Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Демон полуденный. Анатомия депрессии | +54 |
Долина кукол | +37 |
Лучшее средство от северного ветра | +19 |
Лес мертвецов | +17 |
Большая любовь | +11 |
КНИГА ДЛЯ СЫТОГО, КОТОРЫЙ ГОЛОДНОГО НЕ РАЗУМЕЕТ
Вы пробовали когда-нибудь объяснить, что такое зубная боль, человеку, у которого никогда не болели зубы? Уверяю вас, вряд ли такой опыт будет удачным до тех пор, пока вы, разозлившись, не двинете тому субъекту в челюсть, чтобы он, наконец, понял. Точно так же невозможно доходчиво объяснить, что такое депрессия, тому, кто никогда ее не испытывал, потому как паршивое, упадническое настроение, тоска, грусть, апатия, потеря смысла жизни, отсутствие...
Вы пробовали когда-нибудь объяснить, что такое зубная боль, человеку, у которого никогда не болели зубы? Уверяю вас, вряд ли такой опыт будет удачным до тех пор, пока вы, разозлившись, не двинете тому субъекту в челюсть, чтобы он, наконец, понял. Точно так же невозможно доходчиво объяснить, что такое депрессия, тому, кто никогда ее не испытывал, потому как паршивое, упадническое настроение, тоска, грусть, апатия, потеря смысла жизни, отсутствие перспектив – все это подобно детской игре в крысу по сравнению с депрессивным эпизодом. Ведь чаще всего, и что самое обидное, настоящая депрессия настигает человека в тот момент, когда ее наступление ничем не обусловлено, нет ни великих потерь, ни потрясений в жизни, а вот ощущение, что нет и той самой жизни, не отпускает. Еще и из-за такой вот своей необусловленности депрессия непонятна окружающим. И вот уже искренние доброжелатели начинают советовать депрессирующему взять себя в руки, не раскисать, заняться чем-нибудь и не беситься с жиру. В лучшем случае человек в депрессии не услышит этих рекомендаций, в худшем – сделает соответствующие выводы, а именно решит, что он совершенно никчемная личность, которой не под силу справиться даже с самим собой, что он не может делать самых простых вещей, которые вчера давались ему с легкостью, что он бездельник и обуза для родных и близких и что этот кошмар будет с ним постоянно и никогда не закончится. А к этому еще и вечная саднящая боль в неопределенной субстанции, называемой душой, от которой никуда не деться, и уже можешь отдать все, что угодно, лишь бы эту боль прекратить. Недаром издавна депрессию называли полуденным бесом, ведь испытывающий ее человек словно обуреваем демонами, нашептывающими ему о бессмысленности существования, бесцельности жизни и полной внутренней пустоте. Самое жуткое, что этим злым силам пораженный депрессией разум верит куда больше, чем всем внешним доводам. Вот такова специфика депрессии. Причем страдают от нее не только сами заболевшие, но и их близкие, которым больно и страшно видеть родного человека в совершенно непотребном состоянии. Поэтому в профилактических целях я бы порекомендовала книгу-исследование Эндрю Соломона «Демон полуденный. Анатомия депрессии» не только тем, кто подвержен недугу, или излечился, или находится в ремиссии, но и тем, с кем рядом живет депрессивная личность. Этот текст поможет лучше понять, что творится в больной душе вашего близкого и не сделать распространенных ошибок в общении с человеком, столкнувшимся с личной пустыней.
Автором проделана большая работа. В книге предельно честно и подробно описана история его собственных депрессивных эпизодов и истории многих его корреспондентов, согласившихся поделиться своим опытом борьбы с депрессией, а так же есть исторический обзор, географическое исследование, в каких регионах чаще встречается заболевание, раздел о влиянии депрессии на рождаемость и прочие демографические и социальные проблемы, обсуждение методов лечения и различных теорий о причинах возникновения депрессии. Сразу скажу, что читается книга трудно. Не уверена, что взялась бы за нее, если бы не профессиональный интерес и личный опыт. Но я не пожалела о прочтении, хотя далеко не во всем согласна с выводами Соломона.
Для начала у меня сложилось впечатление, что и подтверждает сам автор, что он не излечился окончательно и даже не находится в стойкой ремиссии. Мне показалось, что он просто принял свою депрессивность, что, в общем, тоже способ борьбы. Еще у меня возникло ощущение, что в его случае и еще нескольких историях, приведенных в книге, речь идет не просто о депрессии, а о депрессии в рамках биполярного расстройства, хотя бы по тому набору лекарств, который перечисляется. Так же мне кажется, что в вопросе терапии депрессии симпатии автора больше не стороне медикаментозного лечения, а психотерапии отводится все же вспомогательная роль. Я же думаю, что эти подходы равноправны. Конечно, в остром периоде таблетки выходят на первый план, поскольку без них не достучаться до личности больного, как без обезболивающего не дотронуться до пульпитного зуба, чтобы вылечить его. Но после некоторого (даже довольно долгого) периода все же психотерапия выходит на первый план. Здесь, мне кажется, важно подчеркивать, что успех лечения депрессии, как ни в какой другой области, зависит от мотивированности больного. Он должен хотеть выздороветь, а ведь именно с хотением во время депрессии очень и очень туго. Так что это трудный путь со многими перекрестками и поворотами. И еще очень важная вещь, о которой в книге практически не говорится, это профилактика депрессий, как первичных, так и рецидивов. Мне кажется, что человек, знающий за собой склонность к меланхолии, должен соблюдать определенную психогигиену, что ли. Ведь если у вас хронический тонзиллит, вы вряд ли будете лопать мороженое на улице зимой, так и с депрессией. Если вы знаете, что способны потерять трезвый рассудок и душевное спокойствие, если вы тревожны и мнительны, то не стоит провоцировать это состояние, заливать тревогу алкоголем или поднимать себе настроение неуемными гулянками и подпитывать вкус к жизни рискованными поступками. Будьте внимательны к себе, даже рискуя завоевать репутацию человека осторожного и несколько отстраненного, она стоит гроши по сравнению с душевным равновесием.
Еще одно интересную особенность книги Эндрю Соломона хочется отметить. Дело в том, что автор – филолог и писатель, и сфера его интересов – русская литература, а именно: Толстой, Достоевский, Чехов, Бунин, Булгаков. В книге очень много цитат из произведений наших знаменитых соотечественников. И вот, почитав все это, я вспомнила высказывание одного известного зарубежного психолога, который говорил, что, если к вам на прием пришел человек из России, то на что бы он не жаловался, знайте, вы плюс ко всему имеете дело с тяжелой депрессией, всегда. Вот такова наша репутация, и, как мне кажется, она имеет под собой основания.
Как часто, когда мы не можем понять содержание, то начинаем копировать форму! Но даже приняв позу ежа или ужа, перекрасившись в цвет жареного баклажана, мы не сможем понять, что чувствуют эти животные или тот овощ, увы. Так происходит со многим, например, с едой. Мы лихо заказываем на бизнес-ланчи бэнто, получаем стандартную коробку с рисом, морепродуктами и овощами, съедаем ее чисто по-европейски и бежим-бежим-бежим... А ведь бэнто – это философия, и главное в ней, по-моему, принцип...
Каждый элемент в составе бэнто глубоко индивидуален, занимает свое место и несет свою смысловую нагрузку, не говоря уже о том, что продукты для такого японского фаст-фуда отбираются с особой тщательностью – лучшие из лучших, стойкие из стойких. Они не должны портиться, выдерживая все ужасы заключения в узких камерах коробки, переносить жару и холод, тряску и самые неудобные положения, твердо держась в заранее определенных рамках. Это продукты с самурайским несгибаемым духом и своим кодексом чести, они заранее готовятся с вечера к дневной битве завтрашнего дня и переносят ее с мужественным спокойствием. Конечно, жизнь в лице поедающего бэнто соединит их в жутких жерновах судьбы, но они все равно будут одинокими, каждый сам за себя. А тот, кто ест бэнто, разве не провозглашает заранее своей отстраненности от социума, не подчеркивает свою инаковость? Набор продуктов говорит все о своем хозяине, раскрывая тайну уровня его достатка, рассказывая о пристрастиях и обнажая комплексы, как диетический бэнто. Коробочка с едой четко позиционирует место своего хозяина за столом и в жизни. Берегитесь бэнто, оно способно выдать и предать вас! Надеюсь, я убедила читателя в том, что бэнто – понятие глубоко философское, а не просто способ утолить полуденный голод. Если да, то станет понятным сравнение коробки с рисом и триллеров современной японской писательницы Нацуо Кирино.
Российскому читателю, насколько я знаю, доступны сейчас два психологических романа Кирино – «Аут» и «Гротеск». Есть еще «Хроники богини», но это из другой оперы.
