Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Теплоход "Иосиф Бродский" | +12 |
Некто Гитлер. Политика преступления | +12 |
Сталин. Жизнь одного вождя | +11 |
Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой. История одной вражды | +4 |
Сергей Есенин | +4 |
Сборник малой прозы Натальи Рубановой "Хулигангел, или Далеко и навсегда" затейлив и прихотлив. От его прочтения вполне можно получить чистое, не осознающее себя читательское удовольствие. Лирическое такое. Но лучше попробовать разобраться, как это сделано, а через это аккуратно приблизиться к пониманию, о чём, собственно, книга.
Итак, оглавление говорит нам, что тексты сборника делятся на нечто удивительное – нетленки, тленки и монопье. И если с последними всё понятно даже по...
Итак, оглавление говорит нам, что тексты сборника делятся на нечто удивительное – нетленки, тленки и монопье. И если с последними всё понятно даже по названию, то с двумя первыми можно попробовать поразбираться. Хотя, нет. Верхоглядно ничего непонятно и про монопье. Впрочем, по порядку.
Нетленки, во-первых, есть сюжеты вечные, нетленные. Обыгрываемые (или отыгрываемые) по-новому – но всё-таки вечные.
Так, начинается всё со страшненькой сказки про Дивачку, которую стихии наделили умом, талантом, красотой – да вытрясли для равновесия всю душу. Из судьбы Спящей красавицы – собственной осмысленной, счастливой жизни – именно мы (в качестве старой феи Карабос) вычёркиваем самое важное.
Дальше – больше. По мере прочтения всего цикла нетленок сложно отделаться от эмоции, которую можно назвать "изумлённым узнаванием". Будь то вольные вариации из Блока ("Язык Анны Вернер") или очередная гофман-стори (томившаяся в соцсетях и недавно высвобожденная Григорием Служителем) о любви к котам, которые "понимают всё и лучше, чем люди" ("Нормальный человек").
Во-вторых, они, нетленки, всё-таки светлые, счастливые. Не-тлен. Даже если поначалу всё будет не очень хорошо. Даже если обведённое прямо в тексте рамочкой "проф. Рыков" (табличка на двери кабинета, беспечно объясняет нам рассказчик) хулиганисто намекает нам на дальнейшую судьбу героя, и "за ним уже выехали" ("Вспышка").
Наконец, в нетленках много музыки. Ибо она, музыка, не подвержена никакому тлену и побеждает его. Проявляется это, во-первых, в обилии специальных терминов (к примеру, в одном из текстов наличествует не банальный лейтмотив, но лейттема). Во-вторых, в ритмической организованности как текстов (по отдельности), так и речи, из которой эти тексты, собственно, и состоят. Можно, к примеру, ритмически воспроизводить стук колёс поезда – здравствуй, Акутагава ("Чешуекрылые"). Или по-другому. Судите сами – не музыка ли ("Училка"): "Школка бледная и музыкальная, пусть так и не говорят. Кира яркая – и потому диссонирует. Кира видит киндеров с портфелями, нотными папками, мамками и няньками, ведомых приблизиться (т а к не пишут! – плевать, к а к пишут!) к чистому и светлому, а ещё – к несказанному, синему, нежному. "Шизариум" – Кира раздевает глазами входную-выходную дверь, докуривает, входит".
Заметьте, как читается: никакой звуковой вымученности вторичного постмодерна. Всё на своих местах. Здесь много будто бы необязательного и избыточного, но это не так. Это такая музыкальная джазовая импровизация, только перенесённая на речь. Импровизация в музыке – не произвольная отсебятина. Это, как говорит нам словарь музыкальных терминов, спонтанное изобретение мелодичных сольных линий или партий аккомпанемента. Да, спонтанное. Но – изобретение. И ещё одно "но" – мелодичных.
Из этого, кстати, растёт и стремление автора к интерпретациям чего-то уже знакомого читателю, о чём мы уже писали. Чтобы начать импровизировать, сначала нужно от чего-то, как от печки, оттолкнуться. От неоспоримой классики ("Стена", конечно, лучше "Тошноты"), от советского мультика про Красную Шапочку или известной скороговорки, афоризма, цитаты – дело десятое. Но точка отсчёта нетленкам определённо нужна: это заложено в саму их природу. Ибо это такой язык – ещё немного, и автор будет говорить нотами, как Моцарт в последней нетленке ("Далеко и навсегда").
Что ж, хорошо. А тленки?
Тленки, что логично, почти всегда о смерти – всамделишной или символической. И о прочих различных областях тьмы. Начинается всё с трёх "Идиотских сказок". Сюжет их можно кратко пересказать так: "Жил-был Username. И погиб, кроваво так. Вот и сказочке конец". Но и сюжеты остальных тленок тоже не отстают.
