Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Хорошие собаки до Южного полюса не добираются | +149 |
Последствия | +98 |
Змей в Эссексе | +84 |
Возвращение в кафе "Полустанок" | +57 |
Смерть сердца | +49 |
«…Порой ей трудно совместить девочку, которой она была тогда, с той взрослой женщиной, которой стала сейчас. Они словно два разных человека. Уж очень долго она пыталась забыть ту девочку.»
Чудесный, трогательный роман, по-настоящему английский, наполненный тишиной, невысказанным… Сдержанный, целомудренный — хотя речь в нем идет и о любви. И все же прежде всего это роман о семье — о том, что же это такое на самом деле. О доме — истинном и номинальном. О маленькой девочке с навеки раздвоенной...
Чудесный, трогательный роман, по-настоящему английский, наполненный тишиной, невысказанным… Сдержанный, целомудренный — хотя речь в нем идет и о любви. И все же прежде всего это роман о семье — о том, что же это такое на самом деле. О доме — истинном и номинальном. О маленькой девочке с навеки раздвоенной душе — одна ее часть всегда дома, в Англии, с матерью и тенью рано умершего отца, другая — на причале маленького острова в штате Мэн, между братьями Уильямом и Джеральдом. Старшим и младшим. Для них обоих она стала сестрой — и больше, чем сестрой…
В 1940 году родители отправляют двенадцатилетнюю Беа из Лондона в Америку, подальше от войны. В семью Грегори, которая принимает ее как родную: они уже давно мечтали о дочке. На улицах Лондона рвутся бомбы, отец работает на заводе, мать водит карету скорой помощи. Нужда, мрак, лишения…
А на маленьком, покрытом соснами островке — тишина, и теплое ласковое море. В кухне у миссис Джи пахнет свежим печеньем и черничным пирогом. А еще здесь такое чудесное Рождество — светлое, спокойное, радостное… Беа все любят — возможно, так, как никогда не любили дома, в Лондоне.
Проходит пять лет — и она уже не представляет своей жизни без Америки, без Мэна. Она уже не робкая девочка, пусть и еще подросток, и вот уже близость между ней и братьями Грегори становится иной. Джеральд с самого детства тихо и робко влюблен в нее — недаром свои инициалы на покрытом инеем стекле они оставили вместе. Рядом. А Уильям… Уильяма любит она. Первой, робкой, но настоящей любовью.
Но вот отгремела война, и настоящая, рано овдовевшая мать ждет ее дома — долгие каникулы закончились. Пути брата и их британской сестры расходятся, былая близость кажется лишь отзвуком детства.
1951 год. Уильям, возвращающийся на похороны отца из Парижа, делает крюк, чтобы провести несколько дней в Лондоне. И снова увидеть Беа…
…Она вернется в Америку, иначе не может быть по законам жанра. И вновь окажется на том самом причале, где они, трое, стояли детьми. И обретение утраченного дома, путь к которому занял почти сорок лет, обязательно состоится. И вновь запахнет пирогом с черникой, а в старом доме вновь будут играть дети.
…Так что же это — семейная сага? Отчасти. История любви — да, но в еще меньше степени. Поставить роман Лоры Спенс-Эш на одну полку с традиционными мелодрамами не позволяет не только великолепный стиль, но и традиционная английская сдержанность, умение «писать тишиной».
К тому же каждый прочтет этот роман по-разному, и любимые герои и героини тоже будут иными. Необязательно даже, что ими будут Беа, Джеральд или Уильям. Возможно, вам больше приглянутся образы обоих матерей — грубоватой британки Минни и американки Нэнси, словно сошедшей со страниц романов Фэнни Флэгг. Столь разных, но соединенных судьбой дорогой для каждой из них девочки.
Писать об этой книге можно долго — но, видимо, бессмысленно: ее стоит почувствовать, дорисовывая в своем воображении то, что лишь намечено у Лоры Спенс-Эш мастерскими карандашными набросками.
Впрочем, если хотите слов, то вот две цитаты — пусть и не из этой книги.
«После стольких лет? Всегда!» — сами знаете откуда.
А вот вторая, вынесенная в эпиграф. Она, пожалуй, говорит о книге лучше всего:
«В начале была детская, с окнами, распахнутыми в сад, а дальше — море.» — Вирджиния Вулф. «Волны»
Шок-контент. Реальная история принудительной стерилизации двух черных девочек-подростков (11 и 13 лет), за которой скрывается целое столетие этой ужасной практики. Роман Долен Перкинс-Вальдез мог бы стать продолжение культовой "Прислуги" Стокетт - действие разворачивается практически в тех же местах, разве что 20 годами позже. Как и "Прислуга", книга попадает в больное место - в истории современной Америки не так уж много более позорных страниц. Только вот американцы, в...
Не стоит искать в этой книге поэтической красоты стиля, психологичности, сложности образов - все на контрасте, все ярко и выпукло, как и подобает социальному роману. Такие книги пишутся для того, чтобы вас пробрало, чтобы вы содрогнулись и спросили себя - как вообще такое возможно? Не в прошедшем времени: практика принудительной стерилизации заключенных, например, не отменена в Америке до сих пор.
Помимо исторической подложки, книга крайне интересна необычной (для чернокожего автора) неоднозначностью образа главной героини. Для американцев она, безусловно, четко позитивный персонаж, отчасти списанный с любимицы советского народа (и Джона Леннона) Анжелы Дэвис, которая в свое время и подняла шум вокруг практики принудительной стерилизации.
Но в образе медсестры Сивил мы видим и другое: девушка, пережившая аборт, хоть и добровольный, с несложившейся, по сути, личной жизнь, присваивает себе право вмешиваться в жизнь абсолютно чужой ей семьи, решать судьбы девочек, приемной материю которой она самолично себя назначила. Адвоката, который помогает ей добиться справедливости, она обвиняет в "комплексе белого спасителя", ни на минуту не задумываясь, насколько бесцеремонно обходится с жизнью других сама. Несмотря на сочувствие автора, Сивил трудно полюбить, как и девочек-жертв. Что совершенно не отменяет главного посыла книги: преступно решать за другого человека, как ему (ей) распоряжаться собственным телом и своей судьбой. Запрещая аборты - или, напротив, отправляя на принудительную стерилизацию.
Яркая книга и беспощадная, наполненная эмоциями и болью. Если вам нравятся такие истории - "Держи меня за руку" отлично подойдет.
Напоминая, в какой кошмар превращаются попытки любого государства вмешиваться в частную жизнь человека.
Обложка потрясающая, конечно, но и сами сказки довольно редкие - насколько я понял, в основном, как и иллюстрации, из дореволюционных изданий.
Как уже заметили рецензенты ниже, это НЕ антиутопия, а медицинский триллер в духе "Окончательного анализа" Артура Хейли. Поклонникам современных "больничных" сериалов вроде "Доктора Хауса" тоже понравится.
Итак. Сразу в двух лабораториях, в США и вj Франции испытывают Re-cognize, новое чудо-лекарство от болезни Альцгеймера. Причем это уже третья фаза испытаний, последняя. Дальше - выпуск в серию, лавры благодетелей человечества и многомиллионная выручка для...
Итак. Сразу в двух лабораториях, в США и вj Франции испытывают Re-cognize, новое чудо-лекарство от болезни Альцгеймера. Причем это уже третья фаза испытаний, последняя. Дальше - выпуск в серию, лавры благодетелей человечества и многомиллионная выручка для компании. Перспективы самые радужные... только вот проблема: одна из подопытных мышей, которой ввели препарат, сбесилась и начала разбирать соседей по клетке на запчасти. Всего один случай из сотен, можно игнорировать. Но дальше начнутся странности уже с людьми: обитатель дома престарелых на последней стадии Альцгеймера, тоже участвовавший в проекте, учинил со своими соседями то же, что и мышка. Еще один "испытуемый" устроил бойню в ИКЕА. Наконец, третий пациент просто покончил с собой без видимой причины.
Исследователи встревожены: если пресса сможет сложить два и два, будет огромный скандал - и тогда прощайте грядущие перспективы... А у Селии Йенсен, биохимика и одной из "звезд" проекта Re-cognize, есть еще одна проблема: Альцгеймером болен ее отец, и Re-cognize - едва ли не последняя надежда на его излечение.
...Первый роман Осы Эриксдоттер "Бойня" был любопытным, но предсказуемым: классическая антиутопия, выстроенная по давно известным законам. В "Фазе 3" вас ждут сюрпризы - это скорее похоже на детектив, где автор половины книги водит читателей за нос - как, впрочем, и всех сотрудников проекта Re-Cognize. Читатели, несомненно, будут ждать разоблачительного триллера о коварной биг-фарме и о том, что перед звоном золота не могут устоять и люди в белых халатах. Скажем так, если этот вывод и будет отчасти верен - то ОЧЕНЬ отчасти. Интрига с препаратом получит совершенно иное объяснение, чем напрашивается с первых страниц.
Вообще же этот роман - о пользе и необходимости сомнения. Особенно в медицине, где наука до сих пор движется практически вслепую, а все ее достижения даются ценой бесконечных проб и ошибок, а порой - и человеческих жизней.
И все-таки это история не о лекарстве, а о людях. Страницы роман, посвященных людям, чей разум медленно тонет в непроглядной тьме - самые трогательные и, наверное, удачные в романе. Юрист Роберт Маклеллан и его удивительная жена Гейл, отец Селии - ландшафтный дизайнер Тед Йенсен... Эти и другие персонажи, находящиеся на разных стадиях недуга, история их постепенно меняющиеся взаимоотношения с соседями, близкими, родными придают "Фазе 3" особую трогательность. Да и вся команда проекта Re-Cognize лучше всего показаны именно с человеческой стороны - как энтузиасты (если не фанатики) своего дела.
Отдельный реверанс автору - за шикарно прописанную "медицинскую" часть проекта. Специально давал книгу знакомым врачам, те подтвердили, что описано все правильно и достоверно - что удивительно, учитывая отсутствие у Эриксдоттер медицинского образования.
В сухом остатке - книга, которая написана как детектив, но которая на поверку оказывается прежде всего драмой об ускользающей памяти и беспомощности каждого из нас перед лицом недуга.
...В одну реку нельзя войти дважды - известно с давних времен. Древней мудрости вторит и Агата Кристи со своим "Никогда не возвращайтесь туда, где вы были счастливы".
А Фэнни Флэгг просто махнула на это рукой - и вернулась. Спустя почти сорок лет после выхода "Жареных зеленых помидоров" - и почти десяток книг. На девятом десятке лет жизни (и на пятом - писательства) уже можно позволить себе не принимать в расчет комплексы и шаблоны - особенно учитывая, что Фэнни пишет...
А Фэнни Флэгг просто махнула на это рукой - и вернулась. Спустя почти сорок лет после выхода "Жареных зеленых помидоров" - и почти десяток книг. На девятом десятке лет жизни (и на пятом - писательства) уже можно позволить себе не принимать в расчет комплексы и шаблоны - особенно учитывая, что Фэнни пишет редко, и этот маленький роман задумывался именно как завершение карьеры, как возвращения к истокам. Еще в интервью восьмилетней давности, после выхода романа-хроники "О чем весь город говорит", Фэнни сказала: "Больше никаких больших книг, возможно, напишу еще сборник рассказов"...
Таким и получилось "Возвращение в кафе "Полустанок" - еще несколько ярких кусочков мозаики, дополняющих общую картину, подарок всем читателям, соскучившимся по аромату жареных зеленых помидоров.