«Гротеск» - история одной несчастной семьи, рассказанная по очереди ее участниками. Привет от «Ворот Расемон»! В странном союзе японки и швейцарца рождаются две девочки: красавица Юрико и дурнушка-рассказчица без имени. Сестры растут, дурнушка становится упорной и прилежной умницей, поступающей в престижную высшую школу, затем университет, а красавица становится проституткой, отчаянно зависимой от мужского внимания и секса. Но дурнушка, как и в детстве, ненавидит свою сестру, боится ее и служит ее чудовищной красоте, как злому божеству. Рядом с ними проходят судьбы еще двух девушек: задорной отличницы Мицуро и скучной зубрилки Кадзуэ. Первая, исполняя свою мечту стать врачом, попадает в секту, склонную к терактам, вторая – днем работает на управляющем посту в фирме с громким именем, а по вечерам выходит на панель. Только власть над желанием мужчин делает ее живой, освобождая от роли закрученного винтика и давая превосходство над презираемыми сослуживицами. Через много лет после детства и юности всех четверых сводит вместе жесткое убийство Юрико и Кадзуэ их клиентом китайцем Чжао. Четыре женщины и один мужчина (вернее, полтора, но это тайна), завязанные в кровавой драме.
И опять мы видим принцип бэнто. Каждая из героинь фатально одинока, но прочно связана с другими коробкой своей жизни. Каждая лелеет свою самость и в то же время тяготиться ею. А вокруг них – мир единых стандартов, необходимость жить в строю, будь то коллектив фирмы, ночной клуб сомнительного свойства или школа высшей ступени. Автор не жалеет сил на создание атмосферы. Скоростные поезда метро, соединяющие богатые и нищие кварталы, заштатные забегаловки, труд эмигрантов, кастовость в одежде и мыслях, право и обязанность от рождения быть королем или никем.
Могу сказать честно, я не возьмусь советовать прочесть книги Кирино. Для этого нужно обладать достаточным количеством времени и терпения, а также терпимости. Впрочем, если вы интересуетесь современными японскими реалиями, можно читать романы в качестве путеводителя по «их нравам» с привкусом экзотики и налетом обычной японской загадочности, вернее, недоступности. Ведь мы так часто копируем форму, пытаясь понять содержание...
Любопытство, которое заставило меня взяться за роман Виктории Платовой «Ужасные невинные», именно оно, как известно, губит кошек вернее асфальтового катка и одновременно является двигателем прогресса. Того самого прогресса с двумя «эс» на конце. Такого же, как кла«СС», который можно показать на старой фотографии или в катании на асфальтовом катке любопытства, которое губит кошек. Кошки – ничто против асфальтовых катков, но в них погребена тайна Вселенной. Когда на тебя смотрит кошка, то...
Нет, мой дорогой терпеливый читатель, это не приступ графоманского поноса! Я просто хотела сходу окунуть тебя в стиль Платовского романа. Вот такой узорчатой пустоты с претензией на интеллектуальность там примерно страниц на пятьсот. Сюжет, как вы понимаете, здесь уже не имеет права голоса, хотя и присутствует, будто подленько сворованный из недописанного черновика сценария доверчивого Тарантино, которого так презирает главный герой, считая его флагом значимости для тамагочи чуть выше среднего класса. Того офисного планктона, который читает Коэльо и Мураками, и считает себя голым без цитат из их произведений. Впрочем, я опять увлекаюсь стилистикой.
О сюжете: некий журналист Макс, пишущий для журнала «Полный дзэн» и искренне потешающийся над своей целевой аудиторией, встречает в ночном клубе девушку своей мечты «с дырочкой в правом боку», ох, нет! «с колечком на среднем пальце правой ноги», танцующую сальсу и претенциозно зовущуюся Тинатин. Дальше начинается самое интересное. Погнавшись за призраком любви, Макс, как Алиса вслед за белым кроликом, оказывается в стране чудес. Собственно, в романе даже белый кролик присутствует собственной персоной и без аллегорий, также как ему на смену приходит кот. Ничего не напоминает? А если я еще скажу, что и голая колдунья попадется? Ну, конечно же, еще и гламурно-богемная мишура кругом развешана. Журналист встречает по пути много новых людей, знакомится с ними и убивает. Почему? Потому что он в поиске! Себя, девушки, приключений на свою з… Не будем называть вещи своими именами, оставим это автору «Ужасных невинных», которая не стесняется в выражениях. По дороге к развязке, которой не будет, Макс превращается из бездарного кинообозревателя, ворующего про запас мысли своего приятеля из видеопроката, в высокодуховного наркокурьера, преданного своей профессии.
Однако все это лишь внешняя сторона дела. Львиную долю текста составляет поток бессознательного, журчащий в мыслях Макса . Тут и страдания по поводу массовой бездуховности. Как можно любить пресловутого Тарантино, когда есть Годар? Как можно носить костюм от Армани, когда есть ботинки «Кларкс» (судя по всему, что-то многовековое и военное)? Тут же и размышления о любви и бренности всего сущего и жалкие насмешки над теми, для кого Макс пишет, полный сознания собственного превосходства над ними. А в чем, собственно, это превосходство, спросишь ты. Да в том, что вместо «Любовного настроения» он с детства хочет посмотреть «Буча Кэссиди и Сандерса Кида». В том, что все его кинопознания почерпнуты из бесед с другом-альтернативщиком. В том, что он предпочитает мохито паленую водку. Это же так стильно. А еще очень «в струе» влюбиться в девицу, напоминающую принарядившуюся торговку с Черкизовского, с которой не сказал и двух слов, и ради этой страсти отправиться на поиски себя самого, оставляя по дороге один на другом трупы. Пустой герой пустого романа. Все закономерно, и очень отдает дешевым снобизмом.
В общем, пытливый читатель, ты найдешь в романе все, кроме смысла, если, конечно, не отложишь книгу после третьего повторения одних и тех же замысловатых логических и лингво-фонетических ассоциативных цепочек. Впрочем, все-все-все! Я умолкаю, а то ты решишь, что я просто зла на «Ужасных невинных» из-за потерянного времени… И ты будешь прав!
Одно из слагаемых суммы под названием «бестселлер» - это точное попадание книги в определенный сегмент читательской аудитории, то есть, начиная писать, творческая личность должна понимать, к кому собственно адресуется, кто будет потребителем. Грубо говоря, задумав роман об особенностях использования арматуры ПК-21бис в условиях Крайнего севера, не нужно рассчитывать, что им увлекутся подростки из Костромы или скучающие бабушки в пансионате «Северная Ривьера». Соответственно не обязательно...
Ну, вот, собственно, я и заговорила языком «Коллекции» - романа об убийствах в среде моды, глянца и «высшего света». С каких это пор все так перевернуто, и «высшим» считается свет обслуживающего персонала, тех, кто «делает красиво», издателей модных журналов, кутьюрье, моделей и праздно к ним примкнувших? Впрочем, оставим это определение на совести составляющих аннотации к книгам в издательстве Эксмо. Итак, каков сюжет? Один видный (во всех смыслах) редактор журнала для настоящих мужчин оказывается круто замешан в историю с загадочными убийствами близких и неблизких ему людей. Все преступления имеют не то маниакально-сексуальный, не то серьезно экономический, не то бытово-ревностный подтекст. Пытаясь во всем разобраться, икона гламура сам становится то полужертвой, то полуподозреваемым, впрочем, как и требует закон жанра. Казалось бы все примитивно. Но это не так.
Читая «Коллекцию», частенько теряешь сюжетную линию за щедрыми описаниями глянцевого быта, вплоть до того, что приходится возвращаться к прочитанным страницам, чтобы вспомнить, кем же приходится очередной труп постоянному обладателю скидок в магазинах Луи Виттон. По ходу дела автор с энтузиазмом неофита обращает читателя в гламурную веру, а вернее в ее поверхностные ритуалы. Мы погружаемся в мир белых «мазератти» с шофером, ботинок на тонкой кожаной подошве и томных гомосексуальных связей. Вместе с героями читатель схематично присутствует на показах Дольче-Габбаны и других идолов моды, постпоказных тусовках с безобидными и обидными наркотиками, мелкими развлечениями в местах общего пользования, куда допускаются не все смертные, узнает, что дарят постоянным посетителям дефиле, как распределяются места в зале между почитателями марки и рекламщиками, кто сидит дальше: байер или кинозвезда. Затем, из зимней Италии мы перемещаемся в Москву, легким энциклопедическим пробегом несемся по модным заведениям столицы, удивляясь ценам в заведениях для «высшего света», пытаясь представить блюда великосветского меню и понять, что из составляющих стоит таких астрономических денег. Мимоходом читатель сможет заглянуть на кухню издательского бизнеса, попытавшись проникнуться тонкостями раздачи рекламных мест в популярных журналах и принципами создания хитового номера. Тут, как я понимаю, автор делится наболевшим, а также личным опытом. Вообще, личное отношение к происходящему сквозит в книге постоянно. Рассуждения героев о моде, правильности и неправильности жизни «наверху» и «внизу», ксенофобии и краткие экскурсы в тонкости операций по перемене пола очень уж напоминают посты в журнале популярного блоггера. Ну, а в последней трети книги нас и вовсе заносит в средневековую Европу, где (привет Умберто Эко!) в монастыре предотвращается страшное преступление против великого правителя. Вот такой вот «с боку бантик», якобы связанный с московскими убийствами, на самом же деле, по-моему, просто являющийся данью историческому образованию автора, и, возможно, претензией на интеллектуальность детектива. Непонятно только, отчего же у историка-мидеевиста среднеевропейские монахи так упорно изъясняются на языке больше похожим на старорусский, например, употреблением слова «выя». Как и непонятно, кстати, почему сотрудники ФСБ все поголовно курят дорогие сигары. Ладно, и это, в конце концов, не суть. Важно, что ближе к концу интрига разворачивается очень стремительно, резко и злобно, как манекенщица на подиуме, что, надо сказать, очень радует. Развязка не совсем уж тривиальна и интересна. Так что, в общем и целом, мы имеем под обложкой «Зимней коллекции смерти» синопсис очень неплохого детектива с личными, бытовыми заметками автора.