А ещё тленки лаконичнее, компактнее нетленок: кроме, пожалуй, истории про оборотней. Если из нетленок сыпались, сверкая, брызги и искры, то у тленок всё в плане композиции строго и выверено. Пиршество и расточительная чрезмерность сменяется аскетизмом.
Что удивительно, героини нетленок в основном дамы, музы. Клары и Фиры, Эллы и Геры, Соньки и Летки – порхают, воздушные. Даже в самых невыносимых условиях. А вот в тленках скучно живут и, кряхтя-охая, падают в бездны и гибнут снурые мужики – ванванычи, витюни, многоликие безымянные рассказчики.
Тленки и нетленки поют разными голосами, но свою тему и в своём регистре. Вместе они образуют прихотливую оркестрованную полифонию: такой вот, понимаешь, контрапункт.
А что же монопье? Это соло такое, от первого лица. Если где-то и сокращается дистанция между автором и героем/рассказчиком, то именно здесь. Главы монопье зовутся "доками" (doc.), а её реалии – со всеми этими днями милиции и дефицитными апельсинами эпохи застоя – будто бы почти, пардон за тавтологию, реалистичны.
Разумеется, всё это самые очевидные, поверхностные рассуждения. Углубляться в цветущую сложность "Хулигангела" можно долго, и это очень увлекательно – попробуйте сами. Хотя, повторимся, можно и просто читать прозу Натальи Рубановой как сборник лирики.
P. S. Кто-то может посетовать, что в рецензии якобы ничего нет о сюжетах-фабулах книги, о злосчастном нарративе. Это не так. Имеющий уши (и слух) да услышит.
Эдуард Лимонов, "Священные монстры". Издательство "Питер", 2019 год.
Жанр критических, нелицеприятных заметок об известных людях не нов и пользуется спросом у обывателя. Больше всего достаётся политикам (и зачастую поделом), но и деятели культуры - частые герои подобных книг. Узнавать о пороках великих увлекательно и лестно. От подавляющего большинства подобных книг плохо пахнет: от гнилостной "Анти-Ахматовой" Тамары Катаевой до апофеоза конспирологической...
Жанр критических, нелицеприятных заметок об известных людях не нов и пользуется спросом у обывателя. Больше всего достаётся политикам (и зачастую поделом), но и деятели культуры - частые герои подобных книг. Узнавать о пороках великих увлекательно и лестно. От подавляющего большинства подобных книг плохо пахнет: от гнилостной "Анти-Ахматовой" Тамары Катаевой до апофеоза конспирологической паранойи - книг Григория Климова, где автор объявляет всех известных людей психически больными, сексуально ненормальными носителями "еврейства". Забавляет не столько некритичность любителей такого чтива, сколько банальность мотивировки - "они вон извращенцы этакие, но мы-то, мы-то - нормальные с вами люди". Мещанская "нормальность" здесь понимается как заурядность и лёгкое слабоумие; но читателю филиппик Климова это отчего-то льстит.
А Лимонову - можно. С точки зрения обывателя он сам - "ненормальный". Оттого его сборник чрезвычайно любопытен. Необязательно, да и невозможно соглашаться с ним во всём, однако можно выудить много интересного, говорящего прежде всего о самом авторе.
Отбывая наказание в Лефортовском СИЗО, Лимонов пишет важную для себя книгу, получившую название «Священные монстры». Это сборник эссе, посвященных героям и злодеям прошлого - от Ленина до Гитлера, от Достоевского до Мисимы. О некоторых людях из этой «неприкосновенной когорты» автор отзывается комплиментарно, причём как всегда это у него бывает - по-лимоновски, с неожиданной стороны (эссе о Бодлере, о Жане Жене). Другим же героям давно минувших лет достаётся от Деда (партийное прозвище Лимонова) по-крупному. От язвительных, иногда поразительно точных, а иногда откровенно брюзгливых характеристик не спастись никому, будь ты хоть сам Лев Толстой. А вот, например, о Булгакове:
. В «Мастере и Маргарите» обыватель с его бутылью подсолнечного масла, с его Жэками и прочей низкой реальностью присоединяется к высокой Истории. К Понтию Пилату и Христу. Ну как же обывателю не любить такую книгу?! Он ее и любит с завидным простецким задором. Хотя если считать по высокому гамбургскому счету, книга получилась вульгарная, базарная, она разит подсолнечным маслом и обывательскими кальсонами. Эти кальсоны и масло преобладают и тянут вниз и Понтия Пилата и Воланда и Христа. С задачей создать шедевр - роман высокого штиля Булгаков не справился.
Спорно? Конечно. Но задача Лимонова сродни базаровской – «сперва нужно место расчистить». Никакого пиетета, никаких панегириков - только кулаками выбивается место в литературе. Он сам такой же "священный монстр", как и герои его книги.
