Не знаете, что почитать?
Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Остров сокровищ | +235 |
Волшебник Изумрудного города | +217 |
Хочу к маме! | +205 |
Пик, Пак, Пок | +197 |
Ваш непонятный ребенок. Психологические прописи для родителей | +193 |
От клише не убежишь, и если сказано "фэнтези", значит, нужно фыркнуть и презрительно вытянуть губы в тонкую полоску. Это, конечно, из области психофизических реакций, потому что фэнтези – какой-то непонятный нарост, новообразование на теле мировой художественной литературы. И как его воспринимать – неясно.
С другой стороны, есть ведь и противовес: Мурлева, Пулман, Диана Уинн Джонс. Эти ребята и на минуту не допустят "условно-сослагательного" к себе отношения.
Хотелось бы мне сохранить этот...
С другой стороны, есть ведь и противовес: Мурлева, Пулман, Диана Уинн Джонс. Эти ребята и на минуту не допустят "условно-сослагательного" к себе отношения.
Хотелось бы мне сохранить этот тонкий баланс между отвращением и восхищением.
Не тут-то было. Появился Ураульф и нанес колюще-рубящий в аналитическую область мозга. И все мои представления об отечественной, детской и фэнтезийной литературе дружно отправились к черту.
Марина Аромштам производит впечатление человека, который сознательно ставит эксперименты над собственной личностью. И это не может не восхищать: каждый такой эксперимент – одновременно ломка стереотипа, риск и непрогнозируемый результат предприятия. Этакий крестовый поход против закона и рынка авторской литературы. Марсем, ураульф, мохнатый ребенок – это то, что читала я и признала Правильной книжкой. Не универсальной, конечно, потому что каждая из них выполняет свои узкоспециальные задачи. Этого автора нужно "прописывать" людям сообразно лечебным и профилактическим целям.
Ураульф, конечно, не лекарство. Скорее средство, благотворно влияющее на все органы чувств. После таких "эстетических стимуляторов" сложно читать новые книги, потому что по сравнению с развернувшейся феерией они кажутся связкой старой бумаги, лучше и не начинать.
Как и всякая хорошо сработанная вещь, эта книга полностью оформлена, завершена, и не требует дальнейшего развития событий. В ней все "закрючковано и закольцовано", десятки нитей переплетаются в замысловатый узор, образуя изображение змеи, кусающей себя за хвост.
Змеи здесь тоже есть. Наравне с лосями, плешеродцами, жар-птичками, горынами, охотниками, лекарями, хранителями, пауклаками, кейрэками – нечистью и людьми. Судьбы их предрешены с самого начала. Их проступки и подвиги – часть единого плана, составленного твердой авторской рукой. Они все сделают так, как нужно, и ни одна нитка не выбьется из гладкой канвы.
И что самое замечательное: чуткий автор разрешил себе не писать сцену кульминации, оставил праздничное пиршество за кадром, подарив читателям звенящую тишину и отзвук горного эха.
Об издании:
интегральный переплет, увеличенный формат.
"Палевая" бумага, шрифт - с зеленоватым оттенком.
Начинать читать с 10-12 лет и без верхней границы.
Собственное детство, если выйти за рамки лакированного лубка, довольно сложная и болезненная штука.
Хотя, удивительно, некоторые с успехом видоизменяют "радиус кривизны", превращая четверть своей жизни в набор симпатичных, иногда курьезных мемо-карточек из домашнего альбома: "Вот он, я, голозадый, с деревянной саблей на перевес". И нет в этом мире ни темных страстей, ни яростных переживаний, ни подгорелой манки с липкими комочками, ни Церберов, ни Минотавров...
Но это либо редкость, либо...
Хотя, удивительно, некоторые с успехом видоизменяют "радиус кривизны", превращая четверть своей жизни в набор симпатичных, иногда курьезных мемо-карточек из домашнего альбома: "Вот он, я, голозадый, с деревянной саблей на перевес". И нет в этом мире ни темных страстей, ни яростных переживаний, ни подгорелой манки с липкими комочками, ни Церберов, ни Минотавров...
Но это либо редкость, либо хорошо отмодерированное вытеснение.
Мы, люди, чутко слышащие каждый шорох с Той стороны, осязающие сладковатый запах дезинфекции в прививочном кабинете, кожей чувствующие неумолимую хватку шерстяного шарфа, бережно передающие по наследству нелепые артефакты: самодельное оружие, ГДР-овские карточки, значки, "ножички", казаков-разбойников ...
Мы безапелляционно включаем Фурмана в свою орбиту, и одно только фурмановское присутствие превращает собственный захламленный мемориал в место важное, осмысленное, почти сакральное.
Потому что все это:
и ассиметричные гармошки на колготках, и картофельная запеканка с липким соусом, и крутой "перманент" у нелюбимой воспиталки, и нашитые вкривь манжеты, и густой общественный стыд, и отрежессированное коллективное ликование - все это и многое другое из области эмоциональных переживаний так плохо поддается формулированию, описанию, стандартизации, и так хорошо рассказано, упорядоченно, зафиксировано в книге Фурмана.
Бери, читай, тыкай изумленно пальцем: "Вот это – точно про меня", "Вот так со мной все и было"...
Очень хорошие стихи.
Я тысячу лет таких не читала.
Представьте себе "Вирус ворчания" в поэтической форме.
Это очень верная искренняя интонация. Без речевых орнаментов и чугунных догм, без эмоциональных всплесков и неловких заигрываний. Так с детьми разговаривают хорошо пожившие дядьки в морщинах и усах, которым нет нужды с боем завоевывать детское сердце, заниматься самовосхвалением и требовать ответной любви.
Махотинская поэзия, ровно как и проза, проста и в то же время...
Я тысячу лет таких не читала.
Представьте себе "Вирус ворчания" в поэтической форме.
Это очень верная искренняя интонация. Без речевых орнаментов и чугунных догм, без эмоциональных всплесков и неловких заигрываний. Так с детьми разговаривают хорошо пожившие дядьки в морщинах и усах, которым нет нужды с боем завоевывать детское сердце, заниматься самовосхвалением и требовать ответной любви.
Махотинская поэзия, ровно как и проза, проста и в то же время многослойна. Она понятна, ритмична и педагогична.
В самой превосходной степени.
Помните рассказы Железникова, Алешковского, Сотника? Элементарные понятия и законы, которые можно привить детям только на примере, показывая диспозицию как в шахматах: вот ты, вот твой промах; сделаешь следующий ход - получишь шах по заду. Или блестящую медаль.
Эти стихи так же буквальны, как E2 – E4. Они лишены пафоса и помпы, они... бытовые и наглядные: не столько объясняют, сколько показывают ребенку простейшие истины.
– ... Повлияй на Макарова. Он же твой друг.
Окончательно парень отбился от рук.
Знать, отца вызывала напрасно я, –
Мне сказала в учительской классная.
Оттого, что она вызывала отца,
У Макарова Вовки синяк в пол-лица.
Прогулял он ( я знаю об этом),
Чтоб не выглядеть вовсе отпетым.
Я в учительской с этого мог бы начать,
Но просил меня Вовка Макаров молчать.
Я стою – не юлю не виляю.
– Хорошо, – говорю, – повлияю.
***
Я ловко стоил рожи,
Учителя дразня,
Но выгнали Сережу
За дверь, а не меня...
Но что мне нравится больше всего: это мальчишеская речь – звонкая и захлебывающаяся. Это ведь случайность, что Махотин – взрослый человек. Так разговаривают десятилетние мальчишки, так разговаривают пацаны из нашего двора, когда заходят в гости: стнесняются, тихо сидят, и, вдруг, увлекшись, начинают тараторить как воробьи:
Мне друг рассказывал кино:
Там кто-то выпрыгнул в окно,
Но не убился,
Побежал
И пистолетом угрожал,
Потом смеялся,
Дрался,
Пел,
Скакал,
Катался,
Плыл,
Летел,
Успел догнать,
Связать,
Огреть...
Я понял: надо посмотреть!
Об оформлении:
Художница Катя Толстая нарисовала эту книгу буквально: мелом.
Книга получилась замечательная: вся шероховатая, "осыпающаяся". Кажется, дунешь, и полетит плотная пыль, пачкая белым пальцы и рукава. Она вся сумеречная и охристая, густая – как воспоминания знаменитого деда.
И вот что интересно, дети наклеены на этот мел сверху, четко прорисованы ручкой или карандашом, одновременно являясь героями истории и ее наблюдателями.
Твердый переплет, "альбомные" плотные страницы,
тираж 5000 экземпляров, 80 страниц.
Впервые игрушки из бумажных пакетов я увидела вот в таком комплекте: http://www.labirint.ru/screenshot/goods/248691/1/
Они потрясли мое воображение простотой, изяществом решения и размером: упаковка в миниатюре полностью соразмерна кукольной девочке.
Сделаю такие сама - решила я, но не успела и ножницы приготовить, как у Alex появился готовый набор для творчества.
Здесь пакеты предназначены не для кукол, а для людей. Большие и поместительные – в готовый пакет можно положить книжку формата...
Они потрясли мое воображение простотой, изяществом решения и размером: упаковка в миниатюре полностью соразмерна кукольной девочке.
Сделаю такие сама - решила я, но не успела и ножницы приготовить, как у Alex появился готовый набор для творчества.
Здесь пакеты предназначены не для кукол, а для людей. Большие и поместительные – в готовый пакет можно положить книжку формата A5, самодельную открытку или небольшой сувенир.
Все детали выдавливаются из основы, специальной инструкции нет, последовательность действий обозначена на коробке. Все игрушки делаются по одной схеме: руки-ноги, уши-носы, лапы-хвосты.
Клей прилагается, наклейки тоже. После того, как все детали прилажены-приклеены на место, игрушку лучше положить под пресс, иначе вымя или нос может отвалиться в самый ответственный момент, на глазах у изумленной публики.
В результате получается классная штука, которую можно как арт-объект водрузить на видное место или использовать по назначению - в качестве подарочной упаковки.
Наш виновник торжества, дяденька в годах, галунах и позументах, был страшно доволен и буквально растроган до слез милягой-львом с не менее симпатичными "внутренностями".
Говорить правду легко и приятно.
Текст хороший, картинки плохие.
Наверное, все так или иначе осознают, что выход этой книги – следствие мюзикла и дань моде. Издатели держат себя в руках и не помещают на обложку фотографии эстрадных звезд. Зато переиначивают перевод Сергея Боброва в угоду принятому штампу: "Красотка и чудовище" неизбежно превращается в "Красавицу и чудовище". Действительно, какая еще красотка? После Джулии Робертс всем красоткам путь в мировую...
Текст хороший, картинки плохие.
Наверное, все так или иначе осознают, что выход этой книги – следствие мюзикла и дань моде. Издатели держат себя в руках и не помещают на обложку фотографии эстрадных звезд. Зато переиначивают перевод Сергея Боброва в угоду принятому штампу: "Красотка и чудовище" неизбежно превращается в "Красавицу и чудовище". Действительно, какая еще красотка? После Джулии Робертс всем красоткам путь в мировую художественную культуру заказан.
В остальном текст нетронутый, привычный: несколько тяжеловесный, как фигуры в менуэте, но при этом цельный и законченный.
О картинках даже и говорить боюсь.
Нехорошо все-таки, когда начинаются спекуляции новоприобретенными статусами. Да, Гордеев проиллюстрировал массу книг. Но честное слово, Гоцци и Флобер так же далеко отстоят от детских сказок, как Саламбо с Турандот от несчастной Красавицы.
Не везде уместен болезненный пурпур "ланит" (простите), хорошо вылепленные подбородки и утрированный "трагизм".
Это я по-доброму, с помощью эвфемизмов.
Но вообще, страшная красавица получилась.
Лет ей эдак хорошо за тридцать, у отца-купца подагрические отеки и лицо старого усталого гуляки.
Жизнь в этой семье не задалась. Но на фоне чудовища меркнут и красные прожилки, и грубость черт.
Похоже чудовище на космического пришельца, ужасно оно и не вызовет у детей ни жалости, ни сочувствия, ни любви.
А все-таки так и спотыкается глаз на нарядах красавиц: зеленая блуза, синяя юбка, красный корсаж... Рукава-буф, восточные узоры, парча и атлас - все в кучу, все пущено в ход. Зато нарядно, ярко, сказочно.
У предметов в этой книге тоже есть чем себя показать: фонтан весело струится из разверстого клюва утконоса, который призван выглядеть дельфином; камин украшен оскаленными ликами сатиров, счастье молодых разворачивается на фоне ужасающих каменных статуй: добрая фея внесла морально-этический вклад и превратила старших сестер в мраморные изваяния. Вот они и стоят у дворца, в немом ужасе воздев руки к небу.
Об издании: оформление серийное, тираж 7000 экземпляров, иллюстрации на каждом развороте. Бумага плотная, офсет.
Туда же, в копилочку, к "Пироскафу", Пипсу, Стерну, Ливерганту, Кружкову, словом, к великолепной, изысканной и изощренной Английской Сатире.
Ну во-первых, это РГГУ. Академическая поступь, обстоятельность и глубина во всем.
Во-вторых, это прелести издания. Нежно любимый мной матерчатый переплет (почти анахронизм в издательском деле), нестандартный формат - гибрид А4, А5, плотная белая бумага.
Что еще нужно для счастья?
Да, репродукции откровенно бледноваты, но почему-то именно...
Ну во-первых, это РГГУ. Академическая поступь, обстоятельность и глубина во всем.
Во-вторых, это прелести издания. Нежно любимый мной матерчатый переплет (почти анахронизм в издательском деле), нестандартный формат - гибрид А4, А5, плотная белая бумага.
Что еще нужно для счастья?
Да, репродукции откровенно бледноваты, но почему-то именно этой книге хочется все простить.
Потому что кроме Крукшэнка и Гиллрея, здесь собраны Хогарт и Фюзели, потому что воздано по заслугам незаслуженно забытому Роулендсону, потому что наравне с политической и литературной карикатурой мелькают фривольно-непристойные сюжеты: смешные, очаровательно-бесстыдные... А никакого Бердслея еще и в помине нет!
Читайте, пожалуйста, эту книгу, если вам близки "английскость", Филдинг, Уайльд, Дживс и Вустер, Синтакс и Пэт. С одной стороны, Бедлам, с другой - Друри-Лейн, с одной - Рёскин, с другой - Джон Булл.
Плюс исчерпывающее вступление о возникновении и развитии сатирической печати. Начиная с азов: Леонардо, Дюрера и Джакомо делла Порта.
У издателя должны быть очень веские причины, чтобы выпустить "Колобка" в серии "Современные иллюстраторы – детям".
Вот скажите мне: чьи иллюстрации к колобку считаются хрестоматийными, какой образ отпечатан навсегда на коллективной сетчатке русского народа? Сразу и не сообразишь. Вереница современных новоделов застит глаза и подменяет память.
Самые правильные колобки – у Рачева и Васнецова. А все почему? Потому что прелести народного лубка никто не отменял....
Вот скажите мне: чьи иллюстрации к колобку считаются хрестоматийными, какой образ отпечатан навсегда на коллективной сетчатке русского народа? Сразу и не сообразишь. Вереница современных новоделов застит глаза и подменяет память.
Самые правильные колобки – у Рачева и Васнецова. А все почему? Потому что прелести народного лубка никто не отменял. Иллюстрируешь наивную сказку, будь добр, рисуй просто и без наслоений.
Самый славный, прелестно безыскусный Колобок нарисован в книжке, изданной в в 20-е годы, во Франции (нашими изданной, в тоске по Родине). Смешно, но в названии круглобокий герой низведен до состояния неодушевленной выпечки: "Про лису и колобок". Винительный падеж, мужской род!
Книгу проиллюстрировала десятилетняя девочка Женя Коварская. Ничего милее этого невыразительного кругляша в компании смурной лисы и волка-ипохондрика я не встречала.
Из современных нетрадиционных попыток "сделать" колобка в голову приходит только самокатовская книжка-картинка. Точка-точка, запятая, вписанные в неровную окружность. Мне-то конечно, мил и глубоко симпатичен примитивный стиль Петровой, но остальные родители такой вариант жизнеописания колобка отвергают. Понятно им, что не русский это колобок, не нашенский; похожий на международную эмблему олимпийских игр или дурацкий смайлик.
Вот с таким настроением я и смотрю теперь махаоновского колобка Анны Вронской.
Хорошая книжка получилась, традиционная. С сюжетной кульминацией для оптимистов. С правильным сочетанием оранжевого и зеленого.
И колобок вышел неплохой.
Но медведь и волк лучше.
И бабка с дедкой очень хороши.
А уж лиса и вовсе задалась во всех своих проявлениях.
Получается, что колобок – не более чем опорный элемент, некая ось вращения, вокруг которой скачут, бегают и переваливаются весьма симпатичные ребята. С четко прорисованной харизмой.
Мне вот думается, что все эти брови, ноздри и ресницы на физиономии колобка сильно лишние. И щечки яблочком, и прищур с хитринкой наделяют простоватую округлость силой мысли, которая, по правде говоря, у колобка отсутствует.
Он ведь хлеб, и мозгов у него нету.
По поводу издания:
Тираж 7000 экземпляров, формат серийный, как у Глупой лошади и Хармса.
Хорошая плотная "альбомная бумага". В сочетании с мелками – то что надо.
Буквицы дурацкие, конечно, и шрифт жирноват.
Но лиса все искупляет. Что и говорить, отличная получилась лиса, для нее и колобка не жалко.
Пролегомены:
Детские филармонические концерты - это ужасно.
В детстве я одинаково сильно ненавидела симфоническую музыку, тяжелые хрустальные люстры и захлопывающиеся плюшевые сидения. Если бы меня попросили изобразить ад для детей, он был бы именно таким - гардеробно-помпезным, придушенно-грохочущим, как Богатырская симфония Бородина.
Прошло двадцать лет. Что же я делаю? Тащу собственного ребенка на симфонический концерт. Привет Фройду.
В субботу поехали в Концертный зал Чайковского...
Детские филармонические концерты - это ужасно.
В детстве я одинаково сильно ненавидела симфоническую музыку, тяжелые хрустальные люстры и захлопывающиеся плюшевые сидения. Если бы меня попросили изобразить ад для детей, он был бы именно таким - гардеробно-помпезным, придушенно-грохочущим, как Богатырская симфония Бородина.
Прошло двадцать лет. Что же я делаю? Тащу собственного ребенка на симфонический концерт. Привет Фройду.
В субботу поехали в Концертный зал Чайковского на абонемент "Классика - это классно"! Ребенок, наученный горьким опытом (и многомудрой Натальей Панасюк) не ждал ничего хорошего. Последний концерт в прошлом году длился три с половиной часа (с антрактом) и мы чуть не умерли прямо там, на плюшевых креслах.
В такой ситуации дети, доживающие до победного конца, вызывают у меня преклонение. А ведь некоторым из них не исполнилось еще и пяти лет!
Но абонемент "Классика - это Классно!" оказался поразительным вопиющим исключением из правил. Не помню я такого, чтобы в стенах "чайковского" зала раздавался громкий детский хохот. Чтобы, покидая зал, дети радостно гомонили, цитируя запомнившийся стишок, а мой собственный ребенок доверительно сообщил, что "было клево".
Да. Было клево. На сцене были Бушков и Смехов. Пол Паттерсон и Роалд Даль. "Давали" Красную шапочку.
Человек, который представлялся мне каким-то символом или знаком, полустертым штрихом в воспоминаниях детства, некой двумерностью, персонажем замшелого фильма, оказался живым. Реальным человеком.
Дети умирали со смеху, взрослые смущенно хихикали в рукав. Смехов глухо бубнил, визгливо скандалил, подшучивал: изображал забулдыгу-волка, бабку-пропойцу и грубоватую внучку, не в меру увлеченную рэпом и парижскими трендами.