Конечно, это не полноценный роман и даже не продолжение, скорее бонус, переходящий в "спин-офф", сборник историй из любимого мира, с отсылками не только к "Помидорам", но и ко многим другим романам Флэгг.
Возможно, и хорошо, что писательница не попыталась "вырастить" из помидорного куста еще одну большую историю, ограничившись букетом маленьких веточек. Истории Иджи, Бада-младшего и его потомков скорее развязывают старые узелки, чем создают новое плетение. Вы хотели узнать, как сложится история Бада? Пожалуйста: вот вам и он, уже не мальчик, а самый позитивный и непоседливый на свете старичок. Хотели еще новостных бюллетеней Дот? Будут и они.
И все же главное в этой истории - судьба самого Полустанка и знаменитого кафе, которое мы видим закрытым и опустевшим в начале и возрожденным - в конце. Разве что рецептов не хватает - ну так большая часть романа отнюдь не о кафе.
По сути, у Флэгг получилось продолжение не столько "Жареных зеленых помидоров", сколько дополнение к "О чем весь город говорит" - обидно же, что тщательно написанная история Элмвуд-Спрингс никак не соприкасается со вселенной самого любимого романа Флэгг! Теперь этот недостаток исправлен: "Полустанок" получил свою собственную хронологию, пусть не за полтора столетия, но хотя бы за полвека.
В ней будет все, что мы так любим у Флегг - множество маленьких историй, иногда смешных, иногда - грустных. Но даже в этом случае - с позитивным выводом: радоваться жизни стоит каждую минуту, ибо она пролетает быстро. Взрослеют и уходят из дома дети, стареют и уходят (но уже в более дальние края) родители, потом ровесники и друзья... А мы сами слишком часто тонем в мелком, сиюминутном, проходящем, так и не успев насладиться величайшим подарком, сделанном каждому из нас.
Простая вроде истина. Навязшая в зубах. И все-таки иногда стоит повторять ее снова и снова.
"Отныне я не слушаю угрюмых пессимистов, всеми силами старающихся убедить меня, что мир наш ужасен и люди в нем злы. Да, в семье не без урода, но, уж поверьте мне, облик этого старого, пусть не
идеального мира гораздо лучше того, каким его представляют. Кстати, я тут наткнулась на высказывание Уильяма А. Уорда и хочу его привести: «Господь дал тебе 86 400 секунд в каждом дне. Ты потратил хоть одну, чтобы сказать «спасибо»?»
...Трудно войти в одну реку дважды - особенно, когда реки больше нет. И мы вернемся в Полустанок вместе с Эвелин и Руфью не ради воспоминаний, а чтобы в маленьком кафе, восставшем из руин, вновь запахло жареными зелеными помидорами.
Возможно, вернуть к жизнь кусочек прошлого - не бог весть какая заслуга. Но это оценят и читатели, а, возможно, кое-кто и повыше. Оценят и усилия Эвелин и Руфи, и самой Фэнни Флэгг, у которой получилось вернуть нас на несколько десятилетий назад. В то время, когда мы впервые прочли "Жареные зеленые помидоры".
Большая просьба к комментаторам ура-патриотической и высокоморальной ориентации. Если хочется исходить пеной по поводу "неправильного взгляда на политику" - валите на форум к фанатам Симоньян. А то развелось знатоков истории Афганистана, прости господи, 1973 год путают с 1975-м, Тараки от Амина отличить не могут - а все туда же, обличать и сыпать проклятьями.
Прежде чем орать, что "СССР научил афганцев строить школы и подтирать задницы", погуглите, каким был Афганистан до...
Прежде чем орать, что "СССР научил афганцев строить школы и подтирать задницы", погуглите, каким был Афганистан до вторжения. Кстати, оно началось не в 1979 году, а значительно раньше, когда СССР привел к власти "красного принца" Дауда, который кормился с рук советов, как и большинство африканских и азиатских царьков. Потом его, правда, пришлось убирать руками Тараки, которого, в свою очередь, убрали руками верного ленинца Амина, убирать которого пришлось уже спецназу КГБ.
Крохотный эпизод о "подвигах" коммуниста и любимца СССР Тараки нетрудно найти в Вики:
"В марте 1979 года деревня Керала стала афганским Орадур-сюр-Глан: 1700 взрослых и детей, всё мужское население посёлка, было согнано на площадь и расстреляно в упор; мёртвые и раненые с помощью бульдозера были погребены вперемешку в трёх общих могилах. До смерти перепуганные женщины ещё долго видели, как колыхалась, вздымаясь холмиками, земля — это погребённые заживо пытались выбраться наружу. Потом — ничего, тишина. Матери и вдовы все как одна бежали в Пакистан. И эти «продавшиеся китайско-американским империалистам контрреволюционные феодалки» в своих жалких беженских халупах, рыдая от боли, с ужасом рассказывали о том, что им довелось пережить".
Хоссейни с детства не жил в Афганистане, это правда - но и не "смылся" в Америку. Он там, собственно, и жил, вместе с отцом-дипломатом. Но даже при этом об истории своей страны знает чуть больше, чем мамкины пропагандисты с 15-рублевой ставкой.
То, что творили в Афганистане советские солдаты, Хоссейни описывает скорее слишком мягко: да, тут он явно был не в курсе. Ни слова про сожженные напалмом и фосфорными бомбами деревни... И про это тоже ни слова:
"Четырнадцатого февраля 1981 года разведотряд — одиннадцать солдат 66-й отдельной мотострелковой бригады под командованием старшего лейтенанта — вломился в дом в кишлаке под Джелалабадом. Там солдаты обнаружили двух стариков, трех молодых женщин и пять-шесть детей. Женщин они изнасиловали и застрелили, а потом расстреляли всех остальных, кроме маленького мальчика, который спрятался и поэтому выжил."
Если бы Хоссейни хотел написать ужастик о советской оккупации - он бы легко нашел свидетельства о десятках и сотнях таких случаев. Но нет, он даже признает, что после их ухода (и прихода к власти Талибана) все стало еще хуже.
«— Помнишь улицу, которая вела к казармам и школе „Истикляль“? Когда Талибан вышиб Альянс из Кабула, я вместе с другими танцевал на этой улице. Все приветствовали войска Талибана, забирались на танки, фотографировались. Людям до того надоела война, вечная стрельба на улицах, взрывы, молодчики Гульбеддина, открывающие огонь по всему, что движется… Альянс принес Кабулу больше разрушений, чем шурави.
— Так, значит, когда пришел Талибан…
— То их встретили как героев.
— Ведь настал мир наконец.
— Да, надежда — штука странная. Пришел мир. Но какой ценой!»
Впрочем, трудно убедить в чем-то тех, для кого талибы сейчас - друзья и партнеры, а "запад" абсолютное зло.
Хоссейни отлично показал, что происходит со страной, по доброй воле погрузившейся в средневековье. Американцы, сдерживавшие талибов десять лет, дали Афганистану шанс стать нормальной страной. Не получилось - большинству населения оказался милее радикальный ислам. Однако у русских за десятилетие тоже ничего не вышло, знаете ли...
Нынешнее состояние Афганистана - это огромная трагедия, в которой виноваты все, и не в последнюю очередь - сами афганцы.
Заслуга Хоссейни - именно в том, что он показывает, как легко человек впадает в дикарство (особенно на примере второго романа, "Тысяча сияющих солнц").
Впрочем, его уроки нам уже не нужны: мы сейчас идем по тому же маршруту. Так что учиться, как всегда, будем на собственном опыте, раз уж оказались неспособны усвоить опыт Германии 30-х и Афганистана 2000-х.
Книги Хоссейни - тексты, написанные человеком.
Это достаточно, чтобы эти тексты оказались несовместимы с большей частью нынешней российской аудитории, читающей исключительно боевики про попаданцев. Ничего страшного. Люди в этой стране еще остались, пусть их и меньшинство.
Для них, собственно, и выпускаются такие книги, которые учат эмпатии и состраданию, а не ненависти.
Как-то многовато стало в последнее время книг, где судьбы людей устраивают/меняют братья наши меньшие. То котенок, как у Бакмана, то красная птичка, как у Фэнни Флэгг в "Рождестве и красном кардинале". Теперь вот осьминог по имени Марцелл. Впрочем, в отличие от героев двух первых книг, он не реквизит, не соломинка, способная выпрямить спину человеческому верблюду, и не рояль в кустах. Он сам по себе и сам в себе. Ну еще и в аквариуме, порой - в чужом, где проживают вкуснючие морские...
Осьминоги, к слову, живут чуть больше, чем любовь по Бегбедеру - четыре года. А чаще всего меньше - мир жесток, а люди весьма марцеллоядны. Впрочем, нашему Марцеллу повезло, он работает не блюдом, а осьминогом в океанариуме. О рыбке насущной думать не надо (разве что о том, как разнообразить стол), стало быть, остается масса времени для наблюдения за двуногими, философствования и немножко рефлексии: умирать скоро, а воли не видать, разве что на минутку-другую ночью.
А ночью в океанариуме водится Това, 70-летняя уборщица с зарплатой 20 долларов в час. Поскольку Това работает сверхурочно, денег ей на жизнь в собственном домике хватает, несмотря на инфляцию. Нехватка кого-то родного, теплого и близкого куда неприятнее: был сын, да исчез, был муж, да умер. Не считать же за семью клуб местных подруг-вязальщиц. А тут случился Марцелл, с которым хотя бы интересно...
...Роман о людях с психотравмой легко мог бы превратиться в умиляшку типа того же Бакмана, если бы не ехидные (и несколько нарциссические) главы, написанные от имени Марцелла - словно в сладкий кофе добавили ядреного имбиря. Да и подтекст романа довольно прозрачен - до чего дошли мы, люди, если нашу жизнь может устроить лишь зек-осьминог, Энди Дюфрейн из мира головоногих? До чего же мы дошли с тетешканьем давних травм и выученной беспомощности?
Впрочем, Шелби Ван Пелт успешно избегает и назидательности на грани жесткой сатиры, ограничиваясь намеком на то, что счастье всегда рядом, и друзья тоже, если мы перестанем жаловаться на жизнь и закукливаться в собственном внутреннем аквариуме. Простая вроде истина - а мало до кого доходит.
Хорошая (в своей нише) теплая история на осень и зиму, без претензии на великое - но и без переслащенности, что уже плюс.
Заодно много нового узнаете об осьминогах. И о том, сколько получают простые уборщицы в Штатах.
А еще мне чертовски захотелось послушать группу под названием "Мотыльковая колбаса" (в таких моментах где-то за кадром возникает улыбка чеширской Фэнни Флэгг).
И да, все мы немножко осьминоги. И поверьте, это не самый плохой вариант.
"Нет, мы не вместе, но прекрасно ладим".
Двуликий (не двуличный) роман: для читательниц он станет отличным "портретом женщины в старости", для читателей - соответственно, мужчин. Как мужчину, меня куда больше интересовал сам Вильям, к 80-ти годам бережно сохранивший все комплексы, наработанные еще с детства, прежде всего - в отношениях с родителями, и успешно наработавший новые. Большой ребенок, похожий на Эйнштейна, переменивший трех жен, и оставшийся все в тех же...