Не знаю, какова читательская судьба этой книги. Надеюсь, хорошая, но, скорее всего, не очень. "Культурный" читатель с ужасом отпрянет, узрев пляски на костях его кумиров. Обыватель обыкновенный, ищущий сальности и самоидентификацию, тоже останется недоволен - Лимонов ему не льстит, напротив - разделывает под орех. Получается книга для всех и для никого.
Олег Хлевнюк, "Сталин. Жизнь одного вождя." Издательство АСТ/Corpus, 2019 год.
Сталин до сих пор остаётся действующим лицом в нашем обществе, и потому каноничной, единственно правильной биографии вождя нет и в ближайшее время не предвидится. Несмотря на то, что книг о Сталине неимоверно дикое количество литературы/макалатуры в духе "Оккультные тайны красного вождя". Старые труды о Сталине (Троцкого или Такера) грешат предвзятостью. Многие делают акцент, иногда переходящий в...
Сталин до сих пор остаётся действующим лицом в нашем обществе, и потому каноничной, единственно правильной биографии вождя нет и в ближайшее время не предвидится. Несмотря на то, что книг о Сталине неимоверно дикое количество литературы/макалатуры в духе "Оккультные тайны красного вождя". Старые труды о Сталине (Троцкого или Такера) грешат предвзятостью. Многие делают акцент, иногда переходящий в спекуляции, на жареных, личных и солёных фактах. Мне сия кулинария неинтересна.
Поскольку в любой сталинской биографии будет концепция за-против, нужно отсеять крайности. И великого вождя всех времён, принявшего/оставившего с сохой/бомбой,друга детей и грозу предателей. И кровавого маньяка, лично расстреливающего миллионы людей и лакомящегося младенцами на завтрак. После отсева книг осталось меньше. Я решил остановиться на двух, показавшихся мне адекватными - и в то же время разными. Книге Рыбаса в серии ЖЗЛ и вот этой.
Доктор исторических наук, преподаватель ВШЭ Олег Хлевнюк оперирует массивом документов, в том числе появившихся недавно. О фактах с перчинкой он почти не упоминает, в совсем уж трудноспециальных нюансов избегает - книга в хорошем смысле популярная. О многих фактах узнал впервые - хотя по теме этой уже читал кое-что. Ровный, несколько сухой тон без истерик и апологетик.
Оправданные ожидания - уже много. Если хотите не подтвердить свое мнение о Сталине, а именно изучать вопрос - книгу всячески рекомендую. Без оценок Хлевнюк всё-таки не обходится, но они носят характер именно мнений, а не истины в последней инстанции. Автор оставляет впечатление человека не только умного, но и интеллигентного и деликатного, что редкость, как ни странно. И разговаривать с таким человеком приятно.
Ещё несколько лет назад, к стыду своему, с творчеством Юзефовича был не знаком. Хотя его имя всегда упоминалось в ряду главных мастеров современной отечественной прозы. Помню недоумение при кратком знакомстве с его библиографией - пять детективов (!), написанных довольно давно. Две публицистические (или исторические?) книги - о бароне Унгерне и о белом генерале Пепеляеве. "Как, - думал я - и всё?"
А больше ничего и не нужно, как оказалось. Хотя две книги после этого вышли.
Сила...
А больше ничего и не нужно, как оказалось. Хотя две книги после этого вышли.
Сила Юзефовича - в предельно мастерском, глубинном чувстве как языка, так и сюжета. Как ни странно, это редкость - у большинства писателей проседает либо то, либо то.
Думаете, кто начал писать первым интеллектуальные исторические детективы с обаятельным главным героем-сыщиком и любовно выписанным бытом старой России? Акунин? Нет, Юзефович - цикл о Путилине.
Самое-самое, как мне кажется, создаётся на стыке. Артхауса и голливудщины, условно высокого и условно низкого. У того же Акунина есть классная "Аристономия" - уже не детектив, ещё не статьи-умствования. "Казароза" написана именно так. Полюбившегося читателям Путилина уже нет, время послереволюционное. Детективная интрига, однако, налицо - но здесь она держит сюжет, как хребет. И только - но это немало.
А книга о том, как, казалось бы, бесконечно малые человеческие группы-атомы так же неоднородны, как и вся страна, вся эпоха - рассыпаются при сильном воздействии. И теряются последние человеческие связи.
Отдельно хочется сказать о, так сказать, просветительской составляющей текста. Этот приём укоренен, например, в американской литературе, над чем потешался ещё О'Генри. Действительно, примеров перегиба такого рода достаточно. Автор вдруг начинает сыпать всякими фактами, от истории живописи до рецепта взрывчатки - сыпать к месту и не к месту, как из справочника. Читатель ошалело хлопает глазами.
