Григорий Кружков — поэт, переводчик и наш современник, чьи книги уже стали классикой. В новый сборник «Вышел лев из-за горы» вошло все самое лучшее: собственные стихи поэта, а также знаменитые переводы английской поэзии — Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Редьярда Киплинга и многих других. О новой книге и о поэзии вообще с Григорием Кружковым поговорила Марина Аромштам, писательница и главный редактор сайта «Папмамбук».
Из-за горы
И, подумав,
Молвил:
— Ррры!
Подлетели какаду:
Что имели вы в виду?
Рразорву и ррастерзаю?
Рразнесу и рразметаю?
Рраспугаю всех подряд?
Лев сказал:
— Я просто
РРРАД!
Марина Аромштам Вы помните свои детские впечатления от встречи со стихами?
Григорий Кружков Теперь мне кажется, что главные из них связаны с мамиными песнями. Мама знала много разных песен: боевых и лирических, серьезных и озорных. Например, вот такую:
Купите бублики,
Горячи бублики,
Гоните рублики,
Народ, скорей!
А я, немытая,
Тряпьем прикрытая,
Стою, разбитая,
Здесь у дверей.
Очень мне это нравилось! Но и строфы «Онегина», и лермонтовскую «Смерть поэта» слышал из маминых уст еще совсем крохой. С удовольствием читал и запоминал Некрасова — «Мужичок с ноготок» и «Генерал Топтыгин». «Дело под вечер, зимой, и морозец знатный. По дороге столбовой едет парень молодой, ямщичок обратный». Такие стихи даже переврать трудно, держатся в памяти как влитые. А на лето мама уезжала работать воспитательницей в пионерлагерь и брала с собой меня. Она воспитывала старших школьников, а старшие школьники воспитывали меня. Они научили меня своим песням. Вроде: «Колумб Америку открыл, страну для нас совсем чужую. Дурак, зачем он не открыл на нашей улице пивную?» и прочему дворовому фольклору. Лето кончалось, я возвращался домой к своему любимому занятию — чтению книжек.
МА Какие же книги вы читали в детстве?
ГК Как все: в основном приключенческую литературу — Конан Дойла, Жюля Верна и так далее со всеми остановками. Из прочитанного довольно рано, еще до школы, упомяну Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», а также рассказы и повести Алексея Толстого. Я думаю, Гоголь и привил мне вкус к хорошему русскому языку. Ну и сами истории произвели впечатление, вся эта чертовщина и ужасы. Колдун из «Страшной мести» мне снился, было по-настоящему страшно. Про Чехова не забыть бы. В четвертом классе я прочел все его смешные рассказы, всего Антошу Чехонте.
МА А когда у вас появилась потребность выразить свои эмоции в стихах?
ГК Да какие там эмоции! Просто довольно рано я обнаружил, что могу без особого труда рифмовать, писать более или менее складные стишки. Но особого значения этому не придавал. Лишь в десятом классе что-то стало меняться. И мне кажется, не без влияния английской поэзии. Так получилось, что мне в руки тогда попали стихи Генри Лонгфелло и Альфреда Теннисона — два старинных томика. Я даже попробовал кое-что переводить. Это получилось само собой. Если позволите такое сравнение: так железные скрепки начинают двигаться под действием магнита.
МА А чем вы еще увлекались в школе?
ГК Я мечтал стать геологом. Камни меня завораживали. Какие они красивые, прочные. Вечные. Но в десятом классе физика полностью вытеснила геологию.
МА Камни вас привлекали своими отношениями с вечностью. А физика?
ГК Теперь я думаю, что в основе всех моих юношеских порывов лежали простое детское любопытство и книжная романтика. Я собирал марки, потому что это были окошки в далекий неведомый мир. Я мечтал о геологии, представляя себе, вероятно, какие-нибудь пещеры со сверкающими кристаллами, таящиеся в земле сокровища Али-Бабы. Я потянулся к физике элементарных частиц, потому что это был таинственный невидимый мир, доступный лишь избранным. И конечно, магия слов. Кси-гиперон и мю-мезон звучали не хуже, чем Барбадос и Танганьика, где я никогда не бывал. Или названия минералов, красивые и веские. Кроме того, физика обещала объяснить мир. Выстроить его в одну цельную систему, стройную и сверкающую, как кристалл.
МА Но вы в конце концов покинули физику. Как это вышло?