Он перевел и инсценировал сказку Даля, он три раза произнес слово "дурак", он пошатывался как пьянчужка и водружал на голову красную шапку с неподражаемой элегантностью врожденного аристократа.
Красная Шапочка достала пистолет...
Ба-бах!
И волка нет!
Дети визжат от восторга. Взахлеб повторяют строчки вновь и вновь. И все это - на симфоническом концерте в зале им. Чайковского.
Да. И Евгений Бушков великолепен; без фрака и бабочки с обаятельной интонацией и правильным подходом. И Пол Паттерсон хорош, очень детский композитор, с шумными "спецэффектами" и симпатичной манерой а-ля "Петя и Волк".
Надо же. Я думала, симфоническая музыка - это прокрустово ложе. Оказалось все не так. Просто классно.
До чего бессмысленной (в текстовом отношении) была предыдущая книжка про сестру, и как же хорош Минус!
Я ждала эту книгу с затаенным чувством недоверия и опаски.
Возрастные рамки, думала я, издательство указало неверно; скорее всего, эта книжка для неразумных трехлеток. Восьмилетним скептикам просьба отдыхать.
Как чудесно рассеивать чары заблуждения! Как приятно бывает осознание собственной неправоты.
Минус - отличная, незаурядная книжка. В ней всего полно: детей и зверей, картинок,...
Я ждала эту книгу с затаенным чувством недоверия и опаски.
Возрастные рамки, думала я, издательство указало неверно; скорее всего, эта книжка для неразумных трехлеток. Восьмилетним скептикам просьба отдыхать.
Как чудесно рассеивать чары заблуждения! Как приятно бывает осознание собственной неправоты.
Минус - отличная, незаурядная книжка. В ней всего полно: детей и зверей, картинок, историй, заводных бобров, башмаков и сломанных телевизоров. Невероятного и поучительного. Поучить можно цифрам и чувству смешного. Ухмыльнуться – пародийным цитатам из классиков. Три мудреца, понятное дело, библейский сюжет; сцена с лесными зверями - прямая отсылка к Кэрроллу: мокрая мышь, марафон, Додо и Лори.
Может, вокруг и творятся странные вещи, но Минус - оплот здравого смысла: ничему не удивляется, никого не боится. Задает каверзные вопросы и знай себе, идет дальше, собирает полезный хлам. Башмак, точилку, кастрюлю, незабудку... Каждой вещи найдется место и применение, не сомневайтесь.
"Одну змею, две косоглазых мыши, три галки и понюшку табака четырехпалого смотрителя без маяка, пять чарок рома, шесть копыт косули перемешаю и сварю в своей кастрюле". Закончив песню, ведьма разразилась зловещим смехом, который эхом пронесся среди камней.
- Почему вы смеетесь? - спросил Минус.
- Я думаю о том, как все испугаются, когда я начну превращаться! Знаешь, что будет, если я съем ложечку этого супа? Я превращусь в мухомора-людоеда, который пожирает маленьких деток, как только они окажутся поблизости. Хе-хе-хе!
- Кто ж подойдет к мухомору-людоеду? Дураков нет, - сказал Минус.
Мелькает пестрая череда картинок, меняются обстоятельства времени и места. Переход от сцены к сцене, как в "Колобке", примитивен и очарователен: смена декораций через "вдруг", внезапное появление новых персонажей.
Странная тетушка, мудрецы не верблюдах, четырехголовый "тянитолкай", директор фабрики, уродливая ведьма, маленькая девочка, лис, еж, заяц, жук, тигр, уж, лось и еще целая куча мала удивительных и невообразимых.
Комментировать рисунки Нурдквиста - пустое дело. Книга была издана 1985 году, но это уже состоявшийся, наш, знакомый Нурдквист: слева тянут любопытные морды коровы, справа - бойкие малыши, подозрительно напоминающие мюкл. Первооткрыватель - вылитый Петсон с аккуратно расчесанной бородой, а поля с проселками те же, любимые, нурдквистовские.
Карта путешествия Минуса.
Дом - дорога - ельник - поляна - лес - луг - место возле дороги - поле с пригорком - пастбища - крошечное озеро - полянка - развилка - одна из тропинок - дом.
Похоже, Минусу и вправду удалось обойти весь мир.
Об издании: Увеличенный формат. Больше, чем книги про Петсона. Лакированная обложка. Мелованная плотная бумага. Яркие крупные рисунки. Тираж 5000 экземпляров. Перевод Ксении Коваленко. Она же переводила Кастора.
Лет пять назад Дрофа выпускала приличную серию советской классики для детей "Золотая библиотека".
И все в ней было не плохо: Пантелеев и Житков, Юдин, Бритвин и Елисеев шли по ее страницам рука об руку, дружелюбно улыбаясь детям... Вот только она практически кончилась, и кто не успел, был сильно опечален.
Потому что книжек Зощенко и Житкова полно, но все каких-то не таких, неправильных. Хочется чтобы были елисеевские кудрявые девочки и юдинские вихрастые мальчики, чтобы крупный...
И все в ней было не плохо: Пантелеев и Житков, Юдин, Бритвин и Елисеев шли по ее страницам рука об руку, дружелюбно улыбаясь детям... Вот только она практически кончилась, и кто не успел, был сильно опечален.
Потому что книжек Зощенко и Житкова полно, но все каких-то не таких, неправильных. Хочется чтобы были елисеевские кудрявые девочки и юдинские вихрастые мальчики, чтобы крупный "школьный" шрифт и нормальная подборка, чтоб формат был большой и картинки тоже...
Дрофа очнулась и выпустила толстую "нарезку" из "Золотой библиотеки". Здесь есть и Ушинский, и Толстой, и Пантелеев, и Драгунский, и Раскин, и Житков.
И целая россыпь нужных иллюстраторов: Елисеев, Дугин, Бритвин, Юдин со товарищи.
Об издании: твердая лакированная обложка, бумага - белый офсет, тонковатый, но не смертельно.
Тираж 3000 экземпляров.
В выходные пошли на стадион, взяли машины с собой, гонялись минут сорок. Вокруг собралась компактная такая толпа. Дети в почтительном молчании взирали на битву титанов. Никто (к несказанному облегчению родителей) не посмел произнести вслух то, что ощутимо витало в воздухе: "Хочу такую!!!"
Мы триумфально покинули поле боя, жарко обсуждая детали схватки.
Кто бы мог подумать, что еще существуют на свете игрушки, способные потрясти воображение девятилетного ребенка. Ладно мы,...
Мы триумфально покинули поле боя, жарко обсуждая детали схватки.
Кто бы мог подумать, что еще существуют на свете игрушки, способные потрясти воображение девятилетного ребенка. Ладно мы, родители. Росли без плейстейшн, PSP и прочих электронных наворотов. Самая близкая по смыслу игрушка нашего детства - заводной пластмассовый робот, покрытый краской под "металлик". Робот издавал душераздерающе-приятные звуки, норовил завалиться на бок и ломался так быстро, что не успевал надоесть.
Полный антипод свежеприобретенным радиоуправляемым монстрам.
Они-то не ломаются, не заваливаются, закладывают залихватские виражи и издают такую поразительную какафонию (а для кого и музыку сфер!), что диву даешься.
По существу:
две машины, два пульта. Каждый пульт универсален, подходит под любой автомобиль. Есть частоты (А, B, С), для начала нужно установить одинаковую частоту на пульте и машине. Очевидно, у каждой пары - частоты разные. Прежде чем менять частоту, машину надо выключить.
Режимы.
Три режима: управление, автопилот и выключено.
Автопилот - это песня. Машина сама едет, сама поворачивает, а ты - знай, прицеливайся, стреляй. В общем этакий тренировочный бой. Особенно актуально, если ребенок жаждет поиграть, а никто не хочет составить компанию. Одно но: машина на автопилоте ездит по широкой траектории, в квартире будет тесно.
Пульты. Есть "курок". Вниз-вверх - это, соответственно, движение машины вперед-назад. Есть колесико - отвечает за повороты. И кнопка. Это стрелялка. Хорошенько потренировавшись, можно одновременно жать-крутить-стрелять. Получается очень эффективно.
Техника боя.
У каждой машины на переднем бампере лазерная пушка, на заднем - зона поражения. Если машины встанут лоб-в-лоб, результат сражения - ноль. Поразить противника можно, только целясь в заднюю часть машины.
В движении это выглядит так: один увертывается, пытается обойти с тыла; другой - догоняет, пытается попасть.
Для полного уничтожения дается три попытки: у машин по три световых индикатора. При каждом попадании, один из индикаторов гаснет. Поведение машины при этом удивительное: она начинает "буксовать" и секунды на три становится недееспособной. Самое время врагу подкрасться и добить.
Если есть три попадания и индикаторы гаснут, машина издает серию "терминаторских" звуков, а потом убирается восвояси: самостоятельно проезжает метра два. Чтобы снова активировать уничтоженного бойца, нужно нажать кнопку "reset" на капоте.
Машины работают от батареек АА, на каждую по четыре, пульты от батарейки Крона. В комплект они не входят. Кстати, когда батарейки садятся, машины ведут себя непредсказуемо, например, становятся "неубиваемыми" или автоматически перегружаются.
Игрушки прочные, младенец за неделю не раздолбал.
Фуксия - англичанка, в Китай поехала учиться. Были это дремучие девяностые, жесткий коммунистический режим. На иностранцев в Китае смотрели как на диковину (нам, пост-советским гражданам вся эта специфика хорошо знакома).
Тем не менее, в среде студентов все было проще и легче. В общем, выяснилось, что Фуксия неравнодушна к китайской еде. До такой степени, что умудрилась преодолеть политические, языковые, бюрократические препоны и поступить в кулинарный техникум. Обычное городское бесплатное...
Тем не менее, в среде студентов все было проще и легче. В общем, выяснилось, что Фуксия неравнодушна к китайской еде. До такой степени, что умудрилась преодолеть политические, языковые, бюрократические препоны и поступить в кулинарный техникум. Обычное городское бесплатное учебное заведение. Учили ее чуть ли не на подпольных основаниях. Неофициально. Кроме образовательной платформы Фуксия получала навыки на кухнях местных забегаловок. Знакомилась (иногда и на улице) с местными шеф-поварами, владельцами ресторанов - традиционных и новационных, многое узнавала прямо у кипящего котла. Это так, общие сведения.
Теперь о личном впечатлении:
Во-первых, я поняла, почему европейцы не способны (не готовы) есть китайскую пищу. Ингредиенты - это полдела. Главное - вкусовые и осязательные впечатления. Вы готовы есть гусиные желудки, свиные уши, кроличьи головы, морские огурцы? В целом звучит не страшно.
А теперь переведем это в область ощущений:
нечто тягучее, хлюпающее, вязкое, осклизлое, комковатое, липкое, то что нужно разгрызать и всасывать, сплевывать и перемалывать.
Мороз по коже. Но Фуксия, будучи активной пропагандисткой китайской кухни, и не скрывает специфики чужой гастрономии.
К китайской еде нужно привыкать, и не факт, что привыкнете.
Вот пара фрагментов, которые меня поразили (пересказываю своими словами):
Первое - что такое свежая еда.
Еда считается свежей, если от момента забоя животного до момента готовности блюда проходит не более 10 минут. Классический китайский рынок представляет собой кровавую бойню. На глазах у придирчивого покупателя продавец сдирает шкуру с угря, свежует кролика, сворачивает головы курам.
Если еда уже мертвая, значит она несвежая.
Второе - почему китайцы спокойно на это смотрят.
В китайском языке слово "животное" дословно означает "предмет, который движется". То есть китайцы воспринимают курицу скорее как стул или бревно, нежели как одушевленное существо. В эмоциях, чувствах, боли животным отказано.
Специально хочу отметить, эта книга не о насилии и жестоком обращении с животными, а о Китае и кулинарных традициях.
Книга, безусловно, очень интересная. Я о Китае практически ничего не знаю: многие вещи поняла и выяснила для себя только прочитав Фуксию Данлоп.
Вообще, чтобы все было понятно, автор - наиболее авторитетный кулинарный критик в сфере китайской гастрономии, автор нескольких кулинарных книг, практик. Эта книга - скорее заметки или ретроспективный дневник. Многое посвящено непреодолимым различиям в европейской и китайской психологии.
Когда Фуксия пригласила на званный "английский" ужин лучших друзей, те подняли ее на смех: "Картошка вместо риса? - Фуся, да ты издеваешься!"
Вот-вот раздадутся скорбные филиппики по поводу волосатых ног учительницы и потных рук маминого ухажера.
Медлить нельзя, пишу скороговоркой: отличная книженция для свободно читающих "предпубертатов".
Ума не приложу, как это у Самоката получается в который раз проигнорировать суровых традиционалистов, напечатать то, что приличному ребенку и вслух произносить нельзя, а в руки давать и подавно стыдно.
Издавали бы как все: целомудренных "Маленьких женщин" и Лидию Чарскую. ...
Медлить нельзя, пишу скороговоркой: отличная книженция для свободно читающих "предпубертатов".
Ума не приложу, как это у Самоката получается в который раз проигнорировать суровых традиционалистов, напечатать то, что приличному ребенку и вслух произносить нельзя, а в руки давать и подавно стыдно.
Издавали бы как все: целомудренных "Маленьких женщин" и Лидию Чарскую.
Нет, надо про неблагополучных, пьяных, разведенных, целующихся, обнимающихся, непристойно хохочущих...
Не выходит у Самоката лубочная картинка, рвутся кружева прямо на глазах у изумленной публики.
Семь лет – хороший возраст для главного героя детской книжки. Это уже не младенческий лепет, но еще и не подростковый сленг. Дети говорят на хорошем русском (шведском, конечно) языке, задаются нужными вопросами, нарушают правила, в общем, ведут себя сообразно возрасту и "рангу".
Есть правда, несколько но.
у Цацики есть Мамаша и нет отца. Ловец каракатиц (мифическое существо) маячит на уровне средиземноморья и не высовывается до конца повествования. За что ему отдельное спасибо.
Здесь и так не протолкнуться среди мамашиных друзей мужского пола - мерзкого Шиповника (музыкант с синтезатором и определенными видами на Мамашу), славного Йорана (военный с мотоциклом и неопределенными видами на Мамашу), опасного и несчастного Мортена (второгодник -рецидивист, трепетно опекаемый Мамашей). Есть еще добрый дедушка, запальчивая девочка с тремя отцами, шпагоглатательница с бриллиантом в пупке, мамашина иппохондрия, фрак и ирокез, неприличные игры с раздеванием и первая любовь, конечно.
Но самое прекрасное – это встреча школьного директора и Мамаши.
Нам, бывшим советским школьникам, невозможно испытывать холодность к книгам, воспевающим свободу личности в образовательных застенках. Бурная сцена в кабинете директора вызывает в моей душе неподдельное ликование и торжество.
Мало того что Мамаша уничтожила директора (в моральном плане), мало того что директор признал и осознал... Несмотря на все это, Цацики остался в школе, не подвергся методичному преследованию со стороны учителей, продолжил грызть гранит, убегать с продленки и изводить команду "детоненавистников". Они там тоже есть.
О. Швеция, о времена, о нравы!
Книжка серийная, то есть ничем определенным не заканчивается, надо ждать следующую. в скандинавских странах Цацики - всенародно любимый герой, как у нас - Электроник или Алиса Селезнева. Кстати, о приключениях Цацики сняты фильмы, один из них издательство привозило на ММКВЯ.
Об издании: стандартные для Лучшей новой книжки формат и бумага, рисунки маленькие - к началу каждой главы. Рисовала Пия Линденбаум (автор уморительной книжки про Гиттан и волков http://www.labirint.ru/books/252423/).
Тираж 5000 экземпляров.
Открыла книжку, наткнулась на Сереберцеву и испугалась: вдруг Гиваргизов поисписался?
Опять эксплуатирует несчастных школьников...
Нет, вернее да.
Вернее это все новое про хороших знакомых.
У нас дома все книги Гиваргизова есть, даже стихи и переиздания. Зубов, Вера Петровна и Мендельсон с Чайковским - наши лучшие друзья. Когда мы читаем Гиваргизова, предпочитаем заранее лечь, чтобы от смеха не падать.
Гиваргизов – очень хороший писатель и поэт, даром что учит детей в школе. Я своему...
Опять эксплуатирует несчастных школьников...
Нет, вернее да.
Вернее это все новое про хороших знакомых.
У нас дома все книги Гиваргизова есть, даже стихи и переиздания. Зубов, Вера Петровна и Мендельсон с Чайковским - наши лучшие друзья. Когда мы читаем Гиваргизова, предпочитаем заранее лечь, чтобы от смеха не падать.
Гиваргизов – очень хороший писатель и поэт, даром что учит детей в школе. Я своему ребенку об этом не говорю, чтобы не разрушать педагогическую ауру, которой плотно окутаны учителя в его школе.
Юмор и преподавание несовместимы - вот его жизненный опыт. Любимые учителя - физрук и музрук (на баяне).
Вот, теперь еще один, заочный - Гиваргизов.
Традиционно смешная, хорошо написанная и отлично нарисованная. Получилась очень Гиваргизовская книжка.
Хочется цитировать страницами, но лень писать, а кусок вырванный из текста - не играет, не звучит.
Вот, может, прозвучит:
- Послушай, Сереберцева, - спрашивал Сережа у отличницы Сереберцевой, - у тебя по всем предметам пятерки, ты всего достигла....
- Сама, - добавила Сереберцева.
- Сама, - согласился Сережа. - Зачем тебе плеер? Подари его мне. У меня сегодня горе.
- Не могу, сказала Сереберцева. - А какое горе?
- Тебе-то что, - удивился Сережа. - у тебя души нет.
- Есть, - испугалась Сереберцева.
- Ха-ха-ха-ха! - засмеялся Сережа. - Новый анекдот: у отличницы Сереберцевой есть душа!
- Есть, есть - закричала Сереберцева.
/дальше читайте сами/.
Вот за эту интонацию "Есть, есть!", за демонический смех Сережи, за постановку проблемы общемирового религиозного масштаба мы и любим Гиваргизова.
А еще, лично я, люблю его за мелкие сознательные провокации: За "Что б тебя..." и "Шляются тут всякие", за учителей, которые курят и плюются, за невообразимых фигурантов - дедушки без определенного места жительства, говорящего кактуса и Сталоне.
Об издании:
Художник Александр Наумов. Картинки, как это всегда бывает в книжках Гиваргизова, намеренно дурацкие, смешные.
Обложка твердая, бумага белая, офсет, просвечивает (да ну и что). Тираж 10 000 экземпляров.
Как хорошо, что ничего не нужно доказывать и объяснять.
Они сами все скажут за себя. Дональдсон и Шеффлер.
Дональдсон, к примеру, скажет: - Отличные рисунки, Аксель.
А Шеффлер парирует: - Ну, что ты, Джулия, это все текст! Твои стихи, Джулия, просто шедевр!
- Брось, Аксель, если бы не ты...
Оставим их вместе, пока дело не зашло слишком далеко, лучше откроем книжку.
- Мама потерялась...
Куда она девалась?
- Не плачь, - пропищал мотылек цветной, -
Не плачь, мартышка, пошли со...
Они сами все скажут за себя. Дональдсон и Шеффлер.
Дональдсон, к примеру, скажет: - Отличные рисунки, Аксель.
А Шеффлер парирует: - Ну, что ты, Джулия, это все текст! Твои стихи, Джулия, просто шедевр!
- Брось, Аксель, если бы не ты...
Оставим их вместе, пока дело не зашло слишком далеко, лучше откроем книжку.
- Мама потерялась...
Куда она девалась?
- Не плачь, - пропищал мотылек цветной, -
Не плачь, мартышка, пошли со мной!