Юзефович даёт Интересное, не пичкая им - оно вплетено в сюжет. О знаменитом эсперанто, искусственном международном языке, созданном в начале двадцатого века, я не знал почти ничего. Теперь, без всяких справочников, знаю многое, хотя читал, вроде бы, не совсем об этом.
Читать Юзефовича - как напиться студёной родниковой воды. Она вкусна не из-за экзотических добавок и оттенков. Она вкусна - потому что это чистая вода, эталон воды. Много не выпить, но этого и не надо. И ещё - не забудешь и обязательно вернёшься.
Павел Басинский, "Святой против Льва", АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017 год.
У Павла Басинского целых четыре (!) книги о Толстом, и, кроме биографии Льва Николаевича для ЖЗЛ, где требовалась определеннная выжимка, он умудрился не повторяться в них. "Бегство из рая" посвящено знаменитому уходу-побегу писателя из Ясной Поляны, "Лев в тени Льва" - сыну Толстого. В книге "Святой против Льва" исследуются и рассматриваются заочные отношения Льва Николаевича с...
У Павла Басинского целых четыре (!) книги о Толстом, и, кроме биографии Льва Николаевича для ЖЗЛ, где требовалась определеннная выжимка, он умудрился не повторяться в них. "Бегство из рая" посвящено знаменитому уходу-побегу писателя из Ясной Поляны, "Лев в тени Льва" - сыну Толстого. В книге "Святой против Льва" исследуются и рассматриваются заочные отношения Льва Николаевича с ещё одним духовным авторитетом того времени - отцом Иоанном Кронштадтским.
Басинский пользуется сильным и точным приёмом, наиболее подходящим для перекрестных биографий. Он не выстраивает дотошной (и неизбежно оценочно-шаткой) многострочной аналитики, не закапывается в мелкие детали и источники; автор берёт важные жизненные вехи героев (детство, путь к известности, семья) и нравственные точки соприкосновения (отношение к своей славе, к смерти, к деньгам, к вопросу о вере/церкви) - и даёт их зеркально, обрамляя сухие факты яркими, почти киношными историями. А. Толстая экранизировала маленькую главку - вышел сильный фильм; но схожим образом можно экранизировать любую из глав. Да, были люди...
Про Толстого я до этого читал многое, про отца Иоанна - почти ничего; благодаря автору я осознал масштаб этой личности, но ещё больше поразили штрихи к эпохе. Нервическое, экзальтированное, несчастное время, где находится место великому и пошлому Серебряному веку, а ещё Блаватской и Папюсу, Владимиру Соловьёву и Розанову, Распутину и отцу Иоанну. Не ругайте меня за включение святого в этот ряд - я хотел подчеркнуть именно наряженный и несколько истерический духовный поиск предреволюционного общества (и простого народа в том числе). Сект было бешеное количество, и одна из них - чрезмерно фанатичные последователи уже умершего Иоанна Кронштадтского, иоаниты. Пожалуй, символом эпохи следует назвать императрицу Александру Федоровну - экзальтированную, несколько нелепую и трагическую фигуру в русской истории.
Толстой - безусловный чемпион по философским/религиозным/нравственным ошибкам и перехлестам, и в этом плане по нему не топтался только ленивый; но, удивительное дело - Толстой остаётся недосягаемо великим. Его слабости в книге высвечиваются, тогда как фигура чудотворца Иоанна становится почти идеальной (о его вступлении в "Союз русского народа" и о роли в черносотенстве - буквально пару строк). Но даже так Лев Николаевич кажется как минимум равновеликим по отношению к знаменитому священнику. В любом случае, книга умная, по-хорошему объемная и знаковая. Толстого нам ещё изучать и изучать.
Уильям Стайрон, "И поджёг этот дом". Издательство АСТ, 2009 год.
Великой литературе американского Юга не слишком повезло у нас. Мы читаем наивного Лондона и скучного Драйзера, специфических битников и совсем уж пустого Буковски; но не читаем даже великого нобелиата Фолкнера. Что уж говорить о Капоте, Фланнери О'Коннор, Уайлдере, Хеллере? Или вот о Стайроне? А это - важная фигура в литературе двадцатого века, да и писатель отличный.
Со Стайроном странно ещё потому, что он такой...
Великой литературе американского Юга не слишком повезло у нас. Мы читаем наивного Лондона и скучного Драйзера, специфических битников и совсем уж пустого Буковски; но не читаем даже великого нобелиата Фолкнера. Что уж говорить о Капоте, Фланнери О'Коннор, Уайлдере, Хеллере? Или вот о Стайроне? А это - важная фигура в литературе двадцатого века, да и писатель отличный.
Со Стайроном странно ещё потому, что он такой моральный экстремист, вполне в духе Достоевского. Он предлагает нам двойственность героев, предлагая им выбор между ужасным и чудовищным; это вполне по-нашему. Оттого все его ключевые книги сопровождались скандалами.