Каждая из составляющих романа по-своему хороша и, если уж мы начали говорить о целевой аудитории, адресована определенному кругу читателей. Заметки о гламуре подойдут девушкам в возрасте от восемнадцати до двадцати двух в качестве морковки, чтобы вдохновить их на завоевание своего места под солнцем и перемещения из провинции в столицу, а так жедомохозяйкам, урвавшим несколько минут под феном в парикмахерской, уставшим молодым мамам и тем, кто смотрит «Дом-2». Историческая часть, после соответствующей стилистической обработки, хорошо пошла бы у старших школьников и студентов, при поездках в метро. Детективная основа – подарок самой широкой аудитории. Но когда все эти части соединяются в общее то, увы, целостного впечатления они не оставляют. Хотя, повторюсь, материал очень неплох и, что важно, из первых рук.
Вывод: если вы в отпуске, причем целиком, не только телом, но и мозгами – смело беритесь за чтение «Зимней коллекции смерти». Кстати, сэкономите на покупке нескольких глянцевых журналов, если имеете к тому привычку.
Близкий конец календарной зимы в наших широтах почти ничего не означает, впереди и холодный март и слякотный апрель, и от этого еще больше хочется чего-нибудь весеннего, пустоголового, сентиментального. Такого вот, чтобы будто стоишь, глядя в прозрачное небо, а в уголке глаза слезинка от пронзительно яркого солнца. И чтобы никакого тебе авитаминоза, вялости и проснувшихся вирусов мартовского гриппа. Такого прямого и честного, как ор мартовского кота или обманчивого и хрупкого, как подтаявший...
В чем сюжет? А есть ли он? Наверное, есть, раз мы имеем в наличии двух вечных героев, Его и Ее, случайно встретившихся в Интернете, плюс их более чем годовую электронную переписку, занимающую все триста пятьдесят страниц романа. А! –воскликнет эстетствующий читатель, - я это уже знаю и заклеймил позором. Это Вишневский и слезовыжималка намбер ту-ту-ту. Возможно, он будет прав, но только частично. Глаттауэр пользуется лишь методом Вишневского в построении текста, а, как известно, одним и тем же методом можно взять десятки разных интегралов и получить, соответственно, десятки результатов и удовольствие от процесса. Так вот, метод Вишневского, конечно, применен, не спорю, но к чему? Если у польского нью-классика мы имеем длинные письма с витиеватыми экскурсами в историю, личную и не очень, науку и географию, то герои Глаттауэра, Эмми и Лео, используют переписку, чтобы возможно полно пребывать в моменте, здесь и сейчас. Самое длинное послание в романе занимает чуть более двух печатных страниц, остальные по объему не более десяти предложений, а иногда просто реплика-другая. Что же можно рассказать, пользуясь столь ограниченным форматом? Оказывается довольно многое. Лео, например, умудряется поведать о сложностях его последнего романа с некоей Марлен, от призрака которой он пытается скрыться посредством переписки с Эмми. А Эмми в письмах убегает от семейной жизни с мужем и двумя детьми, которой, по ее собственным словам, вполне довольна.
Вообще, создается ощущение, что прятки и догонялки – любимые детские игры героев и автора. Текст бежит вперед и вперед короткими фразами, герои прячутся друг от друга, постоянно избегая личной встречи, хотя создается ощущение, что больше всего им хочется убежать и спрятаться от самих себя, таких, какими они живут и действуют в реальном мире. Однако, становясь, по их искренним признаниям, настоящими в виртуальном общении друг с другом, они, увы, не обретают ни сколько-нибудь ярких или интересных характеров, вернее, не обретают никаких. Их реплики и реакции предсказуемы, они средние носители культуры интернет-флирта с претензией на глубокие чувства. Пара, играющая в «Одиночество в сети», применяющая тот самый метод Вишневского для развлечения в вечера, свободные от свиданий со старой любовью или семейных обязанностей. Они разыгрывают даже не перед другими, а перед собой драму великой любви к невидимому образу, чтобы хоть как-то оживить свое существование. При этом ни у Эмми, ни у Лео не хватает фантазии или смелости раскрасить жизнь в реале, причем, не выходя за рамки приличий и сложившихся отношений.
Впрочем, не слишком ли я строга к бедняжкам и не слишком ли требовательна к их создателю? Возможно, выпивка на виртуальный брудершафт с малознакомым мужчиной, это верх смелости и независимости для прилежной австрийской фрау. Это смелый шаг от кирха-кюхен-киндер в манящую неизвестность запретных удовольствий. А для дипломированного психолингвиста Лео отказ от перспективного исследования в университете ради свободной переписки с дамой сердца, не является ли личным бунтом против засилья обыденности? И их желание пребывать в моменте, не вызов ли это прагматичному обществу с его патриархальными нравами, заставляющими оглядываться назад и планировать будущее? Я не смогла ответить себе на эти вопросы, а автор спрятался от ответа, загородившись драматически насыщенным финалом.
Вот сейчас пишу и ловлю себя на том, что эта рецензия становится такой же убегающее-неопределенной, как роман Глаттауэра. И вроде и похвалить особо не за что и ругать не хочется, как- то все по-весеннему неопределенно, тепло на солнце и холодно в тени. Ну, уж в заключении повторю, что роман тороплив, зато и читается также быстро, как герои пишут свои послания. Так что, если у вас есть часа три-четыре свободного времени в ожидании весны, то проверьте на себе это средство от северного ветра и зимней депрессии, посмотрим, что скажете вы…
Мне всегда отрадно видеть на полке книжного магазина сборники рассказов. Душа радуется за то, что «коммерчески невыгодный» жанр все же иногда пробивает бреши в броне издательств. Хотя, конечно, происходит это не случайно и «лишь бы чьи» рассказы издавать не будут. Сначала должен быть завоеван рынок, а уж потом, на волне успеха имени писателя, можно позволить себе побаловаться короткой прозой. Так и поступила Азбука-классика, издав после «Чтеца», популярность которого стопроцентно...
Если сформулировать общее представление о рассказах Шлинка, я бы назвала их повествованиями случайного попутчика в длинной дороге. Это монотонные речи в поезде, когда в любой момент вы можете заснуть, а собеседник даже не заметит, продолжая свой монолог. По ходу дела в рассказ вплетаются ненужные подробности, возникают второстепенные герои с деталями их личной жизни, и до сути истории вы добираетесь за пару полустанков до конечной остановки. Это делает концовку, ради которой и затевался разговор, скомканной, проглоченной стуком колес при подъезде к станции. Вот общее впечатление от всех рассказов.
Если говорить более детально, то все проблемы, которые автор поднял в «Чтеце» в сборнике описываются более подробно и оттого куда более скучно. Если «Чтец» полон живой жизни, где все свалено в кучу, и спокойные периоды сменяются лихорадочным переплетением событий, то ткань повествования в рассказах более гладкая, без узелков и дырочек, но заодно и без ярких пятен в окраске. Каждый рассказ посвящен одному конкретному пороку или комплексу, общечеловеческому или присущему лишь немецкой нации. Конечно, подобный энциклопедический подход интересен, но тогда уж надо было располагать все по алфавиту и называть статьями, что, в общем, вполне отражает даже стиль повествования.
Какие же проблемы затрагиваются? Пойдем по порядку.
Первый рассказ «Девочка с ящеркой» - грустная история о зря прожитой жизни с налетом исторической мистики. Тут переплетается привычный для Шлинка мотив вины немецкой нации перед всем миром и более четкая линия ухода главного героя от реальности в выдуманный мир, сосредоточенный вокруг загадочной картины придуманного художника. Рассказ изобилует отсылками в прошлое и оставляет читателя с одной стороны в легком недоумении «к чему все это было» или при полной свободе трактовки «к чему все это было».