Двуликий (не двуличный) роман: для читательниц он станет отличным "портретом женщины в старости", для читателей - соответственно, мужчин. Как мужчину, меня куда больше интересовал сам Вильям, к 80-ти годам бережно сохранивший все комплексы, наработанные еще с детства, прежде всего - в отношениях с родителями, и успешно наработавший новые. Большой ребенок, похожий на Эйнштейна, переменивший трех жен, и оставшийся все в тех же бесконечных поисках, если не новой женщины, то себя самого. А Люси? Люси - константа, удобное дополнение к любой супруге. Любви к Вильяму, конечно, давно уже нет - но так даже удобнее: во всяком случае, "Лютика" всегда можно пригласить на семейное торжество, уже в новый дом к новой жене - и она не устроит сцену, хотя в каком-то смысле и будет оберегать своего Пилли, как прежде.
Просто потому, что у него "есть авторитет". Переводя на русский - потому, что он по-прежнему что-то значит.
С одной стороны, безумно трогательно наблюдать за тем, как связывают глубоко немолодых уже людей какие-то особые отношения, непохожие ни на любовь, ни на давно распавшийся брак. Кажется - вот оно, настоящее.
На деле, конечно же, это довольно грустная история о людях, которые когда-то давно проросли друг в друга корнями, сплелись ветвями - да так и не смогли расплестись. Два одиночества в роли сиамских близнецов.
Один из тех номинально женских романов, которые обязательно стоит прочесть любому мужчине. Чтобы не стать таким, как этот трогательный, умильный, большой ребенок-вампир с детскими обидами. Ставший таким, конечно, во многом благодаря матери, царственной эгоистке на диване мандаринового цвета.
Мужчина, выбирающий неподходящих женщин - впрочем, одну-то он, похоже, выбрал удачно. И теперь Люси, у который ворох своих собственных проблем, должна разгребать угли прошлого для своего "Пилли", служа ему и проводником, и жилеткой для слез, и голосом при общении с близкими.
...Впрочем, у любой другой писательницы Вильям получился бы отталкивающим - но не у Страут, у которой не хочется вообще осуждать кого-либо из героев. На крючок "оценочности" в ее романах мы уже попадались неоднократно - что в "Оливиии Киттеридж", что в "Мальчиках Берджессах". И всего оставались в дураках. Потому что в жизни иногда нужно не оценивать, а просто наблюдать, словно за бесконечными полями штата Мэн из окна старенького авто....
"— Вильям, ты женился на своей матери. — Я сказала это очень тихо. — Мы с ней очень похожи. Она тоже росла в нищете и, возможно, с отцом, который... В общем, она... Я не знаю, как тебе объяснить. Но ты выбрал тот же типаж. В мире столько разных женщин, а ты женился на такой, как твоя мать.
Вильям притормозил у обочины.
— Люси, я женился на тебе, потому что ты светилась от радости. Ты просто светилась от радости.
А когда я наконец понял, где ты росла, — когда мы приехали к твоим родителям объявить, что женимся, — Люси, я чуть не умер, увидев, где ты росла. Я об этом даже не догадывался. И я все думал: «Как ей это удалось? Как можно расти в таком доме и стать таким жизнерадостным человеком?» — Он медленно покачал головой. — И я до сих пор не знаю, как тебе это удалось. Ты особенная, Люси. Ты — внеземное создание. Ты завоевываешь сердца, Люси."
И это правда. Люси, кажется, просто невозможно не полюбить. Вильям, старый ты г....нюк, как же мог ты упустить такую женщину?
Очередная книга-путешествие по жизни, по душам людей, по миру чувств. От писательницы, которая, как никто другой, умеет превращать обыденную жизнь банальных людей в повод для медитации.
Книга не для любителей экшна и ярких интриг. Ровная, тихая и спокойная, как река.
Кажется, что читаешь не про Америку... Часть населения объявлена "врагами народа" и "иностранными агентами", неугодные книги тихо исчезают из библиотек, фашизм под прикрытием лозунгов о "защите традиционных ценностей", неугодных избивают на улицах и арестовывают, детей - забирают из семей.
Население - либо одурманено пропагандой, либо безгласно и равнодушно, хранители культуры превращены в дрожащих от страха овец.
Похоже, некоторые процессы идут синхронно во...
Население - либо одурманено пропагандой, либо безгласно и равнодушно, хранители культуры превращены в дрожащих от страха овец.
Похоже, некоторые процессы идут синхронно во многих странах мира - в том числе и тех, кто считал себя абсолютно защищенными от этого зла.
Напрашивается сравнение с "Градусами по Фаренгейту" Брэдбери и "1984", и все же Селеста верна себе: это по-прежнему роман о родителях, которые считают, что заботятся о своих детях, но на самом деле качечат их - это и Маргарет, покинувшая родного сына, и её муж, настолько похожий на архивариуса из "Убить Дракона", что начинаешь думать - а не читала ли Селеста и Шварца вместе с Ахматовой?
Впрочем, герои и не стремятся убить дракона и даже просто бросить ему вызов. Будучи этнической китаянкой, Инг явно транслирует традиционный для этой культуры подход, что в дни невзгод лучше превращать семью в маленькую крепость - и заботиться прежде всего о самых близких. В первую очередь о детях, которым предстоит пережить смутные времена и заново строить мир. А его можно строить с любовью только в том случае, если ты сам в детстве получал достаточно любви.
Книга, которая ранит и тревожит - как всегда у Селесты. Лично мне она показалась намного сильнее и глубже "Пожаров".
Коротко. Написать на 100% документальную книгу так, чтобы она читалась не менее увлекательно, чем приключенческий роман - это уже немало. Правда, страницы протоколов допросов и документы из реального уголовного дела Римуса скорее отвлекают и раздражают, но для историка эта книга - бесценна. Особенно если учесть, что это первая работа о человеке, стоявшем у истоков всего бутлеггерского бизнеса как такового. Неизвестный "крестный отец" американской мафии, который категорически не...
И главное - при всех организаторский способностях, стопроцентно наивный человек, поверивший сначала в собственную исключительность, а затем - в свою жену, что и стало фатальной ошибкой.
Интересная и необычная хроника Америки времен "сухого закона" - и яркий (и крайне неприглядный) портрет тогдашних властей, погрязших в лицемерии и коррупции по самую макушку. Ну и очень яркий портрет Мейбл Уокер Виллебрандт - фанатичной и несгибаемой служаки, которая фактически принесла в жертву долгу собственную личную жизнь. Вот таких персонажей, увы, сегодня практически не осталось.
Что до ассоциаций, то лично мне Римус напомнил не выдуманного Гэтсби, а скорее Казанову - тот тоже начинал как авантюрист и вольнодумец, а закончил нищим и презираемым всеми стукачом, работавшим на венецианскую инквизицию.
Кофе в этой книге - скорее ловушка-заманушка: впревые аромат "мокко" мы почувствуем лишь ближе к середине книги, которая, на поверку, окажется совсем о другом. Страницы, посвященные Йемену, могли бы принадлежать Халеду Хоссейни - настолько сильно и глубоко описана трагедия этой страны, где война не прекращается десятилетиями, как и в Афганистане. О ней мы знаем мало, но я впервые услышал слово "Йемен" почти сорок лет назад: отец моего друга был там "военным...
...Возможно, Эггерсу не хватает беспристрастности - некоторые эпизоды явно приглажены, в некоторых, напротив, контрастность цветов выкручена на максимум. Читая историю Мохтара, трудно поверить, что перед нами - не литературный персонаж, а вполне реальный человек, со своим инстаграмом - кстати, Мохтар охотно отвечает на письма.
Возможно, на деле все было несколько иначе, и сам Мохтар во многом - далеко не рыцарь в сияющих доспехах, каким он предстает в книге.
Пусть это отчасти сказка. Но сказка, написанная талантливо и атмосферно.
Да еще и с ароматом кофе.
Ты - избранный, Нео. Точнее, Ноа.
Ты чудом спасен из морских глубин кровожадными чудовищами (кто сейчас помнит, что они были богами-хранителями твоего народа)?
У тебя есть дар видеть прошлое - и исцелять в настоящем.
В конце концов, ты родился и вырос на Гавайях, пропитанных древней магией - а это рай на земле, куда большинство если и попадает, то лишь на каникулы.
Ты счастливчик, Ноа, со всех сторон.
...Но жизнь - не Матрица, Ноа, и уж тем более не голливудское кино про Happy Hawaii с...
Ты чудом спасен из морских глубин кровожадными чудовищами (кто сейчас помнит, что они были богами-хранителями твоего народа)?
У тебя есть дар видеть прошлое - и исцелять в настоящем.
В конце концов, ты родился и вырос на Гавайях, пропитанных древней магией - а это рай на земле, куда большинство если и попадает, то лишь на каникулы.
Ты счастливчик, Ноа, со всех сторон.
...Но жизнь - не Матрица, Ноа, и уж тем более не голливудское кино про Happy Hawaii с сексуальными девушками в пышных юбках из пальмовых волокон. У сказки есть оборотная сторона - ты увидишь, как отрабатывают эти самые танцы, до кровавых мозолей, девушки из бедных семей, у которых нет никаких шансов выбраться из нищеты.
Ты поймешь, что в мире, где даже Рождественского Деда придумала Coca Cola, нет места для настоящих чудес. Для твоих чудес, Ноа.
Ты Спасатель, а возможно, и Спаситель, который просто пришел не вовремя. Ты не нужен миру, который давно отвык от магии, и разучился видеть тени древних воинов, выходящих под звездным небом на пустые пляжи...
..,Какаи Стронг Уошберн - отличный ловец, закидывающий в читательское море ключок с самой лакомой приманкой. Экзотика, магический реализм, пальмы-море-острова. Но на самом деле - эта книга прощания. Как с древним магическим миром, так и с надеждой на то, что все еще можно исправить, найдя опору в семье. Ведь семья сегодня - столь же зыбкое, эфемерное понятие, как и магия.
...Книга, впрочем, грустна, но не безнадежна. Она полна красоты и мелодии - будь то музыка или просто слова гавайской речи, которые так и хочется напеть.
Здесь много любви - прежде всего родительской, здесь даже в самые грустные моменты находится место шуточки, порой с сольцой и перчиком, а томления духа с лихвой компенсируют радости плоти. Это не "хакуна матата" - но и не погребальная песнь.
Красивая и светлая грусть, последний взгляд на уходящий мир, который умирает без волшебства.
А на другом, более востребованном слое - семейная история о завышенных ожиданиях, о дорогах, которые мы выбираем, о мнимых и настоящих ценностях.
Здесь показывают красивое, даря вместе с этим настоящее, а выбор этого настоящего более чем велик: родительская, братская или какая-то иная любовь, неожиданное обретение прошлого, дарение себя - или даже просто жизнь с бутылочкой рома в руке, глядя на море и звезды...
Выбирай, бледнолицый!
Однажды норвежский писатель Ханс-Улав Тюволд решил написать книгу про путешественника Амундсена, покорившего Южный полюс. Национального героя, символа и прочее. Правда, про него уже было несколько десятков книг – и это неудивительно. Но в экспедиции Амундсена были еще и собаки – а вот про них еще никто не писал. Но если про человека уместно рассказывать человеку, то почему был про собак не рассказать милому псу? Так появился Шлёпик, чем-то похожий на классического кота Мурра, а по болтливости...