"Признания Наиа Тёрнера" счищают позолоту с героя американских чернокожих - он оказывается не только борцом за права людей, но и маниакально зацикленным на насилии человеком; одно вытекает из другого. "Выбор Софи"(есть фильм такой, старенький) ещё более провокационен - можно ли отправить на смерть своего ребенка? А если только так можно спасти второго? А попробовать если не оправдать, то понять своих мучителей?
"И поджёг этот дом" - вершина в творчестве Стайрона. Два повествователя, две смерти, трое респектабельных американцев в послевоенной Италии. Книгу можно читать как остросюжетный детектив, не скучно совсем; но без любимых Стайроном моральных дилемм и мук выбора не обойдётся и здесь. Отдельное удовольствие получаешь от мастерства автора - при смене рассказчика меняется не только язык, но и динамика повествования.
Игорь Померанцев, "КГБ и другие стихи". Издательство "Новое литературное обозрение", 2010 год.
Уроженец Саратова, чьё детство и юность прошли в Черновцах; один из первых эмигрантов (1978 г.) филолог Игорь Померанцев в этой книге пишет на одну тему (обстоятельства давнего ареста), но выходит не поэма, а именно цикл стихов. Верлибр Померанцева сух и лишён прикрас, метафор-эпитетов пресловутых, выходит эдакий диссиденский хокку - для такой темы получается, что называется, в...
Уроженец Саратова, чьё детство и юность прошли в Черновцах; один из первых эмигрантов (1978 г.) филолог Игорь Померанцев в этой книге пишет на одну тему (обстоятельства давнего ареста), но выходит не поэма, а именно цикл стихов. Верлибр Померанцева сух и лишён прикрас, метафор-эпитетов пресловутых, выходит эдакий диссиденский хокку - для такой темы получается, что называется, в яблочко. Стихи старые расположены вперемежку с новыми, создавая двойственность взгляда; ситуации узнаваемы, изображены пластично и достоверно. Поэты! Учитесь неумничанью и невыпячиванию себя. Ненаигранности. У Игоря Померанцева с этим всё в порядке.
Внезапно стемнело.
Я притаился за водосточной трубой.
Там было промозгло и осклизло.
Зато коты так и не заметили меня.
От них шибало помойкой и подвалом.
Они важно разговаривали
И по очереди отрыгивали.
Что бы они сделали,
Если бы обнаружили меня:
Оскорбили? Избили? Забрали деньги?
Юрий Лотман, "Роман А.С. Пушкина "Евгений Онегин". Комментарий". Издательство "Азбука-классика", 2017 год.
Конечно, великие тексты действуют поверх контекстов. Набившая оскомину тема школьного сочинения: "Актуальность N в наше время". И декорации средневековой Венеции и датского замка не заслоняют от нас величия шекспировских драм.
Но, во-первых, со временем размываются реалистические черты происходящего в произведении - и текст реалистический...
Конечно, великие тексты действуют поверх контекстов. Набившая оскомину тема школьного сочинения: "Актуальность N в наше время". И декорации средневековой Венеции и датского замка не заслоняют от нас величия шекспировских драм.
Но, во-первых, со временем размываются реалистические черты происходящего в произведении - и текст реалистический превращается в притчу, а то и сказку, где коллизии условны. А во-вторых, из-за утраты контекста некоторые важные детали и смыслы теряются, а то и подменяются на противоположные.
Для глубокого понимания произведения важны две вещи: исторический контекст и некоторое знание психологии людей эпохи, в которой происходит действие. Например: в России середины девятнадцатого века почти невозможно было получить развод; документы женщины низшего сословия хранились у мужа; без документов невозможно как въехать в населенный пункт, так и снять жильё. Религиозная же психология того времени приравнивает прелюбодеяние и уход от мужа к тягчайшему, почти несмываемому греху и позору. Если не вникать в подробности, легко впасть в недалёкие допущения: ушла бы от мужа, устроилась на работу(которая для женщин в то время существовала, помимо известной профессии, только в фантазиях Чернышевского), жила себе припеваючи - чего с собой кончать-то? С какой стати "луч света в тёмном царстве?"
Великий советский литературовед Юрий Лотман бережно и дотошно разбирает "энциклопедию русской жизни" - роман в стихах "Евгений Онегин". Разбираются быт и психология дворян александровского времени, возможные прототипы героев, хронология действия... Но главное - практически построчный комментарий к тексту, мастерски воссоздающий эпоху. Чтение не менее увлекательное, чем "Москва и москвичи" Гиляровского; незаметные черточки придают хрестоматийному тексту дополнительный объем и подчеркивают гениальность Пушкина.
Сколько лет было Ольге? Почему онегинское "не служить" было принципиальным моментом? А как вам мысль, что прототип Татьяны - сам Пушкин?