Следующий рассказ - «Другой мужчина» - я бы сказала жизнеутверждающая история о многогранности женского существования. Давно замечено, что мужчина, которого выбирает любая из нас, должен сосредоточить в себе качества трех личностей: «мужчины для сердца», «мужчины для тела» и «мужчины для жизни». Если избранник чего-то недобирает в этих характеристиках, женщина находит ему помощника, который несет в себе недостающее качество, а именно «другого мужчину». Такую простую истину и осознает главный герой на протяжении более чем сорока страниц.
Новелла «Измена», на мой взгляд, лучшая в сборнике. Хотя она тоже довольно однобока, но все же в ней явно присутствуют интересные побочные линии, которые много тоньше и интереснее основной проблемы: предательства ради спасения. Тут имеется и хороший экскурс в психологию перелома сознания немецкого народа при объединении двух Германий и симпатичные семейные зарисовки. Проще говоря, рассказ наименее скучный из всех.
«Обрезание» - повесть об отношениях немца, пытающегося доказать, что дети и внуки за отцов и дедов не отвечают, и еврейки, со всей силы держащейся за свои корни. Скажу сразу, если там есть хотя бы половина правды... то случай очень запущенный.
«Сладкий горошек» забавен, действительно, забавен. Сначала не понимаешь, зачем автор так долго описывает банальную ситуацию с мужчиной, запутавшимся в сложных любовно-матримониальных отношениях с тремя женщинами. Но концовка хороша, хоть и жестока.
Рассказ «Сын», конечно же, о проблеме отцов и детей, куда же без этого. Он самый сырой в сборнике, хаотичный и невнятный, как мысли главного героя, взбудораженные непривычной обстановкой и подогретые спиртным. Конец печальный, но никого не жаль. Отсутствие читательского сочувствия ко всем персонажам подряд я расцениваю как авторскую недоработку.
«Женщина с бензоколонки» - очередное рассуждение на тему; надо ли бояться своих мечтаний, ведь они могут осуществиться в самый неподходящий момент. Что мудрее, следовать за недостижимым идеалом до конца или остановиться на том, что имеешь?
В результате можно сказать, что Шлинк, судя по «Чтецу», мастер романического изложения. Ему нужно время и место, чтобы выразить все мысли и достигнуть цели – взволновать читателя. Однако не все так уж плохо. Как и в «Чтеце» плюс автору за хороший, образный язык и пусть не очень тонкий, скорее по-немецки основательный, психологизм, с которым он описывает все переживания героев. Если нужно резюме, то вот оно: имея достаточно времени, например, будучи в отпуске, почитайте Шлинка, неторопливо и вдумчиво. Допускаю, что это будет интересно.
Новеллы Цвейга невелики по объему, но содержание их насыщенно, как эссенция, из которой можно приготовить нежные духи романа, который тоже будет хорош, но более слаб по силе воздействия. Возьмем, например, «Амок».
Когда я читала эту новеллу, прячась за массивным письменным столом и чутко реагируя на любой шорох, опасаясь, что меня застукают за этим занятием, я видела в ней лишь историю бешеной страсти. Мне хотелось копаться в сексуальной почве, на которой взрастало безумие главного героя....
Когда я читала эту новеллу, прячась за массивным письменным столом и чутко реагируя на любой шорох, опасаясь, что меня застукают за этим занятием, я видела в ней лишь историю бешеной страсти. Мне хотелось копаться в сексуальной почве, на которой взрастало безумие главного героя. Женщина-героиня была лишь атрибутом, необходимым, как дождь, для порочных всходов. А теперь я думаю, что «Амок» чрезвычайно многогранен. Нужно отметить, прежде всего, что Цвейг очень умело и со знанием материала текстом переходит с круизного корабля в колониальные дома, из салонов местного высшего света в дом человека подневольного, доктора, с которым общаются постольку, поскольку в услугах его есть нужда. И главное, что различия сред обитания и жизни героев умело подчеркиваются мелочами, а не долгими описаниями обстоятельств. Материальное при этом отодвигается на второй план. Пропасть между гордым нравом героини и мелочным эгоизмом героя, уставшего от себя самого и пеняющего на никчемность своего существования, как на причину подлости, куда лучше подчеркивает принадлежность их к разным кругам общества, чем описание благосостояния. Отказ автора от акцентированности на вещной составляющей придает рассказу подлинность исповеди, которым он, собственно и является. История безумия, рассказанная безумцем. Но там есть еще и история женщины, которая озвучена тем же персонажем, но в то же время, в ней есть доля отстраненности, авторского отношения. Сейчас мне представляется, что, возможно, по авторской задумке, именно она и является главной линией новеллы. Мастерски прочерченный словесными штрихами, то едкими замечаниями, то отчаянными признаниями героя, рисуется образ женщины незаурядной, тоже в своем роде одержимой. Она сама, как больной амоком, бежит, не разбирая дороги, гонится за полнотой жизни, страстью, свободой, но, как больной амоком, попадает в живой коридор из испуганных соплеменников, которые мало чем отличаются от дикарей. Как сторонятся африканцы бешеного безумца, так и светские условности заставят вчерашних друзей шарахнуться в сторону от отступницы. Так что теперь мне даже сложно сказать, к кому относится название новеллы. И ведь смерть настигает именно героиню, как и загнанного амоком дикаря.
Похожая история с переоценкой произошла у меня и с «Письмом незнакомки». Что привлекло романтически настроенную девушку к рассказу более чем -дцать лет назад? Конечно, осуществленная любовь к кумиру. Какая девочка не грезит о каком-нибудь актере, музыканте или другом представителе мужеского полу, недосягаемом так же, как был недосягаем для героини Цвейга ее писатель? Я напряженно следила, как мелкими шажками двигается она к цели, как наслаждается завоеванием, и искренне сострадала ее потере. Я уважала ее за смелость, целеустремленность и, конечно, понимала «любовь на всю жизнь». А какой еще могла видеться мне тогда любовь? Недавно прослушав «Письмо незнакомки» заново, как аудиокнигу, я вдруг поняла, что передо мной все та же история одержимости, как в «Амоке», только завернутая в более яркий фантик, все-таки это рассказ барышни. «Письмо» такое должно было направиться прямым ходом в приемную какого-нибудь психоаналитика, а потом войти в учебники, как история фатальной фиксации на недоступном объекте, сознательного принижения и даже убийства собственного «я» ради цели сомнительной ценности. Это яркий клинический пример неспособности человека отвечать за собственную жизнь. Героиня избирает путь посвящения своей судьбы другому, что всегда легче, чем поиск собственной дороги. Она снимает с себя ответственность за любой поступок, ибо он сделан «во имя», а такое не может порицаться. Девочка, девушка, а потом и женщина, она боится шагнуть за пределы детской мечты, сделав ее образом своей жизни. Конечно, она расплачивается за это по полной, но это ее выбор, вернее – нежелание выбирать.
И, наконец, самая многоплановая вещь, на которой я хочу остановиться – «24 часа из жизни женщины». Ее многослойность я оценила еще в том феврале, и поступила довольно просто. Пролистав мало интересовавшие меня рассуждения о «падших» и праведных женщинах, курортных нравах, английской чопорности в противовес немецкой пунктуальности, я прочла лишь рассказ героини, захватывающе яркий и щекочущий сексуальными подробностями. Прочла, пожалуй, без оценок, на одних эмоциях. Не могу сказать, что сейчас мне стали более интересны социальные аспекты новеллы, но даже сам центральный сюжет опять-таки открылся с другой стороны. Если раньше я видела только вспыхнувшую внезапно страсть, разрушающую все условности и увлекающую за собой в такую соблазнительную бездну, то теперь я читала историю не реализовавшейся женской сущности. Героине Цвейга сорок два года, она была замужем, родила и растила детей, но все это время прибывала в душевном сне. Правильная, размеренная жизнь баюкала ее страстную натуру, окутывая валериановым запахом устроенности и покоя. Вырвавшаяся же на свободу, ее сущность сутки прожила более насыщенно, чем все предыдущие сорок два года. За двадцать четыре часа героиня перевоплощалась несметное число раз: из благонравной чопорной англичанки в любопытствующую девчонку, из девочки в заинтригованную, а потом влюбленную женщину, из матери семейства в проститутку и обратно во всепрощающую мать. Она поверила и в невероятные превращения своего героя, превращаясь почти в ангела-хранителя, воспаряя над всем миром обыденности и скуки, а потом падая оттуда и оставаясь навсегда с незажившим переломом души. И все же она счастлива, что жила хотя бы двадцать четыре часа из сорока двух лет. И это очень интересный момент, ведь каждый, наверное, может задать себе вопрос, а сколько именно времени я жил? По-настоящему или так, как хотелось.