Найти пропажу нам будет просто:
Скажи, твоя мама какого роста?
- Она большая... Больше чем я!
- Летим, Я знаю, где мама твоя!
Аксель и Джулия хором вмешиваются:
- А уж без Марины Бородицкой не видать вам этой книги как своих ушей!!!
Марина Бородицкая, скромно улыбаясь, присоединяется к компании, перекресные похвалы звучат с новой силой.
Невидимый чтец пытается пробиться сквозь шумную болтовню, повышает голос:
- Прости, я не вспомнил об этой примете:
У нас, мотыльков, непохожие дети...
За мной, мартышка! увидишь сама:
Теперь мы мигом найдем твою ма...
Взволнованные голоса беспардонно вклиниваются в декламацию:
- M-r Titov! M-r Titov!
- Вадим! Где же Вы? (втаскивают в освещенный круг упирающегося издателя), - Ну вот, теперь все в сборе. Вадим, Ваш самоотверженный труд, упорство, любовь к детям...
Издатель, пунцовеет, смущенно переминается с ноги на ногу, пытается прекратить поток славословий. Негодующий чтец захлопывает книгу: так читать положительно невозможно!
Фантастическая четверка триумфально удаляется опрокинуть по рюмочке талламор дью, ни на шутку взволнованная публика пытается завладеть книгой, разрывает ее на мелкие кусочки, постепенно покидает место действия.
На сцену выходит обезьяна, потрясенно смотрит на конфетти, порхающие по залу - это все, что осталось от книги. Забирается в кресло Акселя, достает "Воспитание чувств", погружается в чтение.
Об издании: с виду такое же, как груффало, улитка и чарли кук. Но. Картинки еще больше, бумага еще плотнее, стихи еще смешнее.
Тираж 6000 экземпляров. Оригинальное название Monkey puzzle.
Вот черт! Истинно, что черт! (Идет, спотыкается и падает).
Книжка-картинка с рисунками Бьерна Берга, такое же прекрасное событие, как Мумми-троли в полноцветном выпуске.
Мало нам что ли сотен книжек Линдгрен на русском языке? Мало Эмиля "полного" и "раздерганного" на рассказы?
Мало, мало, мало. Хотим как в Швеции: правильную Линдгрен с правильными картинками.
К Эмилю это могут быть только берговские рисунки: корявые, допотопные, деревенские, неприбранные.
Смотрю я на них и вспоминаю...
Книжка-картинка с рисунками Бьерна Берга, такое же прекрасное событие, как Мумми-троли в полноцветном выпуске.
Мало нам что ли сотен книжек Линдгрен на русском языке? Мало Эмиля "полного" и "раздерганного" на рассказы?
Мало, мало, мало. Хотим как в Швеции: правильную Линдгрен с правильными картинками.
К Эмилю это могут быть только берговские рисунки: корявые, допотопные, деревенские, неприбранные.
Смотрю я на них и вспоминаю дивных детей Карла Ларссона.....
Вот таких:
http://www.labirint.ru/screenshot/goods/99503/2/#9
таких:
http://www.labirin t.ru/screenshot/goods/99503/2/#12
и таких:
http://www.labirint.ru/screenshot/goods/99503/2/#16
Эмиль и Ида из того же клана неслухов и озорников: растрепаные, сопливые, коленки в ссадинах, штаны в прорехах.
Семейка у них сплошь деревенские дурни, папаша - остолоп, мамаша – сама наивность.
Думаю, Берг был просто счастлив, изображая картины сельских нравов: и нет тут ни грана сатиры или злобной иронии.
Смех Берга подобен хохоту Рабле: искренний и грубоватый.
Линдгрен и Берг как любящие родители. Их чадо безупречно даже в самых ужасных проделках и пакостях.
.........................................
За что Издательство АСТ искалечило Берга?
Искромсало чудесные картинки, порезало на кошмарные прямоугольники, забило пустоты текстом, пустило в два столбца, раскинуло в шахматном порядке.
ах, не следовало выпускать эту книжку, потому что теперь все пути отрезаны. Потому что теперь АСТ выпустит и остальные. И другие будут такими же, замученными, "сепарированными".
Родители (Берг и Линдгрен) плачут в сторонке, Эмиль в недоумении переминается с ноги на ногу.
Об издании:
твердая лакированная обложка, по вертикали книга формата A5, бумага белый офсет, просвечивает. Качество печати унылое.
Текст идет в два столбца, картинки на каждом развороте насыпаны в хаотическом изобилии.
Перессказ Лунгиной.
Тираж 7000 экземпляров
Два героя со схожими именами - это хорошая традиция.
Ох и Ах, Плих и Плюх, Квак и Жаб, Боб и Бобби, Лелик и Болик, Тату и Пату...
Они всегда немножко "антиподы". Один - задира, другой - тихоня, один - тонкий, другой - толстый, один - белый, другой - черный.
И даже имея в голове целую обойму аналогий, нужно признать: Тут и Там - свинята особого калибра.
Это не Оливия и не Мила, это не "девчачий гламурный продукт". Это великолепный рисунок со всеми признаками...
Ох и Ах, Плих и Плюх, Квак и Жаб, Боб и Бобби, Лелик и Болик, Тату и Пату...
Они всегда немножко "антиподы". Один - задира, другой - тихоня, один - тонкий, другой - толстый, один - белый, другой - черный.
И даже имея в голове целую обойму аналогий, нужно признать: Тут и Там - свинята особого калибра.
Это не Оливия и не Мила, это не "девчачий гламурный продукт". Это великолепный рисунок со всеми признаками феноменального успеха.
Только представьте, автора (и художника) этой книги зовут Холли Хобби. Может ли человек с таким именем нарисовать плохую скучную свинью?
Я, как и папаша хрестоматийного Тристрама Шенди, стопроцентно и безоговорочно верю в магию имени.
У девушки с фамилией Хобби не может быть серого взгляда на жизнь.
Так и есть, еще чуть-чуть и поросята выпрыгнут из книжки, начнут выписывать кренделя, дробно топоча и взвизгивая.
Книжка - один год из жизни Тута и Тама.
Покуда Там разъезжает по миру, Тут посиживает дома. Каждый разворот – это довод в пользу изречения De gustibus non est disputandum.
Слева Египет, справа кленовый сироп,
Слева Коррида, справа местный пруд.
Слева Соломоновы острова, справа грязевые ванны.
И что самое важное, одинаково хорошо и Туту, и Таму.
Об издании: квадратная книжка, твердая лаковая обложка, бумага мелованная, тираж 5000 экземпляров.
Перевод с английского Людмилы Алябьевой.
оригинальное название "Toot & Paddle".
В кои-то веки по-русски это звучит намного интересней и "вкусней".
Есть такое направление в книжной иллюстрации, которое призвано выполнить конкретный детский запрос. Чтоб было все как в детском садике: ярко, весело и понятно.
Взрослому такие рисунки кажутся поверхностными, что ли, несерьезными, на ум приходят мультипликационные герои с мультипликационными повадками и голосами. Взрослым хочется увидеть в иллюстрации труд и ум художника, мастерство и художественную мощь. Еще лучше - второе дно и множество аллюзий.
Детям на аллюзии наплевать. Детям нравятся...
Взрослому такие рисунки кажутся поверхностными, что ли, несерьезными, на ум приходят мультипликационные герои с мультипликационными повадками и голосами. Взрослым хочется увидеть в иллюстрации труд и ум художника, мастерство и художественную мощь. Еще лучше - второе дно и множество аллюзий.
Детям на аллюзии наплевать. Детям нравятся "пушистики" и "глазастики". Грустное и непонятное их раздражает, веселое и буквальное впечатляет.
Словом, картинки "в лоб", какие рисует Тони Вулф, очень нравятся дошкольникам, начиная лет с трех. Много деталей, понятные выражения лиц, знакомые силуэты, внятные эмоции - расшифровка не требуется, все преподнесено на раскрытой ладони.
И это правильно, нарисованный мир должен предстать перед ребенком с "открытым забралом". Улыбающийся бегемот и хохочущие попугаи - норма, хотите показать натуралистическое изображение, открывайте атлас.
В этом отношении "Веселые истории о животных" – это взрыв позитива. Радуются все, от скунса до утконоса. И даже злобные лисы, волки и хорьки выглядят не страшнее Того Кто Сидит в Пруду.
Несмотря на очевидный "детский" формат, рисунки удались. Вулф верен сам себе. В его иллюстрациях есть воздух и свет, объем и контрастность. Глуповатая морда кенгуру по прихоти художника озаряется лукавой улыбкой и оттого становится ужасно обаятельной. Дети милы и забавны, обезьяны бестолковы и вертлявы и даже такое несимпатичное животное, как ехидна, кокетливо косит глазом на свирепого охотника.
Про текст:
это даже не сказки, а простенькие истории, в основе которых лежит линейное повествование: пошел - увидел - сказал - убежал. Этакий облегченный Толстой для самых маленьких. Нравоучений практически нет, понятный язык. Бесспорная польза таких рассказов - в описании и "поименовании" знакомых и экзотических животных. Конечно, без картинок книга бы не "заиграла". Сказка про Папу-казуара рассыпалась бы на слова, если б не роскошное изображение казуара на соседней странице.
Структурно книга разделена на Европу, Африку, Азию, Америку, Австралию и Океанию. В каждом разделе сказки о представителях этого континента. Каждый раздел завершает "справка": по паре любопытных фактов, которые с легкостью усвоят "малолетки": копыта северного оленя устроены так, что не проваливаются в снег; в норе лисы два выхода, чтобы убежать в случае опасности; у утконоса мех, как у выдры, хвост, как у бобра, клюв и лапы, как у утки, а шпоры, как у петуха.
Об издании:
книга большого формата, чуть больше Папоротникового леса, "пухлая" глянцевая обложка, мелованная бумага, не бликует. Крупный четкий шрифт. Перевод с итальянского Ирины Константиновой. Тираж 5000 экзмпляров.
В нашей семье "Квак и жаб" знаменуют победительную поступь эволюции.
Каких-то шесть месяцев назад, ребенок, потратив четверть часа на тридцать страниц "Воздушного змея", гордо возвещал: "Я! Прочитал! Уже! Полкниги!".
Сейчас открыл нового "Квака и Жаба", захохотал во все горло "ну и буквы!". И проглотил за 5 минут.
Правильно, после детлитовского "Шерлока Холмса", буквы кажутся аршинными, а текст игрушечным.
И все-таки Квак и Жаб не мелочь и ерунда. Ребенок в своем пограничном возрасте...
Каких-то шесть месяцев назад, ребенок, потратив четверть часа на тридцать страниц "Воздушного змея", гордо возвещал: "Я! Прочитал! Уже! Полкниги!".
Сейчас открыл нового "Квака и Жаба", захохотал во все горло "ну и буквы!". И проглотил за 5 минут.
Правильно, после детлитовского "Шерлока Холмса", буквы кажутся аршинными, а текст игрушечным.
И все-таки Квак и Жаб не мелочь и ерунда. Ребенок в своем пограничном возрасте (еще вчера жевал словесную кашу, сейчас залпом читает Твена и Дойля) искренне любит эти книжки, ловит тонкий юмор, смеется детским страхам Жаба и неуклюжей доброте Квака, пересказывает мне сценки, возвращается к предыдущим книжкам Лобела.
В них есть неуловимое очарование, которое присуще Истинной Английской Литературе. Да, Лобел - американец, но истории его совершенно британские: старомодные и изящные, как изящен потертый сюртук родовитого предка.
"Давно это было... Я был еще лягушонком. И вот однажды в холодный серый день папа шепнул мне на ушко..."
Грем, Треверс, Кэрролл, Нэсбит одобряюще похлопывают Лобела по плечу, хвалят: молодец, Арнольд, какая дивная интонация получилась, наш человек.
Об издании: серийное. Тот же формат, те же плотные страницы, та же "пасмурно-романтическая" цветопередача.
Перевод Евгении Канищевой, тираж 7 000 экземпляров.
Есть две новости. Хорошие или плохие - не знаю.
Первая: это не Владимирский.
Вторая: это как бы Владимирский.
Открываю книгу и, как говорится, не верю глазам своим: будто лучший друг передо мной после посещения "пластического" кабинета. Губы вроде те, зато нос другой, а что с ушами?!
Художник В. Корякин отлично справился с поставленной задачей, Изумрудный город получился узнаваемый, родной. Как у Владимирского.
Зачем это нужно издательству, я понимаю: родители, не обременяющие себя...
Первая: это не Владимирский.
Вторая: это как бы Владимирский.
Открываю книгу и, как говорится, не верю глазам своим: будто лучший друг передо мной после посещения "пластического" кабинета. Губы вроде те, зато нос другой, а что с ушами?!
Художник В. Корякин отлично справился с поставленной задачей, Изумрудный город получился узнаваемый, родной. Как у Владимирского.
Зачем это нужно издательству, я понимаю: родители, не обременяющие себя знаниями о классике детской иллюстрации, с удовольствием приобретут зеленый томик. Потому что "ну совсем как в детстве".
Потому что дровосек, как его ни изобрази, будет из железа, а туфельки из хрусталя, вороны черные, город изумрудный. А права на Владимирского у АСТ, а изобретать велосипед - кому ж это надо? Вот и получается хороший (не дрянь какая-нибудь) иллюстративный материал. И нечего тут придираться.
Компилятор сделал свое дело, компилятор может уходить.
Другого позовем: Л. Казбекову.
Волков плодовитый был товарищ, много книжек написал. Это, может, в прошлом веке принято было все издания одному ходожнику поручать. Теперь у каждой сказки свой, персональный.
У Волшебника - В. Корякин.
У Урфина Джюса - Л. Казбекова.
У Семи подземных королей - Е. Борисова.
Чувствую я, последняя книга не оправдает возложенных на нее коммерческих надежд. Посвоевольничала Елена Борисова, проявила и талант, и мастерство, и смекалку. Получилось ну совсем не как у Владимирского!
То ли дело Урфин Джюс. Может, Л. Козбекова и В. Корякин - близнецы? Может, вообще один художник с псевдонимами? Вот только отличить и выделить "творческую манеру" мне не удалось. А все туда же, к источнику вдохновения, к Владимирскому.
Не хочу быть обвиненной в голословности.
Беру своего старенького "Волшебника", листаю, ага, вот оно! Сканю, выкладываю.
Первый скан: к книге "Волшебник Изумрудного города". рисунок В. Корякина "Аист несет Страшилу".
Второй скан к этой же книге. Рисунок Владимирского.
Третий скан: к книге "Урфин Джюс и его деревянные солдаты". Рисунок Л. Казбековой "Дин Гиор ухаживает за своей бородой".
Четвертый скан: к книге "Волшебный изумрудного города". Рисунок Владимирского.
Пятый скан: рисунок В. Корякина "Заржавевший Дровосек".
А теперь хорошие слова:
получились очень опрятные томики, соразмерные, с крепкими неаляповатыми обложками.
Бумага - белый плотный офсет. Листать и читать такую книгу приятно.
Иллюстраций много. На каждом развороте какая-нибудь завитушка в виде бабочки или колоска. Большие рисунки примерно на каждом третьем развороте.
Я все сидела и думала, что мне напоминает эта книга? Огромный размер и дурацкие блестяшки было сбили с толку, но теперь я поняла:
"Русские сказки о природе". Есть такая серия у Эксмо. Ее за разумную подборку и "натурализм" любят родители-традиционалисты (в хорошем смысле этого слова).
"Лучшие сказки о природе", несмотря на претенциозный заголовок и оформительские излишества обложки, относятся к хорошим, продуманным изданиям, в которых текста ровно столько, сколько нужно, а картинок даже...
"Русские сказки о природе". Есть такая серия у Эксмо. Ее за разумную подборку и "натурализм" любят родители-традиционалисты (в хорошем смысле этого слова).
"Лучшие сказки о природе", несмотря на претенциозный заголовок и оформительские излишества обложки, относятся к хорошим, продуманным изданиям, в которых текста ровно столько, сколько нужно, а картинок даже больше, чем можно пожелать.
Изданий Сладкова и Бианки - десятки, сотни. А вот, надо же! Еще находятся художники, способные изобразить спор Аиста и Дятла, Выпи и Бекаса так, чтобы это, с одной стороны, не напоминало Курдова и Чарушина, а с другой, и не превращалось в разукрашенный антропоморфизм.
"Кто чем поет?" и другие рассказы в интерпретации Ивана Цыганкова – это целый оркестр красок, форм, фактур и соцветий. Наверное, все дело в масштабе: ежик с кулак, желудь 1:1, гриб раз в пять больше натурального - конечно, на странице размером 35x24 см можно многое разместить. Рядом с зайцами и перепелами копошатся мушки и жучки, за огромной волчьей мордой - поспевающая ежевика, на пеньке - древесные грибы, тут же ящерицы, мыши, пауки, стрекозы.
А за клювом аиста скрывается покосившаяся деревенька с потускневшими луковками церквей.
Лисы, зайцы, волки, утки, перья, шерсть, деревья, травы, семена - в ней всего полно, всего с избытком. Все прописано до мелочей, прорисовано до мелких почек.
Об издании: сделано тульским издательством "Родничок" при участии АСТ.
Книга заметно большого формата (хотя, новый стандарт, заданный Пластилиновой книгой, сводит на нет все попытки издателей блеснуть незаурядным размером). Очень плотная "альбомная" бумага, офсет. 11 рассказов, 112 страниц. Тираж 10 000 экземпляров.
Двадцать видов транспорта, два светофора, три дорожных знака, шесть частей дорожного полотна.
Итого 31 игрушка в сетке с присосками и петелькой.
Для полноценного водного досуга о большем можно и не мечтать.
Чем отличаются пазлы Алекса от подобных.
Во-первых, правильными детскими рисунками. Мотоцикл, грузовик, самолет, школьный автобус и пикап, трамвай и самосвал сделаны именно так, как их хотел бы нарисовать ребенок (если бы умел ровно держать карандаш и закрашивать, не заходя за...
Итого 31 игрушка в сетке с присосками и петелькой.
Для полноценного водного досуга о большем можно и не мечтать.
Чем отличаются пазлы Алекса от подобных.
Во-первых, правильными детскими рисунками. Мотоцикл, грузовик, самолет, школьный автобус и пикап, трамвай и самосвал сделаны именно так, как их хотел бы нарисовать ребенок (если бы умел ровно держать карандаш и закрашивать, не заходя за границы). Простые, яркие, округлые, симпатичные: ими бы декорировать детскую комнату, да кто же в детской плитку будет класть...
В ванной им самое место.
Во-вторых, фактура. Это не просто гибкий пластик, это рельефная поверхность, яркая и блестящая. Каждая фигурка состоит из двух частей: верхняя рельефная наклеена на основу - ровную и гладкую, которая липнет к ванне. Ширина фигурок - 1 см, могут самостоятельно стоять.
Длина очень разная. Мотоцикл - 6 см, троллейбус-гармошка (или это трамвай?) около 25-ти.
Дорога представляет собой линейный простенький пазл. Цепляешь одну часть за другой - получается настоящая автострада. Можно составить разные варианты, в зависимости от изгибов ванны и прихоти строителя.
Кроме светофоров в наборе есть знаки Стоп, Автобусная остановка и Перекресток.
Надписи, что на знаках, что на спецтранспорте (скорая, школьный автобус, фруктовый фургон) на английском языке.
Кому это нужно.
Младенец в последнее время стал "выбрасываться" из ванной, то и дело норовит покинуть борт по собственному почину. Налепленные на стенку машины и грузовики не то чтобы потрясли неразвитое воображение, скорее озадачили. Теперь минут десять можно спокойно читать, пока объект свирепо сдирает фигурки, складывает в авоську, затем достает, пытается налепить и так по кругу.