Книга обязательна к прочтению для каждого человека, влюбленного в русскую литературу.
Пётр Павленский, "О русском акционизме". АСТ, 2017 год.
Феномен юродства и политический анархизм - понятия смежные. С нашей, обывательской точки зрения и тот, и другой опасны; в самом деле, где провести грань между юродством (или искусством) и, к примеру, извращением?
Очевидный критерий - непричинение вреда другому человеку. Но произвольное действие не делает нас юродивыми/художниками. Появляется ещё один критерий - юродивый получает не удовольствие, самоудовлетворение или...
Феномен юродства и политический анархизм - понятия смежные. С нашей, обывательской точки зрения и тот, и другой опасны; в самом деле, где провести грань между юродством (или искусством) и, к примеру, извращением?
Очевидный критерий - непричинение вреда другому человеку. Но произвольное действие не делает нас юродивыми/художниками. Появляется ещё один критерий - юродивый получает не удовольствие, самоудовлетворение или конвертируемый в деньги хайп. Он действует, потому что юродство/творчество неотделимо для него от собственной жизни. И получает, как в мультике про котенка по имени Гав, одни неприятности.
Акционист и главное лицо нового политического искусства Петр Павленский предстаёт перед нами человеком, возводящим в догму отказ от любых догм; таков неизбежный итог любого пути, пройденного до конца. Эстетически его акции глядятся тяжело; но мы кушали и Селина, и Миллера, и Берроуза - в чём же проблема? А в том, что Павленский живёт и действует так, словно нас с вами нет, и видимая демонстративность его скандальных акций направлена скорее на то, чтобы отпугнуть, отвратить. Тоже позиция.
Хотели человека, всецело преданного искусству, без позы, мессианства и расчётливости, без лодки быта и мещанских предрассудков? Пожалуйста. Не подавитесь.
М. Веллер, "Самовар; Б. Вавилонская". АСТ, 2010 год.
С творчеством Веллера у меня отношения давние и противоречивые. Всегда нравился его, с позволения сказать, постмодерновый нонфикшн - историография (про Гражданскую, про Махно), философия, литературоведческие вещи с непременными анекдотами и каламбурами а-ля Хармс. С художественной же прозой дело обстояло сложнее - ни различные Невские проспекты, ни Звягин как-то не пошли. Неровность, отрывистость путала восприятие, а лирические...
С творчеством Веллера у меня отношения давние и противоречивые. Всегда нравился его, с позволения сказать, постмодерновый нонфикшн - историография (про Гражданскую, про Махно), философия, литературоведческие вещи с непременными анекдотами и каламбурами а-ля Хармс. С художественной же прозой дело обстояло сложнее - ни различные Невские проспекты, ни Звягин как-то не пошли. Неровность, отрывистость путала восприятие, а лирические отступления в виде всё тех же баек и анекдотцев (в духе Довлатова, любимого Веллером и, стыдно признаться, непереносимого мной) уже не радовали, а утомляли.
"Самовар" всё изменил. Удивительно, но состоялся он в наиболее исчерпанных и тухлых на сегодня жанрах - конспирологического романа и антиутопии. Веллеру удалось вдохнуть в них новую жизнь.
Тут-то всё вышеописанное становится жирными плюсами, работающими на сюрпляс происходящего. Чего стоит хотя бы сценка-фильм с Лениным, Троцким, Зиновьевым, Крупской и прочими, состоящая из их реальных слов вперемешку с мило-похабными народными легендами об этих персонажах!
А сюжет... Раскрывать все карты не буду. Достаточно двух вещей. Во-первых, собственно, самовар - это человек, у которого нет ни рук, ни ног. Что мешает, конечно, нормально жить, но вот влиять на мировые события совсем не мешает.
И во-вторых, власть не только не сакральна и может достаться толстовским наполеончикам с жирными ляжками; она, как руки брадобрея, отвратительна всегда, и чтобы сполна отдаться ей, нужно быть абсолютным самоваром и ампутировать себе всё, что только можно.
Ну и эротические пассажи. Без комментариев - господин Сорокин, подвиньтесь.
За этим сборником эссе я гонялся давно.
Помимо Эко-романиста существует и Эко-ученый, Эко-гуманист. Широко известны его работы по истории культуры, по семиотике. Здесь же он, что для него редко, напрямую касается моральных и этических проблем.
Строго говоря, это выступления Эко в печати либо в аудитории и собранные в книгу; дело было в девяностые, и удивительно, насколько Эко попадает в болевые точки именно нашего времени.
А темы, собственно, таковы: возможен ли моральный и духовный поиск вне...
Помимо Эко-романиста существует и Эко-ученый, Эко-гуманист. Широко известны его работы по истории культуры, по семиотике. Здесь же он, что для него редко, напрямую касается моральных и этических проблем.