Я познакомилась с романами Сьюзан осенью в начале девяностых. Сейчас, по прошествии не скажу уже скольки лет, я могу сказать, что «дамскими» романами в том смысле, в котором мы понимаем их сейчас, книги Сьюзан назвать нельзя. Это не то, что пакуют под бумажную обложку в покет-формате, где изначально имеются только два героя, мучительно идущие к счастливому концу через непременную ненависть вначале, пару сцен в душе, одно стыдливо описанное соитие и массу диалогов с многоточиями. По стилю Сьюзан...
«Долина кукол» -- история трех женщин, которых сейчас назвали бы self-made. Каждая из них расстается с неустраивающей ее действительностью и устремляется за своим счастьем, разумеется, поближе к мегаполисам, где кипит жизнь. Одна настроена честно работать, поднимаясь по служебной лестнице от секретарши к чему-то большему, становясь лицом косметической фирмы. Другая чудом попадает в знаменитое бродвейское шоу и карабкается к музыкальным звездным вершинам, не особенно заботясь о средствах достижения цели, третья делает ставку на внешность по дороге в Голливуд. Судьбы трех героинь часто пересекаются, то в служебном, то в личном плане, они становятся подругами, проходят через соперничество и почти одновременно осознают тщетность своей борьбы, сталкиваясь с тупой жизненной жестокостью в виде болезни, наркотиков или равнодушия. Роман прочитался у меня в ту далекую осень на одном дыхании, да и сейчас, спроси меня кто-нибудь, я бы посоветовала его прочесть. Но только в том издании, которое было самым первым. Потом «Долину кукол» переиздали, с другим переводом. Видимо, сочли нашего читателя уже вполне подготовленным для того, чтобы заменить слова «принялась утонченно ласкать его» на «отсосала». Вот интересно было бы взглянуть, что же написано в оригинале!
Тогда же, в далекое студенчество, я дрожащими от восторга руками дала книжку лучшей подруге, и мы чуть не поссорились потом. Она, воспитанная на полной завуалированности викторианских романов, сочла книгу грубой и грязной. Такими мы были. А роман все же был хорош. Разумеется, кроме трех героинь, там присутствовал непременный главный герой – полумачо. То есть мачо с душой Ремарка, вернувшийся с войны и мечтающий написать книгу. Все, что нужно, чтобы не очень-то опытной девушке освоить технику идеального секса с печатного листа, а заодно и открыть глаза на то, что герои частенько проявляют сволочные качества, но мудрые женщины не перестают их любить, а лишь применяют особую тактику приручения.
Следующим романом Сьюзан, который я прочла, была «Машина любви». Этот я уже подружке давать не стала, в нем качество перевода позволяло более наглядно представить «утонченные ласки». На этот раз, главный герой – мужчина, ведущий теленовостей, а по совместительству -- «машина любви», от которого теряют головы и платья все женщины, кроме одной. Но с этой одной отношения у героя сложные, дело в том, что в его прошлом скрыта почти фрейдистская тайна. Из-за событий, которых он не помнит, бедняга не может заниматься сексом с брюнетками. Судьба этого плейбоя разворачивается на фоне первых шагов телеиндустрии, которые описаны, кстати, весьма занимательно, особенно часть, касающаяся телевикторин, рекламы и прочего надувательства.
Не подумайте, пожалуйста, что некоторая ирония, с которой я описываю романы Жаклин Сьюзан, связана с их недостатками, нет. Просто, то время, когда я ими зачитывалась, мои тогдашние настроения и мечты вспоминаются с доброй тетушкиной улыбкой, от которой и писательнице перепадает.
Теперь третий роман, пожалуй, самый спорный. «Одного раза недостаточно». Если вдуматься, вещь весьма философская, об отношении детей и родителей, несмотря на то, что вновь все происходит на блестящем шоу-фоне. Главная интрига закручивается вокруг трагедии отца, который безумно любит и теряет свою дочь, и самой девушки, которая никак не может разобраться в жизни, отвергая родительскую любовь, и, в то же время, боготворя своего отца. Роман, как и два предыдущих, не даст скучать, поскольку насыщен событиями до предела, но все же он иной, в нем чувствуется какой-то слом. Возможно, он пришелся на время переоценки общественных ценностей (1973 год), падения пуританской Америки, расцвет культурно-сексуальной революции, вместе с разгулом наркомании.
Вот такая ностальгия.
Читая третий приобретенный в "Лабиринте" роман Джоди Пиколт «Хрупкая душа», я постоянно вспоминала анекдот про двух музыкантов: один из них, молодой, выдавал на гитаре неимоверные джазово-роковые запилы, в то время как другой, пожилой, дергал одну струну, извлекая раз за разом одинаковые звуки. Когда второго спросили, почему же он столь однообразен в отличие от своего юного коллеги, тот ответил: юноша еще ищет, а я уже нашел. Вот и Джоди Пиколт уже нашла. Нашла ту беспроигрышную...
Как известно, в Штатах любую нравственную коллизию принято разрешать либо в кабинете психоаналитика, либо в суде. В романах Пиколт, конфликты, как правило, имеют юридическую основу, поэтому ядром повествования является описание судебного процесса. Предварительная артподготовка состоит в том, что каждый из участников истории по очереди или без нее высказывает свое отношение к происходящему, заодно описывая события, предвосхищавшие настоящее и свое эмоциональное состояние. А после суда следует довольно быстрая и в высшей степени мелодраматическая развязка, далекая от хэппи энда, за что автору от меня респект. Просто потому, что описанные в романах Пиколт ситуации, по-моему, не имеют однозначного и тем более правильного решения.
Судите сами. Женщина, второй раз вышедшая замуж, мечтает о ребенке от любимого мужа, но как-то все не складывается с беременностью. Вот, наконец, к сорока годам мечта сбывается, но у родившейся девочки редкая и неизлечимая болезнь, ее кости хрупки, как стекло, перелом может произойти даже от незначительного мышечного усилия, от натужного кашля или простого чиха. Но малышка растет умненькой, начитанной и мудрой, всем на радость, и маме, и папе, и старшей сестренке, и даже лучшей маминой подруге, акушеру-гинекологу. Однако идиллической такую жизнь назвать нельзя, уход за больной девочкой требует от матери немыслимых затрат времени и сил, а для отца – постоянного солидного заработка. Семья не может себе позволить ни нормального отдыха, ни ремонта, ни других элементарных благ. Тогда мать решается подать иск «об ошибочном рождении» против своей подруги, которая вела ее беременность. Она утверждает, что сделала бы аборт, если бы ей заранее расписали все тяготы будущей жизни с больным ребенком. Вот такая завязка у романа «Хрупкая душа». Ну, а дальше, сами понимаете, конфликт на конфликте. Героине нужно объяснять дочери, почему мама решила «понарошку» отказаться от нее, уговорить мужа свидетельствовать в пользу семьи, вынести сложности разрыва с подругой и при этом не потерять старшую дочь, которая давно чувствует себя лишней в семье из-за того, что она здорова и нормальна.
Сюжет экранизированного в прошлом году романа «Ангел для сестры» также построен на разрешении тяжелой моральной проблемы. Девочка-подросток Анна подает в суд на своих родителей, требуя, чтобы ей предоставили право распоряжаться собственным телом. И дело касается не возможности прервать нежелательную беременность, как изначально думает адвокат, а права не отдавать свою почку больной сестре. Старшая сестра героини больна сложной формой рака крови, и, собственно, благодаря этому смертельному диагнозу, Анна и появилась на свет. Она была рождена в результате новейшей процедуры отбора генетического материала, как идеально совместимый донор для своей сестры. Едва родившись, девочка начинает поддерживать в ней жизнь. Сначала у нее забирают лейкоциты, потом, через несколько лет, она уже поставляет костный мозг, и вот к моменту начала повествования речь идет уже о целом органе. При этом Анну ни разу не спрашивали, согласна ли она на донорство, это считалось само собой разумеющимся: разбирать на детали одного человека, чтобы жил другой. В события опять-таки вовлечены все члены семьи: отец-пожарный, старший брат, юный поджигатель, который в свое время не подошел как донор, и с тех пор был полностью предоставлен самому себе, мать-юрист, которая решается выступить в суде как собственный защитник, а также адвокат Анны и ее представитель в суде.
И, наконец, роман «Чужое сердце» не стал исключением из правила Пиколт, и написан по уже опробованной схеме. Там все вращается вокруг желания осужденного на смерть убийцы отдать свое сердце для пересадки девочке – сестре убитого им одиннадцать лет назад ребенка. Кроме малышки убийца прикончил и ее отца, оставив там самым мать семейства беременной вдовой. Теперь женщине придется решаться на то, чтобы в груди ее дочери билось сердце убийцы ее отца и сестры.