Тише, тише!.. Я для вас
Кое-что, друзья, припас:
Вот вам книжка, вот вам я,
Вот вам сказочка моя!
Прелестная интонация. Да какая знакомая!
Вот вам тест на эрудицию и внимательность.
Ниже шесть строф: Мани-Лейб, Пушкин, Ершов, Крылов. Определите авторство.
1. В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
2. На дороге пусто, голо,
Причитает балагола:
"Но!... Лошадушка!... Скорей!..."
Та ни...
Кое-что, друзья, припас:
Вот вам книжка, вот вам я,
Вот вам сказочка моя!
Прелестная интонация. Да какая знакомая!
Вот вам тест на эрудицию и внимательность.
Ниже шесть строф: Мани-Лейб, Пушкин, Ершов, Крылов. Определите авторство.
1. В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
2. На дороге пусто, голо,
Причитает балагола:
"Но!... Лошадушка!... Скорей!..."
Та ни с места, хоть убей!
3. Ай, проходит лето снова!
Ну и что же тут такого?
Все проходит - день и ночь,
Вот и лето скрылось прочь.
4. Помертвело чисто поле;
Нет уж дней тех светлых боле,
Как под каждым ей листком
Был готов и стол, и дом.
5. Горбунок-конек встряхнулся,
Встал на лапки, встрепенулся,
Хлопнул гривкой, захрапел
И стрелою полетел;
6. Словно ветер - догони-ка! -
Он летит легко и дико,
Через гору, через лес -
И уже в ночи исчез...
Вот она, поэтическая традиция! Вот он, всепобеждающий четырехстопный ямб! Бодро цокающий, разудалый, с притопом да с прихлопом. Читаю и не могу поверить собственным органам чувств: все это так знакомо, впитано и усвоено, будто Ингл-Цингл заучен наизусть в нежном трехлетнем возрасте, а потом основательно подзабыт. Ну словно "Муха, муха - цокотуха!".
Ингл-Цингл-Хват – это Мальчик-с-пальчик. Маленький, шустрый и невероятно самоуверенный.
Повстречался мальчику некий барин - богатый и старый, подивился речам его да смелости, и предложил на выбор два подарка, не простых, а волшебных:
Что, скажи, тебе по нраву -
Конь ли, скачущий на славу,
Иль колечко с волшеством?
Выбирай, малыш, с умом!
У того горит сердечко:
Конь - колечко?..
Конь - колечко?..
"Подавайте, не дразня,
И колечко, и коня!.."
Вообще, все вышесказанное - это только малая часть, о чем следовало бы рассказать. Потому что самое интересное и неожиданное – это иллюстрации.
Представьте себе книгу Шергина или Афанасьева, оформленную Малевичем.
Но Малевич Малевичу - рознь. С одной стороны, "Динамический супрематизм", с другой - "Портрет матери" и "На бульваре".
Такими дальними тропами я веду к оформлению Ингла-Цингла. Привела: сказку про мальчика-с-пальчик иллюстрировал Эль Лисицкий.
У меня в голове место для Лисицкого навсегда зарезервировано в пантеоне авангардистов: по правую руку "Победа над солнцем" по левую - вертикальные конструкции. Придется произвести сознательный сдвиг: Лисицкий - книжный график, создатель и популяризатор народного художественного образа. Его рисунки поразительны, ибо сочетают плавность и округлость линий с четкой геометрией плоскостей.
До чего хороши и поэтичны его герои: добрый барин, мальчишки на катке, пес в погоне за гусем, могучий былинный конь, удалой Ингл-Цингл. Это фольклорные рисунки, в них волшество и чудо сказочных историй.
По поводу издания: мелованная тонированная бумага очень правильного оттенка. Твердый переплет. Увеличенный формат. Тираж 2000 экземпляров. Статья Валерия Дымшица "Забытый шедевр".
Восхитительный перевод Михаила Яснова.
Правильный ответ: 1 - Пушкин, 2 - Мани-Лейб, 3 - Мани-Лейб, 4 - Крылов, 5 - Ершов, 6 - Мани-Лейб.
Дет Гиз – это всегда прекрасно.
И даже то, что не нравится, достойно уважения.
Мне, прежде всего, нравится генеральная линия издательства. Каждой своей книгой Дет Гиз рассказывает о Петербурге. Пускай в тексте нет ни слова о Петре, Эрмитаже, Мойке, Невском и Васильевском острове, это все равно насквозь петербургская книжка.
Московская и Питерская литература не то чтобы полярны, но все равно очень разные. И это противостояние, внутренний диалог видны невооруженным взглядом.
Самые...
И даже то, что не нравится, достойно уважения.
Мне, прежде всего, нравится генеральная линия издательства. Каждой своей книгой Дет Гиз рассказывает о Петербурге. Пускай в тексте нет ни слова о Петре, Эрмитаже, Мойке, Невском и Васильевском острове, это все равно насквозь петербургская книжка.
Московская и Питерская литература не то чтобы полярны, но все равно очень разные. И это противостояние, внутренний диалог видны невооруженным взглядом.
Самые показательные: издательство Ивана Лимбаха и Дет Гиз. Их книги являются квинтэссенцией Города, неосязаемой материей, из которой соткан Петербург.
Зная хоть немного издательские пристрастия, можно покупать любую новую книгу вслепую, наугад - не промахнешься. Потому что, какую бы историю она не скрывала, рисунки будут нарисованными, а в бумаге, переплете и шрифтах - вообще глупо сомневаться.
Новая книжка Алексея Шевченко – замечательное доказательство моей неоформленной теории.
Достаточно взглянуть на обложку, чтобы увериться в ее прекрасном содержимом.
Да ведь это Надежда Борисова: Сорок сорок, Дали Даше карандаш - ее работа. Хорошая работа, потому что стихи Андрея Шевченко хорошие: незашоренные, радостные, подпрыгивающие - детские!
И вот что важно: стихи Шевченко сюжетные - это полноценные истории с завязкой и кульминацией.
Как автор успевает создать интригу в 16-ти строчках? Для меня страшная загадка.
Жил да был один паук... Первая же фраза сулит удивительное и невероятное развитие событий. Или вот: Жили мыши в конюшне, где лошадь жила...
Или, самое потрясающее:
Переходил дорогу муравей,
А многотонный МАЗ
Р-р-раз! - ....
Ага, затаили дыхание!
Читаем дальше:
... Прехал мимо, чуть левей,
И лишь пылинка в глаз!
Просто триллер какой-то. А названия? "Касьян и лиса", "Егерь и снегирь" – правда, интересно?
Стихи Шевченко нужно обязательно читать вслух. Потому что про себя - не получается.
Не хотят они сидеть под языком и в голове, распирают, выпрыгивают, гомонят:
Чечетка,
Чайка,
Чибис,
Чиж,
Чирок
Пришли однажды вместе на урок.
Чечетка с чайкой
Отвечали четко!
Знал Числа
Замечательно
Чирок!
И чиж,
И чибис
Отличились!
Все на отлично
Отучились!
Язык, бедолага, устал. Положу на плечо, пусть отдыхает.
Одна из любимых игрушек младенца. Впервые проявил интерес в 7 месяцев: "выковыривал" вкладыши из рамки, спустя месяц начал ориентироваться на ручки - сознательно вынимать.
Теперь, в год, пытается вкладывать на место по подсказке - тычешь пальцем "сюда-сюда вставляй". Естественно вместить машинку в "гнездо" не получается, но ребенка вполне удовлетворяет моя роль координатора-посредника.
По поводу качества и параметрических данных: самый маленький предмет -...
Теперь, в год, пытается вкладывать на место по подсказке - тычешь пальцем "сюда-сюда вставляй". Естественно вместить машинку в "гнездо" не получается, но ребенка вполне удовлетворяет моя роль координатора-посредника.
По поводу качества и параметрических данных: самый маленький предмет - мотоцикл, примерно 3,5 см по горизонтали; самый большой - пожарная машина, около 13 см (на глаз). Ширина 0,5 см. Ребенку удобно в руку брать сразу несколько дощечек.
Заусенцев и зазубрин нет, ламинат держится крепко, не отслаивается. Ручки сидят как влитые. Игрушка в деле уже полгода.
Микроавтобус, кстати, подвергся атаке пса и остался без багажника и половины заднего колеса. Но нас это только радует: любой собаковод знает - уважающая себя собака плохую деревяшку в рот не возьмет. Так что это – тоже показатель качества.
Сплошное разочарование.
После Кружкова - Тимофеевского - Яснова рифмы "руки - четвероруки", "лень - олень", "ночь-мочь" кажутся недоразумением, прямо оскорбительной какой-то насмешкой.
Это потому что есть с чем сравнивать.
Тема зоосада в детской поэзии обыгрывалась и развивалась неоднократно. Тема благодатная: поэтические описания внешности и повадок зверей – обязательный этап развития ребенка наравне с рамками-вкладышами и лесными азбуками. Поэтические описания Игоря Карде читать тяжело и...
После Кружкова - Тимофеевского - Яснова рифмы "руки - четвероруки", "лень - олень", "ночь-мочь" кажутся недоразумением, прямо оскорбительной какой-то насмешкой.
Это потому что есть с чем сравнивать.
Тема Зоосада в детской поэзии обыгрывалась и развивалась неоднократно. Тема благодатная: поэтические описания внешности и повадок зверей – обязательный этап развития ребенка наравне с рамками-вкладышами и лесными азбуками. Поэтические описания Игоря Карде читать тяжело и огорчительно. Ритм сбивается, строчки спотыкаются, слова то съеживаются, то растягиваются, как на прокрустовом ложе. Местоимения и предлоги забивают пустоты, "В общем", "может" и "ведь" - лучшие друзья поэта.
Прячется в ветках
Птица неясыть,
Как отловить ее,
В принципе, ясно /.../
Как-то вздумал леопард
Партию сыграть в бильярд,
Но никто не мог решиться
С леопардом тем сразиться.
Зубовный скрежет.
Нечто подобное можно встретить в картонных книжках для самых маленьких, где ходульные стишки играют роль незначительного дополнения к "глазкам", "пищалкам", "хвостикам" и другим "подвижным элементам". Но предлагать такую однообразную преснятину мыслящему ребенку...
Для скорейшей самореанимации декламирую Маршака и Маяковского на ту же зоологическую тему:
Дали туфельки слону.
Взял он туфельку одну
И сказал: - Нужны пошире,
И не две, а все четыре!
Крокодил. Гроза детей.
Лучше не гневите.
Только он сидит в воде
и пока не виден.
Чувствуете? Как любят говорить юные математики: что и требуется доказать.
Об издании: квадратный формат, мелованная бумага, иллюстрации Семенюка. 3000 экземпляров.
P.S. Не могу удержаться:
Бегемот – не хищник, нет,
Он, поверьте, травоед,
Любит репу со свеклой,
Запивает их водой.
Свекло́й! А где же, спрашивается, мо́рковь?
Нагибин о Гагарине. Этим все сказано.
"Сусальным золотом горят..."
Нагибин писал много и плохо. Это когда "халтуру" и на заказ. Мало и хорошо - для себя и ради самоуважения. Тому, кто читал "Дневники" Нагибина, ничего объяснять не нужно.
Рассказы о Гагарине – это, конечно, очень плохо, в жанре историй о Володе Ульянове и детях-героях. Сплошь речевые штампы: ”Вот и взята первая высота”, “Кончилось немецкое владычество”, служили ”трудно и хорошо”, сплошь общественная нагрузка, кислятина…...
"Сусальным золотом горят..."
Нагибин писал много и плохо. Это когда "халтуру" и на заказ. Мало и хорошо - для себя и ради самоуважения. Тому, кто читал "Дневники" Нагибина, ничего объяснять не нужно.
Рассказы о Гагарине – это, конечно, очень плохо, в жанре историй о Володе Ульянове и детях-героях. Сплошь речевые штампы: ”Вот и взята первая высота”, “Кончилось немецкое владычество”, служили ”трудно и хорошо”, сплошь общественная нагрузка, кислятина…
Но если вчитаться чуть пристальнее, отбросить весь мусор, можно найти удивительно тонкие, даже робкие какие-то слова и обороты, в которых отчетливо проступает авторское лицо:
/.../ Потом настал черед толстого, молочного мальчика, похожего на мужичка с ноготок. Он вышел к столу учительницы, аккуратно одернул свой серый пиджачок, откашлялся и сказал, что любимого стихотворения у него нету.
— Ну, так прочти, какое хочешь, — улыбнулась учительница Ксения Герасимовна, — пусть и нелюбимое.
Толстый мальчик снова одернул пиджачок, прочистил горло и сказал, что нелюбимого стихотворения тоже прочесть не может: на кой ему было запоминать нелюбимые стихи? Он вернулся на свое место, ничуть не смущенный хихиканьем класса, и тут же принялся что-то жевать, осторожно добывая пищу из парты. /.../
Вот этот молочный мальчик, осторожно добывающий пищу из парты, и есть литературный Нагибин.
Читаешь книжку и ощущение, словно въедливый корректор временами отвлекался на болтовню и то и дело, пропуская золотые нагибинские крупицы… Жаль, не часто.
Для тех, кто не испытывает ностальгии по советской литературе своего детства: рассказы о Гагарине – это все-таки жуткий анахронизм, такой же неуместный, как пропаганда пионерии в современных школах.
Книга увеличенного формата, твердый переплет, хорошая плотная бумага. Иллюстрации Германа Мазурина, как в издании 78-го года.
Очень органично смотрятся, между прочим: такие же морально устаревшие, выхолощенные и залакированные - в идейном смысле.
Я знаю трех Эдвардов Лиров:
Кружковского Лира, Маршаковского Лира и Лира Евгения Клюева.
Самый знаменитый, расхватанный на задорные считалки и стишки – "детский" Лир Маршака.
Чики-Рики — воробей
Отдыхал в тени ветвей,
А жена его для крошек
Суп готовила из мошек.
Самый знаменитый, расхватанный на саркастические нелепицы и дразнилки – абсурдный Лир Кружкова.
Жил был мальчик вблизи Фермопил,
Который так громко вопил,
Что глохли все тетки
И дохли селедки,
И сыпалась пыль со...
Кружковского Лира, Маршаковского Лира и Лира Евгения Клюева.
Самый знаменитый, расхватанный на задорные считалки и стишки – "детский" Лир Маршака.
Чики-Рики — воробей
Отдыхал в тени ветвей,
А жена его для крошек
Суп готовила из мошек.
Самый знаменитый, расхватанный на саркастические нелепицы и дразнилки – абсурдный Лир Кружкова.
Жил был мальчик вблизи Фермопил,
Который так громко вопил,
Что глохли все тетки
И дохли селедки,
И сыпалась пыль со стропил.
Самый неизвестный, новый, а потому ужасно интересный – Эдвард Лир Клюева.
Вот вам Некий Старик с речки Уик:
Он сначала сказал "Чик-чирик",
А потом "Щелк-щелк-щелк" -
И навеки умолк
Лаконичный Старик с речки Уик.
Переводить Лира – одно мучение и вместе с тем удовольствие из самых приятных. Все прижизненные переводы Лир отвергал, и не мудрено: попробуйте перевести на французский "Дыр бул щыл" Крученых– при том, что в этом языке, как все мы прекрасно помним из Саши Черного, буквы "Щ" нет и в помине.
Отвергал не зря, чувствуя несомненную вольность в трактовках его знаменитых "неких субъектов", крошек, девушек и дедушек.
Приведу в пример самые вопиющие переводы лимерика о старичке из Чили (There was an Old Person of Chili, Whose conduct was painful and silly):
Один старичок живший в Чили
Никогда он не кушал в квартире /.../ (Ковалевский)
Безрассудный старик из Остравы
Вел себя неумнo и нездраво /.../ (Фрейдкин)
Гражданин государства Ирак
Поступает, как круглый дурак /.../ (Шоргин)
Перевод Евгения Клюева и точен, и остроумен, и каноничен (в значении - по канонам жанра):
Вот вам Старец почтенный из Чили.
Мир такого не знал простофили:
Фрукты свежие ест,
Взгромоздясь на насест! -
Опрометчивый Старец из Чили.
Клюевский Лир мне симпатичен как может нравится дурашливый дядюшка – любимец детворы, компрометирующий доброе имя рода.
Строчки бегут, приседая и подпрыгивая, бренча, бормоча, вприпрыжку и вприскочку: "Твикки-викки-викки-ви, Вики-бикки-твикки-ти". Чем не знаменитые "экикики", воспетые Корнеем Чуковским? Да, это детские стихи; прекрасная бессмыслица, в которой не стоит искать множества значений.
Читаю вслух Скурубиуса Пипа. Потихоньку разгоняюсь, увеличиваю темп, все громче и громче: ребенок в такт бьет себя по коленям, к третьей строфе не выдерживает, вскакивает что-то этакое выделывает руками и ногами; читаю сквозь смех – весело! Скорость нарастает, кульминация приближается, крещендо – и вот триумфальная развязка:
И тут все животные в Джелиболи
Виляя хвостами, вприсядку пошли,
Потом все пернатые в Джелиболи
Хвостами сцепясь, хоровод завели,
И все плавниковые в Джелиболи
Высоко над морем хвосты вознесли,
А все насекомые в Джелиболи
От радости попросту изнемогли -
И пели, расспросы свои прекратив,
Такой вот, любимый отныне мотив:
Энеке-бенеке, энеке бип,
Все проще простого: он Скрубиус Пип!
Теперь, припомнив это, я испытываю огромную признательность к Евгению Клюеву за это слово: мы действительно буквально изнемогали от радости, повторяя беспрестанно "Все проще простого: Я Скрубиус Пип!"
Совсем недавно издательство Ивана Лимбаха выпустило Большую книгу чепухи Лира с его рисунками. Она великолепна. Но там нет переводов Клюева.
Интересно что: когда делают очередной перевод прозаического произведения Пруста, например, Беккета или Сэлинджера, начинается страшная возня, местами переходящая в истерику. Потому что подвинуть признанный эталонный перевод невозможно. Альтернатива воспринимается как грубая отсебятина.
Зато поэзия – другое дело. Десятки переводов Шекспира (да-да, конечно, Пастернак... А Лозинский?) читают, не отбрасывая и не порицая.
Лира, может, и нельзя перевести "дословно", зато каждый его перевод как новое неизвестное дотоле стихотворение. Лиры Маршака, Кружкова, Клюева так непохожи и одновременно словно потомки великого Поэта. Стоит приглядеться: что-то неуловимое в профиле, ироническая улыбка и даже походка с приплясом – общие!
О книге: очень мне нравится это издание - уютное, камерное, какое-то домашнее. То ли дело в рисунках (ага, рисунки Клюева!), то ли в каких-то "тонких настройках". Но эту книжку приятно "мусолить" без конца, открывая в любом месте, бросая где попало и снова выхватывая из стопки книг.
Мягкий клееный переплет с клапанами, белая бумага, рисунки практически на каждом развороте. 3000 экземпляров.
Во-первых, от книги невозможно оторваться.
Во-вторых, то и дело ловишь себя на всем скаку "а у меня ребенок не такой", будто кто-то требует детальных объяснений.
В-третьих, есть в этом что-то нездоровое - читать о дремучих родителях, творящих невесть что (не страшное и антизаконное, а воспитательное и благоугодное), и сравнивать, сравнивать: уж я-то цивилизованный человек, и об архетипах знаю, и о социализации наслышана, и в причинно-следственных связях что-то понимаю.
Пытаюсь...
Во-вторых, то и дело ловишь себя на всем скаку "а у меня ребенок не такой", будто кто-то требует детальных объяснений.
В-третьих, есть в этом что-то нездоровое - читать о дремучих родителях, творящих невесть что (не страшное и антизаконное, а воспитательное и благоугодное), и сравнивать, сравнивать: уж я-то цивилизованный человек, и об архетипах знаю, и о социализации наслышана, и в причинно-следственных связях что-то понимаю.