Строго говоря, это выступления Эко в печати либо в аудитории и собранные в книгу; дело было в девяностые, и удивительно, насколько Эко попадает в болевые точки именно нашего времени.
А темы, собственно, таковы: возможен ли моральный и духовный поиск вне религиозности; поиск альтернативы между войной и радикальным пацифизмом; симптоматика зарождения фашистских настроений в обществе; роль прессы в эпоху технологий; границы терпимости к злу. Готовых рецептов автор не даёт, что замечательно. Зато по прочтении возникает ощущение умной дискуссии с тактичным и глубоким собеседником.
А. Прокопович, "Краткий курс начинающего автора". АСТ, 2017 год.
Стыдно признаться, но обычно я испытываю почти физиологическое отвращение к любой поп-психологии вообще и к руководствам по маркетингу/креативу в частности. Все эти "Пиши, сокращай", "Как не съесть собаку" с их дурацкими "продающий текст", "продукт" (и как вершина - "кейсы" почти в любом значении) кажутся мне пещерными и липкими.
Однако эту книгу я купил и прочёл. По двум...
Стыдно признаться, но обычно я испытываю почти физиологическое отвращение к любой поп-психологии вообще и к руководствам по маркетингу/креативу в частности. Все эти "Пиши, сокращай", "Как не съесть собаку" с их дурацкими "продающий текст", "продукт" (и как вершина - "кейсы" почти в любом значении) кажутся мне пещерными и липкими.
Однако эту книгу я купил и прочёл. По двум причинам. Во-первых, её автор - главред книжного монстра АСТ - т.е., человек, на практике знакомый с писательским и издательским делом, а не высасывающий выводы из надувных пальцев переводной СММ и коучинговой макулатуры. Во-вторых, книгу рекомендовал филолог Андрей Аствацатуров, а к его мнению я склонен прислушиваться.
Книга обаятельная и циничная. Начинающим литераторам с тонкой душевной организацией читать не рекомендуется - сложно добровольно сбросить розовые очки и понять, что наши претензии на "высокое искусство" во многом смешны. Прокопович подбадривает читателя - мол, не расстраивайся, дорогой: вот тебе такая-то ниша, такая-то серия; и от этого обладателю хрустального сердца делается ещё хуже.
Впрочем, нюансы издательского дела идут в самом конце книги. А её первые две трети - эдакий краткий конспект лекций по литературному мастерству. Вот, понимаешь, фабула, вот проработка мира, а вот - кульминация. Просто, да? Отчего ж тогда столько очевидных писательских провалов?
Наконец, по поводу условности схем. Возразят: великие писатели столько уже канонов и литературных законов переломали, и ничего - великие. Вслед за Александром Прокоповичем отвечу: нельзя прийти с улицы и написать "Чёрный квадрат". Малевич, Кандинский, Пикассо и Дали прекрасно знали академическую живопись. И, отталкиваясь от неё, её же преодолевали. Только хорошо зная правила, человек может их нарушать. Исключения бывают, но крайне редко.
Каждому, кто в той или иной степени связан с Текстом и Словом, прочесть "Краткий курс" очень даже рекомендуется.
По мнению критика (и биографа самого Проханова Льва Данилкина),
"…если раньше он кропал реалистичные романы с галлюцинациями про отставных генералов, сражающихся с либеральными нуворишами и иногда с ожившими грибами, то сейчас Проханов не столько сочинил романс, сколько записал на 600 страницах свой сон, в котором реалистического столько же, сколько в кольриджевском сне о Кублахане".
Сюжет романа довольно прост: из Москвы в Петербург плывёт теплоход «Иосиф Бродский» на котором...
"…если раньше он кропал реалистичные романы с галлюцинациями про отставных генералов, сражающихся с либеральными нуворишами и иногда с ожившими грибами, то сейчас Проханов не столько сочинил романс, сколько записал на 600 страницах свой сон, в котором реалистического столько же, сколько в кольриджевском сне о Кублахане".
Сюжет романа довольно прост: из Москвы в Петербург плывёт теплоход «Иосиф Бродский» на котором вполне узнаваемая Элита справляет свадьбу светской львицы Луизы Кипчак и олигарха Франца Малютки. Главный герой, которого зовут Василий Есаул, пытается спасти своего шефа - президента России. Концентрация гротеска превосходит здесь все мыслимые и немыслимые пределы. Чего стоит одно только описание поедания Элитой мяса русалок, общение с духом Бродского и ангел-истребитель! Автор пытается разрешить здесь самые болезненные, ужасные и табуированные проблемы нашего общества – выходит у него нелепо, абсурдно, местами тошнотворно и при этом в чём-то трагично.