…Когда-то давно, еще щенком, отбракованного другими покупателями Шлёпика (неправильной формы белое пятно на морде – и тут, понимаете ли, расизм) взял под опеку старый Майор, «альфа» по определению, как и любой военный, так что отношения с ним у Шлёпика выстроились правильным образом. Но вот незадача: Майор был старый, и уже на первых страницах книги перестал быть. Тут бы развести слезливую драму в духе Хатико, но нет: немножко погоревав для порядка, Шлёпик начинает приспосабливаться к новому хозяину, точнее, хозяйке – жене Майора фру Торкильдсен. Которая совсем не «альфа», обожает хлебнуть горячительного и совершенно не умеет охотиться, но, к счастью (уж не благодаря ли «драконьей воде»?) прекрасно понимает Шлёпика – и ведет с ним бесконечные диалоги о делах собачьих и человеческих… ну и об Амундсене, с которого все началось. А Амундсен, чтобы вы знали, покорил полюс самым бесчестным образом: всю работу за него сделали собаки. Которых он в благодарность ел, без сантиментов и рефлексии. Удобно же: тут тебе и бесплатная тягловая сила, и провиант.
Сам Амундсен, охотно обнимавшийся с собаками на фото, не счет нужным публично воздать им должное – что, кстати, покоробило и его современников. Известно, что во время доклада Амундсена в Норвежском Географическом обществе его председатель, лорд Керзон, прямо обвинил Амундсена в «присвоении Амундсеном заслуг его собак», публично призвав всех присутствующих воздать им должное троекратным «Ура!»… Но это в реальности, а в книге вас, вероятно, до слез растрогает эпизод с бумажными фигурками – их фру Торкильдсен складывает во время рассказа, одну за другой, чтобы показать Шлёпику, сколько их было – этих собак, использованных и преданных своим Хозяином (интересно, случайна или нет отсылка к знаменитым бумажным журавликам маленькой Садако Сасаки, которые она складывала, умирая от лучевой болезни после бомбардировки Хиросимы?).
Но параллельно истории Амундсена, который давно в прошлом, закручивается совершенно другая коллизия – уже в настоящем: у старенькой фру Торкильдсен, помимо Шлепика, есть Щенок (человеческой породы), у Щенка – Сучка (той же породы, но во всех смыслах) и Кутенок. И вся эта компания явно нехорошо косит глазом на жилплощадь родственницы. И никаких бесед со Шлёпиком у них точно не ожидается – он для них такая же обуза, как и его хозяйка…
…Из этой истории можно было выкроить книгу по любому привычному для нас шаблону: от очередной повести о «животных-героях» Сетона Томпсона до слезовыжималки в духе «Белого Бима» или того же Хатико. Беспроигрышный вариант, но слишком уж банальный – и как же хорошо, что Тюволд не свернул на эти хорошо протоптанные тропки!
«Хорошие собаки» слишком ироничны, чтобы стать классической «драмой на разрыв сердечка», слишком драматична для ванильной книги-умиляшки, а лиричность и порой – недюжинной глубины философия, которой разражается хвостатый резонер, уберегает роман от сползания в бесконечное «хи-хи» в стиле каких-нибудь «Записок кота Шашлыка».
Это история по-настоящему трогает – всем своим эмоциональным диапазоном, от светлой грусти до улыбки, от боли до радости. И она, в общем-то, совсем не о собаках, а о нашем, человеческом мире, наполненным атомизированным одиночеством, мире, в котором собака оказывается человеку роднее и ближе собственного ребенка. Мире, в котором мы, возможно, стали куда лучше относиться к животным (если сравнить с эпохой Амундсена, конечно), но куда хуже и черствее – к себе подобным.
«Хорошие собаки до Южного полюса не добираются» - история, возможно, не столь умилительная, как бесконечные мемы о собаках и котиках из соцсетей. Но зато она – настоящая, хорошая история - о дружбе, старости, одиночестве, семье и мужестве. Здесь найдется место и для смеха, и для грусти – как в жизни.
И главное - для бесконечного количества любви, которую так легко дарить друг другу… Жаль только, что мы так редко это делаем. «Тропой бескорыстной любви» - помните, был такой фильм в советское время? Посмотрите на эту тропу – и увидите на ней и Шлёпика. Нескладного, хвастливого, болтливого, порой недалекого и циничного. Но зато он владеет бесконечно важным искусством любви и понимания – и где-то посреди бесконечных разговоров об охоте, особенностях колли и сенбернаров и собачьей математики вы наверняка найдете те главные и по-настоящему пронзительные строки, которые делают эту книгу столь важной для каждого:
«Лишь благодаря людям у меня есть еда, крыша над головой, чесалка для шерсти, коврик, тепло и любовь. Да, любовь. Любви мне надо много, и я совершенно честно это признаю. Я и взамен отдаю немало любви. Особенно когда вам это нужно. Животные нас любят... Любят, это точно, но не потому что ты такой добрый и хороший. Они любят тебя, потому что таковы собаки. Это наша работа. Мы любим людей, даже когда те не дают нам никакого повода для этого. Любим со всеми теми ужасами и огорчениями, которые они нам приносят. Мы часто думаем, что все, с нас хватит, но потом непременно возвращаемся.»
Напишу коротко: сегодняшняя Россия недостойна такой замечательной книги. Замечательной во всех смыслах - по языку, мудрости и глубине. Это откуда-то из классики.
Хинштейна можно не любить, ему можно не верить. Более того - не верить ему, как человеку от власти, проще всего. Но в одном ему не откажешь: с точки зрения политической журналистики к его текстам придраться трудно. Я читал несколько его книг - и это как раз тот случай, когда автору изначально не доверяешь априори, как депутату (стало бытЬ, изначально ангажированному)... Но в итоге понимаешь, что в его аргументах есть кое-какие моменты, опровергнуть которые с наскока не получится. Вот в книге о...
На этот раз задача куда скромнее: показать, что с коррупцией во власти вполне можно бороться в рамках самой системы. "Пчелы против мёда", ага - скепсис включается на полную... А потом - читаешь один случай, другой, и не с простыми исполнителями - министрами, депутатами, чиновниками высшего уровня. И - опять-таки поневоле, против собственных убеждений - начинаешь понимать, что не все так просто у нас в воровством. В котором власть, как выясняется, заинтересована не больше, чем самые яростные ее оппоненты.
Можно, конечно, воспринимать эту книгу как "Депутатский отчет" - она, собственно, таковым и является. Но то, что один из самых известных депутатов "партии власти" все-такие не забыл отчитаться о проделанной работе - а если посмотреть книгу, то сделано не так уж мало - все-таки внушает надежду на то, что со временем такие вот отчеты о реальных сроках и посадках, о конфискованных миллиардах и получивших по рукам продажных чиновниках - когда-нибудь станут у нас нормой.
И не для одного Александра Хинштейна. Который, безотносительно своей должности и партийной принадлежности,транслирует вполне логичную и здравую мысль: воров можно и нужно выводить на чистую воду.
О стиле. Написано по-журналистски с огоньком, читать интересно.
По сути: "манифест нового глобализма", раскрывающий стратегию крупных мировых корпораций в условиях не только "ковида", но и закрытия отдельных рынков по чисто политическим причинам (кейсы Huawei и вот теперь Xiaomi). И это не экстренные меры, не тушение пожаров: компании реально учат работать в условиях, когда локауты, дистанционка, отсечение целых огромных рынков - это не форсмажор, а "новая реальность", норма.
То есть книга реально...
То есть книга реально "горячая".
Поначалу многое кажется популизмом: шутка ли, предлагается на полном серьезе ставить «создание акционерной стоимости» ниже «инвестиций в работников», «справедливого и этичного отношения к поставщикам» и «поддержки местного населения в регионах деятельности». И это говорят те, кто, казалось бы, совсем недавно восхвалял на все лады ультралибертарианцев типа Эйн Рэнд!
Мда, смахивает на революцию - если это, конечно, позиция не одной BCG, которая невероятно крута, но... Если же эта программа и впрямь принята за основу для всего мира (иначе с чего ее так рьяно рекомендуют и ребята Гейтса, и нашг Греф?), то есть повод задуматься. Глобализм, конечно, никуда не уйдет, но изменится явно в лучшую сторону. Поэтому я воспринимаю "Больше чем великие" не столько как перенесенный на бумагу бизнес-тренинг, а как скрытый манифест - и программа действий на будущее, обязательная для выполнения всеми корпорациями.
...Конечно, это совершенно не массовый продукт: работа изначально рассчитана на руководителей высшего звена и владельцев крупных корпораций, так что обычному читателю она вряд ли поможет. За одним исключением - книга позволяет понять, в какую сторону будет направлен вектор корпоративной эволюции, компании какого типа будут, скажем так, "официально поддерживаться" реальными хозяевами мира. Стало быть, рыночная стоимость компаний, работающих по этому плану, неизбежно вырастет, и можно будет заработать на акциях. Рекомендую эту работу не только (и не столько) стартаперам, но и прежде всего трейдерам - с этой точки зрения она очень полезна. Понятное дело, что не все из рассмотренных стратегий применимы к нашим условиям, но заглянуть в будущее мирового бизнеса - сама по себе очень привлекательная штука.
По поводу предыдущего замечания - вообще-то у Висковатова представлены образцы формы не только русской армии, но и других стран - той же Франции, Пруссии и т.д. - в контексте, связанном с историей именно российского вооружения и формы. И очень часто объясняется, что именно из элементов той же формы мы заимствовали. Так что гравюр с изображением чужеземной формы в книге достаточно - это одна из них. А раз она есть в книге - имеет право быть и на обложке.
Низкий рейтинг на Goodreads не удивляет - книга старательно бьет по всем больным местам современного политкорректного общества. Вместе с тем крайне бережно (а этом мало кто заметил) относясь к живым людям, слишком уж отличным от своих сетевых двойников. Девушка-трансгендер, пожилая радикальная феминистка, "невольно воздерживающийся" фрик с кучей онлайн-аватаров, даже пройдоха-актер на наших глазах превращаются из карикатуры в обычных страдающих людей - каждый со своей собственной...
Нет, это не вторых "Два брата", новый роман Элтона ближе к беляевскому "Человеку, потерявшему свое лицо" (если кто-то помните еще этот хит моего поколения). Да, нужно немало умения, чтобы увидеть за фарсом - драму, за хохочущей маской - гримасу боли, за антиутопическим будущим - настоящее.
Но стоит попробовать.
Менопауза у матери. Пубертат у дочери. Альцгеймер у мамы. Кризис полтинника у папы. Хроническая нехватка денег у всех. Хроническая невостребованность - тоже у всех (популярность фото задницы не в счет)...
...Первая книга была написана в эпоху "Секса в большом городе" и бесшабашного чиклита - впрочем, и тогда за развеселыми шутками Пирсон угадывался крик о помощи всех современных женщин, зажатых между семьей и карьерой.
В новой книги первая половина слова "драмеди" явно...
...Первая книга была написана в эпоху "Секса в большом городе" и бесшабашного чиклита - впрочем, и тогда за развеселыми шутками Пирсон угадывался крик о помощи всех современных женщин, зажатых между семьей и карьерой.
В новой книги первая половина слова "драмеди" явно доминирует над второй. Героине уже под 50, в Англии, как у нас, это не приговор. "Чтобы стоять на месте, надо бежать вдвое быстрее" - ну вот и продолжается беготня на всех фронтах, но уже не с прежней бравадой, благо годы не те, а с отчаянием. Комплексы героини со временем перестают быть смешными - да и как смеяться над депрессией?
Да, женщины - сильный пол XXI века, особенно на фоне радикально инфантильных мужиков, с их заботой о собственном визуале и помешательстве на барахле с AliExpress. Теперь в новом "Сексе в большом городе" героями явно стали бы три мужика под полтинник.
А женщинам уже не до кино. Они работают. Изо всех сил вытягивают семью, параллельно ухаживая за престарелыми родителями.