Пытаюсь осторониться, нейтрализовать эффект "обухом по голове" - еще чуть-чуть.. не получается. Вгрызаюсь в главы с небывалым рвением.
Нет, книга не о "психических" и даже не о "психологических" - о нормальных среднестатистических семьях, где центром "девиации" выступает ребенок.
Наверное, эта "норма" и есть характерная особенность книги.
Капризные, агрессивные, инертные, гипперактивные, пугливые, ленивые – обычные дети с традиционным набором хорошего, терпимого, плохого и недопустимого.
Они симпатичны, потому что нравятся Екатерине Мурашовой, потому что крик, истерики, замкнутось, упрямство – это верхний слой, наносной.
Мурашова пишет очень хорошо. Каждая история построена по законам Литературы. Есть сюжет, четкий ритм, внятный язык. Нет специальной терминологии, высокомерия, морали. Именно. Эта книга хороша отсутствием нравоучений. Она позитивна, интересна и полезна.
Не стоит воспринимать "Непонятного ребенка" как справочник по борьбе и предупреждению или как руководство к действию. Хотя есть предметные советы.
У меня сложилось впечатление, что это – руководство по бездействию. Как НЕ надо делать/поступать со своими детьми.
Книга построена по схеме: от дошкольников до подростков.
Подробное оглавление: каждая глава – история конкретного ребенка. На его примере рассматриваются все возможные варианты проблемы и ее решения.
Издание: твердый переплет, белый офсет, 5000 экземпляров.
Поскольку книга обречена на оглушительный успех и крепкую любовь многих поколений, сразу перейду к интересному.
Der Panther im Paradies – буквально "Пантера в раю".
Издатель пошел на небольшие смысловые уступки: "Пантера в чудесном саду" звучит и нейтрально, и волшебно, и жизнерадостно.
Правильно сделал, ибо для современного человека, окутанного плотным шлейфом "светского гуманизма", рай не лучшее слово: имеет слишком много оттенков.
На ум приходит печальный пример: "Дзен в коротких...
Der Panther im Paradies – буквально "Пантера в раю".
Издатель пошел на небольшие смысловые уступки: "Пантера в чудесном саду" звучит и нейтрально, и волшебно, и жизнерадостно.
Правильно сделал, ибо для современного человека, окутанного плотным шлейфом "светского гуманизма", рай не лучшее слово: имеет слишком много оттенков.
На ум приходит печальный пример: "Дзен в коротких штанишках" – великолепная книжка-картинка для детей. Иллюстрации Мута восхитительны. И что же? Книгу не то чтобы зашикали, но замолчали. А причина проста: заголовок. Назвали бы "Притчи в коротких штанишках" или того лучше: "Панда в коротких штанишках" и от поклонников отбою бы не было.
Не известно, какая судьба ожидала бы книгу под заголовком "Пантера в раю". Но раз история происходит в обычном саду (да-да, чудесном), за будущее Пантеры можно не волноваться.
Эта книга – один из самых удачных образчиков фантасмагории, где страшное оборачивается смешным, опасное - забавным.
Пантера вообще-то хищник, а в раю вообще-то охотиться не принято. А соевые антилопы - страшная дрянь. А вокруг откормленные зайцы, тучные зебры и слоны...
А в книжке есть не только картинки, но и отличный сюжет, а пересказ Елены Бредис просто феерический. Поэтому ни слова о главном.
Лучше всмотритесь в обложку: пантера как пантера. Но что-то странное творится с ее хвостом...
Кате Венер сейчас 34 года. Живет в Лейпциге, по специальности график-иллюстратор.
Покорена без остатка.
...
Что-то странное происходит с эстетическими ориентирами в последнее время. Восприятие с первого взгляда перестало работать, отказывает на ровном месте. Бывало, стоит глянуть на обложку, открыть разворот и, пожалуйста, вердикт вынесен и обжалованию не подлежит. Хорошо/Плохо и точка.
Но теперь, первое впечатление, которое самое верное, цинично обманывает, бесстыдно водит за нос.
Цедит этак небрежно: а, пустышка, поделка, дрянь!
А потом вдруг, помутнение уходит,...
...
Что-то странное происходит с эстетическими ориентирами в последнее время. Восприятие с первого взгляда перестало работать, отказывает на ровном месте. Бывало, стоит глянуть на обложку, открыть разворот и, пожалуйста, вердикт вынесен и обжалованию не подлежит. Хорошо/Плохо и точка.
Но теперь, первое впечатление, которое самое верное, цинично обманывает, бесстыдно водит за нос.
Цедит этак небрежно: а, пустышка, поделка, дрянь!
А потом вдруг, помутнение уходит, взор яснеет, чувства пробуждаются: прекрасная книжечка, просто слов нет, до чего хороша!
Все это, от начала и до конца - про формановского Генерала. Сначала пренебрежение и отказ, потом волна яркого восторга.
Отчего берется первое?
От очевидного "социального заказа", от прямых аллюзий на холодную войну и государственную политику. От того, что нередко новации, спустя 50 лет, превращаются в вязкие стереотипы. От того, что шестидесятые - это дети цветов, ура-пацифизм и другие неловкости, о которых в хорошем обществе и говорить как-то глупо...
Отчего берется второе?
От всего того, что лежит в основе Одаренности.
Можно ли назвать таможенника Руссо ремесленником, Ван Гога - дилетантом, Шагала - инфантильным бездарем, а Сезанна - маляром?
Рисунки Формана наивны и многомерны, с "тройным" дном, со множеством значений.
Вот Генерал в лесу. Стволы деревьев словно прутья клетки - сзади зловещая пустота, впереди дыхание свободы. Это если всмотриваться в рисунок под определенным "перевернутым" углом. Потому что сперва замечаешь сову с "семафорными" глазами, удивляешься павлину и барсуку. .. На пятый раз вдруг замечаешь, что стебли трав похожи на колючую проволоку. Сплелись тугим клубком - не продерешься.
Генерал в этом брутальном окружении какой-то неубедительный: призрачный, размытый; плоская фигурка, наклеенная на задник декорации.
Вообще контраст между плотной осязаемостью рыбаков, пейзан, вспаханных земель, ландшафтов и нежной эфемерностью Генерала поразителен! Он - исчезающий вид, занесенный в Красную книгу. Его нужно охранять, защищать, опекать.
Он как хрупкий первоцвет..
А сперва показался Генералом Дуракиным, злой пародией на кайзеровскую армию, солдатские сапоги и пук шпицрутенов.
Книга увеличенного формата, на обложке красивое тиснение - медали с орденами блестят и преливаются. Бумага отличная, альбомная. Перевод Кружкова. Тираж 5 000 экземпляров.
Не знаю, оценят ли эту книгу дети, но эстетически вменяемые существа будут безмерно счастливы.
Бывает такое: возьмешь в руки старую свою игрушку, которая на задворках чулана лет двадцать пылилась, и плакать хочется от умиления: такая она трогательная, вся облупленная, беззащитная. Вот с этой книгой точно так же. На первый взгляд, ничего особенного, пережиток; а раскроешь, и конец тебе: захлестывает с головой, прямо воздуха не хватает.
Нынешние дети - они ведь все знают: что такое интернет, почему самолеты летают, отчего грозы случаются. Таблицу умножения учат в восемь лет,...
Нынешние дети - они ведь все знают: что такое интернет, почему самолеты летают, отчего грозы случаются. Таблицу умножения учат в восемь лет, иностранный язык штудируют наравне с родным в начальной школе.
А вот при Дале таких детей не было, да и взрослые совсем другими знаниями располагали: не универсальными, а узконаправленными.
Мужик умел сеять, барин - польку танцевать.
Это я к чему: Даль писал книгу для матросов, мечтал вложить в их головы такие разности, как Отечество и подвиг, благородство и патриотизм. Получился увлекательнейший сборник былей и небылиц, пословиц и загадок, анекдотов и нравоучительных историй.
Современный книгоиздатель в погоне за сенсационностью назвал бы ее "Большой Книгой чудес и развлечений" и был бы совершенно прав, адресовав ее младшему и среднему школьному возрасту.
Но тогда...
Тогда багаж знаний среднестатистического матроса был тощ и бедноват, наполовину наполнен лубочными картинками, наполовину житиями святых. Тогда матрос с трудом складывал буквы, водя грубым пальцем по строчкам с "ятями" и "ерами".
Тогда и книги были другими. Тяжелыми, неповоротливыми, на века.
Книга другая, зато слог у Владимира Ивановича все тот же: самобытный, густой, затягивающий. Читать его рассказы - удовольствие неизмеримое. Удовольствие, потому что это – русский язык, архаичный, чистый, непереводной! Намеренно простой, упрощенный даже.
Попробуйте неразумному младенцу рассказать о Колумбе, устройстве Вселенной, о горизонте – и вы поймете всю прелесть и очарование этой книги.
"Шар земной несется покатом вкруг Солнца. Проткни яблоко насквозь гвоздем, обороти его боком к свече, которая будет Солнцем, и оборачивай яблоко, повертывая гвоздь между пальцев все в одну сторону, - вот так бежит и оборачивается Земля".
"Говорить ли вам, братцы, о том, что Земля наша кругла, почему она и называется земным шаром?
Думаю, что всякий матрос слышал об этом, а иной и видел.
Как так видел? Да вот как.
Немудрено, коли церковь, если глядишь на нее издали, уходит наполовину в землю: ее покрыло горой или пригорком и низа не видать./.../"
Батюшки, да это ж 4-ый класс, первый урок географии!
После научно-популярных статей о компасе, полюсах и затмениях идут рассказы об адмиралах, первопроходцах, первом корабле и российском флоте.. Устали от серьезного материала с "нагрузкой", приступайте к загадкам:
"Еду, еду - следу нету; режу, режу - крови нету".
"Дорога ровна, лошадь деревянна; везет не кормя, только поворачивая"...
А вот и жемчужины:
Волга Дону пошире.
Дважды два - четыре.
Нет книг у дяди, а карты есть.
Дважды три - шесть.
Хлеб жнем, а сено косим.
Дважды четыре - восемь.
------------------------------------
Полно долбить, покинь долото!
Десятью десять - сто.
О книге: это детлитовский репринт, такое издание с иллюстрациями Фалина выходило в 91 году. А первое было выпущено Морской типографией в 1853 году.
Интересно вот что: Даль, в прошлом выпускник Морского кадетского корпуса, отслуживший на флоте пять лет, написал эту книгу по поручению Великого князя Константина Николаевича – адмирала, управляющего флотом и морским ведомством.
Получается, что книга появилась на свет благодаря людям, знающим о матросском досуге буквально все, если не больше.
Отличная книжка-картинка, супер-перевод Марины Кадетовой.
Только в одном издательство ошиблось: с определением "целевой аудитории".
Для младшего школьного возраста – это для детей 7-ми - 10-ти лет. А еще часто в школу отдают шестилеток.
На самом деле, книжка рассчитана на подростков трудного возраста и взрослых, отдающих предпочтение хлестким лаконизмам и сарказмам.
Есть волк. У него кризис самооценки.
Есть мальчик. У него нет собаки.
Волк и мальчик находят друг друга.
Волк...
Только в одном издательство ошиблось: с определением "целевой аудитории".
Для младшего школьного возраста – это для детей 7-ми - 10-ти лет. А еще часто в школу отдают шестилеток.
На самом деле, книжка рассчитана на подростков трудного возраста и взрослых, отдающих предпочтение хлестким лаконизмам и сарказмам.
Есть волк. У него кризис самооценки.
Есть мальчик. У него нет собаки.
Волк и мальчик находят друг друга.
Волк худеет, бледнеет, скатывается в долгосрочную депрессию. Мальчик с удовольствием примеряет на себя роль "коучера": прописывает "по пять рож в день", тренирует в пациенте беспощадность и злость.
– Эй, что случилось?
– ... Я попытался съесть твою сестру.
– О-о-о.. Это правильно, можешь закончить. Она ужасная вредина.
– Да. но... у меня не получилось.
– Ну это не страшно так даже лучше, разве нет?
– Да, но если я не буду есть детей, меня никто не будет уважать. Я злой страшный серый волк, но кто будет меня бояться, если все узнают, что я ем только шоколадки?
– Но ты же не прекратишь тренироваться
.... мы уже столько всего добились.
Пойдем. Телек посмотрим. Скоро начнется "Зорро".
.... и в шкафу еще есть конфеты.
Судя по картинкам, мальчику лет восемь. Он ходит в школу, любит сладкое и не очень-то ценит своего дядю Бернара, от которого вечно пахнет мылом. Надо же, волка тоже зовут Бернар. Если представить его человеком – перед нами щуплый лысеющий неудачник, которого бросила жена и не уважают собственные дети. К счастью, в обличие волка он выглядит куда как милее. Даже трогательно.
Рисунок Перре прост и емок, как хорошая карикатура. Ее мальчик воплощает в себе черты Всех Мальчиков, а волк – скорее эмоциональная загогулина, нежели дикий зверь. Почему-то к концу эта надуманная, легковесная история пробуждает какие-то неопределенные чувства. Плоская картинка преобретает вдруг объем и вес, самовольно занимает место в голове, которое, вообще-то никто и не думал оставлять под эту безделицу.
Ощущение, как в воздушной сфере, где все звуки приглушены; как фильмах экспрессионистов: Тишина. Пустая комната. Диалог. Щелчок замка. Пауза. Снова тишина.
Там были Елисеев и Алимов, тут Анна Власова; там "Любимые книги детства", тут "Детвора".
Это я пытаюсь сравнивать рассказы Черного и Зощенко в различном исполнении издательства "Энас".
Хорошая получилась книга, тут и спорить нечего.
Милые, чуть простоватые рисунки: мама в цветастом "кимоно", няня в покосившихся очках с самоваром, доморощенный деревенский сыщик с лупой – это, конечно, скорее восьмидесятые, нежели десятые. Зато они (рисунки) традиционны и вполне укладываются в рамки...
Это я пытаюсь сравнивать рассказы Черного и Зощенко в различном исполнении издательства "Энас".
Хорошая получилась книга, тут и спорить нечего.
Милые, чуть простоватые рисунки: мама в цветастом "кимоно", няня в покосившихся очках с самоваром, доморощенный деревенский сыщик с лупой – это, конечно, скорее восьмидесятые, нежели десятые. Зато они (рисунки) традиционны и вполне укладываются в рамки советской школы иллюстрирования детских книг. Алимов с Елисеевым Анне Власовой – хорошая компания и достойная поддержка.
Но есть кое-что еще.
В этой книге Зощенко и Черный как Оля и Яло в "Королевстве кривых зеркал".
С одной стороны, Ленинград, с другой - Париж, слева милиционер, справа городовой, тут советский инженер, там тулонский рыбак, вот котлеты, здесь буйабес.
Все наперекосяк: судьбы отщепенца Зощенко и эмигранта Гликберга преломляются сквозь детские рассказы, словно луч в камере обскуре: важное становится смешным, мелкое – гигантским.
Сквозь беззаботный смех прорываются щемящие нотки.
Ребенок спрашивает: почему мадмуазель Нина живет в отеле? Почему во французском нет буквы "Щ", почему городовой думает, что Нина турчанка? Почему в начале книги мужик в картузе и бабы в платках, а в конце - монахини-капуцинки и мсье в цилиндрах?
Потому, потому, потому...
О достоинствах издания: крепкий переплет, плотная бумага, четкий шрифт, великолепная подборка рассказов.
Странное дело: вчера ребенок устроил самовольную ревизию, вытащил кипы книг, журналов, раскрасок. Среди пестрых россыпей пиратологий, нурдквистов, человеков-пауков, абабагаламаговских книжек-картинок затесалось не читанное пока Чудетство.
Ребенок с возгласом "А такую я еще не видел!" бесцеремонно растолкал внушительных, пестрящих позолотой и бархатом соседей, вытащил ее, уселся тут же на стопку книг и стал вдумчиво разглядывать. Притащил мне, показывает щенков, ежей, рыб, кошек. Потом открыл...
Ребенок с возгласом "А такую я еще не видел!" бесцеремонно растолкал внушительных, пестрящих позолотой и бархатом соседей, вытащил ее, уселся тут же на стопку книг и стал вдумчиво разглядывать. Притащил мне, показывает щенков, ежей, рыб, кошек. Потом открыл разворот с крокодилами: "А это знаешь кто такие?... Огурцы!" (с нескрываемым торжеством и превосходством).
Действительно, огурцы. Пупырчатые симпатяги - улыбаются по-крокодильи неотразимо. Рядом кабачок, похожий на инопланетянина-орденоносца.
Сидели, читали, восклицали, радовались.
Книга осталась у меня, ребенок умчался вдаль, а я листала, хмыкала от удовольствия – очарованная неподдельной ее красотой.
Бабушка-крабушка, внучок-бурундучок, мышка под книжкой с книжкой под мышкой...
Шелестит в лесу листва,
А в Дружунглях - Шелества
у холма пологого
Здесь найдешь Берлогово.
.........
Над запрудой - тишь да гладь,
Водомерок не видать.
Даже юркие лягушки
Стали делать потягушки.
..........
Водо-мерррр-ки вкусно перекатываются на языке, дружунгли щекочут нёбо – это особенные стихи, лакомство для детей со здоровым апетитом.
На третьей странице написано: "Изображали Лия Орлова, Александра Лунякова, Мария Овчинникова". Не иллюстрировали - изображали. А ведь и верно, изобразили так, что невозможно глаз отвести. Цветной карандаш и пастельные мелки, нежно-подтекающая акварель и вдруг фломастеры! Коллажи, аппликации, мятая бумага, наклеенные вразнобой заголовки.
Ах, Чудество! До чего же ты, чудесное!
Книга выпущена под грифом "Ночной кошмар книголюба".
Вот наглядный пример того, как НЕ нужно делать детские книжки.
Компьютерные иллюстрации уродливы настолько, что вызывают эстетический коллапс.Толщина и вес беспрецедентны. Ребенок с таким конечно же не справится, зато для тренировки мышц плечевого пояса – идеальный вариант.
А все почему?
потому что издательство выпустило сказку с иллюстрациями по мотивам мультика, сделанными откровенно кое-как.
Потому что бумага плотная...
Вот наглядный пример того, как НЕ нужно делать детские книжки.
Компьютерные иллюстрации уродливы настолько, что вызывают эстетический коллапс.Толщина и вес беспрецедентны. Ребенок с таким конечно же не справится, зато для тренировки мышц плечевого пояса – идеальный вариант.
А все почему?
потому что издательство выпустило сказку с иллюстрациями по мотивам мультика, сделанными откровенно кое-как.
Потому что бумага плотная мелованная, и это сильно утяжеляет и утолщает издание.
Потому что книга сделана на потребу дня, о чем свидетельствует вделанный в обложку "драгоценный" камень. Красноречивый привет "Тайнам и сокровищам".
О картинках чуть подробнее.
Вот честное слово, ничего более халтурного я еще не встречала.
Специально посмотрела имена иллюстраторов, приложивших руку к созданию этого шедевра:
О. Боголюбова
А. Артюх,
Е. Запесочная.
Потом пошла смотреть художников, работавших над созданием мультфильмов о дяде Федоре.
Смешно и говорить: никаких пересечений.
В интернете указанных фамилий в сочетании со словом Иллюстратор обнаружить не удалось. Вероятно, под формулировкой "Коллектив художников" подразумевается слаженный дизайнерский состав издательства АСТ.
С другой стороны, вынуждена признаться и покаяться: не знаю я творчества Эдуарда Успенского. Все мои представления остались на уровне восьмидесятых и мхом уж поросли. А между тем, в Простоквашино новые порядки. У дяди Федора - компьютер и мобильный телефон, у Печкина - религиозные праздники, а Пелагея Капустина (кем бы она ни была) стала общей торговой точкой, а мошенники летят в Тель-Авив, а строители санатория Простоквашино-2 разворовывают стройматериалы.