Читать Проханова тяжело. Я бы даже сказал, чудовищно тяжело - иногда преодолеваешь ужас и отвращение. Зато ни разу не скучно. Проханов чувствует себя в пекле как рыба в воде и уверенно по этому пеклу ведёт своего нечаянного читателя.
Александр Горбачев, Илья Зинин, "Песни в пустоту". Издательство "Corpus", 2014 год.
Про эту книгу я был наслышан давно и около года хотел её себе заполучить, тем более, она уже не издаётся. Ожидания оправдались полностью.
Это полудокументальное, кропотливое исследование о героях русского рока 90-х. Тех, кто мог бы составить своеобразный серебряный век отечественной рок-музыки, однако оказался перемолот эпохой безвременья.
Некоторые из героев книги (и поколения) живы и...
Про эту книгу я был наслышан давно и около года хотел её себе заполучить, тем более, она уже не издаётся. Ожидания оправдались полностью.
Это полудокументальное, кропотливое исследование о героях русского рока 90-х. Тех, кто мог бы составить своеобразный серебряный век отечественной рок-музыки, однако оказался перемолот эпохой безвременья.
Некоторые из героев книги (и поколения) живы и по-своему успешны (Машнин, Текиладжаз), однако не покидает ощущение, что многое могло бы сложиться ещё лучше. Судьба ещё некоторых - группы "Химера" (лучшей, на мой взгляд, группы 90-х), Вени Д'ркина сложилась трагично. Большое место в книге занимает и жизнь рок-клуба "ТамТам" - знакового места той эпохи.
Дополняется книга бесценными комментариями - свидетельствами героев андеграунда тех лет, а также редкими фотографиями.
Право же, вышел пронзительный и честный реквием по музыке, которую мы потеряли.
По слухам, эта книга является обязательным чтением в немецких школах. Право, хорошо, коли так - она очень патриотична в хорошем смысле этого слова.
Строго говоря, "Некто Гитлер" ни разу не биография и уж тем более не историческое повествование. Это исследование, посвященное феномену Гитлера, а не Гитлеру-человеку; Хафнер анализирует мировоззрение фюрера, вехи на пути к власти и шаги, закономерно приведшие к полному краху. Вопрос "почему?" здесь превалирует над вопросом...
Строго говоря, "Некто Гитлер" ни разу не биография и уж тем более не историческое повествование. Это исследование, посвященное феномену Гитлера, а не Гитлеру-человеку; Хафнер анализирует мировоззрение фюрера, вехи на пути к власти и шаги, закономерно приведшие к полному краху. Вопрос "почему?" здесь превалирует над вопросом "как?"
Хафнер постулирует две вещи, и если с одной невозможно не согласиться, с другой можно бы и поспорить.
Тезис первый. Вопреки провозглашаемым намерениям, Гитлер планомерно уничтожал и саму Германию, родину Лютера, Гёте и классической филоофии; под его руководством страна потеряла и следы былого величия. Оправиться до конца ей не суждено никогда.
Тезис второй. Гитлер глубоко чужд исконному немецкому духу и не имеет ничего общего с его культурой и историей.
Хотелось бы также отметить и прекрасную работу переводчика; автор книги показался мне именно тем самым классическим немцем. Его стиль изложения напоминает Цвейга (писавшего на немецком), причем даже не Цвейга-биографа Марии Стюарт или Толстого, а именно Цвейга-новеллиста. Перечтите "Нетерпение сердца" или "Амок": несмотря на заложенную в фабуле сверхэсоциональную составляющую, автор препарирует героев столь дотошно, до мельчайших психологических чёрточек, что читателю невозможно интерпретировать прочитанное как-то по-своему. Автор провёл его единственно возможным и верным (для него, автора) путём. Приём работающий, даром, что спорный. Хафнер тоже действует именно так, это общая черта многих пишущих по-немецки - провести читателя по узкому лабиринту без окон и дверей. Так работали и Кафка, и Гессе; да и Гитлер в описании самого Хафнера (при всей ничтожности фюрера как писателя и мыслителя) пользуется теми же приёмами. Это не в коем случае не укор упомянутым немецкоязычным мастерам и автору исследования; это факт принадлежности всех вышеперечисленных к той самой классической немецкой мысли.
Как итог - добротное, дотошное, местами очень точное исследование, не теряющееся на фоне нынешнего ренессанса нон-фикшн.
Худшее из прочитанных мной ЖЗЛ. Дело даже не в "оригинальной" версии смерти поэта: "убили коварные чекисты". И даже не в откровенном черносотенстве автора - мол, чистого русского агнца замучили жидо-большевистские троцкие-бухарины...А в том, что сам поэт, великий новатор стиха, выглядит здесь сусальным радетелем за Русь-матушку, эдаким херувимом. Много фактических неточностей, да и откровенно погромной риторики - чего стоит хотя бы пассаж про " оболганную Чёрную...
Не знаете, что почитать?