Наверное, это смешно (и у Пирсон это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО смешно)... Но почему же так грустно, а в нашем случае - еще и стыдно?
Не люблю детективы. Не люблю жестокости и насилия, и азиатское кино далеко не в фаворитах. Совершенно иная логика, иная мораль, иные представления о значении жизни и смерти...
...Но в этом случае пришлось сделать исключение из собственных принципов: слишком уж это красиво. Особой, темной красотой, конечно, чуждой для нас... Хотя чуждой ли? В аннотации сравнивают Ким Онсу с Мураками - но с первых же страниц натыкаешься на отсылки к европейской и американской классике. Параллелей и скрытых...
...Но в этом случае пришлось сделать исключение из собственных принципов: слишком уж это красиво. Особой, темной красотой, конечно, чуждой для нас... Хотя чуждой ли? В аннотации сравнивают Ким Онсу с Мураками - но с первых же страниц натыкаешься на отсылки к европейской и американской классике. Параллелей и скрытых намеков у Ким Онсу не меньше, чем у Тарантино (и это сравнение тоже уместно).
Мои собственные параллели: "Сад расходящихся тропок" Борхеса, Кобо Абэ, Умберто Эко, Артуро Перес-Реверте и, как ни странно, частично Герман Гессе с его "Игрой в бисер" - у Ким Онсу сюжет тоже выстроен почти по математическому, шахматному приницпу.
Книга многолика: на нее можно смотреть, как на жесткий боевик, чернушгный репортаж из жизни корейских трущоб, роман-загадку - или экзистенциальное произведение в cартровском духе. Написанный довольно просто, хоть и музыкально, он очень медитативен. Здесь есть совершенно фантастические диалоги на грани смерти, и много книг - безумно интересен взгляд на "Илиаду" мальчика, который через несколько лет станет безжалостным убийцей.
Как и Пелевин, Онсу с легкостью переходит от высокого к низкому, от буддистских диалогов о смысле жизни к обсценным тирадам бандюков (сцена с бусинками-"рингселами", оставшимися после кремации директора Кима, словно взята из "Чапаева и Пустоты")
Это необычно. И как приятно убедиться, что и в Корее есть литература, вполне сравнимая по уровню с давно освоенной нашими книгоиздателями Японией.
Коротко: настоящий шок от красоты стиля...и от тонкой, практически совершенной работы переводчика. Легко писать картину яркими цветами, аляповато, в стиле Энди Уорхола... Но здесь - полотно, сотканное из какой-то совершенной прозрачности и тишины. Легкая игра теней, намеки, полутона, кажущаяся простота мазка - а сколько при этом сказано!
Даже если вам не по сердцу классическая английская проза, даже если вы не любите Ивлина Во или ту же Вирджинию Вулф - прочтите обязательно эту книгу, только...
Даже если вам не по сердцу классическая английская проза, даже если вы не любите Ивлина Во или ту же Вирджинию Вулф - прочтите обязательно эту книгу, только не спеша, не на бегу, она совсем не для этого.
Уделите ей несколько вечеров. И поразитесь, насколько автору повезло с переводчиком... Ну а Анастасии Завозовой и нам - с автором.
Могу понять, почему эта книга кого-то не трогает - как раз потому, что мы как раз избалованы той само яркостью, динамикой, огромным количеством событий. Эта книга написана явно не для нашего времени, но она, уверяю вас, может тронуть. Еще и потому, что депрессивно-уставшая Англия накануне Второй Мировой слишком уж похожа на нас. И впору задуматься: а живы ли сердцем мы сами?
Предыдущая книга Бюсси заставила поволноваться - неужели Мишель променял легкий и изящный детектив на остросоциальную прозу (хотя и с фирменным шармом и изяществом)? "Анаис" отчасти убедила в обратном... А отчасти - показала, что Бюсси все-таки меняется, но в другую сторону: в его романах все меньше детектива, и все больше - лукавства, психологизма и лирики.
Собственно, это и не роман, а четыре истории, на первый взгляд, не объединенные ничем. Но общее все же обнаруживается: каждая...
Собственно, это и не роман, а четыре истории, на первый взгляд, не объединенные ничем. Но общее все же обнаруживается: каждая новелла Бюсси - о тонкой грани между "кажется" и есть, между заблуждением - и реальностью, которая до поры до времени прячется за кулисами, появляясь чертиком из табакерки в самую последнюю минуту. Если хотите, книга - об играх нашего воображения, которые могут завершиться милым семейным розыгрышем, а могут - настоящей драмой.
Атмосферно, легко и поэтично. Пусть это не великая литература, но в качестве отпускной книги на лето - просто идеально. Она невелика, справитесь за вечер.
...Но это будет отличный вечер. Как проведенный в ресторане у моря с бокалом вина.
Книга обманывает. С самого начала маскируясь под типично итальянскую сагу а-ля Ферранте - ох уж эти оливки, и воздух, насыщенный фруктовым ароматом, и запретная (казалось бы) тяга к сестре, которая и не сестра вовсе... И даже драматичное вступление в духе Маркеса, казалось бы, не противоречит легкому и летнему настрою.
...А книга оказывается вовсе не простой, и не сагой даже: уже с середины в тоне повествования слышны скорее хемингуэевские нотки, из "По ком звонит колокол" (и там и...
...А книга оказывается вовсе не простой, и не сагой даже: уже с середины в тоне повествования слышны скорее хемингуэевские нотки, из "По ком звонит колокол" (и там и там - гражданская война, драма разделенного народа, и ужас, превращающийся в обыденность).
Книга на поверку - о выборе, об ответственности, о том, что иногда приходится выбирать не только свою судьбу, но и судьбу твоей собственной страны.
Даже пойдя против него.
Даже обратив оружие против того, с кем, казалось, неплохо ладили в детстве.
Книга - о проклятии не только семьи Пальмизано, от которого не скроешься и под чужой фамилией, и даже в другой стране.
Имя ему - война.
Дополнение к отзыву Сергея Шепита. Не поленился получить комментарии у переводчика (кстати, лауреата премии Норы Галь за 2019 год, именно за эту книгу). Привожу комментарии Шаши as is.
1. Манстер не перемежается с Мунстером - в тексте везде Мунстер, кроме единственного комментария о том, что в современном ирландском он называется "Манстером". Легко проверить простым поиском по тексту.
2. Ог/Ок. Вариант сверялся по источникам, частотность "Ог" значительно выше.
3....
1. Манстер не перемежается с Мунстером - в тексте везде Мунстер, кроме единственного комментария о том, что в современном ирландском он называется "Манстером". Легко проверить простым поиском по тексту.
2. Ог/Ок. Вариант сверялся по источникам, частотность "Ог" значительно выше.
3. Фидхелл переводится как "шахматы", потому что у Стивенза chess, и я в комментарии об этом подробно пишу.
4. Елизавета, разумеется, I, а не II, это, к сожалению, ляп, упущенный при корректуре. За замечание спасибо, постараемся исправить в допечатке.
5. Про "бессистемность комментариев": хотелось бы понять, ЧТО для рецензента "системный" комментарий.
6. Про транскрибирование ирландских слов: я написала в предуведомлении к глоссарию, что Стивенз и другие писатели его времени обходились со словами весьма вольно, я придерживалась авторского текста.
7. "Савань/Самайн" -- об этом тоже есть довольно подробный комментарий. рецензент почему-то то смотрит в комментарии, то не смотрит.
В общем, из всей рецензии - одно дельное замечание.
Есть темы, которые неизбежно генерируют вокруг себя либо, простите, банальный срач, либо жесткое непонимание и неприятие. Эдакие литературные аллергены. И когда такая тема в книге присутствует, как-то уходят на второй план и литературные, и психологические достоинства произведения.
Книги о войне, написанные англичанами или американцами, безусловно, на первых местах по аллергенности для российского читателя. Хотя не только ими: лет 15 назад в эпицентре споров оказался роман нашей...
Книги о войне, написанные англичанами или американцами, безусловно, на первых местах по аллергенности для российского читателя. Хотя не только ими: лет 15 назад в эпицентре споров оказался роман нашей соотечественницы Елены Съяновой "Плач, Маргарита!", которая позволила себе немыслимое: написать семейную историю вождей Третьего рейха, практически посмотрев на нацистских бонз глазами их жен, подруг, родственниц... И позволив читателям увидеть не форму, не идеологию, а людей. Да, страшных, чудовищных, если судить мерками истории, но все же до невероятности близких к нам самим в обычной жизни. Трилогия Съяновой, написанная, кстати, тоже в ремарковском духе, так и не переиздавалась - и вряд ли её напечатают сейчас.
Книге Ридиана Брука, весьма далекой от оправдания нацизма, досталось на орехи, по сути, за то же самое: показать нам человеческие трагедии не по одну, а по все стороны фронта. В том числе - и трагедию простых немцев, которым пришлось сполна расплатиться за безумие собственной нации.
Да, невиновных в таких историях не бывает - и немецкий архитектор, оплакивающий сына, погибшего на Восточном фронте, несет свою долю ответственности - как и его жена, и даже дочь, в слепой ненависти к "оккупантам" выжигающая на руке две восьмерки - аббревиатуру Heil Hitler. Всем им приходится платить, вне зависимости от возраста, отношения к нацизму. Просто потому, что они немцы.
Но далеко не светлыми эльфами выглядят и победители - вне зависимости от национальности. Особенно достается спесивым бриттам с неизменным "Бременем белых" Киплинга на устах, относящиеся к немцам, как к существам низшего уровня, преступникам и чуть ли не рабам. Да, они считают себя вправе небрежно вышвыривать людей из их домов, распихивать по коробкам украденный у них фарфор, грубо, словно крыс, отпихивать голодных детей. Судьи, властители судеб - себя они видят исключительно в этой роли. Достается, конечно, и русским, описанным, мягко скажем, не слишком доброжелательно, и прагматичным американцам, и французам...
...Но в какой-то момент представители всех четырех наций сходятся за одним столом и рассказывают друг другу о том, что было бы, если бы не началась война - и с них моментально слетают все маски: война искалечила всех, и победителей, и побежденных, мундиры слетают, обнажая израненное человеческое сердце. Именно эта сцена - лаконичная, скупая, написанная подчеркнуто в нейтральных тонах - напоминает одновременно и Ремарка, и Хемингуэя, и именно она во многом дает ключ ко всей книге.
В любой войне не может быть победителей - платить за кровавый хаос приходится всем. Начать войну просто - достаточно лишь одного выстрела. Закончить - гораздо труднее, ибо очень непросто увидеть людей за злобными карикатурами на плакатах. Это относится и к немцам, с их ненавистью к победителям, и к союзникам.
Но рано или поздно приходит понимание, что война должна быть закончена. Что разрушение должно смениться восстановлением, а ненависть уступить место пусть не любви (любовь к нацизму - нонсенс), но к пониманию и примирению. Раны должны затягиваться, на месте руин - воздвигаться новые здания. Время прощаться с погибшими - и начинать жизнь заново.
Это предстоит и всем героям книги: английской семье, потерявшей ребенка во время немецкого налета на Лондон, и немецкой, также похоронившей сына. Им всем необходимо, не оглядываясь, идти вперед, поскольку стремление вернуть прошлое неизменно несет за собой хаос и смерть. Это обязательно поймет и юная Фрида, которой предстоит пройти через ненависть - и лишь чудом остаться в живых.