ГК Еще в университете получилось так, что я стал дружить с ребятами, пишущими стихи. И постепенно все больше увлекался этим делом. Во время учебы в аспирантуре я жил в маленьком городке физиков недалеко от Оки. И каждый раз, выбираясь оттуда в Москву и возвращаясь на долгой электричке и дальше на автобусе, мечтал о чем-то непонятном и писал стихи. Я думаю, во мне заговорили какие-то врожденные гены. Поэзия постепенно перетягивала. Появились первые публикации в литературных журналах. И в то же примерно время я начал переводить по заказам издательств. Это показалось мне интереснее, чем физика.
МА Как же вы могли бросить науку, которой посвятили много лет?
ГК До сих пор чувствую свою вину перед ней. Литература просто перетянула меня.
МА Ну, а детские стихи? Как все начиналось?
ГК Думаю, это тоже гены. Наверное, так мне было на роду написано, чтобы и во взрослые годы играть в слова, шалить и проказничать с ними, как это свойственно малышам. Корней Чуковский подробно разобрал этот феномен в своей книге «От двух до пяти». Ко мне это вернулось — сначала в отдельные моменты, а после того как у меня родился старший сын, все чаще и чаще. Впервые мои детские опыты были опубликованы в журнале «Пионер» в конце 1970-х годов. Напечатаны они были со скрипом, лишь благодаря усилиям редактора Софьи Богатыревой, — игровые стихи тогда вообще не приветствовались. Нужно было писать что-то более пионерское и воспитательно-полезное.
МА А когда у вас вышла первая книга для детей?
ГК Я отнес свои детские стихи в издательство «Детская литература», и там молодая и смелая Марина Титова приняла их и подготовила к печати. Уже художник нарисовал картинки, был готов макет, но тут произошло непредвиденное: вышла книга стихов ленинградского поэта Олега Григорьева «Витамин роста» (редактор тоже М. Титова) — замечательная, красивая и очень смешная книга. И попала она в руки какому-то начальнику. Начальник так смеялся, что у него закололо в боку. И тогда он сказал: «Это вредная книга. От нее колет в боку». И приказал редактора Марину Титову уволить, а все книги, которые она еще подготовила, остановить и отменить. Вот так не вышла моя первая книжка в «Детгизе». А следующая моя книжка вышла только через десять лет.
МА Как случилось, что вы стали переводить английские стихи для детей?
ГК Это снова история о пещере Али-Бабы. Английская детская поэзия — целое подземелье, полное сокровищ. Я не раз и не два спускался в него и, надо сказать, основательно там обогатился — искушение было слишком велико. Во-первых, я извлек оттуда «Охоту на Снарка» — гениальную поэму Льюиса Кэрролла в жанре нонсенса. Потом — целый сундук маленьких, но блестяще ограненных и отполированных лимериков Эдварда Лира, потом народные стихи и потешки Матушки Гусыни, потом стихи Роберта Стивенсона, потом «Книгу зверей для несносных детей» Беллока и многое другое… Когда переводишь детские стихи, главное — быть таким же свободным в игре с читателем, как тот поэт, которому ты подражаешь. Иначе выйдет скучно и натужно. Не беда, если, увлекшись игрой, ты зайдешь так далеко, что и самому не понять, перевод это или свое собственное стихотворение. Главное, чтобы было весело!
МА До вас английские детские стихи переводили Чуковский и Маршак, в частности те же Песни Матушки Гусыни, некоторые баллады Лира (Маршак)…
ГК Да, конечно; и они дали великолепные образцы, на которые можно равняться. Но слишком многое притом осталось непереведенным.
МА Не мешают ли стихи для детей вашим «более серьезным» занятиям: преподаванию в университете, переводам английских классиков, писанию книг — последними, кажется, были «Очерки по истории английской поэзии» в двух томах?
ГК Нет, ничего ничему не мешает. Кто-то сказал: «Когда Бог сотворил время, он сотворил его достаточно». Я согласен.
МА Кроме стихов для детей, у вас, кажется, есть и проза?
ГК Есть еще сказки и сказочные повести. Двумя последними прозаическими книгами были «Привидение, которое хрустело печеньем» (издательство «Октопус») и «Приключения Миклуши и Маклая» (издательство «Клевер»). С этой последней повестью связано одно мистическое совпадение. Когда она вышла в свет, я как раз переезжал на новую квартиру. Ни о чем таком не думал, конечно, но оказалось, что я живу прямехонько на углу улицы Миклухо-Маклая.
МА Ну я не знаю, насколько серьезно можно считать такое совпадение мистическим. Но это красиво, мне кажется. Так что вполне в вашем духе.
Похожие подборки
Не знаете, что почитать?