Если касаться литературных достоинств произведений Пиколт, то они невелики. Слог легкий, но весьма однообразный, то есть размышления девочки-подростка, например, написаны с теми же самыми речевыми оборотами и в том же стиле, что и речь ее адвоката. Характеры героев просматриваются только через их поступки, то есть чаще от имени героя написано: «я сделал», чем «я подумал» или «я почувствовал». От этого ощущение схематичности романов еще более усиливается, там действуют скорее персонажи какой-то компьютерной игры, наделенные определенными свойствами, чем живые люди. Но, с другой стороны, это придает повествованию динамичность, поскольку, как я уже сказала, стоило Пиколт удариться в философию в «Чужом сердце», как все стало неимоверно скучным.
Если подводить итог, то могу сказать: хотите познакомиться с творчеством Пиколт, прочтите «Хрупкую душу», этого будет достаточно.
Недавно я пожаловалась, что мне «не читается». Оказалось, что дело не во мне, а в текстах, они были «не те». Убедилась я в этом, когда два вечера подряд не могла оторваться от небольшого издания серии «Азбука-классика».
Что же такого замечательного было в этой книге? Вроде бы – ничего, под мягкой обложкой – несколько рассказов о любви с довольно банальными сюжетами. Судите сами.
Героиня первой повести – настоящая self-made woman, увлеченная своим делом, прекрасный организатор, в своем...
Что же такого замечательного было в этой книге? Вроде бы – ничего, под мягкой обложкой – несколько рассказов о любви с довольно банальными сюжетами. Судите сами.
Героиня первой повести – настоящая self-made woman, увлеченная своим делом, прекрасный организатор, в своем роде весьма талантлива. У нее есть любимый человек, который сначала был хорошим другом, а потом стал мужем. Одна беда, морально он неустойчив, а ведь супругам частенько приходится жить в разлуке. Подлая змейка ревности нет-нет да и ужалит героиню в горячее сердце, но она усыпляет это чувство, успокоенная речами мужа о любви к ней, о необходимости ее доверия. Однако уже все знакомые гудят о его «жизни на два дома», и героине приходится посмотреть правде в глаза. Любимый лжет, прикрывается рабочими делами, чтобы быть с другой. И ведь обидна не сама измена, а ложь. Это значит, что не доверяет он жене, как говорит, не любит ее по-настоящему. Вот и терзается женщина, не зная, «отпустить» ли мужа или продолжать жить во лжи...
Второй рассказ – о трудной любви к женатому мужчине. Героиня и дорожит своей свободой, и гордится любовью известной и уважаемой личности, и согласна притворятся «другом семьи», чтобы жена любимого была спокойна. Героиня сильная, отчаянная, готовая на любой лихой поступок, чтобы лишний день побыть со своим избранником. И любовь ослепляет ее, она не замечает, что любимый просто пользуется ею, постоянно плачется на свою несчастную судьбу и даже частенько живет за ее счет. Прозрение наступает в момент очередного расставания «навсегда». Сначала терзаясь от потери любимого, героиня постепенно обретает уверенность, что одной ей легче, удобнее. Никто не вызывает среди ночи на короткое свидание, никто не обижает невниманием в присутствии знакомых, не нужно прятаться, притворятся, лгать. Очередное примирение не дает счастья, начинается мучительный путь разрыва тяжелых отношений...
Еще один совсем короткий рассказ – очень живая зарисовка. Диалог мужчины и женщины. Он уговаривает ее остаться вместе, она же склонна выбрать пусть не любимого, но близкого и родного человека. Страсти предпочитает надежную дружбу.
Следующий текст – повесть о трех поколениях мятежных женщин одной семьи, где каждая следующая дочь не понимает мать, а мать осуждает дочь. Первая из них бросила обеспеченного мужа ради большой любви, вторая разрывалась между мужем-другом и страстным любовником, третья – неразборчива в связях, спит с любым, кто нравится, но пока еще никого не любит.
Есть в книге и еще несколько точных психологических зарисовок женских характеров.
Что скажете? Примитивные сюжеты, давно замусоленные в многочисленных «дамских романах» и сериалах. Да, это так. И все же надо сказать, справедливости ради, что написаны тексты очень неплохо. Пусть язык несколько бедноват, но подкупает то, что он гармоничен и каждый раз иной, соответствующий ситуации. Героини сделаны не под копирку, каждая, рассказывающая свою историю, выделена речевой характеристикой, индивидуальна, оригинальна. И еще. Описание психологического состояния женщин ревнующих, находящихся в сомнениях или любящих без условий очень точны. Видно, что автор, если и не пережил всю ситуацию сам, то, по крайней мере, очень близко с ней знаком.
Но самое интересное в этой книге - ее автор! Любовные истории о сложных переживаниях женщин, разрывающихся между бытом, любовью и работой, принадлежат перу редкой красавицы, умницы, пламенной революционерки, дочери царского генерала, члена первого послереволюционного Центрального Комитета партии большевиков, коммунистки, впоследствии сильно разочаровавшейся... Александре Михайловне Коллонтай.
И знаете что? Читаются они, действительно, запоем. Если еще представить, что написаны эти рассказы были в 1923-24 годах, то начинаешь понимать, насколько они глубоки психологически и даже в чем-то опережают свое время, поскольку озвученные в текстах проблемы очень актуальны и для наших современниц. Конечно же, они окрашены в цвета своего времени. «Работа», которой увлечены героини – это, чаще всего, революционная агитация или общественные дела, но рассказы не потеряют смысла, если заменить митинг на корпоративное собрание, а дела по устройству жилсоюза на реорганизацию фирмы. Налет времени ценен в текстах еще и тем, что очень точно, возможно даже вопреки воле автора, передает состояние смятения, которое охватывает всех, и «классово сознательных» и «буржуев». Люди мечутся, пытаясь утрясти противоречия между общечеловеческими ценностями и «новой моралью» и, в конце концов, сдаются, не зная, не понимая, правильно ли поступают. Да-да! Очень часто автор словами героини признается, что не знает, как поступать в той или иной психологически трудной ситуации. Конечно, существует большевистская идеология, к созданию которой Коллонтай и сама приложила руку, но есть и веками выработанные устои, почти на подсознательном уровне существующие убеждения, поведенческие стереотипы, которые ни одна революция в мире не вытравит из человеческой души. Создается впечатление, что когда земля уходит из-под ног, человек хватается зубами за воздух, творя для себя новые принципы жизни, чтобы было хоть что-то, на что можно опереться. И терпит в этом крах.
Душа выше разума, чувства ценнее долга. Вот что, как ни странно, читается в женских историях Александры Коллонтай.
Очень советую интересующимся найти эту книгу («Большая любовь», Александра Коллонтай, серия «Азбука-Классика», 2009 год). Уверяю, вы получите удовольствие от прочтения и, возможно, увидите за строчками подлинную трагедию очень неоднозначной личности.
Мода на шведские детективы для нас не новость, и пошла она отнюдь не с пресловутого Стига Ларссона. Еще в советском 1982ом году вышел у нас сборник «Современный шведский детектив»." Пухлое издание с темно-зеленой обложкой сразу стало библиотечным дефицитом, выдаваемым по записи. Так что мы давно знакомы со шведским детективом, причем знаем его с лучшей стороны. Нетривиальные сюжеты, динамичность действия, легкость слога, приятные, узнаваемые герои, вот что привлекало в романах шведских...
И сейчас мы не обделены шведской детективной продукцией. И вот перед нами новинка: «Гипнотизер» Ларса Кеплера. В хороших шведских традициях книга написана супружеской парой, и, надо сказать, это очень заметно, поскольку от романа остается впечатление сборной модели, чего-то напоминающего самый знаменитый шведский бренд после ABBA, IKEA
В чем прелесть сборной мебели IKEA? В том, что у вас в квартире, какого бы она ни была размера, будут использованы все уголки, ниши и дырки на обоях. В результате, поверьте, в вашем жилище не останется неохваченного IKEA пространства, а самое главное, что при этом ваша квартира не будет лишена уюта и индивидуальности, поскольку из одинаковых реечек можно собрать самые разные конфигурации столов и кроватей, а чашки и подсвечники расставить в только вам присущем порядке. Вот такая ассоциация возникла у меня после прочтения «Гипнотизера». Попытаюсь объяснить почему.