Роман, по сути - о строительстве мостов, о попытке сшить порванное в лоскуты сердце, разум, и вновь научиться понимать друг друга. Немец Люберт и англичанин Льюис, немка Фрида и британка Рэйчел - каждый из четверки приходит к этой мысли в разное время, совершив по дороге немало ошибок. Но милосердный автор дает им шанс - видимо, в этом многие и видят излишнюю мелодраматичность книги. В жизни, конечно, все иначе, и Брук пишет скорее сказку, чем реальную историю. Упростив многое и о многом умолчав - это бесспорно. Это в романе мир постепенно берет верх над войной - но за кадром остается раскол, который Германия переживет всего лишь через два года и который продлится полвека. Это и будет расплатой для страны - но не для героев, с которыми автор прощается на позитиве: их счет оплачен и закрыт.
И небольшой ответ автору предыдущей рецензии: представьте себе девушку, вырванную из привычной среди, которая совершенно не понимает, что ее ждет в чуждой и враждебной стране. Для нее в такой ситуации как раз естественно хвататься за привычные мелочи и "маркеры" стабильности, вроде чулок или фарфора. Ни окружающим, ни сама себе она не может признаться в собственных страхах и слабости - отсюда эти "странные" разговоры на борту. Разговоры людей, которые еще пару лет назад сидели в развалинах под бомбежками, а сейчас примеряют на себя роль победителей и существ высшей касты. По мне так вполне логично. Было бы странно, если бы они рассуждали о высокой политике.
Психологически Брук как раз точен, разве что комендант Льюис получился слишком уж идеальным. Но вот Рэйчел весьма убедительна - в том числе и в отношениях с мужем, чувства к которому давно остыли, но с которым ей связывает общее прошлое - и общая трагедия. И её решение в конце романа заслуживает уважения.
...Да, это, возможно, книга на один раз. Но именно для этого единственного раза - книга в высшей степени правильная и даже необходимая.
Особенно для нас, всегда готовых воевать - и, к сожалению, не способных закончить давно прошедшую войну.
Начнем с хорошего. Просто замечательно, что появилась новая книга по истории ЮВА, да еще столь объемная, да еще - по десяти странам сразу. Последняя более-менее заметная монография по региону в целом, вышедшая на русском языке, аж полувековой давности (я имею в виду "Историю Юго-Восточной Азии" Холла). Конечно, по каждой отдельной стране есть множество более новых книг - по Таиланду это труды Берзина (достать которые практически невозможно), по периоду Кампучии - "Брат номер...
...А вот дальше начинаются проблемы: во-первых, кто такой Джон Голт... Простите, Александр Ландау? Ни званий, ни научных заслуг, ни места работы не обозначено, насколько автору можно верить - непонятно. Даже на отчество поскупились.
И это при том, что даже для книг, написанных журналистами, обязательно приводится хоть крохотная биографическая справка.
Но это еще полбеды: листаем книгу и... не находим ни сносок, ни цифр, ни списка использованной литературы, ни указателя имен. Вообще ничего из того, что мы привыкли видеть в научных трудах.
Что ж, если допустить, что перед нами книга не научная, а исключительно популярная, возможно, на это стоит посмотреть сквозь пальцы (хотя даже в предельно популярной книге "Сиам" Жак-Эгуалка библиографическое приложение есть - пусть и скромное, книг на 30, а у Сергея Брилева в "Забытых союзниках во Второй мировой войне" список уже на сотню с лишним источников).
Впрочем, и это не самая большая проблема книги - гораздо хуже крайняя поверхностность и несбалансированность текста. Последние лет 20 истории того же Таиланда практически не освещены - ни тебе революции, ни истории правительства Таксина, ни сведений о нынешней правящей хунте (и уж тем более о новом короле). Но это и понятно: если предыдущие периоды истории были отлично проработаны историками еще в советское время (в очередной раз кивать на Берзина нет смысла), то по сравнительно недавним событиям автор явно брал информацию из поплита и прессы.
Какие-то периоды раздуты непомерно, какие-то вообще обозначены пунктиром, описание важных исторических тенденций сменяется переходом на личности. Похоже, автор сам не понимает, что именно он пишет - историю, журналистское исследование или сборник биографий.
Культурный же аспект в книге и вовсе сведен практически к нулю, как и экономический: одна политика.
Но самый существенный - и убийственный! - недостаток книги... Господин Ландау, если я захочу вкусить доморощенного агитпропа с истерикой при каждом упоминании Америки, Англии и т.д, я предамся мазохизму, смотря передачи Соловьева или Киселева. Если я уж совсем тронусь умом - почитаю Старикова - там-то по крайней мере сразу понятно, что речь идет о заказной политической макулатуре. От научных же трудов я жду не дешевых штампов и сомнительной иронии типа "Тогда США еще не использовали демагогию о правах человека" и прочих пассажей в стилистике Первого канала, а грамотного анализа, интересных фактов и хотя бы относительной нейтральности тона. Если это получилось даже у писавшего в советские времена Берзина (или даже популярного Овчинникова), то почему бы автору не поучиться у него?
К примеру, если уж вы пишете об Аун Сан Су Чжи, будьте добры, расскажите подробнее о ее экономической программе и о том, как изменилась Мьянма при ней, а подробности типа "поддержать ее прилетела Хиллари Клинтон" лично мне не слишком интересны. США, конечно, сильномогучий колдун, но одним фактом сотрудничества или противостояния с зловредным Вашингтоном ни история, ни специфика страны не исчерпывается. Тот же Таиланд был противником США в начале Второй Мировой Войны, союзником - в конце, номинальным вассалом, по Ландау, последующие полвека истории, сегодня риторика тайских властей в адрес Штатов довольно резкая. Ну и что из того? Кстати, странно еще, что не освещена роль ЦРУ в опиумном буме на севере Таиланда несколько десятилетий назад, явная недоработка.
Увы, книга настолько пропитана духом советского "Политиздата", что даже интересные факты, которых хватает, уже не воспринимаешь. Иногда возникает ощущение, что читаешь раздутую передовицу "Правды" или "Красной звезды" 40-летней давности. Бесконечные идеологические пассажи, разудалый стиль и нескромность в эпитетах выдают, на мой взгляд, не историка, а журналиста старой школы, причем не лучшего. И, к сожалению, лишают это объемную книгу достоинств хорошей популярной литературы, научной же она не является априори.
Вместе с тем отговаривать от покупки книги я не буду: повторюсь, альтернатив ей, кроме малотиражных изданий ИВ РАН (одна из последних - "История Камбоджи" Мосякова) и старых изданий практически нет. Для очень поверхностного знакомства с историей региона этой книги вполне достаточно.
Качество печати при данной цене могло бы быть и получше, особенно подвели фотографии, но это вполне понятно: при объеме под 800 страниц использовать более плотную бумагу не представлялось возможным.
После двадцати лет, отданных крепким, но довольно заурядным любовным романам, Ханна вдруг выстрелила "Соловьем" - после этого поразить читателей чем-то новым было нелегкой задачей.
От Ханны ждали "Соловья - 2". И, к счастью, не дождались: видимо, Кристин сама отлично поняла, что маршрут по наезженной колее заведет в тупик. И создала совершенно другую книгу. С совершенно иными героями... Параллели здесь можно проводить с кем угодно - с Джеком Лондоном, с Селестой Инг, даже...
От Ханны ждали "Соловья - 2". И, к счастью, не дождались: видимо, Кристин сама отлично поняла, что маршрут по наезженной колее заведет в тупик. И создала совершенно другую книгу. С совершенно иными героями... Параллели здесь можно проводить с кем угодно - с Джеком Лондоном, с Селестой Инг, даже отчасти даже со Стивеном Кингом периода "Сияния".
Но не с "Соловьем".
...1974 год на дворе, дотлевают последние угольки эры хиппи. Один такой уголек - ушедшая в мир психотренингов и эзотерики Кора. У Коры есть муж Эрнт, который только что вернулся из Вьетнама, а у мужа Эрнта есть выжженая пустота в душе и ночные кошмары. Ах да, есть еще 13-летняя дочка Лени - но она вечно сидит где-то в уголке с книжкой, и надеется, что все в семье будет хорошо. Папа ведь всегда папа, даром что он кричит по ночам и ругается с мамой, но он все равно любит нас обоих правда? Папа не виноват, виноват Вьетнам и погода за окном... Просто надо поехать куда-то, где будет хорошо всем, где нет этого шума и суеты.
И тут подворачивается дом. Собственный дом - его завещал Эрнту погибший сослуживец. Правда, дом далеко - аж на Аляске, в городке Хомере, "в самом конце дороги". Да, там, говорят, только медведи да эскимосы. Но там нет этой гребаной Америки. И, возможно, будет достаточно тишины и покоя, чтобы начать все сначала...
Но можно ли сбежать от себя?...
...В книге Ханны хватает личных драм и интересных характеров - одна Маржди-шире-баржи чего стоит.
И много-много Аляски - по факту главной героиней книги оказывается именно она. С лососем. Медведями. И одиночеством - идеальный катализатор для любых реакций в человеческой психике.
«Видите ли, Кора, на Аляску приезжают по двум причинам: либо бегут куда-то, либо откуда-то. И вот за теми, которые здесь по второй причине, нужно смотреть в оба. Да и не только люди опасны. Аляска непредсказуема: глазом моргнуть не успеешь, как эта Спящая красавица превратится в стерву с обрезом. У нас ведь как говорят: тут ошибаются только раз. Потому что вторая ошибка станет последней».
....Конечно, это не Джек Лондон: полвека прошло с тех пор, и Аляска 70-х на поверку не сильно-то отличается от какой-то деревни в паре сотен километров от Москвы (забавно, что нашу семейку сильнее всего шокирует деревянный сортир на улице, чем необходимость защищать запасы продуктов от медведей и отсутствие электричества). Но природа по-прежнему сурова, да и характеры местных выживальщиков не так уж изменились.
Главное отличие в другом. Если у Лондона Север и выковывал из изнеженных горожан стальные гвозди (щедро отправляя большинство в утиль), то Аляска Ханны - скорее тот фон белого безмолвия, на котором ярче проступает любой цвет - и слышен любой звук. Все свои проблемы и трагедии люди приносят сюда из большого мира, который порой оказывается страшнее аляскинских лесов.
"– Как вы знаете, я из Вашингтона, раньше была юристом. Столичным прокурором. Носила модные костюмчики, туфли на каблуках. Ну и все такое. Работу свою любила. А еще я любила сестру, которая вышла за мужчину своей мечты. Правда, потом оказалось, что он малость того. С придурью. Пил как лошадь и колотил мою сестренку как грушу. .. Он прибил ее молотком. – Марджи-шире-баржи передернуло. – Хоронили мы ее в закрытом гробу. Потом уверял, что выхватил молоток у нее, оборонялся. А наши законы если кого и защищают, так точно не избитых женщин. Он до сих пор на свободе. Живет себе спокойненько. А я уехала сюда, чтобы об этом забыть."
...Все тот же вечный вопрос времен кинговского "Сияния" - а не притащил ли Джек Торранс черную бездну внутри себя в отель "Оверлук" где ее проявили не какие-то мистические, потусторонние силы, а обычное одиночество? Ответ Ханны однозначен: все первобытное зло, вся жестокость - в нас самих, Аляска лишь безмолвно наблюдает за тем, как робкая и запуганная девочка открывает сталь в своей душе, а искалеченный Вьетнамом, забитый Эрнт превращается в...
Нет, это не ужас. Это зеркало. Не для Эрнта, Коры и Лени. Для читателя.