Страшно.
Комментарии к выложенным сканам:
Скан1. Вы не подумайте, что сканнер или Photoshop бузит: картинка получилась именно такая, как в издании: мутная, нечеткая, расплывчатая.
Скан2. И шрифт "взаправдашний": колючий, глаз царапает, на нервы давит. Перед вами имитация письма.
Большая радость, когда художнику-иллюстратору посвящают отдельную книгу.
Предыдущий взрыв восторга по этому поводу я испытала от книги Дет-гиза "Болтали две сороки" с иллюстрациями Юрия Васнецова. Заметьте, эта книга уже раритет.
Больше всего меня радует, что за такие проекты берутся маленькие издательства,чьи ежемесячные планы насчитывают от силы две-три новинки, поскольку их удел примерять, проверять и перепроверять каждую букву, каждый элемент десятки и сотни раз.
В результате мы...
Предыдущий взрыв восторга по этому поводу я испытала от книги Дет-гиза "Болтали две сороки" с иллюстрациями Юрия Васнецова. Заметьте, эта книга уже раритет.
Больше всего меня радует, что за такие проекты берутся маленькие издательства,чьи ежемесячные планы насчитывают от силы две-три новинки, поскольку их удел примерять, проверять и перепроверять каждую букву, каждый элемент десятки и сотни раз.
В результате мы получаем книгу, безупречную во всех отношениях. Самодостаточную.
Но и это не главное. Есть в таких изданиях нечто особенное: аура многодневной работы, печать тех явлений, что впечатлительные особы называют заботой и любовью. Невероятно но факт: даже в тиражированных продуктах можно распознать ручную работу и прочие прелести личного издательского подхода.
Может быть стоило уделить иллюстратору пару страниц, поместить фотографию, биографическую справку... книгу бы это только украсило. В хрестоматийных "сороках" Васнецова есть и то, и другое, и даже воспоминания самого художника. С другой стороны, дет-гиз – издательство с многолетними традициями, а мелик-пашаев – новорожденный младенец.
Книга, без преувеличения, замечательная. Сложно назвать детскую книжку-картинку шедевральной или великолепной, или роскошной. Не по статусу. Но все это подразумевается мной в подтексте.
Об издании:
тонированные с песочным или кремовым оттенком страницы. БУмага плотная. Отличная цветопередача: сразу видно, картинки "старые", сейчас иллюстраторы не пользуются такой гаммой и сочетаниями. Рисунки четкие. Книга формата А4.
Об интимных переживаниях:
под ребрами что-то щемит, рязмягчается; выражение лица становится глупо-радостным, довольным, по-детски беззащитным. Губы улыбаются, вытягиваются в трубочку:
Пик. Пак. Пок.
Гулливер АБАБАГАЛАМАГИ провоцирует меня на игру в "хорошего" и "плохого" следователей.
Плохой говорит: "Вообще-то можно было и погуще картинок разместить, и рисунки побольше сделать! Это что ж такое: книга толстая, детская, а иллюстраций ничтожно мало!"
Хороший говорит: "Вообще-то "Гулливер" не детская книга. Это ж сатира, а не сказочка для малышей! И рисунков ровно столько, сколько нужно вдумчивому читателю, а уж о размере и говорить-то глупо: иллюстрация, она лишь обрамление повествования,...
Плохой говорит: "Вообще-то можно было и погуще картинок разместить, и рисунки побольше сделать! Это что ж такое: книга толстая, детская, а иллюстраций ничтожно мало!"
Хороший говорит: "Вообще-то "Гулливер" не детская книга. Это ж сатира, а не сказочка для малышей! И рисунков ровно столько, сколько нужно вдумчивому читателю, а уж о размере и говорить-то глупо: иллюстрация, она лишь обрамление повествования, нечего преувеличивать ее задачи!"
Плохой говорит: "А качество печати? Почему такое скверное, бледное, размытое? В типографии краску экономят?"
Хороший парирует возмущенно: "Бестолочь ты, это ж Ерко! У него всегда иллюстрации такие, словно смазанные, а воообще это называется – тонированные".
Плохой, недовольно бурча, удаляется со сцены; хороший, радостно потирая руки, поудобнее устраивается в кресле и начинает читать.
Занавес.
Итак, что ждать от этой книги?
Наслаждения, ибо это Ерко.
Если у вас есть АБАБАГАЛАМАГОВСКАЯ Алиса, и вы ее любите всем сердцем, так же страстно полюбите и Гулливера. Это аналогичное издание, начиная с формата и заканчивая цветовыми особенностями: сноски на полях, заголовки той же тональности, что и иллюстрации.
Да, рисунков преступно мало, с этим нужно смириться. Но до чего же они хороши!
В них художник виртуозно передал основные черты этой книги: фантасмагоричность и эфемерность. Долго рассматривала Гулливера: ни на одной иллюстрации невозможно уловить его выражения лица. Везде оно ускользает, словно растворяется. Зато остальные персонажи имеют утрированно четкую мимику и более всего напоминают сатирических героев Гоголя и Салтыкова-Щедрина.
К счастью, издательство выпустило полную версию ГУлливера в переводе Адриана Франковского, здесь есть и Лапута, и Гуигнгнмы; письмо Гулливера к Ричарду Симпсону и слово издателя к читателю. А ведь могли бы с чистой совестью ограничиться двумя первыми частями.
В общем, пусть плохой следователь помолчит. Издание из разряда тех, что обязательно должны стоять на полке рядом с другими двенадцатью Свифтами, для полноты коллекции и глубокого чувства удовлетворения.
Дети семнадцатого века совсем не похожи на своих сверстников спустя два столетия. Толстощекие "купидоны", обутые в тяжелые деревянные башмаки и обряженные в тесные кафтаны, постепенно трансформируются в "вольтеров" с высоким челом и плотно завитыми кудрями; маленькие "женщины" в чепцах и платьях с высоким лифом ко второй половине альбома вдруг обретают живость взгляда и робкую непосредственность.
Интереснее всего разглядывать детей, запечатленных сентименталистами, плавно стремящимися в...
Интереснее всего разглядывать детей, запечатленных сентименталистами, плавно стремящимися в реализм.
Они конфетно-очаровательны и вместе с тем правдоподобны. Младенцы и барышни, крестьянки и мещанки, сорванцы и гимназисты...
Ровный и чистый срез, демонстрирующий отношение к ребенку в обществе.
В альбоме представлены все известные художники-графики, работающие в разных техниках гравюры. Есть здесь и работы Маковского, Шаховского, Ру, проиллюстрировавшего "Детство и отрочество" Толстого; замечательные литографии Стейнлейна, сделанные как будто углем.
Графику предваряет статья Штеренгарца "Образ ребенка в зеркале гравюры", завершает небольшой обзор "Техника гравюры" + список иллюстраций.
Бумага плотная, тонированная. Тканный переплет с тиснением. Альбом в футляре с вырезанным окошком. Есть ляссе.
Грустные девушки в платьях с глубоким декольте в нашем доме пользуются особой популярностью.
Никто не способен устоять перед соблазном упорядочить хаос из лиц, волос, пальцев и других частей тела, облаченных в воздушные оборки, тяжелую парчу и обильные драгоценности.
Это красиво и отчасти вызывающе. Но максимум неприличия, который девушки могут себе позволить, ограничивается обнаженными плечами и глубоким вырезом. Поэтому возрастной ценз на эту игрушку не распространяется.
Напротив, ее...
Никто не способен устоять перед соблазном упорядочить хаос из лиц, волос, пальцев и других частей тела, облаченных в воздушные оборки, тяжелую парчу и обильные драгоценности.
Это красиво и отчасти вызывающе. Но максимум неприличия, который девушки могут себе позволить, ограничивается обнаженными плечами и глубоким вырезом. Поэтому возрастной ценз на эту игрушку не распространяется.
Напротив, ее сильная сторона – универсальность.
Дети строят беспорядочные сооружения, которые, вопреки законам физики и благодаря магнитам, не рассыпаются, а стремятся ввысь,
Продвинутое население терпеливо складывает картинки.
Это только кажется, что собрать сюжетный куб со сторонами 3x3 проще простого. Первый раз без подсказки складывать тяжело и долго.
Подсказка на коробке: здесь изображены все 18 пазлов.
Как и всякая головоломка, этот куб таит в себе множество нехитрых ловушек: общая для нескольких рисунков тональность фона, похожий наклон головы, поникшие цветы, сплетение рук, алая ткань, которая покажется то тут, то там.
По поводу технологии сборки: собрав один пазл, вы получаете элементы четырех сторон. Переверните собранную сторону и продолжайте возводить боковую стенку. Магниты способны удержать отвесные кубики без дополнительных подпорок.
Сборка целого куба занимает в среднем полчаса. При регулярных тренировках время можно сократить вдвое.
Из очевидных плюсов: кубик удобно хранить и переставлять; коробка не нужна, поскольку он магнитный.
И еще. Масса сильных эмоций: удовольствие от процесса, радость созидания, гордость демиурга и неподдельное отчаяние после разгрома ребенком готового изделия – вам обеспечены определенно.
Некоторые сюжеты, расположенные на гранях куба, можно рассмотреть в подробностях на двумерных пазлах серии "Готика" http://www.labirint.ru/series/15850/.
Теперь я знаю, почему репутация и участь комиксов в России незавидная. Потому что пул противников комикса – родители маленьких детей. Потому что думают они: "Вот вырастет мой ребенок, начнет листать эти ужасные журналы и никогда книжку в руки не возьмет! И не прочтет ни Тома Сойера, ни Васю Куролесова, ни Сына Полка. И все шедевры мировой литературы осиротеют без любящей руки и пристального взгляда".
А против гневной мамы несовершеннолетнего ребенка штат пиарщиков-профессионалов -...
А против гневной мамы несовершеннолетнего ребенка штат пиарщиков-профессионалов - ничто, комариный писк.
К счастью дети вырастают, берут в руки Носова, Киплинга, Булычева, Сетон-Томпсона, и жизнь родителям кажется прекрасной. Вот в этот самый момент те из нас, кто одумался и взял себя в руки, начинают любить и ценить комикс.
Комикс - это настоящая вселенная, ассоциация молодых людей предпубертатного возраста, увлеченных хитросплетениями фантастических биографий, россыпью невероятных фактов из жизни суперменов и человеков-пауков, накоплением знаний и умений - бессмысленных, равно как и бесполезных.
А вы знаете, что тетушка Мэй побывала в невестах у Доктора-Осминога (не могу ручаться за принадлежность и имена), а Халк отличился на Первой Мировой войне!
Наши дети сортируют и классифицируют эти данные с прилежностью электронно-вычислительной машины. Собирают плакаты и карточки, с полпинка отличают Ничто от Некто, знают все о Веноме и Корнедже. Понимают ,что такое симбиот, темпоральные поля и черные дыры.
Наши дети - гении. Просто их гениальность другого более высокого порядка.
И читать они не перестают, и не превращаются в комикс-маньяков или фанатиков-коллекционеров карточек. Продолжают читать, гулять, получать двояки и пятерки. Обмениваются номерами и в целом относятся к комиксам с приятным чувством самоиронии.
Нет, нет, нет. Это не детская книга.
Не смотрите на картинки. Вернее, посмотрите на них и утвердитесь в мысли, что картинки и текст здесь живут отдельно. Это невероятная и трагическая случайность, что они оказались в одной художественной плоскости.
Вот, обложка, к примеру, очень показательна для этого книгоиздательского продукта. Есть название, утверждающее существование первого путешествия (которого, к слову сказать, не было); есть таинственные символы, отдаленно похожие на математический...
Не смотрите на картинки. Вернее, посмотрите на них и утвердитесь в мысли, что картинки и текст здесь живут отдельно. Это невероятная и трагическая случайность, что они оказались в одной художественной плоскости.
Вот, обложка, к примеру, очень показательна для этого книгоиздательского продукта. Есть название, утверждающее существование первого путешествия (которого, к слову сказать, не было); есть таинственные символы, отдаленно похожие на математический иврит; акварельное облако в правом верхнем углу... Где авторы?
Нету. Перед нами таинственная анонимка.
Некоторые издатели считают хорошим тоном указывать на обложке имена писателя и художника в тандеме. И это, выражаясь модным языком, тренд.
Книга "Компаса" имеет неперсонифицированную, зато композиционно уравновешенную обложку, при том что экономия печатных знаков на лицо: авторы и иллюстраторы Путешествия - одни и те же три лица: Полина Шкивидорова, Маргарита Щетинская и Илья Донец.
А на самом деле, они - дизайнеры. Творческая группа Zilasaule. По-русски не так загадочно: "Синее Солнце" (ага, вот и топографическая загадка в названии разрешилась), к тому же сразу напоминает объединение Кандинского.
Ладно, нечего придираться к тому, что вообще не имеет отношения к книге.
Но по правде говоря, слишком много всего к ней относится и соотносится.
С лингвистическими экспериментами аккуратнее нужно быть. Того и гляди обвинят в нарочитости, пресловутости, эпигонстве!
Здесь царят и сосуществуют Мистер и Мистерия, Латук и мундштук, Арка и Дия, сливовый МиЛИЦионер и дядья-грузьдя, гусь и гусеница...
И грустно мне читать про Аркадия - служащего банка (боже, главный герой - клерк!), с щемящей тоской вспоминая похождения Петропавла (Клюев), Мило (Джастер), Снарка (Кэррол) и других хрестоматийных персонажей нонсенса.
Не бывать Аркадию в пантеоне Героев абсурда, не снискать любви дотошных книгочеев и предвзятых критиков...
Увы, ничего кроме чувства неловкости и смутного сожаления Второе Путешествие не вызывает.
Зато бумага мелованная.
Будущее наступило.
Эта игрушка – абсолютно футуристический продукт: не понимаю, как работает, но впечатление производит примерно такое же, как Третий Терминатор - убойное.
Есть машина, есть пульт управления. На пульте две кнопки. Одна отвечает за красный луч, другая - за инфракрасный (о том, что он - инфракрасный, могу только догадываться, насмотревшись шпионских фильмов).
Словом, один видимый, другой невидимый.
КУда луч направишь, туда машина и поедет.
По корпусу везде установлены...
Эта игрушка – абсолютно футуристический продукт: не понимаю, как работает, но впечатление производит примерно такое же, как Третий Терминатор - убойное.
Есть машина, есть пульт управления. На пульте две кнопки. Одна отвечает за красный луч, другая - за инфракрасный (о том, что он - инфракрасный, могу только догадываться, насмотревшись шпионских фильмов).
Словом, один видимый, другой невидимый.
КУда луч направишь, туда машина и поедет.
По корпусу везде установлены датчики, реагирующие на команду. Машина демонстрирует незаурядную скорость, чуткость и маневренность. Ничего подобного я не видела. Ни одна игра с дистанционным управлением не способна на такое безусловное "послушание": здесь нет клавиш, отвечающих за "вперед-назад", "право-лево". Машина улавливает самые тонкие нюансы управления.
Как управлять:
луч нужно направлять не на машину, а фокусировать примерно в метре от нее.
О дизайне:
исключительно красивая игрушка. Насколько я понимаю, аналогов в автомобилестроении нет (могу и ошибаться). Абсолютно завершенная - вещь в себе. Пульт управления надевается на руку так, что, зажимая ручку, одновременно жмешь на кнопки.
О зарядке:
Машина работает на аккомуляторах. Разрядилась - вынули батарею, присоединили к сети. Ночь заряжается - и снова в путь. Пульт управления - на двух батарейках типа АА.
О целевой аудитории:
может это странно прозвучит, но эта игрушка пользуется безумной популярностью у всего взрослого населения: проверено на гостях.
Потом младенцы готовы часами завороженно следить за красным лучом (действует и без всякой машины).
Собаки и кошки испытывают нездоровый интерес к "гиперболоиду", правда, от машины предпочитают держаться подальше - развивает сиптоматично высокую скорость, наезжает на что попало, в том числе на лапы и хвосты.
И наконец, дети вменяемо дошкольно-школьного возраста: наворачивают круг за кругом с сумасшедшим блеском глазах, пока машина наконец не разрядится.
Словом, игрушка универсальная и, что немаловажно, долгоиграющая. Во всех смыслах этого слова.
Я прекрасно понимаю, почему дети посылают к черту родителей и учителей с их "распрекрасной классикой". Потому что неприветливы и сиротливы школьные учебники. Потому что собр.соч`и одним своим неприступным видом навевают ужас и тоску на юные умы.
Потому что плохая бумага, скверный шрифт и отсутствие ярких картинок в этом возрасте можно безболезненно перенести только углубившись в "Шерлока Холмса" или "20 тысяч лье под водой". А Лермонтовы с Толстыми пусть...
Потому что плохая бумага, скверный шрифт и отсутствие ярких картинок в этом возрасте можно безболезненно перенести только углубившись в "Шерлока Холмса" или "20 тысяч лье под водой". А Лермонтовы с Толстыми пусть поскучают в сторонке.
Вот если все издания русской классики для детей были такими как это...
Вот мечтаю я, чтобы "Героя нашего времени" издали с иллюстрациями Диодорова, а "Каменного гостя" с рисунками Михальской. А Огородников в своей саркастической манере изобразил бы Родиона Раскольникова и Соню. Детей за уши не оттащишь.
Ладно, шутки в сторону. Чехова проиллюстрировал Владимир Буркин. Спокойно и внятно говорю: ура.
Бывают книги замечательные, мимо которых не пройдешь, потому что потом очень жалко будет, что их нет под рукой.
Эта книга другого масштаба. Незаменимая. Тут уже не о чувстве обладания книгой приходится говорить. О камерном совершенстве. Камерном - потому что ни убавить ни прибавить.
Владимир Буркин мне очень нравится.
В первую очередь, умением изображать животных: харизматический Уинн-Дикси и кривоногая псина из книги Москвиной (Моя собака любит джаз) стоят в одном ряду с рисунками Сетон-Томпсона; во вторую очередь, штрихом и цветом. По моим ощущениям, такие "небрежно-карандашные" рисунки ближе и понятнее детям, нежели тщательно-залакированные картинки. Потому что ребенок смотрит и чувствует: я так тоже умею.
Вообще я была бы не против, если б в издании были только черно-белые рисунки, те что на полях. Уж очень хороши. Посмотрите на Сережу, это который курит в рассказе "Дома" – совершенно чеховский персонаж. А доктор!
Отдельное слово о дизайне: композиции, шрифтах, комментариях. Заголовки с буквами в разнобой, зелененькие примечания на полях, несерьезные долгоногие цифры, нескладные рисунки – все они как нельзя лучше подходят к Чехову. Если воспользоваться готовой формулировкой, оформление этой книги "толстое и тонкое" - чеховское. Очень правильное.
Бумага плотная, альбомная, Гарнитура Garamond. Тираж 3000. Увеличенный формат.
Сравнивать разные издания одной книги – ни с чем несравнимое удовольствие.
Я вот очень люблю "препарировать" переводы Набокова или Кэрролла на предмет удач и поражений переводчика, благо их не два и не три. Обожаю сравнивать хорошие академические издания по части библиографического раздела и примечаний. Особый трепет вызывают криво вклеенные листочки со списком опечаток.
Но истинное наслаждение мне доставляют детские иллюстрированные издания, за чью публикацию уже не нужно платить...
Я вот очень люблю "препарировать" переводы Набокова или Кэрролла на предмет удач и поражений переводчика, благо их не два и не три. Обожаю сравнивать хорошие академические издания по части библиографического раздела и примечаний. Особый трепет вызывают криво вклеенные листочки со списком опечаток.
Но истинное наслаждение мне доставляют детские иллюстрированные издания, за чью публикацию уже не нужно платить ни авторам, ни наследникам, а потому их великое множество.