Начнем с того, что в романе очень четко прослеживаются по крайней мере четыре сюжетные линии. Все начинается с кровавого преступления в столичном пригороде, где самым зверским образом убита целая семья Эков: мама, папа и маленькая дочка. В живых остался только пятнадцатилетний парнишка, Юсеф Эк, найденный с десятками ножевых ранений, почти несовместимых с жизнью. Чтобы оградить от возможных посягательств совершившего этого злодеяние маньяка еще одного члена семьи, живущую отдельно старшую дочь, полуживого мальчика в больнице подвергают допросу с применением гипноза. Результат получается несколько неожиданный, и тут же возникает вторая сюжетная линия, рассказывающая о судьбе врача-гипнотизера, Эрика Барка, которая сама тут же начинает ветвиться. Мы будем следить параллельно за нынешней жизнью Эрика, в которой есть жена, больной сын-подросток и полный набор семейного неблагополучия, и его прошлой жизнью, в которой было интереснейшее исследование по лечению посттравматических расстройств с помощью гипноза в терапевтической группе. Обе эти линии жирные, правда пунктирные, потому как переплетаются еще и с рассказом о непростом мире, в котором существуют современные шведские подростки, с его иерархией, законами и детективными приключениями на грани фола.
Вот такой имеется набор планок, полочек, несущих конструкций, из которых авторы у нас на глазах будут собирать единое произведение. Собирать скрупулезно и тщательно, уделяя внимание каждой, пусть даже незначительной детали. Так по ходу дела мы узнаем, как распределяются полномочия между разными отделениями в полицейском департаменте, а также какие урны стоят на каждом из этажей управления, какова сила разных покемонов (лично мне было очень интересно вообще что-то о них узнать), сколько ступенек на парадной лестнице в доме каждого героя, что можно и что нельзя выведать у человека под гипнозом, названия почти всех улиц Стокгольма и пригородов, а также оптимальные маршруты следования из одной точки на карте в другую и многое другое. Меня лично до глубины души поразило, что любимая женщина одного из главных героев, комиссара-финна Йоны Линна, точно знает, что он не любит открыток с обезьянами, играющими в гольф. Это до какого же уровня понимания друг друга надо дойти, чтобы узнать столь сокровенные детали!
Но, что самое замечательное и для меня удивительное, что при изрядной перегруженности повествования деталями, невозможно заскучать. Надо сказать, что именно из-за излишней занудной детализации у меня совершенно не пошел Ларссон, а здесь почему-то это не воспринималось как помеха. Да, завинчивание шурупчиков согласно строгой инструкции по сборке мебели не самое увлекательное занятие, но когда ты собираешь свой, индивидуальный шкаф, об этом можно рассказывать, как о бесконечном приключении. Иногда, правда, несколько выбивает из колеи чтения то, что авторы на довольно длительное время, забывают об одной из сюжетных линий и полностью углубляются в разработку параллельной так, что забываешь, с чего собственно все начиналось и теряешь целостный взгляд на ситуацию. Это как если бы, привинтив к столу две ножки, оставить его, убогого в одной комнате и уйти в другую собирать тумбочку. На первый взгляд нелогично, но потом станет понятно, что эта самая тумбочка просто заменит две недостающие ножки, став столу надежной опорой. Но в то же время тумбочка ценна и сама по себе, вполне может существовать без стола. Так и в «Гипнотизере» есть части, которые вполне могли быть написаны, как отдельные повести (а может так и было изначально), и лишь по необходимости стали частью романа. Например, рассказ о научном прошлом гипнотизера, который вываливается из текста не только по времени, перенося читателя на десяток лет назад, но и по стилистике. В этом романе в романе повествование идет от первого лица и характер его отнюдь не детективный, хотя читается он с интересом и является связующим звеном для разрозненных сюжетных линий.
В целом авторам с успехом удается, уделяя пристальное внимание разным этапам сборки, успешно завершить процесс, не оставляя пустых пространств в понимании читателя и не разочаровывая его в ожиданиях. Я имею в виду, что внимательный читатель догадывается о подоплеке дела довольно рано, но он вознагражден тем, что не ошибался, а тот, кто до последнего момента ни о чем не догадался, получит интересный финал. В общем, могу смело порекомендовать «Гипнотизера» к прочтению тем, у кого есть пара дней свободного времени в отпуске или по причине легкой простуды. Не пожалеете, честное слово!
Кот Ослу, Жирафу, Зайке Голубые Сшил Фуфайки. Это всего лишь детская запоминалка цветов радуги. В англоязычном варианте можно встретить такую: Richard Of York Gave Battle In Vain. Взяв первые буквы каждого слова фразы, мы получим последовательность цветов: Red, Orange, Yellow, Green, Blue, Indigo, Violet. Или по-русски: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Так вот, оказывается, по-настоящему увлеченный автор даже из такой общеизвестной вещи может сделать целый...
Попробую разобраться, откуда что берется, так как подозреваю, что дело не в переводе, увы.
Сюжет в кратком изложении кажется весьма захватывающим. Англичанин Джек едет в Штаты, чтобы исполнить завещание своего эксцентричного отца, с которым после ссоры не виделся почти двадцать лет. Странный, вечно босоногий, любитель архитектуры отписал сыну некоторое вознаграждение за то, что тот издаст рукопись-руководство по обретению невидимости и отыщет неизвестную даму, которой и передается большая часть наследства. И вот Джек начинает путешествие по жизни своего предка в прямом и переносном смысле. Он знакомится со сводной сестрой, свободолюбивой особой, внушающей Джеку отнюдь не братские чувства, которые он реализует в вечном городе Риме с той самой дамой, которую ему и следовало отыскать. Одновременно Джек изучает рукопись отца, постигая ступени превращения в невидимку, основной из которых является способность увидеть мистический цвет «индиго» (читай, синий), который никто почему-то увидеть не может. Это завязка. За ней следует лабиринт всяких семейно-психологических сложностей с мистическим оттенком и в итоге все оказывается совсем не так, как было на самом деле.
Надо отдать должное Джойсу. В своем разнообразии он постоянен. «Индиго» не похож ни на один из его предыдущих романов так же, как они не похожи друг не друга. Но вот всевозможные аллюзии возникают и очень часто. Начнем со стержня или шеста, вокруг которого и идут пляски. Это способность становится невидимым для окружающих. При этом, правда, не очень понятно зачем, ну, видимо, ради процесса. Самая сильная, почти подавляющая аналогия у меня возникла с «Гламуром» Кристофера Приста. Та же идея постоянного, безличного, невидимого присутствия в чужих жизнях с возможностью влиять на них. Только вот у Приста она воплощена куда более захватывающе, с вольной фантазией, четким вычерчиванием каждой сюжетной линии и ударным финалом. В «Индиго» же присутствует досадная смазанность или, скорее, размазанность сюжета, что дает читателю возможность идти впереди автора, и тогда развязки всевозможных линий, преподносимые как откровения, становятся лишь подтверждением догадок. От этого остается разочарование. Хочется сказать: «меня не удивили, хотя долго говорили, что мне обеспечен сюрприз». Это что касается костяка сюжета.
Обратимся теперь к психологизму, за который собственно и уважаем мною Джойс. Наиболее одиозной фигурой в романе является отец главного героя, Тим Чемберс. Набор его личных качеств, о котором мы узнаем постепенно, от разных лиц, в разных трактовках, что интересно, очень впечатляющ. Тонкий знаток искусства, архитектуры, человек свободных мыслей, способный учить других быть столь же раскованными в суждениях и одновременно – хитрый, жестокий манипулятор, получающий удовольствие от странных игр с живыми людьми, устраняющийся в последний, самый ответственный момент. Фигура весьма примечательная, вобравшая в себя много от литературных предшественников. Правда, тут я, увы, не могла отделаться от мозаичности образа, сочетающего в себе что-то от героев Фаулза («Маг», «Башня из черного дерева») с монументальностью одиозных персонажей вроде Саурона и двойственностью натуры Дарта Вейдера. Да, герой, несомненно, хорош хотя бы тем, что в отличие от других, показан думающим и развивающимся. Другие же персонажи, как бы ни была велика их положительность, все же следуют за ним, даже за умершим, как верные собачонки. Пожалуй, именно из-за этой линии взаимоотношений разных героев с идеями мистера Тима Чемберса и стоит прочесть «Индиго».
Ну, и наконец, поговорим о мистической составляющей «Индиго», то есть о самом индиго, как о цвете, а также месте, куда можно попасть, став невидимым, и откуда мир смотрится иным, «словно промытым». Герои по очереди стремятся туда, а некоторые и пребывают в индиго, только вот каждый в своем. Для кого-то это качественный оргазм после отличного секса, для кого-то тихая клиника для душевнобольных, для кого-то просто другая страна и возможность убежать от проблем с работой, да и вообще от неслучившейся жизни. Думаю, что именно это и есть основная идея Джойса: показать, что у каждого есть свой индиго, где жить интересно и значимо, да и к тому же, там ты невидим для всевозможных неприятностей обычной жизни. Спрячься, как ребенок, закрыв глаза, и все проблемы исчезнут. Но всегда помни, что любой загадочный индиго, есть обычный синий цвет.
Каков вердикт? Я не жалею, что прочла «Индиго», просто для полноты картины творчества Грэма Джойса.