Оказаться наедине с собой, с собственной жизнью, порой куда страшнее, чем с диким аляскинским медведем.
Сильная книга. И хорошо написанная, за что ей отдельный респект.
А Аляска в книге - безбрежна и прекрасна. Роман стоит почитать хотя бы ради нее.
Эта книга - о страшном. О сотнях тысяч молодых девушек, порой - девочек, выкраденных японцами в оккупированных ими странах Азии и отправленных в публичные дома. Это можно понять даже не читая книгу - из аннотации.
Но "Белая хризантема" - это не историческая страшилка: читали мы истории и поужаснее, на нашем собственном материале. Мэри Линн Брахт удалось невероятное - проникнуть в суть азиатского восприятия жизни, и взглянуть на мир глазами героев, через призму буддистского отношения...
Но "Белая хризантема" - это не историческая страшилка: читали мы истории и поужаснее, на нашем собственном материале. Мэри Линн Брахт удалось невероятное - проникнуть в суть азиатского восприятия жизни, и взглянуть на мир глазами героев, через призму буддистского отношения к жизни.
...Я читал эту книгу, параллельно смотря второй сезон "Мира Дикого Запада" - и поражался тому, как много общего в этом сериале и, казалось бы, далекой от него по тематики книге. Параллели с Халедом Хоссейни напрашиваются сразу, сами собой, как по сюжету, так и по стилю - но причем здесь сериал об андроидах?
А общего много. И Westworld, и "Хризантема" - произведения о Пути. О Выборе. О преданности близким. Вот почему сходство порой разительно, вплоть до совпадения прозвищ героинь, попавших в "дома удовольствия".
Интонации, оттенки, умение играть красками языка - отличительные черты "Хризантемы", творящий невозможный, казалось бы, коктейль из нежности, ужасов и тонкой грусти. Шум морских волн порой звучит здесь громче звуков выстрелов, а белый цвет хризантем - знак не только траура, но и возрождения, новой весны.
Роман, конечно же, можно читать ради фактуры, ради совершенно неизвестного нам кусочка истории - впрочем, все подробности легко можно найти в аннотации. А вот человеческие судьбы, которые на поверку оказываются куда важнее бэкграунда, можно понять, прочувствовать, только прочтя всю книгу до конца.
И подумать над тем, насколько "память" и "ненависть" далеки друг от друга.
И насколько самая нежная, самая трогательная в мире любовь старшей сестры к младшей порой оказывается сильнее всех прочих чувств.
Книга-настроение.
Книга-медитация.
Книга-красота.
...В сотый раз зарекаюсь говорить о "необычной Энн Тайлер": это только кажется, что вся ее фирменные приемы проявились в "Катушке синих ниток", и больше удивить нас "бабушке американской литературы" попросту нечем. Но Тайлер раз за разом доказывает, что умеет создавать совершенно разные произведения на одной и той же основе, тонко манипулируя полутонами, оттенками чувств. Мягкий юмор "Случайного туриста", разительная контрастность "Морган...
"Дилетантское прощание" - не исключение. Кстати, название, на мой взгляд, можно было бы перевести лучше и точнее - "Расставание для "чайников", поскольку оно совершенно сознательно пародирует многочисленные американские Begginner's Guides по всему на свете. Так получилось, что этот намек из русского варианта названия ускользнул - зато сам текст удался переводчику блестяще, сохранив все полуулыбки, столь свойственные Тайлер.
...Теплый, позитивный по-настоящему летний роман, разительно напоминающий по атмосфере другую звезду "Фантома" - Фэнни Флэгг, конкретнее - ее последний роман "О чем весь город говорит". И дело отнюдь не в призраках (хотя этот общий момент, конечно же, бросается в глаза в первую очередь). А во внутренней теплоте, позитиве героях - странных, чудаковатых, но хороших людях.
...Книга о том, что прощание - с прошлым ли, с семьей, с жизнью, наконец - далеко не всегда рвущая сердце трагедия. И далеко не всегда моментальный разрыв - можно отходить друг от друга постепенно, не спеша, улыбаясь друг другу, а порой и обретая в этом расставании новую, неожиданную близость.
...Книга о том, что иногда человека можно понять, оценить и полюбить, только расставшись с ним.
"...А Вальдцель родит семью искусников, играющих в бисер". Ирландец Джон Бойн не учился в Вальдцеле, но в игре в бисер он знает толк. Собственно, практически все его книги - это игра по правилам одного из жанров - от детской сказки, притчи, приключенческого романа до викторианской мистики. Бойн этого и не скрывает.
"Здесь обитают призраки" - оммаж эпохе мрачных замков и затхлой паутины, привет из XXI века Диккенсу (который и сам играет заметную роль в сюжете), сестрам...
"Здесь обитают призраки" - оммаж эпохе мрачных замков и затхлой паутины, привет из XXI века Диккенсу (который и сам играет заметную роль в сюжете), сестрам Бронте да и Мэри Шелли с Байроном впридачу.
Возможно, книга и не проберет вас до печенок, подобно "Мальчику в полосатой пижаме", не увлечет волной экзотических страстей и морской романтики, как "Бунт на "Баунти", а по глубине этой книге очень далеко до "Истории Одиночества", первого по-настоящему серьезного и глубокого "взрослого" романа Бойна.
Но как игра, изящная стилизация, выполненная рукой настоящего мастера, она более чем неплоха. Во всяком случае - для подростков, чей читательский вкус еще не совсем отравлен современными поделками про вампиров и оборотней.
Возможно, здесь нет особой интриги, зато атмосфера и стиль стоят того, чтобы скоротать к книгой вечерок в тоскливом октябре... Или когда просто захочется доброй старой Англии.
Коротко: американская классика. То, что мы и ждем от хорошего, "большого" американского романа. Жду экранизацию - достоинства "Сын", к сожалению, слишком поблекли в сериале, надеюсь, что "Ржавчина" станет более качественным продуктом.
Долго крепился перед тем, как написать отзыв, поскольку не хочется в миллионный раз выдавать обязательный набор про секту Мэнсона... Хотя для тех, кто незнаком с этой историей, кое-какие ключевые момент "Девочек" так и останутся непонятыми.
Позвольте все же обойтись без пересказа сюжета и просто прояснить свой взгляд читателя-мужчины на эту книгу.
Первое. Мне кажется, многие рецензенты слишком много внимания уделяют сексу, обвиняя Эми в безнравственности и в развращенности....
Позвольте все же обойтись без пересказа сюжета и просто прояснить свой взгляд читателя-мужчины на эту книгу.
Первое. Мне кажется, многие рецензенты слишком много внимания уделяют сексу, обвиняя Эми в безнравственности и в развращенности. Друзья-подруги, вы вообще читали текст романа? Внимательно читали? Эми там говорит ясно и определенно, что секс для нее был лишь разменной монетой для покупки самого банального внимания. Любви. Не половой, а сестринской, материнской, какой угодно. Вот чего ей на самом деле хотелось - просто она сама автоматически переводила свои чувства на более понятный язык "взрослых" взаимоотношений. Даже в немногочисленных сексуальных сценах понятно, что сам по себе ее секс не интересует вообще. Внимание. Понимание. Принятие - вот все, что ей нужно.
Наш мир циничен, мы стесняемся теплоты и отношений, не сопряженной с сексом - а большинству подростков в возрасте Эми не хватает именно этих, простых и человеческих чувств, а не физической близости.
Позвольте на сем и закончить с сексом, поскольку, как я уже говорил, книга вовсе не об этом.
Она - о той огромной и страшной пустоте, которая образуется в душе ранимых подростков из-за нехватки самых банальных вещей. Родительской любви. настоящей дружбы. Принятия и понимания сверстников. И о том, до каких бездн может опуститься чувствительный и непонятый подросток, предоставленный сам себе. То, что миру кажется ерундой и блажью, для него настоящая драма. Он слишком чувствителен и уязвим, этот маленький человек. И его так легко превратить в послушное оружие.... Собственно, все любимые книги нашего детства, от "В ночь большого прилива" Крапивина до "Мио, Мой Мио" Линдгрен - они об этом. Ребенка пригрели, дали ему оружие и указали на плохих людей, которых надо убить для всеобщего счастья - и он, не колеблясь, бросается в бой.
Детьми мы так сопереживали Мио,не понимая, что видим картину лишь его глазами, а мир на самом деле может быть совсем иным, не упрощенно-сказочным.
"Девочки" - это попытка посмотреть на сказку с другой стороны... И показать, что на самом деле может скрываться за красивыми словами "любовь", "счастье", "справедливость", "братство".
Мэнсон мертв. Мертва и Сьюзен Аткинс - прототип Сюзанны.
Но до сих пор множество детей, одурманенных красивыми словами других "гуру" и "вождей", идут убивать, свято веря, что воюют за свет, справедливость и во имя великих идей.
Потом придет похмелье. Главное, чтобы это не было слишком поздно.
...С первых страниц трудно понять, почему этот роман вызвал такой ажиотаж в Америке. Первая часть немного проясняет этот вопрос, но добавляет новые. И лишь к концу книги понимаешь, о чем, собственно, пишет Хлоя. Мертвые цветы-бессмертники практически неотличимы от живых, они - своего рода памятники самим себе.
"Вы, которые не знаете, что случится завтра: ибо что такое
жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий." Иак.4,14 - но и знание, как выяснилось, прибавляет...
"Вы, которые не знаете, что случится завтра: ибо что такое
жизнь ваша? пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий." Иак.4,14 - но и знание, как выяснилось, прибавляет лишь тревог и печалей. Живут ли четверо братьев и сестер Голд - или лишь непрерывно и отчаянно бегут по четырем различным дорогам от своей смерти, от судьбы, от рока, и, в конце концов - от своего единственного дома и матери, которая на поверку оказывается бесконечно мудрее их?
Многое, очень многое при желании можно извлечь из "Бессмертников" - о страхе и самомнении, управляющими нашей жизнью, о нашем потрясающем умении терять главное, увлекшись мелочами, о постепенном умирании главного, что сдерживает нас в этом мире - семьи и родственной близости. В этом смысле роман Бенджамин, без сомнения - очень грустная книга.
Но не безысходная - и в этом ее огромный плюс.
"Фима подумал, что иногда сон в меньшей мере заражен ложью, чем бодрствование, а иногда — наоборот. И что абсолютное бодрствование — это идеал, к которому должна стремиться душа его.
И вдруг понял, что существуют не два состояния, а три. Сон, бодрствование и вот этот свет, заливающий все — и снаружи, и изнутри. Не подобрав подходящего определения, Фима так и назвал это состояние — Третье Состояние. Он чувствовал, что оно сводится не только к прозрачному свету, обволакивающему утренний...
И вдруг понял, что существуют не два состояния, а три. Сон, бодрствование и вот этот свет, заливающий все — и снаружи, и изнутри. Не подобрав подходящего определения, Фима так и назвал это состояние — Третье Состояние. Он чувствовал, что оно сводится не только к прозрачному свету, обволакивающему утренний мир, но и к свету, истекающему и из самих холмов, и из него самого. И, только соединившись, эти два света дают Третье Состояние. И состояние это легко упустить из-за выпусков новостей, повседневной суеты, пустых и бессмысленных страстей.
Все страдания, вся пустота и пресность, все, что вызывает у нас скептическую ухмылку, — все это не более чем следствие упущенного Третьего Состояния, тень смутной догадки в глубине сердца, время от времени напоминающей, что существует там, внутри и снаружи, нечто главное, почти близкое, на пути к которому ты находишься, но всегда сбиваешься с него, — состояние, которое зовет тебя, а ты тут же забываешь этот зов.