У меня на руках три Острова сокровищ.
Один - с иллюстрациями Брока, Детлит, Золотая рамка
Второй - с иллюстрациями Гордеева, Пан Пресс, недорогой детский вариант.
Третий - с иллюстрациями Ингпена, Махаон.
Сравнивать черно-белую "рамку" на газетной бумаге с глянцевыми, красочными вариантами два и три некорректно, хоть мне и очень нравятся рисунки Брока. Они, если так можно выразиться, хрестоматийные, поэтому критике не поддаются.
А вот Ингпена с Гордеевым я без тени сомнения готова свести на ринге в честном бою.
Некоторые упрекают Дениса Гордеева в тяготении к кукольности и слащавости. В ряде рисунков и то, и другое определенно есть. Вот Хоббит например. Румяный такой товарищ получился, так и светится кармин на фарфоровых щечках. Но Джима Хоккинса и его бравых друзей в этом не упрекнешь: здесь румянец полагается по штату - одним от переизбытка рома, другим от воздействия соленых морских ветров.
Еще Гордеев очень любит рамки. Издание Пан Пресса потому такое увесистое, что каждая страница – это только половина текста. Другая половина - графика. Сюжет рамок варьируется, поэтому читать (рассматривать) Остров интересно постранично. Иллюстраций в пан-прессовском издании много и все они буквально взрываются глянцевым блеском. Есть в этом что-то чрезмерное, бьющее через край обилием красок.
В работах Гордеева нет такого, чтобы акцентирована была только одна наиболее важная деталь или черта. Здесь все одновременно ярко и важно. Пуговицы на камзоле Сквайра выглядят чуть ли не главнее и убедительнее одутловатого лица их владельца.
С точки зрения художественного вкуса, такой прием может вызывать сомнения у взрослого читателя, но у ребенка - никогда.
Ингпен куда как сдержанней, умеренней.
Есть множество удобных речевых штампов, описывающих сложные понятия: например о рисунках Тэнниела можно сказать, что они "истинно английские", точно так же можно утверждать, что Австралия незримо присутствует в каждом кусочке иллюстраций Ингпена. И это замечательно.
Во-первых, Ингпен - австралиец.
Во-вторых, Стивенсон писал Остров сокровищ не в Англии, а на одном из островов Тихого Океана - Самоа, то есть в непосредственной близости от Австралийского континента.
И в третьих, суровая австралийская действительность второй половины XIX века является великолепным фоном к сюжету Стивенсона. Колониальные ужасы, каторга, хаос и бесправие – это, так сказать, будущее всех английских матросов, ступивших на кривую дорожку. Нет ничего удивительного в том, что
пираты выглядят словно тасманийские каторжники, поднявшие бунт и перерезавшие охрану как молочных поросят.
Ингпен как никто другой знал, какими изображать людей, океан и остров. Австралийскими, ибо такую природу, приливы и отливы, небо и землю видел Стивенсон, когда писал Остров сокровищ.
Здесь сквозь лица персонажей проступает грубоватая фактура холста, неровности и узелки плетения. Здесь не встретишь нарядных кружев и атласа. Куртки матросов испачканы дегтем и маслом, сорочки выглядят помятыми и несвежими, башмаки уродливы и нечищены. Все это придает рисункам художественную достоверность и "аутентичность", словно по холстине сначала потоптались пьяные матросы, а потом ее уже порезали и натянули на подрамник.
Об издании: канонический перевод Чуковского. Полиграфия - не придерешься. Множество разноформатных иллюстраций. Фон цвета старой пожелтевшей бумаги с "пятнами", "потертостями", "трещинами". Хороший четкий шрифт.
Опрос еще только начался, а я уже знаю, что советовать, причем советую горячо. Прямо таки агитирую: Лев Брандт. Браслет 2: Три повести и два рассказа. В издании ДЕТ ГИЗа.
Лев Брандт – мое личное Открытие. Все дело в том, что Сетон-Томпсона, Даррела, Гржимека, Перовскую, Чарушина, Паустовского я знаю и обожаю с детства. А Брандта впервые прочитала год назад. Невероятно, насколько предельно честной, беспримесной, оглушающей может быть книга о животных.
Много ли нужно автору, чтобы вдариться...
Лев Брандт – мое личное Открытие. Все дело в том, что Сетон-Томпсона, Даррела, Гржимека, Перовскую, Чарушина, Паустовского я знаю и обожаю с детства. А Брандта впервые прочитала год назад. Невероятно, насколько предельно честной, беспримесной, оглушающей может быть книга о животных.
Много ли нужно автору, чтобы вдариться в назидание или приукрасить кружевами и позолотой жизнь зверей? Или по-просту очеловечить волка, собаку, лошадь, лебедя: пририсовать стремления души и рефлексию там, где их в помине нет?
Именно - нет. У Льва Брандта проза состоит из какого-то особенного материала - нервущегося, прочного.
Слезы лить по Браслету будет только слабохарактерный иппохондрик. Правильному Читателю Брандт дает особое чувство. Описать его сложно. Ближе всего по смыслу - решительность или решимость.
Рабби Лейб тоже хорош: употребил Голема не по назначению (жена, как это водится, подговорила), теперь не может усыпыть чудище. Подманивает его и так и эдак, только Голем нутром чует недоброе, бегает от рабби как пятилетний мальчишка от скорого на расправу отца.
Чем дело кончилось - понятно: добегался, влюбился, глиняный чурбан. То, что не смогла сделать "вся королевская конница, вся королевская рать", совершила девчонка-сирота. Окрутила, опоила, стерла имя со лба. Потом рыдала, конечно. Но...
Чем дело кончилось - понятно: добегался, влюбился, глиняный чурбан. То, что не смогла сделать "вся королевская конница, вся королевская рать", совершила девчонка-сирота. Окрутила, опоила, стерла имя со лба. Потом рыдала, конечно. Но сделанного не воротишь. Голем уснул навека.
Краткое изложение зингеровского рассказа для детей и юношества в моем исполнении звучит как издевка (специально утрировала).
А ведь это великоленое, сильное, ошеломляющее произведение.
Глиняный монстр ест, говорит, чувствует. Проявляет неповиновение. И это будет пострашнее инквизиции, мифической крови христианских младенцев и настоящей - всего еврейского народа.
Книга издана безупречно. Может быть выбор издательства в рамках серии несколько странный, но исполнение превосходное: перевод, полиграфия, иллюстрации - не придерешься.
Отдельное слово о Примечаниях.
На мой взгляд, примечания служат индикатором качества издания. Бывают примечания пустые, формальные, идиотические, перегруженные, лженаучные, искаженные, недоработанные и так далее.
Примечания к Голему прекрасны. Ведь не Зингер их составлял, а (вероятно) переводчица Бернштейн. Простые и понятные, именно такие, какими должны быть примечания к несовременной книге для детей.
Если кому-то иллюстрации покажутся странными, напомню, что на дворе XIV век.
Смущает меня эта книжка. То ли постановкой вопроса в заголовке, то ли синим спортивным костюмом на обложке...
Шучу. Не костюмом, конечно, ведь невдомек шведу Якемоту, что в новой России со спортивными костюмами связана своя устойчивая традиция...
Вернусь лучше к началу. Смущает меня эта книга по многим причинам.
Во-первых, прикладной, утилитарной своей направленностью.
Как признаться. Как целоваться. Как расстаться.
Вот и весь сказ.
В целом, правильный подход (как еще подготовить...
Шучу. Не костюмом, конечно, ведь невдомек шведу Якемоту, что в новой России со спортивными костюмами связана своя устойчивая традиция...
Вернусь лучше к началу. Смущает меня эта книга по многим причинам.
Во-первых, прикладной, утилитарной своей направленностью.
Как признаться. Как целоваться. Как расстаться.
Вот и весь сказ.
В целом, правильный подход (как еще подготовить пубертата к практическим занятиям?), только юмора не хватает. Очень серьезные ребята подобрались в этом путеводителе по первой любви. Советуют, с кем и где встречаться, как обаять.
Толика самоиронии – и книга стала бы хитом у людей всех поколений, поскольку читать про неловких подростков – страшно увлекательно.
Но нет. Двенадцатилетние эксперты гундосят про "взаимоотношения", "ревность" и "несчастную любовь".
Может, перевод дрянной? Или Николас Якемот преобразил детскую речь до неузнаваемости?
И потом, за всей этой жизнеутверждающей чепухой явно проглядывает страх "не обзавестись девчонкой", "остаться без бойфренда".
Не хочется впадать в банальность и поминать пресловутый "менталитет", а все к тому идет.
Швеция, наверно, сильно отличается от России. Вон, у Ульфа Старка в детской книжке "Чудаки и зануды" черным по белому написано "член" и никого это не шокирует (в Швеции, конечно). А у нас родители краснеют от неловкости и прячут книжки, но при этом скорее умрут, чем признают себя ханжами.
И брюзжание мое – лучшее тому подтверждение.
С другой стороны, "А если это любовь?" – разумный компромисс между конфетно-приторными "Между нами, девочками" и разухабистым Шахиджаняном. Непристойных картинок и двусмысленных анекдотов нет. Завуалированных намеков и сусальной романтики нет. Это уже огромный плюс.
Есть разумная информационная нагрузка. Есть безобидно-нелепый любовный словарик от Адониса до Эрота (без медицинских терминов). Есть "тинейджерские" черно-белые рисунки.
А теперь из наблюдений за реципиентами. Книжку держали в руках: восьмилетний ребенок и двадцатилетняя незамужняя барышня (порознь). Первый хохотал до резей в животе, вторая вдумчиво листала и местами вчитывалась.
Если в равной пропорции смешать мемуары, приключенческую повесть и книжку серии "Сделай сам", получится чудесный гибрид под названием "История моих солдатиков".
Судя по названию - классическое мальчишеское чтиво: гвозди, лобзик, уланы и драгуны, лафеты и щиты, карта военных действий, схемы и инструкции.
Если бы только это, книжку стоило бы определить в досуговый центр и на большее не рассчитывать. Но фокус в том, что олово и фанера - это только "цемент",...
Судя по названию - классическое мальчишеское чтиво: гвозди, лобзик, уланы и драгуны, лафеты и щиты, карта военных действий, схемы и инструкции.
Если бы только это, книжку стоило бы определить в досуговый центр и на большее не рассчитывать. Но фокус в том, что олово и фанера - это только "цемент", скрепляющий историю, годы и поколения. Ведь, если бы Рюрик Попов написал книгу "История моей семьи" или того лучше "Жизнь моего отца", или попросту "О себе, родимом", честное слово, это было бы совсем не то.
А что то?
XX век, пропущенный через призму оловянной армии, через игрушечный магазин, через форму для отливки фигурок, выглядит совсем не так, как написано в учебниках истории.
Сравнивать книги, как и полотна, – конечно же дурной тон, свидетельство того, что читатель не может подобрать слов для понятного описания и то и дело пускается в нудный пересказ сюжетных линий.
От пересказа воздержусь, а вот Швамбранию упомяну непременно. Написать о своем детстве так, чтобы у читателя возникла подмена воспоминаний, появилось стойкое ощущение, что грот с фигуркой черной королевы, картонная коробка оловянных кавалергардов валяются где-то тут, в пыльном чулане, и стоит только руку протянуть...
Как это назвать одним словом? Ностальгия по детству, которого не было?
И Кассиль, и Рюрик Попов владеют этим искусством в совершенстве.
С первой же страницы Вангу, Шунгу и Бонгу начинаешь любить так же крепко, как собственных братьев и сестер. В собственное детство возвращаешься уже к пятой странице. К двадцатой ловишь себя на мысли, что где-то в районе Кузнецкого моста, в антикварной лавке, продаются оловянные солдатики и доисторические индейцы. К пятидесятой всерьез обдумываешь, как половчее сделать форму для отливки и где добыть олово...
Кстати говоря, страстное желание чего-нибудь выпилить или склеить возникает не только и не столько у взрослого читателя, сколько у ребенка. Вторая часть книги целиком и полностью посвящена вопросам создания игрушечной армии. Как сделать город, из чего соорудить оружие, что должно быть на карте сражения и наконец... как сделать формы для литья солдатиков. Пластилин, гипс, масло - форма готова!
Об издании: белая бумага, цветные "карандашные" иллюстрации, хороший четкий шрифт - ничто не помешает насладится этой книгой.
Пособий по детскому досугу масса. В книжном классификаторе есть даже специальный жанр "Детский досуг". Но честное слово, львиная доля подобных пособий совершенно нечитабельна!
Я имею в виду, что ребенок не в силах прочитать и усвоить то, что в них написано. А все почему? Потому что адресованы они родителям и педагогам.
Я могу привести в пример только одну невероятно прекрасную и удачную книжку такого плана: "Кружок умных ребят" Олейникова.
И это сравнение для...
Я имею в виду, что ребенок не в силах прочитать и усвоить то, что в них написано. А все почему? Потому что адресованы они родителям и педагогам.
Я могу привести в пример только одну невероятно прекрасную и удачную книжку такого плана: "Кружок умных ребят" Олейникова.
И это сравнение для "Одного дома" в высшей степени "комплиментарно". Потому что детские журналы двадцатых годов делали замечательные, остроумные, да и попросту гениальные люди: Хармс, Олейников, Шварц...
Кто автор этой книжки - неизвестно. Но очень хочется адресно похвалить приятного во всех отношениях анонима: за краткость и грамотность; за личный опыт, в полной мере переданный "потомкам"; за руководство к действию, в конце концов. Ибо первым делом, не долистав книгу до конца, хочется схватить ребенка, а еще лучше, всех имеющихся в "шаговой доступности" детей, пуститься с ними в пляс. Поиграть в буриме, виселицу, мафию, города, чепуху. Или выскочить на улицу, вооружившись резинкой, скакалкой, мелком, обручем, мячом. Или поразгадывать задачки, головоломки, анаграммы.
Или выставить всех детей из дома и вдумчиво полистать, почитать, порассматривать книжку.
Потому как автор хоть и не известен, зато известна художница. Евгения Курнавина рисует так, что даже бестолочи сразу понятно, как играть в морской бой, как начертить на асфальте классики, как правильно держать локоть, соревнуясь в армреслинге, как расставить шашки в "Волках и овцах".
В общем, если вам некогда играть с ребенком, а ребенку интересней дружить с компьютером, чем с пацанами, в качестве гомеопатического средства примите вместе эту книжку. И непременно на брудершафт.
Не Кэрролл, а скорее Клюев для детей (вспомните хотя бы Смежную Королеву из "Между двух стульев").
Нельзя не восхититься переводом Владимира Тихомирова, смастерившего Ведь Му, ведущую свой род от Ведей (Аз, Буки, Веди), трусливого Еслиба, Полковника Толковника и Премьера Примера; населившего Тьму Невежества демонами Компромисса, Горгоной Ненависти и Злобным Задним Умом.
Редкий и счастливый случай: хороший перевод начал жить своей жизнью. Множественные каламбуры и неологизмы, из...
Нельзя не восхититься переводом Владимира Тихомирова, смастерившего Ведь Му, ведущую свой род от Ведей (Аз, Буки, Веди), трусливого Еслиба, Полковника Толковника и Премьера Примера; населившего Тьму Невежества демонами Компромисса, Горгоной Ненависти и Злобным Задним Умом.
Редкий и счастливый случай: хороший перевод начал жить своей жизнью. Множественные каламбуры и неологизмы, из которых сплетена "художественная ткань" сказки Джастера, по-русски очевидно звучат иначе, нежели на английском языке. Иначе, но оттого не менее замечательно.
Сразу скажу о важном: читать эту книгу маленькому ребенку бессмысленно. Идеальный возраст - 8-11 лет. В противном случае, совместное чтение превратится в испытание для ребенка и расстройство для родителя. Сюжет хоть и насыщенный, однако слишком много места отведено лексическим "игровым элементам": фразеологизмам, идиомам, синонимам и антонимам, паронимам и омонимам.
А "Мило" читать вслух просто обязательно! Даже если ребенок имеет широкий кругозор, знает части речи и члены предложения, все равно то и дело придется останавливаться и пояснять, почему Ляпсус - сын Огреха, что такое Контекст и Перспектива, в чем заключается игра имен Бес Примерный и Либотак, кто такие ротозеи. Плюс масса поговорок и пословиц, большинство из которых современный ребенок вообще никогда не слышал.
Книга всем хороша, особенно когда вчитаешься к главе четвертой-пятой, вот только моралью она заметно перегружена. Да и бог бы с ней, с моралью, если бы не последняя самая короткая и самая бессмысленная глава. Впечатление такое, что Джастер просто не в состоянии был логично и правдоподобно завершить сюжет.
Невнятная рекомендация автора - утешиться реальным окружащим миром за неимением сказочного (Мило отныне вход в волшебную будку заказан) - звучит как бормотание косноязычного дуралея после выступления блестящего оратора.
Лидия Чуковская хотела напомнить о Матвее Петровиче Бронштейне. Рассказать о выдающемся физике-теоретике, о талантливом литераторе, полиглоте, о человеке множества дарований и "чарующего ума" (К.И. Чуковский).
О своем супруге.
Ей это удалось. Недочитав "Прочерк" до конца, я бросилась "наводить справки": естественно, не в области теоретической физики, а в области детской литературы.
Что и следовало ожидать: самая известная его книга "Солнечное...
О своем супруге.
Ей это удалось. Недочитав "Прочерк" до конца, я бросилась "наводить справки": естественно, не в области теоретической физики, а в области детской литературы.
Что и следовало ожидать: самая известная его книга "Солнечное вещество" в последний раз выпущена в 2002 году издательством "Терра". Ищи-свищи.
На алибе можно купить за 1000 рублей первое издание 1936 года с рисунками Лапшина (раритет). "Лучи Икс" 1937 года издания - там же в тех же пределах.
Продолжаю поиск. Чудо! Просвещение в серии "Твой кругозор" выпустило "Атомы и электроны" Бронштейна
http://www.labirint.ru/books/193569/
Хороший знак, может, и "Солнечное вещество" с "Лучами" переиздадут?
Я вот что хочу сказать: если о человеке пишут так, что хочется с ним познакомится (прямо или опосредованно), непременно почитать еще о нем и его произведения тоже, значит книга написана хорошо, интересно (именно так, "Прочерк" очень интересная книга. Страшная, да. Но остановится невозможно, и мысли всякие роятся в голове еще очень долго после нее).
Прочерк - это книга воспоминаний Чуковской о Матвее Петровиче Бронштейне (Мите). Это не биография, посколько до их встречи Бронштейна в жизни Лидии Чуковской просто не существовало. И перестал он существовать (физически) очень скоро после этой встречи. 1931 - 1937г.г. - недолгие шесть лет дружбы, брака, сотрудничества...
О Бронштейне, о его удивительных душевных и интеллектуальных качествах написано так, что хочется стать лучше и умнее, окружить себя такими же хорошими и умными людьми.
Это все-таки другая эпоха. Не было телевизоров, универсальных знаний не было, зато были специалисты. Человек, специализирующийся в одной области, не имел представления о другой.
Бронштейн знал много, понимал еще больше, мог познать буквально все.
Характерная зарисовка: Бронштейн выучил за 3 месяца испанский язык (до этого уже владел пятью-шестью языками). К.И.Чуковский удивляется, как это М,П. это удалось. Тот отвечает, что поставил себе целью прочитать Сервантеса в оригинале, вооружился толстенным томом "Дон Кихота", малюсеньким словариком и лупой, рассчитал, что ежедневно тратит на дорогу в трамвае около 1 часа 10 минут и именно это время у него никак не задействовано (а надо сказать, времени у научного сотрудника Ленинградского института физики и писателя по совместительству не было вообще), и вот за эти три месяца трамвайных передвижений из дома на работу и обратно Бронштейн в совершенстве (!) выучил испанский язык.