Джоэл Литвинов – известный нью-йоркский адвокат, снискавший скандальную славу на процессах над изгоями и персонами нон грата. Он защищает подозреваемых в терроризме, мафиози, бунтующих рок-музыкантов, выступающих против войны в Ираке, исключительно исходя из собственных убеждений в гнилости американской двуличной морали и презрению к существующему общественному строю. Идеалы марксизма для него – путеводная звезда, и даже с собственными детьми он ведет беседы об отживших капиталистических...
Честно говоря, если бы не мое уважение к автору, написавшему «Хронику одного скандала» (по этой книге поставлен мой любимый фильм с Джуди Денч и Кейт Бланшетт), я бы даже не посмотрела в сторону романа с такими героями. Возможно, где-то за океаном жизнеописание семьи марксистов – это что-то сродни повествованию о быте дикарей, но для нас это не так. Как-то не тянет меня читать о философствующих на тему освобожденного труда преуспевающих адвокатов и борьбе их дочерей на ниве профсоюзного движения. Так вот, если бы я все-таки не уважала Зои Хеллер, то лишилась бы самого приятного чтения за последний год, а может и больше. «Правдолюбцы» замечательно хороши! Без всяких оговорок.
Изобретательность Хеллер помещает пафосное семейство в рамки мыльной оперы, заставляя играть по правилам жанра. Глава клана классически впадает в кому после инсульта (вспомним «Санта-Барбару») и все действо начинает вращаться вокруг полутрупа на больничной койке. И вот уже жена узнает о маленьких и не очень шалостях супруга на стороне, убежденная марксистка Роза ударяется в ортодоксальный иудаизм, покорная Клара заводит любовника, а сын пускается во все наркоманские тяжкие. Автор жестко и расчетливо раздевает своих героев, заставляя их взрослеть на глазах читателя. Идеалы, в которые они привыкли прятаться как в мягкий кокон, оказываются бессильны перед такими обычными жизненными вещами как смерть, неоправданные ожидания, любовь. Некогда защищенные убежденностью в собственной избранности, гордящиеся внутренним оппозиционерством, герои превращаются в растерянных детей, столкнувшись с простыми человеческими чувствами в себе. Они ведут себя как подростки, вынужденные вдруг осознать себя во внешнем мире, отличном от родительского дома, где все хулиганские выходки в конечном итоге прощались, и всегда была обеспечена поддержка. И тут оказывается, что инакость, которой они так гордились, всего лишь жалкая мишура, а идеалы – пустые слова, не могущие дать ни опоры, ни надежды. Только не подумайте, что «Правдолюбцы» какая-нибудь морализаторско-поучительная история. Нет, роман написан весьма иронично и живо, с изрядной долей сочувствия к персонажам, словно автор и есть тот самый «достаточно хороший родитель», который выпускает своего ребенка-подростка в большую жизнь, позволяя ему самому набивать все шишки и наступать на все грабли.
Каждый герой в романе – замечательный психологический типаж, все они трогательны и трагичны, смешны и жалки, смелы и ответственны. Вот, например, Одри, приехав в чужую страну, настолько боялась всего и вся, что оборонялась вызывающе острым словом и скептическим взглядом на окружающее. А в результате стала заложницей образа этакой циничной особы, которой на язык не попадайся. И ее подруга будет так шокирована, увидев железную леди плачущей, что не поверит поначалу в искренность этих слез. Или вот милая Карла, вечно борющаяся с лишним весом только потому, что его замечают окружающие. Она осуждает любовника за отсутствие четких политических взглядов, боится признаться себе в том, что не любит мужа и готова продать душу за сморщенную сырную булочку. Очень хороша Роза, постигающая основы еврейской культуры и пугающаяся собственной женской сущности. Чего только стоит сцена, в которой она по незнанию выключила свет в ванной во время шабата, оставив семью почтенного раввина в темноте на весь праздник. Впрочем, зачем я все это перечисляю? Возьмите, прочтите «Правдолюбцев», не пожалеете. Честное слово, я огорчилась, когда перевернула последнюю страничку, потому что пришлось вот так быстро расстаться с героями Хеллер.
Кстати, хочу выразить уважение художнику, создавшему обложку книги. Взгляните на нее. Что вы видите? Я поначалу разглядела лишь веселенький ситчик, этакий обойный ширпотреб, как раз для декораций семейного сериала. Но если присмотреться узор-то состоит из серпов молоткастых, давидовых звезд, долларов и прочей идейной атрибутики. Браво!
Когда-то, в ранние перестроечные времена, изрядная часть семейного бюджета у нас уходила на приобретение книг. Изголодавшись по возможности их свободной покупки, не «на макулатуру» и не «с нагрузкой» мы скупали многое из того, что издавалось, особо уделяя внимание неидеологическим жанрам, таким как детективы (томов двадцать Агаты Кристи) или триллеры (в фаворитах, конечно, Чейз). И каково же было мое разочарование, когда я поняла, что мне доступна лишь радость обретения и первого прочтения...
С одной стороны ничего принципиально нового в плане формы произведения Гранже в «Лесу» не создает, то есть он придерживается раз и навсегда отработанной романной модели. Но с другой, некоторые изменения все же присутствуют. Самое первое: зверски изувеченный труп возникает в поле зрения героев и читателя не на первой странице, а ближе к двадцатой. Честно говоря, странице на пятнадцатой я уже начала нервничать и беспокоиться о том, не изменил ли мой любимый автор своему фирменному стилю, начиная углубляться в хитросплетения какой-то политико-экономической интриги и забыв про преданного читателя, жаждущего крови. Как второе новшество хотела отметить женщину в главных героинях, но тут же спохватилась, вспомнив «Братство камня» и «Империю волков». Ну, первая из этих вещей откровенно провальная, поэтому ее не считаем, а от второй почему-то не оставалось ощущения, что она именно «про женщину», тогда как в «Лесе» трудно было бы представить на месте главной героини, следственного судью Жанны Крулевски, героя-мужчину. Этому кстати немало способствует еще одно новшество, а именно то, что автор начинает уделять какое-то особое, почти маниакальное внимание деталям одежды, интерьера, машин, откровенно называя марки и фирмы. В некоторые моменты чтения создавалось впечатление, что некоторые производители просто проплатили упоминания своей продукции в романе, который явно рано или поздно станет фильмом.
Впрочем, оставим подробности, пора сказать и о сюжете. Итак, в Париже (а где ж еще?) безжалостно убиты три женщины, почти что сжеваны под бананом, согласно классике. Убийства попахивают (в прямом и переносном смыслах) ритуалом каких-то древних племен. Жертвы, как это обычно водится в хороших триллерах, на первый взгляд ничем между собой не связаны. Знакомы не были, работали в разных сферах, общих знакомых не имеют. Но это же только первый взгляд, а вот героиня осмеливается еще и на второй, а когда расследование начинает касаться ее лично, и на третий и на четвертый взгляды, ровно по количеству частей в романе.
Так вот, первый взгляд, касающийся завязки весьма любопытен, мы блуждаем, как положено по лесу, но его пока не видим за деревьями, то бишь за трупами, кучкующимися в этой части. Второй взгляд увлекает все дальше и дальше, поскольку направлен на разные аспекты сложившейся ситуации. Тут переплетаются и весьма причудливо вопросы психиатрии, антропологии и генетики. Здесь Гранже как всегда хорош в популярном изложении любопытных фактов, касающихся каждой из затронутых областей. Я понимаю, что журналистское желание сенсации частенько может заводить его в дебри фантазии или неправомерных трактовок, но на дилетантский взгляд все выводы довольно убедительны. Взгляд третий, тревожный, острый, политико-социальный. Без этого, конечно, автор обойтись не мог. Видимо, после «Мизерере» у него осталось достаточно неиспользованного материала, касающегося преступной деятельности южноамериканских диктатур, вот он и сгрузил его в «Лесу», населив его в обилии теми самыми партизанами, которые толстеют при погружении в чащу. Ну, а взгляд четвертый, это, собственно не взгляд вовсе, это – действие, быстрое, непрерывное, ведущее к той самой развязке одного из перечисленных типов. Для того, чтобы все не воспринималось слишком уж надуманно, Гранже закидывает свою бедную героиню в аргентинские леса и болота, заставив предварительно изрядно поколесить по Никарагуа, Парагваю и прочим прелестным местам, где как в Малиновке вечно меняется власть. Возможно, перенос действия в некое необозримое и труднодостижимое место служит оправданием неправдоподобия случающихся там событий, дескать, в сказочном лесу должны жить сказочные звери. Это и только это логично. Впрочем, конец даже можно считать счастливым, поскольку в результате героиня, столкнувшись с реальными жизненными трудностями, избавляется от антидепрессантной зависимости, да и от самой депрессии заодно.
Если подводить итог, скажу, Гранже не разочаровал и на этот раз.
Не знаете, что почитать?