Оно говорит, но ты не слышишь. Открывает дверь, но ты мешкаешь, удовлетворяя ту или иную свою прихоть. Молчание манит тебя тайной, но ты обременен заботами, пустяковыми делами. Ты предпочитаешь суетиться, дабы понравиться кому-то, кто тоже упускает все, стремясь понравиться тому… и так далее. До самого праха земного. Вновь и вновь ты отвергаешь сущное, предпочитая то, чего никогда не было, нет и быть не может."
Новому роману Чимаманды Адичи, казалось, было трудно выиграть на фоне предыдущего по яркости красок и энергетике. Сильные женщины, война, шум и ярость эпохи перемен во всей красе - проверенная многими веками комбинация: не зря "Половину...." то и дело сравнивают с "Унесенными ветром". А ведь это блюдо еще и было приправлена пантагрюэлевой дозой жгучих африканских пряностей.
У "Американхи" этих козырей нет: прошло полвека, война утихла, да и экзотики в современной...
У "Американхи" этих козырей нет: прошло полвека, война утихла, да и экзотики в современной Нигерии куда меньше, чем во времена Биафры.
Потому и энергетика у обоих романов разная: "Половина желтого солнца" завлекает новым и далеким, "Американха" - близким и знакомым каждому.
Так ли велика разница между загадочной для нас африканской глубинкой и, скажем, той же Россией начала 90-х? Представьте себе девушку из семьи московского диссидента, покинувшую страну в середине 80-х - и вернувшуюся в "лихие 90-е", когда ее бывшие одноклассники упоенно делают деньги: она бежала из одной реальности в другую, вернулась в третью... Увы, оказавшись чужой во всех трех мирах сразу.
Покинутой страны уже нет, в новых краях есть и успех, и призраки счастья - нет только ощущения дома. В Америке хватает место для мини-копий любого количества стран - есть маленькая Россия, Little Italy, есть собственный Китай, теперь, оказывается - и небольшая Нигерия, в которой, как во внутренней Монголии Пелевина, и закукливается героиня.
А на родине она - уже "американха", "америкашка", если перевести на всем понятный русский.
...Забудьте про Нигерию, про черный цвет кожи героев, про косички афро - и поймете главное: все то, о чем пишет Адичи - это близко, совсем рядом. Об Африке ли это?
"...Прежде мама молилась по четкам время от времени, крестилась перед едой, носила красивенькие образа святых на шее, пела на латыни и смеялась, когда отец передразнивал ее ужасное произношение. Смеялась и когда он говорил: «Я агностик, уважающий религию» — и сообщала ему, какой он везучий, что женился на ней: пусть и ходит он в церковь только на свадьбы и похороны, все равно попадет в рай — на крыльях ее веры. Но после того вечера мамин Бог изменился. Он стал требовательным. Выпрямленные волосы оскорбляли Его. Его оскорбляли танцы. Она торговалась с Ним — предлагала голодание в обмен на благоденствие, на доброе здравие. Она постилась, пока не исхудала до костей: сухие посты по выходным, а по будням — одна вода."
...Полмиллиона россиян подают на грин-карту каждый год, сотни тысяч - подкидают Россию навсегда. И если такие мысли посещают и вас - прочтите "Американху". Не для того, чтобы разувериться в далекой американской мечте. Но для того, чтобы понять: из страны можно легко уехать, но изгнать ее из себя - в миллионы раз труднее.
И совсем трудно, почти невозможно - вернуться, как войти дважды в одну и ту же реку. Поэтому в какой-то степени степени это роман не о нигерийке Ифемелу, а о миллионах наших соотечественников, так и оставшихся на зыбкой, трудно ощутимой, но непреодолимой границе между странами, эпохами, верами и убеждениями.
Мне жаль тех, кто за лукавыми смешинками не может разглядеть мудрого, настоящего, серьезного... Юмор Керета заметить легко. Мудрость - куда сложнее. Вместе рецензии - маленький отрывок из одного рассказа. Этого достаточно, чтобы понять - перед нами настоящий, глубокий писатель.
"Недавно я вместе с двумя другими авторами выступал в Нью-Гэмпшире, в художественной коммуне. Не помню, что именно я читал тем вечером, – помню только, что во время чтения ее рассказ эхом отдавался в моем...
"Недавно я вместе с двумя другими авторами выступал в Нью-Гэмпшире, в художественной коммуне. Не помню, что именно я читал тем вечером, – помню только, что во время чтения ее рассказ эхом отдавался в моем сознании. В этом рассказе отец беседовал с детьми, которые проводили летние каникулы за мучением животных. Он говорил детям, что есть черта, отделяющая убийство жука от убийства лягушки, и что эту черту нельзя переходить, даже если сдержаться невыносимо трудно.
Таков наш мир. Писатель не создает его – но приходит сказать то, что должно быть сказано. Сказать, что есть черта между убийством жука и убийством лягушки и что даже если самому писателю доводилось перейти эту грань, о ней необходимо рассказать другим. Писатель не святой, не пророк, стоящий у небесных врат; он просто еще один грешник, которому дано чуть острее чувствовать и чуть лучше владеть языком для описания невообразимой реальности нашего мира. Он не выдумывает ни единую эмоцию и ни единую мысль – все они существовали задолго до него. Он ни на толику не лучше своих читателей – иногда он гораздо хуже, – и так оно и должно быть. Будь писатель ангелом, пропасть, отделяющая его от нас, была бы столь огромна, что его тексты не имели бы ни малейшего шанса нас коснуться. Но поскольку он пребывает здесь, на нашей стороне, по самую шею в грязи и мерзости, именно он лучше любого другого способен поделиться с нами происходящим на освещенных площадях и – особенно – в темных переулках его собственного сознания. Он не приведет нас в Землю обетованную, не восстановит мир во всем мире и не исцелит страждущих. Но если он все сделает правильно, еще несколько условных лягушек останется в живых."
Как раз тот случай, когда под оболочкой мистического романа скрывается книга куда более тонкая и глубокая, чем может показаться по яркой обложке - и даже по первым главам.
Это не детектив, не викторианский ужастик и даже не любовный роман, скорее - книга о мучительном, но необходимым прощании человека с суевериями. С тем подлинным "змеем", который и живет в нашем сознании, управляя нашими эмоциями, мыслями, а чаще - и поступками. Кое-что в "Змее" напомнит "Повелителя...
Это не детектив, не викторианский ужастик и даже не любовный роман, скорее - книга о мучительном, но необходимым прощании человека с суевериями. С тем подлинным "змеем", который и живет в нашем сознании, управляя нашими эмоциями, мыслями, а чаще - и поступками. Кое-что в "Змее" напомнит "Повелителя Мух" Голдинга или даже некоторые вещи Стивена Кинга. В любом случае, это отлично и тонко вышитый английский литературный гобелен, на который не грех обратить внимание не только женской аудитории.
Супер. Просто супер. Идея-то правильная, только интересно, понравилось бы вашему дедушке, если бы его назвали "ржавым чайником"? По идиотизму этот заголовок может соперничать только с древней "QuarkXpress для полных идиотов" образца 1995 года. Думал, что с того времени издатели поумнели... Забавно, что псевдоним для этой поделки украли у "Питера", а анекдоты в начале главы... Ну догадайтесь у кого!
Разумеется, эта книга не только последнем дне Джона - ретроспективой проходит едва ли не вся история The Beatles. Оценки поступков ряда персонажей явно субъективны, а некоторые подробности, имеющиеся, например, у Голдмана, здесь почему-то отсутствуют. Но в качестве чтения на один раз - вполне.
Главный русский роман года и радует, и разочаровывает, но - не удивляет.
Сначала о радостном. Язык, даром что предложения - как удав, которому обрезали хвост по самую голову (филолог писал!). Ненатужность сюжета. А главное - не о здесь-сейчас, ибо современная чернуха утомила донельзя, а чернуха давняя - это вроде как и не страшно, а экзотично. По сути "Лавр" не слишком-то далеко убрел от маркесова столетья. Замените отцов-пустынников на тональ-нагвалей, а Арсения на Арсенио... То ж...
Сначала о радостном. Язык, даром что предложения - как удав, которому обрезали хвост по самую голову (филолог писал!). Ненатужность сюжета. А главное - не о здесь-сейчас, ибо современная чернуха утомила донельзя, а чернуха давняя - это вроде как и не страшно, а экзотично. По сути "Лавр" не слишком-то далеко убрел от маркесова столетья. Замените отцов-пустынников на тональ-нагвалей, а Арсения на Арсенио... То ж на то ж и выйдет.
Игриво, несмотря на общую мрачность атмосферы. Чую, писано с удовольствием, а не корысти ради.
О царапнувшем. Оно конечно, соединить в одном тексте посконное "Аз есмь житие мое" и "Хуй в пальто" (sic!), порой вкладывая в уста додревних русопятов советскую канцелярщину... Любовники глаголят друг другу церковнославянскими фразами, а юродивый умудряет своего коллегу чуть ли не на пацанском наречии.
Вестимо, сие пародия и доброглум матерого филолога. Но знаете, запольтаченными хуями нас после Пелевина с Сорокиным не подивить уже нисколечко, как и постмодерном в варианте Липсекрова. Не удается фокус, как будто канатный плясун в перерыве между преискусными прыжками и антраша начинает попой высвистывать Стаса Михайлова. Плясачества было бы довольно вполне.
Наконец, о неудивившим. Слишком просто вся эта мозаика раскладывается на заметно потертые уже кусочки: вот тут Колядина афедрон подкидывает, тут - не раз и не два помянутый Брусникин-Акунин проглядывается, тут Татьяна Никитишна Толстая своей "Кысью" порылась... Вообще же над всем романом стоит неистребимый парфюмерный дух, и Зюскиндом икается буквально от каждой второй строчки, а тут Коэльо забрел...
И ведь само по себе это неплохо, отнюдь. Правильная сборка, пусть и из готовых компонентов - тоже искусство, а Водолазкин складывает свои мозаики это легко и играючи (и это без лукавства), удерживаясь от липскеровщины. Другое дело, что к игре в текстобисер мы давно уже приучены, а сердце цепляет, знаете, почему-то безыскусица. Но от души. Вот в очередной раз припомню "Ложится мгла на старые ступени" Чудакова: просто, емко и выпукло, как мускулы на дедовой руке....
...А главное, в очередной раз убеждаешься, что вся наша литература так и не вылезет никак... Нет, не из некночибудьпомянутой шинели, а из церковной рясы. Все наши сюжеты так и вертятся вокруг житий мучеников и юродивых, чаще всего - в одном лице. Нам непонятна любовь-радость, любовь земная - от нее мы шарахаемся, как и несчастный Устин-Арсений.
"Они любить умеют только мертвых..." (с) Наше Все. "
«Долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя смерти!» Она же, вздохня, отвещала: «добро, Петровичь, ино еще побредем».
Так что, ежели коротко: не великий, но изящный и умеющий очаровать своим полетом роман-мотылек с крыльями под хохлому. Девицам - вздохнуть и покручиниться, угрюмым патриотам - перекреститься неистово, а прочему читающему люду - просто на радость минутную.
Эдак можно и "полтинник" продать, что в наше время - уже колоссальный успех. Зря , что ли, "Сокровища Валькирии" в свое время миллион подняли?
Не знаете, что почитать?