Но кроме портрета Бронштейна "Прочерк" - это автобиография, взятая в хронологические рамки. Это вдохновенные зарисовки о Маршаке и его редакции, смешные и нелепые сценки из семейной жизни с первым мужем, невыносимо тяжелые страницы, посвященные "ежовщине" (об этом писать не буду, дабы не скатиться в трюизмы).
Любимая цитата из "Прочерка", ставшая у нас уже "крылатой": "Вы не обижайтесь, Лида, но я с огорчением замечаю: ваш ребенок родился без шеи.." - это Бронштейн впервые увидел младенца вблизи.
Забавно: все почести достанутся автору "Даррел Лоренс", а его альтер-эго Даррелл останется ни с чем. И все благодаря переводческой специфике по части сдвоенных согласных.
В общем, этот отзыв одинаково справедлив и для этого писателя:
http://www.labirint.ru/authors/12561/
и для этого:
http://www.labirint.ru/authors/11524/
Но поскольку Квартет для меня первичен (в хронологическом и эмоциональном отношении), этот отзыв я адресую все-таки Даррелу.
Вот вспоминаю я прекрасное не...
В общем, этот отзыв одинаково справедлив и для этого писателя:
http://www.labirint.ru/authors/12561/
и для этого:
http://www.labirint.ru/authors/11524/
Но поскольку Квартет для меня первичен (в хронологическом и эмоциональном отношении), этот отзыв я адресую все-таки Даррелу.
Вот вспоминаю я прекрасное не столь отдаленное время, когда в около-литературной среде пошли слухи о том, что "того самого Даррела, нет не Джерри, а его старшего брата, Ларри" наконец-то переведут. И издадут, что самое поразительное!
Ведь если вы не в курсе, Даррел - он величина. Вам же не нужно представлять Джойса или Генри Миллера. Если следовать этой логике, то и Даррел не требует особого представления.
Издание Александрийского Квартета стало настоящим событием, я нисколько не преувеличиваю. Каждый сколько-нибудь просвещенный или по крайней мере наслышанный человек считал своим долгом ввернуть в светской беседе: "Кстати, вы читали Квартет?", и менее начитанный собеседник был вынужден теряться в догадках, о каком таком квартете идет речь. Более изощренные собеседники позволяли себе роскошь упомянуть Маунтолива или проанализировать поведение Жюстин в заключительной части тетралогии.
И это вовсе не дань моде, хотя в данном случае глобальность литературного события повлекла за собой определенную увлеченность Даррелом.
Самое приятное, что Квартетом (великолепный перевод Михайлина) дело не закончилось, последовал Квинтет (исключительный перевод Володарской). Вообще, надо констатировать, что в России Дарреллу повезло – неизвестность массовому читателю уберегла его от "бюджетного варианта", выраженного в аляповатых обложках, газетной бумаге, массе опечаток и, разумеется, дурных переводах.
Симпозиум, БСГ и Азбука - вот триада, благодаря которой мы знаем Даррела (Даррелла) как автора эпохальных шедевров, а не в качестве хромоногого писаки, спотыкающегося о несообразности скороспелого "книжного продукта".
Издавать стихи в наше время – чистое безумие. Издавать стихи современных поэтов – самоубийство. Издавать стихи современных поэтов для детей – проявление святости, самоотречения и немыслимого героизма.
Не буду писать о Самокате в целом, поскольку, самым показательным и красноречивым для него является, на мой взгляд, именно "поэтический проект". Для Самоката он еще и "политический" (простите за напрашивающуюся игру слов).
Издатели крайне принципиальные люди: категорически...
Не буду писать о Самокате в целом, поскольку, самым показательным и красноречивым для него является, на мой взгляд, именно "поэтический проект". Для Самоката он еще и "политический" (простите за напрашивающуюся игру слов).
Издатели крайне принципиальные люди: категорически не выпускают книги "на потребу дня". Мало того, создается впечатление, что цель Самоката – издать именно то, что никогда и никто не решится, да что там! - не осмелится издать. Самое интересное, речь не идет об эпатаже и стремлении привлечь внимание общественности (хотя, то и дело вспыхивают скандалы вокруг самокатовских книжек, вплоть до судебных преследований за аморальное чего-то там).
Напротив, издательство выпускает камерные, домашние книжки никому в России не известных доселе швейцарских и голландских тетушек, финских дяденек, чередуя их с вполне состоявшимися классиками современности. И то! - умудряются выискать поистине уникальные произведения. Вот, к примеру, Буццати все знают. И Леклезио, благодаря Нобелевской премии, тоже. И Турнье не последний на литературном Олимпе человек. Но кто бы мог представить, что у каждого из них завалялась славная такая история для детей. И если бы не Самокат, мы бы этого никогда так и не узнали.
Странное дело - собиралась писать о поэтической серии, а получился панегирик в честь всего издательства.
И все-таки: хотите составить мнение о Самокате, подержите в руках любую его книжечку со стихами.
Потому что все они сделаны руками (в прямом смысле, посмотрите на оформление) и головой. Потому что издательство умудряется привлекать Яснова и Шаховскую, а Татьяна Кормер (соиздатель и художник-иллюстратор), судя по всему, никогда не испытывает творческий кризис – только "голод". Потому что стихи – это крайне непопулярная литературная форма и спекульнуть на них никак не получается. А это, в свою очередь, говорит о том, что Самокат выпускает только то, что нравится и действительно стОит. И так обстоИт дело со всеми книгами Самоката.
Кстати, вот вам самый верный показатель "правильной книжки": если книжку хочется подарить лучшим своим друзьям – не всяким, а именно тем, которым стремишься нравится, а что еще вернее, детям таких друзей; потому что им-то как раз всякую дрянь не подсунешь – потом (фигурально выражаясь) костей не соберешь, проверено.
Совсем забыла, какое это наслаждение - читать не-переводную классику.
Диккенс, Батлер, Лоуренс, а если говорить о детских писателях - Памела Треверс, Джеймс Барри, Кэрролл (сознательно привожу в пример представителей английской литературы) - их проза доставляет буквально физиологическое удовольствие, только не стоит забывать, что это заслуга нашей переводческой школы, которая выросла на Тургеневе, Куприне, Лескове.
Вывод: хотите наслаждаться мировой литературой, читайте русскую...
Диккенс, Батлер, Лоуренс, а если говорить о детских писателях - Памела Треверс, Джеймс Барри, Кэрролл (сознательно привожу в пример представителей английской литературы) - их проза доставляет буквально физиологическое удовольствие, только не стоит забывать, что это заслуга нашей переводческой школы, которая выросла на Тургеневе, Куприне, Лескове.
Вывод: хотите наслаждаться мировой литературой, читайте русскую классику.
ИД Мещерякова сделал ход конем: не дождавшись репринтов от "Детской литературы", выпустил хорошо знакомый всем родителям по советскому детству вариант книжки-с картинками-в мягкой обложке-на скрепке-увеличенного формата. И действительно, серия в полосочку вызывает приятную ностальгию (невероятно, но факт: советские грошовые издания выдержали и продолжают противостоять буре и натиску вот уже нескольких поколений малолетних "изуверов"). Есть шанс, что и полосатая серия окажется столь же долговечной.
С другой стороны, детлитовские книжки издавались миллионными тиражами: купить десятикопеечную Сказку о золотой рыбке в ближайшем магазине было так же просто, как спички или мыло.
У мещеряковских книг тираж прямо скажем невелик: 5100 экземпляров. Для "гурманов" что ли? Скорее, для родителей, чьи представления о детских книгах не ограничиваются Толстым-Владимирским, Чуковским-Конашевичем.
Напечатать сейчас какой-нибудь советский хит с иллюстрациями Диодорова или Калиновского - практически невозможно по многим причинам: техническим, юридическим, опять же наследники и Ко... Встает вопрос, как издавать хорошо знакомое, привычное так, чтобы не вызвать отторжения, неприятных и не нужных параллелей?
Все эти невнятные отступления для того, чтобы сформулировать и донести простую мысль - издательству удалось выпустить серию книг, трактующих детскую классику аккуратно и интеллигентно (прости господи), грамотно и деликатно.
Ни о какой стилизации (кроме очевидных пересечений с детлитом) речь не идет. Хороший "правильный" шрифт, прекрасная композиция, ненавязчивые иллюстрации - не подумайте, что книжки пестрят красочными картинками - напротив, рисунков ровно столько, чтобы ребенок с одной стороны, не потерял интереса к книге, с другой -не упустил нить повествования.
С точки зрения "места на полке", такие тоненькие издания бессмысленны - найти книжку по корешку невозможно. Но, пожалуй, это единственный недостаток серии: не такой уж и серьезный, чтобы пренебречь "полосатой классикой" и лишить себя и ребенка удовольствия читать по одной книжке каждый вечер, глотать их целиком, ни странички не оставляя напоследок.
Об этих книгах я слышала давно. Больше полугода назад, наверное.
Честно говоря, после смерти Татарского и тотального развала Пилота (скажем так: заморозки проектов) обрела стопроцентную уверенность, что книжная серия так и не состоится. Ну не на чем ей было стоять, честное слово!
И вот, надо же: целых пять очень приличных книжек одновременно выходят в свет.
Очередное исключение из правил - человек-оркестр (вернее, издательство в одном лице) Вадим Левин преодолел все препоны, пробил все...
Честно говоря, после смерти Татарского и тотального развала Пилота (скажем так: заморозки проектов) обрела стопроцентную уверенность, что книжная серия так и не состоится. Ну не на чем ей было стоять, честное слово!
И вот, надо же: целых пять очень приличных книжек одновременно выходят в свет.
Очередное исключение из правил - человек-оркестр (вернее, издательство в одном лице) Вадим Левин преодолел все препоны, пробил все преграды, в том числе бюрократического, финансового, идейного порядка и таки вытащил утопающий, буквально, утопший уже проект. За что ему огромное уважительное спасибо.
Если вы никогда не смотрели ни одного выпуска "Горы самоцветов", что вполне возможно, учитывая особенности взаимоотношений телевидения с анимационными студиями, пусть вас это не смущает.
Это не комиксы, не робкая попытка ужать в одну сказку полноценный сюжет, не лихой зачин иллюстраторов от Photoshop`а.
Перед вами полноценный книгопечатный продукт - художественное детское издание, выпущенное по мотивам мультфильмов студии Пилот.
Здесь бережно обработанный текст, отличные и обильные иллюстрации, которые предельно точно передают особенности различных анимационных техник: от пластилиновой до "сыпучей".(Наверное, стоило бы отдельно написать о совершенно гениальных аниматорах, режиссерах и художниках: Татарском, Олеге Ужинове, Алексее Алексееве, Сергее Гордееве и других знаменитых и заслуженных - поскольку без них не было бы ни мультфильмов, ни книг).
А книги, повторюсь, получились замечательные. Хотите, читайте их трехлетнему ребенку, хотите - подсовывайте восьмилетнему школьнику. И в первом, и во втором, и во всех остальных случаях, горы самоцветов обречены на успех.
Потому что в тексте соблюдены все оригинальные интонации - неподражаемые реплики Козла (про барана и козла), заливистый смех Жихарки, неторопливая речь сказителя в сказке про Ваню и вещий сон...
И конечно же богатые россыпи картинок: это не пресные раскадровки, а полноценные иллюстрации - яркие, живописные, самобытные.
Красота да и только.
Отличная книжка из тех, что на грани между самостоятельным чтением и чтением вслух.
Самый очаровательный персонаж - мама Весты-Линнеи. Чувствуется, дама исключительно замотана выводком детей, однако не сдается, держит себя в руках.
Как это раньше говорили - простоволосая, в растянутом свитере, стоптанных шлепках, окруженная тремя детьми и безобидным мужем, и снова в положении.
И выражение лица при этом очень натуральное - этакое безграничное терпение, рискующее перерасти в чудовищную...
Самый очаровательный персонаж - мама Весты-Линнеи. Чувствуется, дама исключительно замотана выводком детей, однако не сдается, держит себя в руках.
Как это раньше говорили - простоволосая, в растянутом свитере, стоптанных шлепках, окруженная тремя детьми и безобидным мужем, и снова в положении.
И выражение лица при этом очень натуральное - этакое безграничное терпение, рискующее перерасти в чудовищную ярость. Но ярости нет и в помине.
Мама Весты-Линнеи не склонна впадать в крайности. Она не лупит детей, не орет и не угрожает.
Милейшая женщина.
Думаю, именно благодаря ей, книги про Весту-Линнею пользуются успехом сначала у молодых родителей, а потом уже у маленьких детей.
Начинаю читать и не могу сдержать идиотского смеха:
И вот однажды вечером,
Когда метель мела,
Вздохнув, Полина Павловна
Присела у окна.
/.../
И смастерила мальчика,
Забавного мальца,
И назвала Павлушею
В честь своего отца.
/.../
Ничего не напоминает?
Когда был Ленин маленький
С кудрявой головой,
Он тоже бегал в валенках
По горке ледяной...
Как хотите, но у меня стойкое впечатление, что Яснов с Бородицкой решили внедрить законы абсурда не в форму, а в содержание (к...
И вот однажды вечером,
Когда метель мела,
Вздохнув, Полина Павловна
Присела у окна.
/.../
И смастерила мальчика,
Забавного мальца,
И назвала Павлушею
В честь своего отца.
/.../
Ничего не напоминает?
Когда был Ленин маленький
С кудрявой головой,
Он тоже бегал в валенках
По горке ледяной...
Как хотите, но у меня стойкое впечатление, что Яснов с Бородицкой решили внедрить законы абсурда не в форму, а в содержание (к форме выказав полное пренебрежение), поставить весьма забавный и поучительный эксперимент над читательским восприятием художественного текста.
Яснова, полагаю, читали все.
Переводы Бородицкой - очевидно, многие.
Вы можете поверить, чтобы литераторы, владеющие в совершенстве профессиональным инструментарием, чувством вкуса и стиля, огромным опытом, талантом, в конце концов! - написали эти бодрые, разухабистые строчки:
Но хулиганы местные
Шли мимо как-то раз,
Павлушу заприметили:
– Игрушка – просто класс!
А это уже цитата из маршевых песен советской пионерии:
Стащили со скамеечки,
Уволокли во двор
И ну его ледышками
Расстреливать в упор!
Намек на пародию, содержащую множество аллюзий, прямых и опосредованных цитат, можно прочесть уже на обложке. Яснобор Мишарин - адская смесь славянских корней - обязывает как минимум, к пристрастному восприятию издания.
Собственно, у меня только один вопрос: почему Розовый жираф не выпустил книжку-картинку Куприна без текста? Он (текст) здесь совершенно лишний.
Книжка, способная вызвать детский восторг, чистую филологическую радость, эстетическую эйфорию.
При том, конечно, обязательном условии, что человек готов воспринимать не только сюжетные истории и рифмованные строчки, но и приятные литературные абстракции:
ищи щи, коток нежен, а собака боса и проч., и проч.
Про розу и Азора, благодаря Алексею Толстому, знают все. А кто автор хрестоматийного палиндрома?
Вот если б я не прочитала "Книги нашего детства" Мирона Петровского,...
При том, конечно, обязательном условии, что человек готов воспринимать не только сюжетные истории и рифмованные строчки, но и приятные литературные абстракции:
ищи щи, коток нежен, а собака боса и проч., и проч.
Про розу и Азора, благодаря Алексею Толстому, знают все. А кто автор хрестоматийного палиндрома?
Вот если б я не прочитала "Книги нашего детства" Мирона Петровского, ответить бы не смогла.
Теперь, наткнувшись в этой книге на Азора, с радостью узнаю фетовские строчки.
А сколько их здесь еще!
Вообще эта книжка отличается максимально плотной структурой, насыщенным, густым содержанием, несмотря на то, что большинство разворотов посвящено ровно одному палиндрому.
А на некоторых их сразу по пять штук.
Вероятно, таково восприятие палиндрома - хватает двух-трех, чтобы ощутить приятную сытость в голове:
Хил ворон, а норов лих!
Дорого небо, да надобен огород.
Надобно переваривать такое чуть дольше, чем длится чтение в одну, а потом в другую стороны.
Для лучшей "усвояемости" каждая такая головоломка проиллюстрирована восхитительными рисунками Дарьи Герасимовой.
Честное слово, это один из самых лучших образцов оформления детской нехудожественной книжки!
Напоследок о предметном:
книжка формата A5, бумага плотная мелованная. Первые четыре разворота отведены под общий экскурс в историю понятия. Остальные заняты палиндромами как таковыми.
Кстати, некоторые развороты по своей композиции мне напомнили чудесную книжку-букварь Бильжо "Азбуквы".
История про Дашу (в оригинале Эмму) – очередное яркое доказательство двух утверждений:
1. Детская скандинавская книжка – это лучшая детская книжка.
2. Мужчины проникаются любовью к детям, а следовательно, и к детской литературе, куда как позднее, чем женщины.
Судите сами: Петер Готхард написал свою первую историю в 38 лет. Некоторые в этом возрасте дослуживаются до звания корифеев. Но не в детской литературе.
Нурдквист (интересно, что тоже 1946 года рождения, как и Готхардт), Куннас, Роберт...
1. Детская скандинавская книжка – это лучшая детская книжка.
2. Мужчины проникаются любовью к детям, а следовательно, и к детской литературе, куда как позднее, чем женщины.
Судите сами: Петер Готхард написал свою первую историю в 38 лет. Некоторые в этом возрасте дослуживаются до звания корифеев. Но не в детской литературе.
Нурдквист (интересно, что тоже 1946 года рождения, как и Готхардт), Куннас, Роберт Манш, Риддел – все они начали писать отнюдь не в 20 и не в 30 лет, что, безусловно, очень интересно и в целом показательно.
Если же возвращаться к первому постулату, то и это очевидно: финская, датская, шведская детская книжка впереди планеты всей. Тем более если это книжка-картинка - плод творчества не одного, а целых двух скандинавов.
В данном случае над Дашиным рассказом потрудились Петер Готхардт (автор) и Кирстен Рогорд (художница).
Книжка вышла очаровательно наивная, поскольку написана от первого, дашиного лица.
Комментируют родительское поведение плюшевый медведь и кошка - каждый со своей весьма специфической позиции.
Кошак недоумевает, чем папа прельстил маму, не умеючи даже мышей ловить, а медвежонок проявляет поразительную стыдливость в вопросах "обнаженной натуры" на том развороте, где мама и папа делают "это".
Кстати о сути центрального вопроса: изображение гениталий в этой книге вы не найдете. Не найдете и "профессиональной терминологии".
Словарик специализированных понятий ограничивается яйцеклеткой и сперматозоидом.
Сам процесс целомудренно описан с помощью хрестоматийных "краника" и "дырочки".
Самый откровенный разворот - мама с папой страстно целуются, укрытые по грудь амурным одеялом.
Мне на этой картинке больше всего нравится живописный беспорядок: видно, что мама с папой испытывали настоящее нетерпение и страсть - носки, ботинки и штаны разбросаны по комнате как попало (что тоже свидетельствует в пользу искренности и правдивости этой книги).
Вообще в плане иллюстраций история очень славная: родители обаятельные, кошка натуралистичная, Даша трогательная.
Хотя на мой взгляд, самый лучший разворот размещен на форзаце книги - там, где антропоморфные сперматозоиды в цилиндрах, кепочках и очках a la Джон Леннон весело и непринужденно плывут к своей далекой цели.
Наверное, еще нужно сказать, что применительно к детям, уже имеющим представление о воспроизводстве человеческого рода, эта книжка своей дидактической роли не сыграет.
А вот мальчики и девочки детсадовского возраста и зачаточных знаний будут приятно потрясены новыми чудесными открытиями, сделанными вместе с Дашей.
Не знаете, что почитать?