.
Наверное, не случайно, юродствующий батюшка Зиновий - опять таки, напоминает отца Ферапонта из тех же "...Карамазовых".
И вообще, есть в "Обители" какая-то достоевщинка. Артем, - главный герой повествования, - почти не прилагая усилий плывет по течению, но его, словно Алешу Карамазова, любят и принимают самые разные люди. Как будто про него сказано у Достоевского: "...оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких
усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а может быть напротив почтут за удовольствие".
Чрезвычайно важное место, в романе, также занимают сны Артема, на ум, при прочтении этих эпизодов, неизбежно приходят сны Раскольникова из "Преступления и наказания" - что, в свою очередь, только усиливает параллели с Достоевским.
И, наконец, отвлекаясь от темы аллюзий на почве Ф.М., помимо всего прочего, следует заметить - роман переполнен потрясающими диалогами и прямо-таки кинематографическими художественными вставками. Одна падающая на зрачок Артема капля дождя чего стоит...
Когда-то, более 20 лет назад, я прочитал эту книгу впервые. а потом прочитал еще раз, и еще...Кузьменыши, с каждым прочтением, задевали какие-то нужные струны в моей, тогда еще мальчишечьей душе.
Вечно голодные Колька и Сашка, вечно беспокойные, и такие живые. А потом, в книге, наступал момент, когда Сашки больше не было, а был только Колька и его новый, названный брат - Алхузур, и я переворачивал страницы обратно, и Сашка оживал и снова звучал гимн "роскоши" из голодных, детских,...
Вечно голодные Колька и Сашка, вечно беспокойные, и такие живые. А потом, в книге, наступал момент, когда Сашки больше не было, а был только Колька и его новый, названный брат - Алхузур, и я переворачивал страницы обратно, и Сашка оживал и снова звучал гимн "роскоши" из голодных, детских, исковерконых войной душ: "Тошнотики, тошнотики, военные блины,Раз поешь тошнотики: полные штаны!"
Прекрасное сочетание формы (книга приятно оформлена: обложка, переплет, бумага) и содержания - это все-таки Борхес. :)
Автор не делает ничего магического, или чудесного, но всего лишь предлагает нам свои глаза, чтобы мы могли увидеть этот мир с помощью них. В этом отсутствии магии и чудес - магия и чудеса Большой и Великой литературы.
Не знаете, что почитать?